скачать книгу бесплатно
– Зло наказываю, – развел руками Герман.
– Отставить! Это моя забава, понял? Иди первым, расчищай путь! А ты, – Саня глянул на Богдана, – заткнись и не вздумай раскрывать свой поганый рот до самого озера, понял! Иначе закопаю!
Богдан проводил Кукуху злобным взглядом.
– Поднимайся давай, – последний из важных, Вадя, потянул Богдана за куртку вверх. – Мне еще историю делать. А тут с тобой возиться приходится. Откуда ты только свалился такой. Поныл бы, поползал на коленях, Саня оставил бы тебя в покое. Нет же, героем решил стать, идиотина. Шагай давай, чего уставился?
Вадя потянул Богдана за рукав и тот послушно зашагал дальше. От удивления, что в свите Кукухи есть кто-то относительно нормальный, он даже не нашелся, что ответить. А Вадя с обреченным видом плелся рядом, периодически поддерживая Богдана, когда тот поскальзывался на мокром снегу.
В лес компания зашла вразнобой. Узкая тропа не позволяла сделать это, как любил Саня, одновременно. Сумрак и тишина сразу окутали незваных гостей.
– Старайтесь не рыпаться лишний раз, – напряженно пробормотал Саня. Богдан чувствовал, что главарь важных нервничает. И эта нервозность передается остальным. И от чувства, что Саня растерян и не всесилен, в груди разливалось приятное тепло. Злорадное, но такое желанное, что Богдан не хотел прогонять его прочь.
– Саня, а может, ну его, а? Погнали в интер, там тепло, а? – жалобно протянул Толь.
– Заткнись! Все заткнитесь и шагайте вперед! И ни звука, ясно! Местные говорили, что тут шатун поднялся. Бродит, жратву ищет. Кто не хочет стать кормом – слушает меня беспрекословно, поняли? Шагаем к озеру!
Толь пискнул, но не решился спорить с главарем. Богдан нахмурился. Наткнуться в лесу на поднявшегося не вовремя медведя – хуже может быть только два таких медведя. В этом Богдан был абсолютно уверен. Но на краткий миг ему захотелось, чтобы прямо сейчас из-за ближайшей ели выскочила черная медвежья туша, и оторвала Кукухе голову. Богдан даже начал всматриваться – нет ли во мраке кого. Но чуда не случилось. Вместо этого толстая коряга, не пойми как оказавшаяся под ногой, отправила Богдана в очередной полет.
– Идиот, – прошипел Герман, затравленно озираясь.
– Слизло предательское, – плюнул в ответ Богдан, поднимаясь. Ботинки и куртка промокли. Шапка сползала на глаза, и ее приходилось постоянно поправлять. Пальцы на руках покраснели от холода, а зубы начинали предательски постукивать. Поэтому очередной пинок Богдан практически не почувствовал. Холод. Бесконечный. Сковывающий не только тело, но и разум. Он поднимался вверх, по промокшим ногам и спине к груди, к самому сердцу. Он лишал не только способности двигаться. Он не давал мыслить, превращая любой проблеск в голове в льдистую, колючую изморозь. Богдану показалось, что он даже слышит звон своих снежно-хрустальных мыслей, наскакивающих друг на друга в потоке сознания.
– Хватит валяться, идём! – Вадя в очередной раз поднял Богдана на ноги и толкнул вперёд. Ноги слушались неохотно – одеревенели, превратившись в неуклюжие подпорки. Кое-как Богдан двинулся дальше, тщетно пытаясь хоть немного согреться. Но мокрые ботинки и куртка уже остекленели, заковывая тело в ледяной панцирь.
Сумрак сгустился настолько, что начала этой важной процессии Богдан уже не различал. Силуэты терялись среди чернеющих стволов, и только неравномерный звук шагов и редкие фразы кого-то из важных говорили о том, что орден всё ещё в сборе и поход продолжается. Богдан старался сосредоточиться на своём плане. Но в голове звенело и остекленевшие мысли как будто бы просто соскальзывали в небытие, не желая подчиняться Богдану. Оставляя лишь сумрак и холод. И этот вечный ельник, готовый дать покой каждому, кто прикоснется к шершавым стволам. Кто укроется от горечи под колючими лапами. Кто пристроится на коряге, готовый уснуть в последний раз. Отдаст свой жизнеогонь до последней капли. Сольется с сумраком и холодом, оставаясь лишь редким шорохом, да скрипом ветвей. Почему-то мысли о том, чтобы остаться под елкой в лесу не соскальзывали и не звенели. Наоборот, были маняще-ясными. Богдан, не переставая шмыгать носом и стучать зубами, нахмурился. Засунул покрасневшие, негнущиеся руки в карман и удивился, нащупав там что-то твёрдое.
– Амулет! На удачу же! Согреться бы! – подумал Богдан, и на краткий миг ему показалось, что он чувствует тепло в ладони. Словно нагретый на летнем полуденном солнце камешек коснулся кожи.
Треск справа заставил Богдана замереть, выкинув лишние мысли из головы. Даже Саня с важными остались где-то на задворках сознания. Остался только холод, лес и этот подозрительный треск.
– Чего встал? Двигаемся! – раздраженно прошипел Вадя.
– Слышал? – не обращая внимания на важного спросил Богдан. Треск повторился снова, на этот раз ближе. Как будто кто-то большой и тяжелый проламывал наст, без разбора двигаясь вперёд.
Видимо, было что-то в голосе Богдана такое, что заставило Вадю замереть и прислушаться.
– Кто-то ломится! – непослушными не от холода, – от страха губами прошептал Богдан.
– Я ничего не слышу, – наконец ответил Вадя.
– Да рядом же! – страх стал осязаемым. Ноги сами, на одном инстинкте самосохранения, поплелись прочь. – Шатун! – крикнул Богдан, бросаясь в сторону с тропы. Вадя, живший в интернате не первый год, кинулся следом. Один урок он усвоил крепче остальных – в любой непонятной ситуации сначала беги, потом разбирайся. Вдвоём с Богданом они соскочили с тропы прямиком в сугроб под елью.
– Что там у ва… – договорить Саня не успел. На тропу, ровно в том месте, где мгновение назад стояли Богдан с Вадей, вывалилось чёрное нечто. Мысль о том, что это шатун ярко вспыхнула, но тут же погасла. Огромная темная туша была кем угодно, но только не медведем. Мокрая, свалявшаяся шерсть зияла отвратительными бледными проплешинами. Изломанные под неестественным углом скрюченные конечности заканчивались острыми когтями. По хребту то и дело выбивались шипастые позвонки. Тварь застыла посреди тропы и опустилась на четыре конечности, принюхиваясь. Из развороченной, как будто топором, груди вырывалось сиплое дыхание с мерзким бульканьем. Богдан с болезненным любопытством несколько мгновений разглядывал монстра, пока не столкнулся с горящим безумием человеческим взглядом. И тут же в сумраке сквозь грязь и свисающие лоскуты полуистлевшей кожи проступило человеческое лицо.
– Это зомби, – едва слышно, одними губами, прошептал Богдан.
– Зомби! – заорал Вадя, кидаясь прочь. Оттолкнул Богдана, оказавшегося на его пути. Перемахнул через сугроб и с воплями бросился прочь, туда, откуда они совсем недавно пришли. Тварь пригнулась, зарычала и закрутилась на месте.
– Бежим! – опомнился Толь, и с девчачьим визгом рванул вслед за Вадей. По пути перепрыгнул через Богдана и поскальзываясь двинул к выходу из леса. Остальные кинулись врассыпную. Кто-то к выходу из леса, кто-то в сторону. Последним Богдан видел Жорика, убегающего к озеру. Орден Отважно-важных, такой сильный и смелый, распался под горящим взглядом потусторонней твари. Богдан попытался вскочить и бежать, но куртка намертво зацепилась за корягу. Как он ни дергался, не мог освободиться. Зомби же перестал крутиться. Снова припал к земле, принюхиваясь, и медленно двинулся к оставшемуся в одиночестве Богдану. Сейчас, вблизи, он отчетливо видел, что никакая ни шерсть покрывает тело монстра, а остатки истлевшей ткани, бывшей некогда одеждой. Из полураскрытого рта сочилась зловонная слюна.
Богдан пошарил рукой поблизости, в надежде подобрать какую-нибудь палку или корягу. Хоть что-нибудь, что могло бы отсрочить неминуемую гибель. Но вокруг был только снег, да наледь. И холод. Все тот же бесконечный, всеобъемлющий холод.
Амулет! Богдан вспомнил, как за мгновение до нападения тот обжег руку. Померещилось, или нет, но если есть хоть малейший, пусть и глупый шанс на удачу, он его использует.
Богдан сунул руку в карман, нащупывая кругляшок. Название этого оберега вылетело из головы. Поэтому Богдан просто выбросил вперед руку с зажатым шнурком. Зомби моргнул, будто вглядываясь в возникшую перед ним преграду. А в следующий миг заверещал и отшатнулся. Развернулся и в два прыжка бросился в сторону Вади и Толя. Богдан медленно выдохнул и снова попытался подняться. И опять безрезультатно. Разозлился, рванул молнию и, высвободившись из курточного плена, кое-как встал на ноги. Куртка осталась желтым пятном лежать на земле. Холод тут же набросился на Богдана, забираясь под растянутый свитер. Никого из важных рядом не было. На краткий миг он задумался – куда бежать. Отчего-то он точно знал, в сторону интерната – нельзя. Только что туда ускакал зомби. Оставалось надеяться, что назад в ближайшее время он не вернется. Не сильно задумываясь над тем, откуда это чудище взялось и как такое возможно, Богдан побежал к озеру. Он знал, что на другом берегу стоит небольшой хутор – домов десять, может пятнадцать. Добежит туда, найдет спасение. А нет… О других вариантах и исходах Богдан запретил себе думать. Сжал покрепче в ладони шнурок с амулетом и что есть сил, перебирал ногами. Те расползались на скользкой тропе, то и дело проваливались в очередную лужу. Но желание выжить любой ценой было сильнее холода, усталости и страха. Тропа под ногами петляла, то резко поворачивая, то утыкаясь в сугроб или корягу. Богдан падал, поднимался, перепрыгивал, снова падал и опять поднимался. Левую руку расцарапал в кровь и теперь, в придачу ко всему, боялся, чтобы зомби эту самую кровь не учуял. В фильмах же всегда так и случалось – запах крови, промедление и тебя сожрали. Богдан не хотел быть сожранным. Ни Саней с его приспешниками, ни потусторонней тварью, непонятно откуда взявшейся посреди обычного леса. Никому он не собирался отдавать свою жизнь. Сейчас он осознал это особенно ярко и четко. И словно в ответ на его решимость плотный ряд деревьев мигнул просветом. Рывок, – и Богдан оказался у озера.
– Засада… – выругался Богдан.
Над озером клубился густой туман. Даже не молоко – кефир. Куда ни глянь – повсюду лишь белая, абсолютная и непроглядная туманность. Ни домов, ни кромки воды, покрытой льдом. Как будто Богдан с разбега нырнул в облако.
– Да что за…, – снова сквозь зубы выругался Богдан и упрямо шагнул вперед. В таком тумане идти вперед – все равно, что прямиком в пасть к монстру прыгнуть. Сидеть на месте и ждать, пока он явится за новой жертвой – тоже не лучшая идея. Конечно, оставалась надежда, что тварь устанет и отстанет. Но Богдану в это верилось слабо. Да и про шатуна нельзя забывать. Значит – нужно двигаться хоть куда-нибудь.
Стараясь усмирить дрожь от холода и не вспоминать о брошенной куртке, Богдан шагнул вперед. Снег заскрипел. Нога заскользила вперед, и Богдан увидел темное зеркало льда под собой. Не торопясь, он так и заскользил по льду, то и дело останавливаясь и внимательно вглядываясь вперед, чтобы не угодить в прорубь или полынью. Он понятия не имел, где именно начинается Тропа Зла. Туман вокруг и не думал расступаться. Наоборот, клочьями цеплялся за руки и ноги, касался лица. То и дело в этих клубах Богдану чудились силуэты, а один раз он даже замер – показалось, что кто-то зовет его. Но едва стоило сосредоточиться – все исчезало. Лишь туман вокруг мягко обволакивал, колыхался в такт каждому движению, обещал тепло и вечный покой.
– Ну же, шагни ко мне, забудь себя…
– Оставь другим тепло огня…
– Иди скорей в объятья мглы…
– Забудь себя среди зимы…
Шепот, едва уловимый, призрачный, он шел откуда-то из глубины тумана. Он обещал тепло и покой. Но отчего-то сейчас этот покой пугал. Отталкивал. И Богдан, сильнее сжимая шнурок, сосредоточился на холоде. Холод – цепкий, отрезвляющий. И лед под ногами – жесткий, колючий. Именно лед был сейчас его единственной опорой. И если холод был его спутником – значит, Богдан был готов принять это. Тепло сейчас будет лишним! Лед растает. Озеро возьмет его жертвой среди этого зимнего леса. Поэтому Богдан сосредоточился на льду под ногами, стараясь не слушать этот зловещий шепот, что чудился вокруг.
– Ледавец, слыхали? Новый ледавец тут, — тихий смех звучал вслед за шепотом то там, то тут. Богдан старался не отвлекаться от льда под ногами и не оглядываться. Главное – пересечь озеро и выйти к хутору. Не провалиться и не стать ужином для зомби. Про остальное думать нельзя.
– Ай ты лёдо, лёдо, иди куда пришел, нам не мешай! Нам не мешай, других не забирай! Иди-бреди дорогой своей, нас не лови! — Богдан зажал уши руками, чтобы не слушать этих странных голосов. До боли в глазах продолжал вглядываться в лед под ногами, стараясь не обращать внимания на подступающий к горлу страх.
Зомби, голоса, непроглядный туман – что за проклятое место это озеро! – пронеслось в голове. В следующий миг лед под ногой треснул и пошел мелкой сетью. Богдан отскочил и увидел, что прямо перед ним черным блестящим глазом зияла кромка проруби. Вода в ней колыхалась, несмотря на безветрие.
– Как живая, – прошептал Богдан, зачарованно всматриваясь в блестящую черноту. Новая волна смеха коснулась ушей и Богдан, вздрогнув, заскользил дальше. С каждым шагом он останавливался, внимательно разглядывая лед перед собой, проверяя одной ногой опору. И только убедившись, что все в порядке, переносил вес тела. Первую прорубь он прошел, значит поблизости еще несколько. Сколько точно – Богдан не знал. Три? Пять? Десять? Сейчас он корил себя за то, что не выведал все про Тропу Зла. А ведь впереди еще и полынья. И неизвестно, где она начинается, и где заканчивается. И вполне возможно, что оттуда на него выскочит притаившийся черт, как судачат местные. В то, что это возможно – Богдан верил. Там, где есть зомби и странные голоса, до чертей тоже недалеко.
Словно в ответ на его мысли, сзади раздались шаги. Неравномерные. Как будто хромающие или припадающие.
– Другой пришел!
– Лови!
– Кружи его!
Туман всколыхнулся вместе с новым смеющимся шепотом. Богдан замер, прислушиваясь – зомби? Шатун? Не похоже, слишком легкая поступь. Кто-то из важных?
Набравшись смелости, Богдан выкрикнул:
– Кто это? Кто идет? Там полынья!
В ответ туман бросил ему в лицо смех и рассеялся. Позади, в паре шагов от края полыньи – Богдан прошел ее, и не заметил, – стоял Жорик. Стоял, покачиваясь из стороны в сторону. За ним, по всему льду, тянулся кровавый след.
– Ты ранен! – заорал Богдан. – Стой на месте! Не шевелись!
Но важный будто не слышал его. Обезумевшим взглядом он смотрел в полынью, не переставая раскачиваться.
– Стой! Не двигайся! Я что-нибудь придумаю! – снова заорал Богдан и кинулся вперед. Лед под его ногами тут же треснул, проламываясь, и Богдан отскочил.
– Жорик, стой!
– Он не твой, ледавец, он наш!
– Наш!
– Только наш!
Мерзкое хихиканье кружило над озером.
– Тебя отпустим, его возьмем!
– Да с собою уведем!
– Жорик, лови! – не раздумывая, Богдан размахнулся и бросил свой амулет в важного. Деревянный кругляшок пролетел через полынью и упал к ногам важного. Но Жорик этого даже не заметил. Лишь качнулся вперед, подгоняемый новой волной шепота и смеха.
– Глупый лёдо, – продолжал смеяться туман. – Не нашего отца, не нашей силы, нет власти!
Богдан не понимал, что ему шепчет туман. Полными слез глазами он смотрел, как Жорик, зачарованно, качается из стороны в сторону. Как заносит ногу, чтобы сделать последний шаг.
– Нет! – срываясь на сип закричал Богдан. Эхо подхватило его крик и разнесло над молчаливыми верхушками черного ельника. Несколько птиц взметнулись вверх стремительными тенями. Вода в полынье булькнула, пришла в движение, но через несколько мгновений успокоилась, как будто ничего и не было. Жорик не сопротивлялся. Не барахтался. Не пытался выбраться. Камнем ушел в черную воду, даже не оглянувшись напоследок.
– Нет… – Богдан пошатнулся. Туман над озером окончательно рассеялся, а дикий смех затих. Все было так, словно ничего не произошло. Даже эхо перестало гоняться над лесом, распугивая птиц. Молчаливое оцепенение воцарилось над озером.
Богдан не знал, сколько он простоял, до рези в глазах вглядываясь в чёрную гладь воды. Ждал, когда Жорик вынырнет – живой, замерзший и злой. Не верил в то, что только что видел собственными глазами. Мгновение, час, а, может, целую вечность. Сиплое рычание и хруст ломающегося наста вернули его в реальность.
– Зомби, – вскидываясь, просипел Богдан. Голос отказывался слушаться. Богдан пошатнулся и двинулся прочь. Поначалу медленно, он несколько шагов пятился, пока лёд под ногой не треснул, словно напоминая – опасность повсюду, на каждом шагу, в каждом мгновении. И тогда, Богдан, отбросив лишние мысли, кинулся к полынье и подобрал амулет. Против тумана он был бессилен, но тварь отпугнул. В следующий миг на лед выпрыгнул монстр. Голодный горящий взгляд, свисающая клочьями кожа – Богдан сразу понял, что он никого не поймал. И обрадовался.
– Сожри его, сожри! – откуда-то сбоку донесся голос Кукухи. Богдан огляделся. Саня сидел на одной из ёлок – и как только вскарабкался туда. И с торжествующим, полным безумия взглядом, подбадривал тварь.
– Саня, помоги! – закричал Богдан. Но тот лишь дико рассмеялся в ответ.
– Заткнись, гнусь! Зло должно быть наказано! И сейчас тебя сожрут, а я домой вернусь!
И снова расхохотался. Богдан отшатнулся. Развернулся и побежал. Что есть силы. Заклиная лед под ногами быть не таким скользким. Потому что знал – если он сейчас упадет, уже не поднимется. Лед под ногами дрожал. От каждого прыжка. От каждого приземления. Богдан слышал, как рычит монстр за спиной. Как острые когти впиваются в замерзшую поверхность озера. Как лед скрипит, готовый растрескаться.
– Только выдержи, только выдержи, – бормотал Богдан, не сбавляя скорости.
Резкий свист вспорол тишину, нарушаемую лишь рычанием зомби. Богдан подумал, что это Саня свистит, подбадривая монстра. Но свист повторился с новой силой. И зомби отстал. Замер, прислушался. А после развернулся. Богдан хотел было рассмотреть, что произошло. Кинул взгляд через плечо, не останавливаясь ни на мгновение. И почувствовал, как нога, потеряв уже привычную ледяную опору, уходит в воду. Тело, по инерции, пролетело следом, прямо в неплоглядную черноту воды. Уже погружаясь, Богдан заметил высокий силуэт с чем-то, похожим на меч, что стоял перед монстром.
– Прямо как ведьмак, – пронеслась последняя мысль в голове.
А следом чернота заполнила мир, ставший в один миг легким и звенящим.
Часть 2. Изба в сердце леса
Глава 3. Первое пробуждение
Холод жег. С неимоверной силой, пробираясь до самого сердца и сковывая его льдом. Богдан чувствовал, как ледяной панцирь замедляет ритмичные удары в груди. Как с каждым мгновением чернота полыньи, пульсирующая вокруг, успокаивается и застывает. Он скользил ко дну – не падал, а медленно соскальзывал во тьму, чувствуя лишь этот обжигающий холод. Огонек, едва тлеющий где-то в самых далеких глубинах сознания, съежился и грозил угаснуть в любой миг. И единственный способ удержать его – заковать в лед. В искрящийся, мерцающий ярким кристаллом в бесконечной тьме лед. В ответ на это тонкая пока еще корочка засветилась, бережно окутывая искру. Богдан чувствовал, стоит ему потянуться к источнику света и тепла, обратиться к живому, пусть и едва тлеющему пламени, и он будет согрет. Но следом со всех сторон вспыхнет черный огонь. И он, объятый ревущей чернотой, будет сожжен в диких огненных всполохах хищной бездны. Она поглотит его, впитает в себя остатки того, что еще тлеет в груди, и Богдан сгинет во мраке. Потому он тянулся ко льду и холоду. Ледяная броня – последняя преграда на пути черноты к его сердцу.
Резкий свист разорвал черное безмолвие. Мир завертелся и Богдан почувствовал, как непреодолимая сила тянет его наверх, разрывая окружающий мрак. Чернота воды сопротивлялась. Тянула вниз, стремясь бросить Богдана на дно. Он понял, что еще немного, и его просто разорвет здесь, между небом и пропастью, между светом и тьмой.
– Выбирай, лёдо, – знакомый тихий смех звучал отовсюду. – Оставайся с нами. Тут тепло и спокойно. Нет тревог и печалей. Лишь Черноозеро и мы, его верные дети. Оставайс-ся… Ос-ставайс-ся.
Шептала вода? Или тьма? Или это само озеро разговаривало с Богданом? Или это мозг, лишенный последних глотков воздуха, начал посылать ему странные видения? Богдан понял, что вопреки всем знаниям, не задыхается. Наоборот, спокойно скользит ко дну, без паники и страха. Как будто всю свою жизнь он именно туда и стремился – в темное, неизведанное ничто, полное таких же неупокоенных душ. И едва это осознание пронзило разум, как Богдан начал сопротивляться. Что есть силы, он потянулся наверх. Туда, где бушевала метель, и царствовал холод. Туда, где он мог дышать, обжигающе-льдистым, морозным воздухом. Туда, где он был живым.
– Глупый-глупый лёдо, – рассмеялась темнота в ответ. – Там боль и страхи, страдания и горечь. Зачем тебе туда?
Голоса уговаривали Богдана сдаться. Но он что есть сил барахтался, в надежде выбраться на поверхность. И в какой-то момент понял, что тьма нехотя отступает. А сила, тянувшая его к свету, подхватывает и несет вперед. И огонь вгруди мерцает ярче, отзываясь на это движение, вторя ему, стремясь к свету и воздуху.
Время застыло и тянулось вечностью. Богдан барахтался, боясь лишь одного, что силы покинут его до того, как он, пусть и в последний раз, увидит свет. И тогда тьма и мерзкий шепот снова восторжествуют.
Рывок, и сильные руки выдернули Богдана прямо на лед.
– Не спасем, – прозвучал над головой сиплый мужской голос.
– Не удержим, – присоединился к нему второй.
– А ну! – прикрикнул третий. И обратился уже к Богдану: – Держись, малец. Борись, как боролся до того. Не сдайся на последнем шаге! Взывай к солнцу, что держишь в груди! Отдай имя Отцу стад и стань сыном его нареченным. Впусти его в сердце и отпусти дух мятежный на волю!
Богдан смутно понимал, что ему говорят эти странные голоса. Чего они хотят от него? Он видел, как снежинки кружатся перед лицом. Как лед блестит под чьими-то потертыми, покрытыми грязью и белесыми разводами сапогами. Но не понимал, что от него требуется. Амулет в его руке раскалился, отзываясь на слова неизвестного. Засветился темно-желтым светом и руку обдало теплом. Отчего-то Богдан знал, что этот свет не повредит льду. Не поглотит искру его, ставшую внезапно такой дорогой и важной. И потому, позволил пылающему кругляшку лечь на грудь. В тот же миг столп багряного пламени взвился до небес, окутывая Богдана с ног до головы.
– Отдай свое имя Отцу всего. Прими в дар новое, когда решит Он, – сквозь рев доносились до него отголоски фраз. Слова звучали на древнем, незнакомом языке. Но Богдан отчетливо понимал, что они означают.
– Отдай свое имя!
– Отдай имя в обмен на жизнь!
– Прими силу и жизнь иную, чтобы первозданный огонь ярко горел в твоей груди!
– От-да-ю, – одеревеневшими от холода и усталости губами прошептал Богдан. Искры рассыпались огненными снежинками, падая на глаза и губы. Над головой, к самому небу, взметнулась тень, и Богдан сжался – столько было в ней силы и мощи, что все остальное казалось незначительными песчинками.
– Принимаю, – откуда-то из-за края леса долетел тихий выдох.
И все кончилось. Ни бури, ни холода, ни голосов. Веки отяжелели, и Богдан понял, что проваливается в сон.
Просыпался он медленно и, будто бы, отрывками. Открывал глаза, чувствовал тепло и слабость, видел смутные, неясные тени, пляшущие перед глазами. И снова проваливался в темноту. В следующий раз выныривал, различал какие-то звуки – шорохи, скрип, стук, шаркающие шаги. И мир опять отключался. Сколько это продолжалось – Богдан не понимал. Тьма то накрывала с головой, снова, как тогда на озере, утягивая на самое дно, то отступала, превращаясь в серый сумрак. Но главное, что радовало – это обволакивающее тепло. Выжигающий все изнутри холод отступил. А окутывающее тело тепло было ласковым – как ластящийся кот. Богдан пытался бороться со слабостью и тьмой, но ничего не выходило. Лишь далекий тихий голос посмеивался где-то на границе сознания и призывал спать и набираться сил. И Богдан слушал этот голос, расслабляясь. Чувствуя, как в очередной раз тяжелеют веки, а дыхание успокаивается, сердце замедляется и сон накрывает беспомощное тело.
Иногда чьи-то сильные руки приподнимали его над кроватью. Следом в рот заливалось что-то горькое, пахнущее терпкими травами. В горле разгорался жгучий костер, но вскоре утихал. И Богдан чувствовал, как отступает слабость. С каждым разом все дальше и дальше. Скоро Богдан уже мог не засыпать столько, чтобы успеть расслышать тихий, чуть смеющийся голос. Он разговаривал с кем-то, но не получал ответа. Как будто хозяин голоса вовсе беседовал сам с собой. Задавал вопросы. Рассказывал какие-то истории, которые тут же стирались из памяти, посмеивался. Ходил по скрипящему полу, останавливаясь то там, то здесь. Подходил к кровати, на которой лежал Богдан, и долго смотрел на него. Богдан чувствовал этот взгляд и силился открыть глаза, чтобы, наконец, увидеть хоть одну живую душу. Но в этот момент усталость волной накатывала на Богдана, и он засыпал.
Сколько времени прошло с того момента, как Богдан провалился в полынью – он не знал. Здесь оно как будто вообще перестало иметь значение. Не было дня, не было ночи. Только редкие разговоры, горькие зелья и шаги, да тихий скрип. Он даже не знал, жив ли он на самом деле. Проснувшись в очередной раз, Богдан твердо решил встать с кровати, чего бы это ему ни стоило. Отяжелевшие веки никак не хотели подниматься. Руки и ноги не слушались, сколько бы Богдан ни пытался себя заставить встать. Тело словно не принадлежало ему больше. И страшная догадка пронзила сознание – он расслоился. Душа отделилась от тела. И на самом деле он умер, утонул там, в полынье, а дух его бродит где-то по комнате. Бочка Петровна рассказывала им однажды, что смотрела очень уважаемую научную передачу. И там сведущие ученые доказывали, что грешники – те, кто плохо ведет себя при жизни, после смерти расслаиваются. Тело их хоронят, а душа бродит беспокойная и страдает. Богдан тогда не поверил в этот бред. Но после встречи с зомби на озере, готов был изменить свое мнение.
– Вижу, проснулся, – раздалось над головой и глаза Богдана раскрылись, как будто по волшебству. Полутемная комната, окутанная мягким желтым светом, расплывалась перед взором. Лицо говорившего скрывала тень – как Богдан ни старался, не мог рассмотреть. Но по голосу понял, что с ним говорит мужчина. Скорее даже старик – столько было в этом голосе тихого спокойствия и мудрости.
