Старик и Бомба

скачать книгу бесплатно

Старик и Бомба
Жан Шазли

Старик Жан с раннего детства озабочен спасением мира от разрушений и войн. Причина – в раннем детстве случайный просмотр фильма о последствиях и ужасах от взрыва атомной бомбы. Желание спасти мир сопровождает его всю жизнь. Погружается в мысли о разрушающем мире, навязанными идеями величий и исключительности.

Старик и Бомба

Жан Шазли

© Жан Шазли, 2024

ISBN 978-5-0064-4915-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Главные герои

Старик Жан. Агафанг. Вийлорий. Тумблер-Аксель. Муха – живое насекомое.

Второстепенные герои

Незнакомец – иностранец по имени Илон. Страховой менеджер. Участник ДТП. Воспитательница пожилых людей из дома престарелых. Охотники. Члены центра принятия решений.

Нет сцен убийств, грабежа, насилий, курение, алкоголь и его употребление.

Непечатных и нелитературных слов тоже нет.

Основной сюжет

Старик Жан с раннего детства озабочен спасением мира от разрушений и войн. Причина – в раннем детстве случайный просмотр фильма о последствиях и ужасах от взрыва атомной бомбы. Желание спасти мир сопровождает его всю жизнь. Погружается в мысли о разрушающем мире, навязанными идеями величий и исключительности. Анализирует деформацию сознания человека в видении мира, взращенную на раболепии подданных. Философия, сопряженная с простым человеческим пониманием. Его спокойная пенсионная жизнь превращается в приключение, связанное с событиями в мире. В мире воцаряется спокойствие. Искусственный Интеллект блокирует любые вооруженные конфликты и провозглашает свою Конституцию.

Глава 1

«Пригласительный билет»

«Здравствуйте», – к старику на скамейку присел молодой человек. Старик машинально подвинулся, хотя места было достаточно, вежливо улыбнулся и ответил: «Здравствуйте». Новый сосед откинулся на спинку скамейки, скрестил ноги и вытянул их так, что его ноги оказались на середине пешеходной дорожки и могли помешать прохожим. Старик понаблюдал за этим и, увидев приближающихся прохожих, подумал, соберет ли ноги его сосед. Часто он замечал, как несмелые и вежливые прохожие обходили ноги развалившихся парней, которые и не думали их подтянуть или сделать движения, подобающие вежливому и культурному человеку. К его удовольствию случилось наоборот. Молодой подтянул ноги под себя и поворачивался к старику, периодически его разглядывая и, видимо, пытался заговорить. Он то вытягивал ноги, то обратно их собирал.

Прищуривался, глядя на сверкающее солнце как бы в некотором раздумье. Прищур его глаз выражал некое удовольствие, так бывает с людьми, выполнившими свою задачу или ожидающих какую-либо приятную награду за свои усилия. Он даже улыбался и незаметно изучал старика.

Старик это заметил, но виду не подавал. Увидев в глазах незнакомца признаки ожидания, старик подумал, что он уже засиделся и решил освободить место для возможных гостей этого молодого человека. Тем более, что он уже хорошо передохнул и надо было завершать свою прогулку.

Обычно в вечернее время молодежь слеталась на скамейки в парке и веселилась. Старик встал и собрался уходить. Слегка кивнул незнакомцу давая понять ему что место свободно. Но случилось неожиданное и старику пришлось задержаться. Помолчав и поерзав на скамейке, молодой человек обратился к Жану, так звали старика, и произнес: «Я к вам». Старик удивленно посмотрел на него и переспросил: «Ко мне?». «Да», – ответил мужчина, доставая из внутреннего кармана своего пиджака конверт. «Это вам», – сказал он, протягивая его Жану. «Там приглашение», – и торопливо предупредил: «Сейчас читать не надо. Прочтете дома», – сказал он серьезно. «Хорошо, – таинственно и озадачено произнес старик, – Прочту дома». «А вы знаете меня?», – спросил старик и пытался угадать, кто перед ним. Может, один из сыновей его старых друзей и было бы неприлично не признать его. Может, сын каких-нибудь соседей. Жан часто менял квартиры, ему удавалось улучшать жилищные условия своей семьи. Но с некоторыми бывшими соседями он потерял связи. И помнил всех с теплотой. «Все дети растут быстро», – Жан стал в уме перебирать имена друзей и знакомых, и по некоторым из них задавать вопросы, вспоминая их имена. Но незнакомец улыбнулся и сказал, что он незнаком со стариком и впервые видит его близко, и общих знакомых у них нет. И ни о ком, о которых его спросил старик, он ничего не знает. И Жана тоже видит впервые.

Его ответ несколько покоробил старика, и он, поняв, что по-другому на его недостаточно корректный вопрос ответить было невозможно, замолчал, но все же изучающе разглядывал молодого человека. Продолжая держать в руке конверт, переданный ему незнакомцем и помахивая им, Жан внимательно посмотрел на незнакомца, оценивая по его внешности, кем бы он мог быть. «Одет хорошо. Можно сказать, с иголочки. Вежлив. Имя мое не спросил и подсел ко мне почти по-дружески». Жан конверт принял, но не стал заниматься нравоучениями, как то:

«Вы меня не знаете и отдаете конверт. Нельзя доверяться чужим людям и прочее», потому что молодежь воспринимает это с некоторым негативом. Хотя быть более осторожным следовало быть ему самому. В таких случаях бывает много того, о чем приходится сожалеть. Конечно, Жан не был наивным и доверчивым человеком, но иногда его излишняя вежливость создавала ему излишние беспокойства. Причислить этого вежливого человека в разряд подозрительных у него не было шансов. Слишком вежлив и опрятен этот человек. Конверт он передал открыто и без нервозности, что кто-то увидит это. Не оглядывался, боясь какой-либо слежки. С возрастом Жан становился все любознательнее, ежедневная занятость и рабочий ритм прошлого занимали много времени и интересоваться чем-то иным не было возможности. А теперь многие грани жизни открывались перед новыми красками. А иногда бывали даже увлекательными.

Неожиданный собеседник тоже был ему интересен. Тем более его опрятность и вежливость располагали к общению. Он надеялся на продолжение беседы в надежде узнать, что- то более подробнее о содержании конверта и намерениях этого человека. Но этого не произошло, молодой человек встал и сделал что-то похожее на знак. Жан успел заметить в направлении его сигнала человека, торопливо опустившего вытянутую руку. «Наверное, турист, —подумал Жан, – а в его руках смартфон». «Он турист и делал съемки». Но додумывать, связаны ли эти два человека между собой, не стал и даже не показал виду, что заметил эти жесты. Молодой человек опять присел на скамейку и вновь уже убедительно попросил не вскрывать, не читать при нем и сохранить конверт. Внимательно осмотрел, во что одет старик, и порекомендовал спрятать конверт в один из глубоких карманов. «Пожалуйста донесите до дома. Прочтете, когда вам будет удобно». Старик озадаченно посмотрел на него. «Может, тогда вы проводите меня до дома?», – с нотками иронии спросил старик. «Не положено», – коротко, и, как заметил Жан, вымуштровано и по-военному ответил молодой человек. «Ну, не положено значит, не положено», – ответил Жан. «Возьмите свой конверт обратно, может, там наркотики», – смело сказал он. На что молодой человек улыбнулся и уверенно сказал, что он сам борец с разносчиками этого зла. Он не стал оправдываться и вырывать конверт из рук Жана со словами: «Если вам это не нравится, отдайте конверт обратно». Либо делать глубокие вдохи и выдохи или жесты, похожие на обиду. Или: «Вот мы вам доверяем, а вы…», – и так далее. «Прочтите дома», – спокойно произнес незнакомец – «Не беспокойтесь. Там действительно только бумаги с приглашением. Если вы его прочтете здесь и у вас будут вопросы, то ответов я не знаю. Сами примете решение». Жан в конце концов согласился не подвести незнакомца и ответил: «Конечно, не беспокойтесь. Прочту дома. Я все сделаю так, как вы меня проинструктировали» – ответил Жан. Он привык к тому что любую беседу надо завершать на позитивной ноте. Но другого, более деликатного слова, кроме как «проинструктировали», он не нашел, но все же услышал одобрение незнакомца: «Хорошо, отец!», – приободрил он Жана. Опять что-то из военного лексикона подумал Жан, услышав: «Хорошо, отец!». В армии это было особой уважительной фразой солдат к своим старшим командирам и надежды на то, что они не бросят их на поле боя. В общем, похоже, что здесь нет криминала. Рукопожатие сторон было крепким и каким-то особо уважительным к старику. Незнакомец тряс руку Жана с особой теплотой. Старик расчувствовался и едва не пустил слезу.

Жан шел домой, постоянно ощупывая конверт. «Нет ли там твердых предметов или порошка», – думал он. «Может, что-то колючее». Поняв на ощупь, что там нет ничего подозрительного, он повеселел и ускорил шаг. «Человек от души дал тебе приглашение и твои подозрения как-то неуместны», – укорял он себя. «Может, это реклама и он хочет что-то продать мне. Они всегда создают интригу. Маркетинговые ходы», – вспомнил он. «Или приглашение на то, чтобы я составил им аудиторию. А может, хочет научить меня чему-то. Конечно, за плату. Может, они будут лечить меня от чего-то. А может, они купили какое-то новое оборудование. Может, медицинское! И хотят его попробовать на мне. А вообще, он молодой мужчина, не юнец и не пристало ему раздавать простые рекламы и приглашения на тротуаре прохожим. Значит, в этом конверте что-то стоящее». При этом старик постоянно и невольно оглядывался, будто бы он получил какое-то секретное задание и ему надо заметать следы и снять слежку. Это его веселило, и он ускорял шаг, но вовремя остужал пыл быстрой ходьбы, вспоминая, что это просто конверт и ничего, кроме бумаг, там быть не может. А очень быстрая бесконтрольная ходьба может ему навредить. «Может, в конверте денежные купюры?», – говорил он себе, поднимая настроение. Походка его была ровной и почти молодецкой, он следил за этим и не хотел выглядеть унылым стариком.

Глава 2

«А бомба в их руках»

Придя домой, Жан вытащил конверт из глубокого кармана брюк и бросил его на свой письменный стол. Он любил глубокие боковые карманы брюк. Все, что там лежало, в этих боковых карманах, постоянно напоминало о себе, и они были удобны. По привычке, по прибытии домой к своему письменному столу он все, что было в карманах, выкладывал на стол и проводил небольшую ревизию. Это была хорошая привычка, которая запомнилась ему со школьных лет и с тех пор, когда классный руководитель просила выложить все из карманов учеников, которые подозревались в хулиганстве. При этом ученик должен был комментировать назначения всех предметов из карманов и доказывать, что все эти вещи ему необходимы. Часто среди них оказывались вещи, о которых учитель знал все без комментариев подозреваемого. Но были и предметы весьма загадочные и учитель иногда стеснялся спросить, что это. Жан уяснил что все-таки спрашивать надо было. Ибо часто ученик оказывался безвинно наказанным ввиду отказа учителя от новых знаний. Процедура ревизии карманов часто предотвращала дальнейшие нежелательные шаги ученика. Но почему-то такая практика в укреплении дисциплины сейчас осуждается, и учитель может быть призван к объяснению своих непедагогических приемов. Жан считал неприемлемым бросать тень на учителя в угоду ученику и его родителям. Тем более, что в таких случаях ученик часто осмысливал свое нехорошее поведение раньше, чем его родители. И тем более, что инцидент между учителем и учеником часто оставался их тайной. Даже поводом для хороших воспоминаний ученика об учителе. И его растущим пониманием ценности взаимного доверия. Но современные родители часто «пытали» своих детей, призывая их ябедничать и превращая их будущее в доносительство. Но как бы то ни было, Жан считал выворачивание своих карманов удобным, и такая ревизия часто помогала ему найти какую-нибудь мелочь, в которой он нуждался и при потере которых он расстраивался. Мелкие вещи неожиданно находились при подобных операциях и это доставляло удовольствие.

Убедившись, в том, что в карманах ничего кроме конверта не прибавилось и не убавилось, Жан равнодушно сложил все изъятое обратно в свои карманы. Кроме конверта, о котором вспомнил, и повертел его в своих руках. Серый конверт не похож на обычные почтовые. Марок тоже никаких. Дат отправлений и доставки тоже не было. Таинственный и немного нервирующий предмет. Вскрывать конверт Жан не стал, так как он был из плотной бумаги. Нужен был нож или ножницы, но их под рукой не оказалось, просто разорвать конверт не получалось, и он переложил конверт в ящик стола. Приготовился ужинать, посчитав это более важным делом. Все были дома. Все дома, это его супруга и он. Дети взрослые, самостоятельные и они жили отдельно. Позвонить друзьям ровесникам, родственникам, большинство которых постоянно говорили о своих внуках, об их шалостях ему не хотелось. Надо было поддакивать им и умиляться способностям этих дедушек и бабушек в воспитании молодого поколения. Они всегда радостно и долго сообщали о шалостях, болезнях и необыкновенных способностях своих отпрысков, так что в Жана вселялась уверенность в том, что его страна в недалеком будущем сможет совершить экономическое чудо. Родственники говорили то же самое и здесь тоже долго приходилось говорить о температурах, о замечательных предках, родословной, генетических уровнях и прочих объединяющих родственников историях. Это было интересно и часто возвращаясь к таким беседам удавалось узнать что-то новое и он очередной раз убеждался в том, что предки его были людьми достойными. В периоды безделья мурлыкать себе под нос, что-нибудь напевать и изображать из себя весельчака он считал пошлым. Но иногда втихую, когда был один, пытался петь, и убеждался тому, что слух и голос у него все-же есть. Слух, конечно, у него был, и музыка ему нравилась, и отдельные музыкальные произведения он с удовольствием слушал, но воспроизводить даже застольные песни не умел. Остальных слушал внимательно даже подбадривал их исполнение. Так как среди родственников и друзей были признанные в их кругах исполнители и даже поэты. Они брали музыкальные инструменты и пели вдвоем, иногда соло, заполняя помещения гостевых комнат громким самобытным пением. Их было два или три. Таким образом певческий талант Жана не был способен развиваться в этой очень конкурентной среде. Не спеша и с торжественным выражением лица, эти люди, в числе которых, иногда, бывал и Жан доставали из карманов блокнотики в котором чаще всего были их новые стихи, которые непременно должны были быть услышаны всеми родственниками. Жану эти процедуры нравились и больше всего, когда они начинали искать свои очки, шаря в их поисках по всем своим карманам. Иногда выворачивая их. Часто вытаскивали салфетки, в которых были записаны их бессмертные творения. Боясь потерять внимание гостей и успеть прочитать свои новые произведения, они гневно посматривали на своих жен, которые должны были следить за наличием этих очков в их карманах. Жану эти процедуры нравились и больше всего, когда они начинали искать свои очки, шаря в их поисках по всем своим карманам.

Очки долго не находились, и Жан молил бога, чтобы они не нашлись вовсе. «Пусть они, эти очки, найдутся потом, но не сейчас», – когда Жан наслаждался приятным вечером и вкусным ужином. Часто эти сцены заканчивались словами: «На, возьми эти», – и жены протягивали им свои очки. После этого начинались процедуры протирания этих очков, их продувание и начиналась декламация новых стихов. Все сопровождалось хлопаньем в ладоши и радостью от услышанного. Телевизор, спать или писать комментарии в социальных сетях Жану нравилось тоже. Социальные сети давали много интересного, но ощущения, что жизнь проходит мимо, обострялись из-за нескончаемого потока разнообразной информации. Тем более, что вечера и обеды в кругу родственников и друзей становились все реже. Общение со всем миром через социальные сети вызывали приток новых сил и обогащение новыми впечатлениями. Многие в этих сетях высказывались громко и с полным откровением так, что иногда приходилось слушать создателей этих контентов, невольно опуская глаза и отворачиваясь от экрана. Оказалось, что не все люди готовы к этому.

Старик понимал это и многим, кто родился до появления социальных сетей, сочувствовал. Для них было непривычно слышать громко то, что они раньше говорили шепотом и стесняясь. Вероятно, они получали дозы таких откровений что не могли долго заснуть. Их одолевала бессонница. Их впечатлительность перерастала в гнев, удивление и потом в равнодушие. «Такая формирующаяся масса равнодушных людей со своим биологическим мнением для Искусственного Интеллекта была бы разрушительной для принятия ею созидающих решений», – думал старик. Дошло до того, что, даже контенты с заметным негативом не давали всплеска возмущений или радости и рождали равнодушие от их переизбытка. Искусственный Интеллект оставался невостребованным в принятии решений мироустройства. Было много неожиданных событий и действий. Было много, чему приходилось удивляться. Такой обширной аудитории одному человеку, какие теперь давали социальные сети, не было никогда. Человек мог писать что угодно и как угодно и его могли прочитать тысячи разных людей и в ответ прислать вам удивительнейшие свои откровения, прочитав некоторые из них вы бы непременно теряли равновесие или испытывали жалость к комментатору ввиду помутнения его рассудка. Иногда обозлившись, Жан писал гневные ответы. Или обрадовано ставил лайки и писал здравицы неизвестным людям. Но все комментарии старика оставались без ответов и большинство из них так и оставалось его собственным мнением.

Кроме пожеланий, присланных в виде выразительных комбинаций из пальцев, в ответ к Жану мало что приходило. Это его мало волновало, но стало понятно, что есть разница между свободой слова и свободного слова. Публичные переписки с применением непечатных слов – среда свободного слова. Однажды он отписался нехорошими словами, потом долго переживал по этому поводу и писать более в таком стиле не стал. Очень скоро, но с большим беспокойством Жан нашел свои непотребные слова и удалил их к своему глубокому удовлетворению. Принимать участие в словесном блуде Жан отказался добровольно и более не участвовал в обмене любезностями в среде свободного слова, они грубо искажали его любимые языки и даже вызывали у него сомнения в совершенстве человеческого бытия. Напрягать свой мозг перевариванием чужих глупостей Жан не захотел. Времена шли, и все развитое информационное поле стало привычным, и уже мало его шокировало. Даже отборные и яростные выпады неадекватных людей оставались в полном его равнодушии. Но все же старик старался быть в курсе всех событий и давал свою оценку. Его оценки и его мнение никак не влияли на события внутри страны, событиям за ее пределами его страны, и на власти даже своей страны города и села тоже. Как, впрочем, и мнения миллионов других людей, которым предлагалось жить и обеспечивать власть тех, кто был во власти. Власти разных стран все время придумывали новые виды вооружений и при этом клялись не нападать друг на друга. «Только в крайнем случае – говорили они, – будет применена атомная бомба». Но что означало «в крайнем случае», знали только они. «А может, и не знают вовсе, и живут на авось. В лени и в плетении интриг». Эти фразы, имеющие древнейшие корни, повторяются уже тысячи лет с первого дня своего появления, но все же остаются в умах людей, существенно не изменив ничего в природе существования власти. «А бомба в их руках. Жизнь их не вечна. Также помрут. Но, умирая и уходя из этого мира, они могут как древние фараоны потащить нас, и все человечество, за собой». Древние фараоны оставили нам свои нехорошие привычки. Поэтому их глубоко и прочно закапывали в каменных склепах и под большими сооружениями так, чтобы они не смогли выбраться. «К счастью, древние фараоны много унести не могли, только лошадь, любимых жен, слуг и казну. Может, еще какое-либо фамильное золото и украшения. Нынешние фараоны могут унести весь мир на вечный покой, за собой. Бомба у них под одной кнопкой. Пальцы у них шаловливые, мозги подсохшие. Это опасно, если они, власть имущие, доживающие свой век рядом с ядерной кнопкой, живут с маниакальной мантрой: «Зачем мир, в котором нет меня. Почему люди высшей власти с атомной бомбой хотя бы раз и ежегодно всенародно на весь мир не публикуют в каких-либо бюллетенях сообщения о своем психическом состоянии. Мир для всех один. Это же так просто. Мы их избирали. И должны знать об их состоянии. Мир не должен быть заложником их психических отклонений».

Так у Жана проскальзывала мысль о возможности привлечения к дисциплине президентов великих держав, которые владели большей частью оружия массового уничтожения. «Они же весь мир держат в заложниках и это нечестно».

Глава 3

«Фильмоскоп»

Это была история из далекого счастливого детства Жана. Дети собрались в комнате смотреть ленты фильмоскопа. «Вот этот будем смотреть!», – выкрикнул Жан, вытаскивая из коробки ленту фильмоскопа. Фильмоскоп – это такой простой аппарат, который был очень популярен и был почти в каждой семье. Никто не возражал. Все дети по очереди крутили ручку фильмоскопа и читали тексты ленты, и сейчас была очередь Жана. Читали все и это было похоже на состязание.

Мальчики и старшие по возрасту замолкали при виде того, как младшие по слогам читали текст, боясь задеть их самолюбие. Выбор ленты был не случаен. Жан обнаружил в коробке новую ленту и решил обрадовать зрителей неожиданной новинкой. Он умело вставил ленту в фильмоскоп и начал крутить с первого кадра. Как взрослый человек прокашлялся для голоса и приготовился к озвучиванию. Был фильм о гражданской обороне. Жан громко прочитал:

«Гражданская оборона». Буквы были не цветные. Послышались голоса: «Ооо! Не цветной. Давай будем смотреть цветной». Пока шли споры о предпочтениях публики, Жан прокрутил пленку и среди этого гвалта детских голосов на экране, это была обычная стена комнаты с висячей на ней простыней, появились титры, которые всегда быстро и нетерпеливо прокручивались. Ими никто не интересовался. Надписи и названия были черно-белыми, и лента с титрами была быстро прокручена и появился кадр атомного гриба. Дети неизвестное изображение не оценили и появился следующий кадр с развалинами разрушенных домов и многочисленных трупов. Шум снизился, голоса утихли. Дети испуганно переглядывались, послышались испуганные всхлипы. Отец, уткнувшийся в газету и сидевший неподалеку, встревожился, увидев изображения на экране и подошел к фильмоскопу, старательно всем телом закрывая экран. И вместе с Жаном молча вытащил ленту из фильмоскопа. Подбадривая его и детей, он произнес: «Сейчас будем смотреть цветной фильм», стараясь приободрить детей, хотел сказать: «Этот фильм для взрослых». Но сдержался потому, что не хотел уязвить детей тем, что есть что-то запретное для детей в отличие от взрослых. Дети всегда плохо реагируют на подобные слова и иногда их обиды становятся поводом скрывать от родителей свои переживания. Так он избежал вопросов о происхождении этого черно-белого фильма о гражданской обороне при ядерных взрывах и их последствиях.

Откуда эта лента в коробке, – приходилось только догадываться. Дети были испуганы первыми кадрами и всхлипывали. Отец старался приласкать каждого из них. В том числе и соседских детей, которые поочередно ходили друг к другу на просмотры фильмов. Ласково осмотрев детей, отец подошел к каждому из них, и пытался отвлечь их от испуга. Но их испуг и волнение не проходили. Видя это, он пытался успокоить детей, поочередно обнимая их. Это ему удалось, и дети пошли спать, не настаивая на цветном фильме. Отец вместе с Жаном, проводив соседских детей по их домам, вернулись к себе. Злополучную ленту из коробки отец изъял у и попросил Жана больше не искать ее. «У тебя будет время узнать об этом», – добавил он. Дети часто обменивались лентами. «Если кто-то будет искать ленту, скажешь мне, – попросил отец. – мы отдадим». Но никто за лентой не обращался, по крайней мере к Жану. Всю ночь Жан спал очень тревожно. Ему снились огромные разрушения. Бесчисленные трупы. Он летал над ними непонятно и как, повиснув в воздухе, неожиданно стремительно падал вниз и с криками просыпался к огорчению родителей, которые подходили к нему и успокаивали. Жан не искал эту ленту, и досмотреть этот фильм у него не было желания.

Через год он пошел в первый класс школы. Оказалось, что в старших классах такая лента демонстрировалась на уроках по гражданской обороне. Детское любопытство и желание побороть страх помогло Жану проникнуть на один из таких уроков. После просмотра фильма в аудитории среди молчаливо угрюмых, но иногда нарочито смело рассматривающих кадры жертв атомной бомбардировки старшеклассников, и красивых девочек, смотрящих в пол, он проникся тревогой и необходимостью их защиты. Всех, кого он любил, видел, общался. «Всех, всех, всех». С этого дня все его детские игры были забыты. Он искал подвалы, низины, где можно укрыться от взрывной волны, изучал систему подачи тревоги. Способы выживания от радиации. Учился хранить запасы пищи. Делать перевязки. Одевать противогаз. Постепенно, шок, полученный от просмотра диафильма, угас так же, как и интерес к фильмоскопу, подаренный отцом, которым он сильно гордился. Жан очень любил своих родителей и боялся их огорчить, поэтому он взял свой «танчик», так дети называли фильмоскоп, не понимая значения этого названия, собрал пленки и аккуратно задвинул их за шкаф.

Время шло. Дети взрослели. «Танчики» забывались. «Давно мы не смотрели диафильмы», – как-то сказал отец Жану. «Некогда», – по-взрослому ответил он. Отец счастливо улыбнулся: «Да, наверное». «Ты уже школьник и учеба важнее», – поддержал он его. Жан учился неплохо, но в свободное время считал число подвалов, количество людей, которые могли бы укрыться от атомных бомб. Село было небольшим и почти всех жителей он знал в лицо. Его интересовали средства защиты, их хранение, но он не знал, где они могли быть и где их взять. Изобретал защиту подручными средствами, но они казались ему бесполезными, и он надеялся, что есть специальные средства, без которых их не оставят. «Хватит ли противогазов для всех людей?», – спросил он однажды по-взрослому у учителя гражданской обороны. «Хватит, – ответил тот, удивленно посмотрев на Жана, – Не шпион ли ты?» Такое обращение к людям, задающих вопросы на такие темы, было обычным. «Кто тебя просил узнать об этом? Тебе рано знать об этом. Дорастешь до моих уроков и узнаешь». Действительно, этот предмет гражданская оборона преподавался только в старших классах. Помолчав, добавил: «Пользоваться». «А почему надо дорасти? Средства защиты есть только для взрослых что ли?», – возмущенно выпалил Жан. «А как же дети?» Учитель посмотрел на него и неуверенно сказал: «Детям тоже есть». «Сколько?», нетерпеливо спросил Жан. Видимо, о количестве противогазов учитель не знал и никак не хотел признаться, что они есть, и их всего несколько штук в школе. Детских не было вообще, и он даже не думал и не ожидал вопроса о детских противогазах. «Никогда он не видел детских противогазов, но возможно, они есть», – подумал учитель. «Есть, и на детей тоже есть», – успокоил он любопытного мальчика. Жан, увидев во взгляде учителя его нежелание продолжать разговор, быстро убежал, затерявшись в толпе учеников. «Главное, что противогазов на всех хватит, все будут спасены», и он вприпрыжку побежал дальше. «Если есть детские, и для девочек они тоже есть».

Жан успешно закончил школу. С благодарностью вспоминал своих учителей. Даже учителя по гражданской обороне, который оказался хорошим человеком, воином, прошедшим войну. Он ни разу за все свои уроки не сказал: «Мы победили» или «мы победим». Он доходчиво и методично проводил занятия. После урока тихо и грустно добавлял: «Надеюсь, это нам не пригодится». Счастливые уроки из детства Жана все-таки были омрачены беспокойством о мире на земле. Простая детская мысль о счастливой жизни часто омрачалась постоянными устрашениями быть уничтоженными в атомной войне. Бесконечные призывы к защите от врагов, их происках, коварстве и угнетениях никогда не были понятны Жану.

Информации об испытаниях атомных бомб, баллистических ракет дальнего действия вызывали восторг у части жителей его страны которой эти бомбы и ракеты принадлежали. Хвастливые заявления об уничтожении врагов и их целых городов бывали гордостью людей, которых Жан относил к числу неполноценных, и которых, к его сожалению, было немало. Идея привести людей к взаимному пониманию постоянно преследовала его, и он решил когда-нибудь проникнуть в стан врагов, увидеть их страшные лица и безумные глаза. Успокаивал себя тем, что это тоже люди и они смогут его понять. И они смогут даже подружиться Иногда Жану попадались журналы и фильмы существ, проживающих на вражеских территориях, но в другом обличье, кроме как обычных людей, Жан их никогда не видел. Они были такими же людьми, как и он сам. «Но почему они такие кровожадные?» Жан постоянно находился в состоянии тревоги, считая, что мир заселен врагами. Он порывался к встрече с ними, чтобы найти примирения с ними. Был уверен, что они услышат маленького мальчика и собирался посетить их, как только подрастет сам и сможет ехать к ним самостоятельно. Оказалось, что визит к врагам даже в дружественном посещении был в особом запрете из страны, где он жил. «Так, наверное, надо», – решил Жан и лишился детской мечты поговорить с врагами и увидеть Ниагарский водопад. Жизнь продолжалась.

Глава 4

«Эпоха перемен»

С большими надеждами Жан воспринял новость о том, что границы открыты и можно ехать к своим идейным врагам, от которых исходила угроза атомной войны. Для Жана перспектива увидеть Ниагарский водопад стала реальностью. «А может уже и не надо уговаривать врагов на мирное сосуществование. Они уже, наверное, знают, что мы живем в капитализме». При этом Жан улыбнулся, вспоминая свои детские устремления ко всемирному разоружению и прочим своим мирным инициативам. Он уже был взрослый семейный мужчина. Ответственно относился к семье и своей супруге. Он придерживался иных ценностей чем понятия и правила в недружественных странах, где к женщинам относились плохо. А относились к женщинам плохо во всех других странах. Это были понятия, которые он впитал с детства, ибо другой информации у него не было, кроме тех, которые он получал из официальной идеологии его страны, которой надо было верить с ортодоксальным неистовством. Незначительные сомнения в правдивости главных информационных центров были осуждаемы и иногда карались всеобщим презрением, а порой и ограничением свободы тех, кто не успевал прятать книжки и прочие музыкальные произведения из недружественных стран, кои неправильно формировали мозг спасаемого ими населения. Став отцом и начитавшись искусств по воспитанию детей, совершал ошибки авторов многочисленных писаний о том, как «что такое воспитать человека». Как общаться с детьми? После следования инструкциям многочисленных писаний о воспитании подрастающего поколения Жан твердо понял, что его дети народ свободный, поэтому прекратил зубрить методички и перешел на свой обычный традиционный уклад теплого семейного общения, оставленный ему предками.

Жизнь во всем своем прозаическом проявлении внесла ясность в ее продолжение как один единственный вариант, жить и радоваться людям. Семье. Жан стал привыкать к новым условиям жизни после новых веяний в его стране, которые принесли в его жизнь крутые изменения. Страна переходила на демократические свободы и рыночные отношения. Различные очереди на жилье, автомобиль, бытовую технику, которых люди надеялись дождаться хотя бы в ближайшие десять лет, были аннулированы. Это вызывало возмущение населения, так как многие уже подобрались к обладанию этими благами, копили деньги, оставались в счастливом ожидании и в одночасье оказалось, что очередей нет. Согражданам Жана казалось, что они уже никогда не станут обладателями этих приобретений. Обмен мнениями среди населения по поводу многолетних очередей стал предметом обсуждения, возмущений и опасений из-за того, что кто-то из них может выпасть из списка по причине своего легкомысленного отношения к трудовому кодексу. И при жизни лишиться собственного автомобиля, не успев сесть за его баранку. Причин для утраты очередей было много. Эти очереди на бытовые права всегда держали людей в напряжении. В боязни потерять свою очередь из-за нарушения трудовой дисциплины или отсутствия патриотизма они исправно ходили на все демонстрации во славу государства.

Но очереди неожиданно исчезли, вызвав ярость тех, кто простоял в ней больше десятка лет. Блага цивилизации появились в свободной продаже. Жан приобрел автомобиль, посчитав неразумным отодвигать его приобретение еще на долгие двенадцать лет, восемь лет ожидания уже были позади. За свою наглую покупку он ждал осуждения своим капиталистическим порывам, и они были.

«Скоро они все вымрут. Как динозавры!», – строго сказал проверяющий, поглядывая на Жана и его рыночно ориентированный коллектив, как будто сам собирался жить вечно. Под динозаврами он скорее всего понимал предпринимателей, которые все больше и активнее начали заниматься торговлей и услугами, начисто забыв о нетрудовых доходах, осуждаемых ранее, но по мнению проверяющего, их преследования и сейчас были необходимыми. Проверяющий значок вечно молодых почему-то носил в кармане, который вытащил и приколол к своему пиджаку, наверное, именно туда, где этот значок должен быть по уставу. Жан, увидев это, не мог вспомнить, значок носили на правой или левой стороне груди. «Наверное, правильно приколол», – решил он, увидев, что проверяющий очень сильно размахивал руками и вспоминал множество лозунгов и призывов из прежнего мира. Значок сверкал на груди проверяющего, вызывая ностальгию у части коллектива Жана. Видимо, оставить значок где-то или выбросить его проверяющий не решался, боясь, что времена вернутся и ему нечем будет доказать свою лояльность прежним властям. «Эпоха перемен может быть в одном значке. Главное, вовремя пристегнуть его или спрятать в карман. Впрочем, вся жизнь – эпоха перемен. Пережить надо только ее начала, человеком, которому предстояло прожить в этот предстоящий период. Конечно, эпоха – это длительный период и надо быть готовым к ее условиям. Примеряясь к новому времени Жан несколько раз пытался быть полезным обществу и посильно заняться добрыми делами, но общество этого не захотело. Потому что желающих на добрые дела было много, и большинство из них непременно хотели возглавить добрые дела. Создавались многочисленные фонды, которые требовали всяческие льготы от государства, и призывали добрых людей делать взносы, доказывая им полезность всех своих замыслов. Со временем занятия добрыми делами заканчивались осуждением лидеров добрых дел, которых непременно уличали в корысти, жалуясь на их доброту в разные инстанции.

Жан недоверчиво относился к людям в коротких штанишках мужской части населения. Они появились неожиданно и в одночасье стали адептами различных учений. При виде их Жана одолевало раздражение. Они очень нелепо выглядели. Молодые и юные в жиденьких бородках и взглядами старцев, переживших потрясения и нелегкую судьбу. Часто и неожиданно они появлялись на похоронах, надменно разглядывая присутствующих и, важно поглаживая свои бороды, учили тому, как надо быть добрым, но часто люди отказывались быть просто доверчивыми и за их присутствие давали им только съестное, но не деньги. Но бородачам это нововведение не понравилось. Они возмущались по этому поводу и стали реже приходить на тои. Старик все это понимал и старался быть терпимым ко всем новым неожиданностям.

Он приобщался к демократии, нахлынувшей на его страну, к свободе исповеданий и одежды. Но чувствовал ее избыток нахлынувшими в страну учениями, течениями, без которых люди жили спокойно в прежние времена. К счастью, поток бородатых мужчин в коротких штанишках со временем сократился. – Видимо, неожиданный политический зигзаг, навязанный нам миссионерами не был одобрен населением его страны и властью.

Годы колоссальных перемен, которые он пережил, были связаны с ежедневными перемещениями, встречами, стояниями в очередях, выработали в нем необъяснимое волнение, тревогу и желание все успеть. Но это уже была ненужная засевшая в нем привычка и он старался от нее отвыкнуть. «Переходим к тихой буржуазной жизни», – успокаивал он себя. «Продолжим жизнь не спеша». В память о периоде стояния в очередях Жан сочинил простенькую, коротенькую поэму.

(поэма о ноге)

Не воспета нога, человечья нога,

Ни в одной из поэм, ни в одной из поэм.

Ноги носят, меня ноги носят тебя,

Ноги носят нас всех понадежней коня.

На ноге все тела, через тело глава,

Ноги верят главе, как пророк простоте.

На ногах все тела, через тело глава

И к ногам ведь нужна посветлей голова.

Интуиция подсказывала Жану грядущее неимоверное количество миллионеров, аферистов, авантюристов, пророков больших и маленьких в его стране. Миллионы его сограждан быстро превращались в них. Гиперинфляция, дефолты, девальвация. И миллионеры! Миллионеры, каковых вообще не было в этой стране, кроме подпольных. Новейшие слова! Раньше такими словами изобличали всех врагов, и они в лексиконе всего населения имели значения осуждения и неприязни к рыночным отношениям. Новые миллионеры утверждали о своей кристальной честности по заложенным в них идеями предыдущих режимов, часто говорили о своей социальной ответственности и не смущаясь, работая локтями, заняли позиции передовых людей своего времени, захватив неимоверное количество материальных выгод. Президент им попустительствовал.

Глава 5

«Ванна. Секунды до взрыва или возможность, которую нельзя упустить»

Жан залез в горячую ванну, задремал и лежал там до тех пор, пока не замерз. Во время принятия ванны думать ему о чем-то не хотелось, и он просто лежал в приятной обволакивающей тело горячей воде с разными морскими солями и шампунями. В последнее время солей и шампуней разных цветов и с приятными запахами в магазинах было много. Его страна уже жила в рыночных условиях и изобилие разных видов чудодейственных товаров были разнообразны. В основном, растительные и лечебные. Они доставлялись из разных стран и с разными исцеляющими свойствами. С разными запахами. Это было очень интересно и, наверно, безопасно, а может просто бесполезно. Но продавцы и нетрадиционные лекари со всех сторон твердили об их изумительных оздоравливающих свойствах. А некоторые ванные штучки Жану даже дарили потому, что его близкие, привыкшие к прежнему тотальному дефициту, брали их помногу и они занимали много у них места. Для них это был один из способов избавиться от их лишнего количества. Душистые и пахучие, они все равно были приятными подарками. Их дарили на дни рождения, праздники.

Старик брал подарки, благодарил дарителей от души. Таких подарков с оздоровительными качествами накопилось немало, они скопились на полках в ванной и других местах, ожидая своего часа, когда на них обратят внимание. Конечно, Жан не был какой-то знаменитостью, которых одаривают разными подарками и в больших количествах. Но количество моющих и ароматизирующих средств с лечебными свойствами купленных, подаренных и тех, которые рекомендовали ему врачи, скопилось много. Период этого накопительства сопровождался словами: «вреда не будет, а вам будет приятно», «может, даже вылечитесь», но не уточняли, от каких именно болезней. «В общем, будете бодры», – говорили они. В разных красивых упаковках они приятно привлекали внимание, и Жан не преминул попользоваться ими, добавив в свою ванну.

Мог истечь срок их хранения, к тому же их обилие с разными ароматами в ванной уже издавали какофонию запахов, непривычных его обонянию, но тем не менее приятных. Он понимал, почему именно ванные принадлежности и оздоравливающие снадобья в таком количестве скопились у него дома. Все хотели быть здоровыми и заботились друг о друге. Наверное, в том числе это было внимание друзей и обмен любезностями. Его сверстники активно проповедовали здоровый образ жизни, но было очевидно, что они несколько запоздали с таким отношением к жизни. Им часто требовалась различная медицинская помощь. Обилие всяких препаратов с различными способами приема орально, ректально, массажами в теплой ванне сподвигало их к этим процедурам почти ежедневно. Обмен мнениями по этому поводу был регулярным и часто споры о предпочтениях снадобий не находили единую точку зрения. Многие ревностно хранили секреты чудесных исцелений, и с большим пиететом они говорили о своих личных лекарях, ласкательно выговаривая их имена. Жан выслушивал своих друзей и родственников, уже пациентов неизвестных ему лекарей, которых они любили больше, но спешить к ним, к этим лекарям, особого рвения не проявлял. Даже если это были почти требования окружающих, озабоченных его здоровьем. В эти моменты к Жану приходила мысль, что простое лежание в ванне с прелестными ароматизаторами лучше. Мысли улетучиваются. Многие хлопоты и дела становятся не такими важными, а иногда становятся забытыми и ненужными. Лежа в ванне, старик Жан слегка похрапывал и ощущал себя плывущим в теплой морской волне. Проваливаясь в сон, старик неожиданно резко вытаскивал свое тело из воды животом вверх, как акула из морских глубин, взрывая водную гладь и боясь утонуть. Так он выполнял рекомендации по приему ванн. «Главное, не заснуть в ванне. С водой», – уточнял лектор. Ничего смешного старик в этом не видел, тем более, что при посещении лекций для пожилых там говорили не только о мерах безопасности при принятии водных процедур. О статистике утонувших в ваннах стариков говорили тоже. Статистика была ужасной. Только не было ясно, они утонули случайно или сделали это сами намеренно. Лекции о рисках самостоятельного принятия ванн пожилыми людьми длились не менее часа. И надо было посещать их, и прослушивать два раза в год. На этом настаивали организаторы дома пожилых, подозревая что их подопечными уроки будут забыты. Жан покорно соглашался и шел на лекцию чтобы увидеть молодых лекторов или лекторш. Они всегда подчеркивали, что опасно заснуть в ваннах особенно для невысоких стариков. Им было легче утонуть. Высоким старикам принимать ванны самостоятельно тоже не советовали. Потому что им было бы трудно разогнуться после долгого лежания в ванне. Все советы свелись к тому, что ванны принимать желательно в присутствии кого-нибудь. Но присутствие кого-либо при гигиенических процедурах было крайне затруднительным. Утонуть в ванне старик не хотел, но аккуратно и ежедневно совершал все необходимое для поддержания чистоты тела и духа. Искал пути безопасных водных процедур. Купил себе маленькую пластмассовую табуретку установил ее на дне ванны и уже мылся сидя. Деревянная полочка для сиденья в ванне была тяжелой и неуклюжей, и он отнес ее на свалку, после долгого и бесполезного ее хранения. И еще старик установил в ванной комнате песочные часы на три, пять, десять и пятнадцать минут. Так он регламентировал по времени свое лежание в ванне, так как на каждую процедуру было свое время. Устанавливать время на них мокрыми руками и лежа в ванной было удобно. Перевернул и все. Прежде лежа в ванной приходилось считать секунды в уме или даже вслух. Считать даже до ста восьмидесяти секунд это три минуты, или даже просто до ста двадцати секунд это две минуты было утомительно и все приятное лежание превращалось в образ минера, спрятавшегося в речной воде и считающего секунды до взрыва моста. Были песочные часы и на одну минуту, но оказалось, что они были совсем не нужны, процедур с таким временем не было совсем. Но в ряду песочных часов они все же висели. В этих сосудиках песочных часов был песок разного цвета, это было приятно. В ванне старик забыл обо всех своих раздумьях, кроме приглашения из конверта, которое нужно было прочитать. Общение с молодым человеком, передавшим конверт, было уважительным, настолько, что в Жане просыпались нотки обязательности в прочтении содержимого этого конверта. Но было и безразличие. У него этих листочков и конвертиков с рекламой было много. Он получал их в проходах торговых центров и на улицах, где его поджидали люди с предложением взять их рекламу. Они были настойчивы, молоды, упорны, так что отказаться от было невозможно.

Приходилось брать эти флаеры, так их называли, прочитывать, стесняться выбросить и сложить в карман, где они долго кочевали вместе с ним до места, где можно было их выложить.

«Прочту их потом не спеша, и этот конверт тоже», – подумал старик и стал вылезать из ванны.

«Сегодня я залез в горячую ванну и лежал в ней до тех пор, пока не замерз, так как осмысливал то, почему я лежу именно в этой ванне. Навряд ли тебя пустят в рай, если ты просто до конца осознал смысл жизни. Наверное, смысл этой жизни в том, чтобы просто дожить ее до конца и в созидании. И не надо постоянно думать о смысле жизни. Она дарована и пользуйтесь ею в свое удовольствие. Только не убивайте никого и не будьте убитыми.

Взбодрившись после приятной процедуры, он решил заняться поисками конверта, удивляясь тому, что это его волнует. «Может, это просто рекламный материал и уже не актуален?». Просто выкинуть конверт он не решался, на нем не было обратного адреса и вообще никаких сведений об отправителе. Это тоже интриговало. Уже несколько раз он держал конверт в руках, порываясь вскрыть его и прочитать, но останавливался, не находя под рукой ножниц или ножа. Конверт был жесткий, просто рвать его не получалось, и, повертев его в руках, снова аккуратно втискивал между книг. И что-то удерживало его от вскрытия конверта. Но теперь он твердо решил беспокойства из своей повседневной жизни по поводу этого конверта исключить.

«Прочитать наконец, куда его хотели пригласить?». Часто в памяти всплывал образ человека, передавшего конверт, и теперь Жан был уверен, что это был не коммерсант и не просто прохожий. Оставалось найти конверт. Куда старик затиснул его, он никак не мог вспомнить. Только знал, что между книг, но книги были не только в его комнате. И вообще, что означали слова: «У вас будет такая возможность». Жан крепко помнил эти слова, которые говорил ему тот парень с конвертом. «У вас будет такая возможность», – слова неизвестного молодого человека всколыхнули его воспоминания из далекой молодости и приятные ожидания, которые возможно спрятаны в этом конверте. Тем более, что он говорил об этом с приятной улыбкой.

Старик решил, что этот конверт с приглашением он обязательно найдет и прочитает. Ведь незнакомец сказал, что там приглашение, в этом конверте. И еще он говорил о какой-то возможности. Просто не сказал, от кого. Может, это приятный сюрприз. Одного из старых друзей. «И у меня будет возможность встретиться с ними». Жан и раньше встречался с такими случаями, когда старые знакомые обижались за то, что их не узнают, и какое-то время не признавались, кто они. Такие встречи после нескольких минут взаимных вопросов «узнал, не узнал» переходили в бурные объятия и радость, какую могут понять только старые друзья. Молодой человек, конечно, так поступить не мог. Но он мог быть сыном или даже внуком старого друга.

Жана начало тревожить его легкомысленное отношение к этому приглашению. Конечно, длительная пенсионная жизнь вносит свои привычки и расслабленность, и даже необязательность.

«Но адрес и адресат возможно есть внутри конверта. Если это старый друг, то конечно все поправимо». Но их осталось немного, и никто из них не мог передавать свое приглашение таким загадочным образом. Просьба незнакомца быть бережным к этому конверту была необъяснима.

Что должно произойти и какую возможность он должен был получить, – Жан не знал. Иногда это его веселило, иногда беспокоило. Деньги или какой-либо клад, это тоже приходило ему на ум. Но незнакомец говорил еще о возможности. Слово «возможность» в этой стране звучала более пристойно, чем слово «деньги». Жан жил в таком обществе, где часто повторяли, что деньги портят человека, хотя, он буквально не воспринимал эти угрозы, но быть испорченным в любом виде желания у него не было. И ещё он помнил, что часто, на собраниях в период его молодости говорили: «Деньги – это зло», как будто беспокоясь, что их у кого-то будет много. Но они, видимо, ошибались, деньги нужны были всегда и для счастья тоже. Иногда Жан вообще забывал о встрече с этим незнакомцем, пожелавшим ему возможность, а не деньги.

«Может, я просто поучаствую в какой-то их лотерее. И даже выиграю!». Возможность – это всегда хорошо, и Жан был благодарен ему за это пожелание. Но какую возможность он должен был получить? Эти несколько слов, произнесенные молодым человеком, не давали никаких шансов на разнообразие находок, потому что слово «возможность» было им подчеркнуто. Может, эта возможность, которую нельзя упустить, и он меня подбадривал, чтобы я был решительнее. И чтобы я просто посетил их, где они обязательно что-нибудь продадут мне.

Глава 6

«Доллар – это деньги?»

В страну, в которой Жан был полноправным гражданином, начали приезжать иностранцы даже из империалистических стран. В больших количествах.

На обочине под сильным дождем стоял человек в длинном темном плаще и желтых туфлях. Он размахивал руками в попытке остановить проезжающие мимо автомобили. Жан притормозил и остановился. Человек быстро влетел в салон на заднее сиденье. Дверь захлопнулась. «Отель «Мечта», – сказал он коротко с акцентом, похожим на зарубежный. «Это гостиница?», – переспросил Жан, надеясь, что он правильно задал вопрос. В его стране разрешили иметь свой частный бизнес и все магазинчики, парикмахерские и почти вся сфера услуг с тех пор называлась «Мечта».

Борьба за мечту была нешуточной и иногда люди оспаривали то, чья мечта лучше, в основном красивым шрифтом, подсветкой и всякими украшениями вывесок со словом «мечта».

«Йес, йес, отель «Мечта», – утвердительно ответил пассажир, приспосабливаясь на заднем сидении. Через минуту, поерзав и поправив полы своего длинного плаща, он поздоровался. Жан, обернувшись к нему, ответил вежливо и с улыбкой. Машина поехала. Обильный дождь на стекле автомобиля Жана, который усиливался от скорости ее движения и шаркающие «дворники» по этому стеклу не располагали к беседе. Жан давно хотел поменять их, но найти их было непросто. Поэтому он резинки своих «дворников» промазывал растворителями или бензином.

Они становились мягче и лучше, чистили лобовое стекло его авто от дождя. Но до сегодняшнего дождя стояла сухая погода и Жан это протирание не делал, а сегодня такой проливной дождь. Дворники скрипели и плохо чистили лобовое стекло. Надо было смотреть на дорогу. Но иногда пассажир и он обменивались взглядами и улыбались. У них был примерно одинаковый возраст. Это тот возраст, когда знакомишься быстро, непринужденно и общение бывает легким. Языка иностранца Жан не знал, а тот, видимо, не знал его языка. Но просто ехать и молчать казалось неприличным и начался обмен жестами, поддерживаемый несколькими понятными словами.

«Как вам у нас?», – спросил Жан, надеясь, что иностранец это словосочетание знает. Он, уже возможно, слышал этот вопрос, смог его запомнить и знает, как ответить. Пассажир оживился и ответил: «Гуд, гуд». Жан знал, что такое «Гуд, гуд», довольно покачал головой и ответил:

«Гуд, значит гуд». Далее словесный диалог между ними продолжаться не мог, ввиду незнания Жаном языка собеседника и соответственно незнание иностранцем языка Жана. Иностранец видимо был не из робкого десятка и очень уверенно вел себя. Не проявлял никакого беспокойства. Его спокойствие и дружелюбное поведение понравилось Жану. Но поддержать разговор он не мог. И очень огорчался по этому поводу. То же самое не мог и иностранец, хотя обе стороны добросовестно стремились продолжить разговор. Все вопросы и ответы заканчивались кивками головой в ответ друг другу. Все желания Жана поговорить оставались при нем самом. Его мысли о разговоре заканчивались там же, где и возникали. То есть в голове Жана. Поездка была недолгой. Дождь тоже был недолгим и прекратился. Сильные дожди прекращаются также неожиданно, как и начинаются. Они молча доехали до места. До гостиницы «Мечта». «Здесь?», – спросил Жан и снова услышал голос: «Йес, йес». Жан решил проявить гостеприимство и отсутствие интереса к мелочи. Возможно пассажир ему предложит оплату за свой проезд. А если – Нет – то он не станет просить его об этом. Но как сказать об этом своему пассажиру он не знал.

Машина Жана остановилась у гостиницы, уткнувшись носом сзади внезапно остановившейся машины. Иностранец вышел из машины Жана. Пометавшись взад и вперед у машины, он пригнулся к водительскому окну Жана и виновато произнес: «У меня нет местной валюты, я заплачу вам в долларах – I don’t have local currency, I’ll pay you in dollars». О чем речь Жан не понял, но поднял руку давая понять, что уже приехали и он на месте. И начал медленно отъезжать. Но иностранец не отставал и в открытое водительское окно протянул Жану невзрачную бледно-зеленоватую купюру. Жан из всего предложения иностранца понял только слово «доллар». Он слышал о таких деньгах, никогда их не видел, но слышал выражения «Доллар и в Африке доллар», и рассудил по рыночному. Он, Жан, все-таки довез пассажира, то есть оказал услугу, а пассажир доехал, то есть получил услугу и должен заплатить. Не желая удивлять гостя из рыночной страны бесплатной услугой в его нерыночной стране, Жан согласился на его предложение:

«Доллар тоже деньги», – ответил Жан, стараясь не обидеть иностранца. Протянул руку и взял купюру. Подумал, что возможно в качестве сувенира она будет интересной. Было бы интересно рассмотреть ее поближе. Отдав купюру, иностранец пристально смотрел на Жана. В его глазах был вопрос. Жан не знал, как реагировать на этот взгляд, но переданную ему купюру, не разглядывая затолкал в свой нагрудный карман.

Иностранец не прощался и продолжал смотреть на Жана. Жан снова вытащил купюру и сделал движение, чтобы вернуть эту купюру иностранцу. Тот вежливо отказался. Разводил руки, качал головой, демонстрируя, что все хорошо и они в расчете. Но было видно, что он расстроен. Но оба были взаимно вежливы и попрощались, взаимно показав друг другу ладони. Впереди идущая машина ускорила ход. Жан вынужденно нажал на газ и поехал за ней. Иностранец помахал рукой и исчез в дверях гостиницы. По прибытии в свою лабораторию Жан достал купюру, помял ее и увидел номинал – сто. Отнесся он к этому спокойно, не зная о достоинствах этой купюры для дальнейшего использования. Решил удивить коллег и помахал банкнотой. Увидев в руках Жана доллары, его сотрудники начали весело переглядываться и шутить. «Шеф, вы стали валютчиком?». Вопросов «Откуда?» не было.

Задавать вопросы на вопрос всегда имеет оттенок нездорового интереса. Его коллеги были весьма интеллигентны и молча ожидали дальнейших откровений Жана. Признаться в том, что он подвозил пассажира и получил за это деньги, Жану было крайне неудобно. Он промолчал, откуда у него на самом деле эти деньги. «Вы хотите увидеть доллары?». Все дружно рассмеялись. Они давно знали, что такое доллар потому, что почти все к тому времени стали «челночниками».

«Челночники» – это те, кто покупал, самостоятельно привозил товары из-за рубежа и продавал с наценкой в своей стране на многочисленных стихийных рынках. Были «челночники» и среди его коллег. Это было вынужденно. Так они поддерживали свои семьи. Никто никого по этому поводу не осуждал и даже организовывались целые команды, которые поддерживали друг друга. «Сколько это в наших деньгах?», – спросил Жан, помахивая купюрой. Назвали сумму, после которой Жан засуетился и ему захотелось срочно найти и вернуть эти деньги своему недавнему пассажиру. Он чувствовал себя крайне неуютно. Теперь он понимал вопросительный взгляд этого иностранца. Он видимо ожидал сдачи, но ее не было. Ведь Жан нагло затолкал эту, как оказалось, крупную сумму себе в карман. Никогда извозом или продажей товаров он не занимался и забыл, что в таких сделках обычно дают сдачу. Но он же об этом даже не задумался. Надо найти этого иностранца и отдать ему деньги.

«И так, желтые туфли и длинный темный плащ. Лица не запомнил, но лицо приятное, это точно». Жан немедленно начал готовить план того, как он сможет вернуть деньги или хотя бы сдачу. Ему было неудобно, что за такую короткую поездку он получил такую сумму. Так даже такси не стоят. Коллеги заметили, как Жан изменился в лице, недоумевая, как эти сто долларов могут так сильно волновать его. Некоторые, особенно женщины, отводили взгляд и уходили к своим колбам и пробиркам. Жан быстрым шагом вернулся к своему автомобилю и поехал в гостиницу «Мечта». На гостиничной стойке ему объяснили, что такой гость есть. Они все его знают по его желтым туфлям. Такие туфли здесь только у него. И темный длинный плащ он носит. Но сказать, в каком он номере, отказались. Сказали: «ждите в холле, он должен сейчас выйти». Жану это показалось удобным, и он присел в кресло дожидаться иностранца. Но как он будет отдавать эти сто долларов, он не представлял. Казалось, это смешно и не солидно. Объяснить ему он ничего не сможет и может выглядеть надоедливо. Надо найти способ не выглядеть навязчиво. Решив, что он наконец нашел наиболее разумное решение, он подошел к стойке. Попросил конверт, вложил туда банкноту и короткое письмо с объяснением. Спросил имя иностранца, которое написал на конверте, и свой обратный адрес тоже. В этот раз увидев, что намерения Жана вполне дружелюбны, имя постояльца их гостиницы ему сообщили. Его звали Илон. Жан оставил конверт с купюрой на ресепшен с просьбой передать его иностранцу в желтых ботинках и удалился.

Через неделю ему вернули конверт вместе с купюрой меньшего достоинства. Сообщили, что иностранец убыл, передал Жану благодарность и большое уважение. Оно было написано его собственной рукой на его языке и с его адресом на таком же листке, на котором Жан написал ему свое сообщение. Это было давно. Тогда, когда еще иностранная валюта в стране Жана была неизвестна, а ранее была запрещена как средство взаиморасчетов. Теперь Жан знает, что такое валюта. Читает сводки о курсовой разнице. О сильных валютах. О своей слабой валюте. О борьбе за мир. Оказалось, что спокойствием в мире недружественные страны тоже озабочены. Перспектива мира без войн, атомного оружия становилась реальной. Президент и известные люди его страны даже настояли на своем разоружении и легко уничтожили все его ядерные запасы. Они ждали всеобщего мирового признания своих усилий в борьбе за мир, надеясь, что весь мир последует их примеру, но этого не случилось. Эти люди его страны хотели быть известны всему миру, но остались известными только в своей стране. Они организовывали митинги против атомных войн. Но никаких премий за укрепление мира не получили. Жан даже внес в их фонд свой финансовый вклад. Они ведь выступали против атомных войн. Стране Жана гарантировали безопасность. Идея мира была у всех, но самого мира не было. Если все за мир, то кто же тогда нарушитель спокойствия? Неужели это люди, которыми управляют такие же люди. Они легко верят в свое величие и хотят быть величественными. Так, рассуждая о войне и мире, старик вспомнил этот случай своего знакомства с долларом и первым иностранцем, с которым очень кратковременно пообщался.

Старик снова вернулся к загадочному конверту, которое он недавно получил. «Может, это письмо от этого иностранца, который обещал, что обязательно встретит Жана, если он захочет приехать в его страну». Старик решил более не задавать себе никаких вопросов на эту тему. Да он был давно в стране этого человека. Они в его стране встречались. Но прошло много лет.

Знакомство было очень дружелюбным. Но они давно не общались. С тех пор прошло много лет. Жан вспомнил свою поездку в эту страну. Ее мирных и дружелюбных жителей, которые с детства внушались ему неприятелями. И договариваться с ними о мире ему не пришлось. Наивная детская мечта. Так день за днем старик вспоминал свою жизнь и старался угадать, чье это приглашение. Иногда ему казалось, что конверт он не ищет потому, что хочет угадать, что там есть на самом деле. Никаких перемен в жизни пенсионера Жана не намечалось. Волнения были лишними и никаких сюрпризов в этом конверте нет. И разгадка загадки из конверта была ненужной. – Найду и прочитаю, успокоил он себя в очередной раз.

Глава 7

«Но почему вы так быстро бежали»

Жан вспомнил о том, как он посетил страну, в которой жил Илон. С тех пор прошло много времени. Он прибыл в эту страну, которая была знакома ему как неприятельская. Его встретил друг, которого Жан подвозил к гостинице «Мечта» в своем родном городе. Теперь он встретил Жана в своей стране. Посоветовал Жану как вести себя в этом городе и стране. Что посетить и увидеть. Хотя Жан уже прошел полный инструктаж о поведении туриста в этой стране, советы его друга были не лишними.

Прогуливаясь по улицам, Жан заметил магазинчик в полуподвальном этаже дома, на витринах которого были какие-то яркие товары. Жан уже собирался к отъезду. «Было бы неплохо купить какие-нибудь сувениры», – подумал он. Спустившись по лесенке, он оказался среди полок с товарами. Через очень короткое время Жан почувствовал за своей спиной фигуру человека, постоянно преследующего его от витрины к витрине. Ощущал его частое дыхание над своим ухом и все время старался оторваться от него, но преследователь все также упорно старался приблизиться к нему, не отставая. Иногда поглядывал на него с натянутой улыбкой и виноватыми глазами. Жан зашел, просто прогуливаясь, покупать собирался только сувениры и был несколько раздражен ненужным вниманием. По мере попыток Жана удалиться от преследователя, его улыбка становилась все более похожей на разочарование. Но он не отставал от Жана и продолжал преследовать. Навязчивость продавца и его улыбка, Жану не понравились. Продавец, заметив это, начал комментировать предметы на витринах и часто пристальным взглядом оценивал реакцию Жана. Видимо хвалил и говорил о качестве товара и их достоинствах. Что это за предметы, Жан не понимал и рассматривал их с полным равнодушием. Интереса они не вызывали. Языка он не знал и просто молча переходил от витрины к витрине и, не обернувшись, направился к выходу. Выходя из магазина, он обратил внимание на разноцветный в полоску флаг, висящий над крыльцом, и, вспомнив о значении этого флага, о котором его заранее предупредил Рон, Жан пришел в состояние повышенной опасности и рванул что было силы из этого места. Он побежал, не отдавая отчет своим действиям с чувством неудобства, что он ненароком заглянул в чужую спальню, где беззастенчиво разглядывал их предметы. Жан понял, где очутился и какие товары он разглядывал.

Жан бежал быстро, не оглядываясь, как будто за ним гналась стая волков. На удивление, дыхание его было ритмичным и очень хорошо совпадало с темпом его стремительного бега. Он убегал от места, где его моральные устои получили ощутимое непонимание и неловкость от того, что подобные отношения откровенно и демонстративно выставлены на показ. «Зачем?». Ловко огибая ленивых праздных пешеходов, ему удавалось не столкнуться с ними. Позади него слышались возгласы удивления и восклицания «Вау» и что-то подобное. Голоса раздавались чаще. Жан бежал еще быстрее. Оглядываясь на бегу, Жан успевал заметить, как некоторые из прохожих побежали за ним, видимо для участия в развязке разыгравшейся сцены. Но это Жана мало волновало.