Два лета одного года.

скачать книгу бесплатно


– Верно, – неясно сказал юноша, когда на его лице отчетливо взыграло смятение. – Все было именно так.

Герой и молодой офицер в нескладной форме стояли под фонарным столбом, выгоревший триколор пятой республики алой тканью изящно склонился к брусчатке, на которой сверкающим ярким пятном стелились и падали огни вывесок небезызвестного эльфийского заведения. Закрытый ресторан, куда бы смог без труда смог попасть Олаф, чтобы оказаться среди тех, кто всеми силами держался за прошлое: за утратившими всякий смысл звания и ранги, создавая для себя отдельный от реальности мир грез вперемешку с воспоминаниями.

«Старая гвардия». Такое название носило это место, где собирались бывшие кавалеристы из числа эльфийского войска, чье королевство бесследно сгинуло вместе с белым туманом. Даже регулярные погромы проходили это заведение стороной, будто бы одним из условий капитуляции было негласное условие, согласно которому солдаты внутри стен гарантировали безопасность и особый статус немногочисленных эльфов. В прочем, у всех этих догадок не имелось никаких доказательств.

Дама отвлеклась от странного разговора, бросив свой взгляд на стальную громаду Эйфелевой башни, сгорающей в золотящихся огнях посреди полутьмы вечернего города, точно самый чистый бриллиант на шее не менее очаровательной девушки.

– Пожалуй, что-то в этом мире вечно, – тоскливо произнесла незнакомка, порыв ветра оголил косы ее темных волос, от чего Фрэнку показалась, словно она своей наивностью сумела разгадать тайну произошедшего конца света.

– Разве это служит объяснением? – спросил напрямую у героя юноша.

– Скорее нет, поскольку объяснения не знает даже господь бог, – говорил отстраненно Фаренгейт, предчувствуя нетерпение в голосе этого мальчишки.

Широкий проспект вокруг сделался безлюдным, словно все вокруг затихло, чтобы только не мешать разговору этих троих, вернее откровению одного. Даже дьявольские вороны, что так любили прислушиваться к разговорам, исчезли.

– Господин офицер, могу лишь вам позавидовать, ведь вы оказались здесь не одни, – перечислял Фрэнк, будто бы на мгновенье представил себя на месте этого человека или Эмилию на месте незнакомки. – Вам больше не придется проливать кровь на полях великой войны, форму можете выбросить или повесить в шкаф, чтобы надевать ее, предаваясь воспоминаниям.

Герою вдруг показалось, что мальчишка в нелепом обмундировании по завершении его короткой речи вдруг отчетливо осознал собственную беспомощность, в оставшихся после дождя лужах у его высоких сапог находили свое отражение мягкие огни фонарей с повисшими бессмысленно флагами. Вечер хотел выглядеть обыкновенным, но совершенно внезапно капли на брусчатке пришли в движение и неспешно посыпались к небу. Начался обратный дождь.

– Как это? – односложно высказался офицер, тут же взяв или скорее схватив за запястье свою спутницу, чтобы посреди рушащегося мира уже никогда не отпускать.

Миловидное лицо девушки вместе с прямым носом и аккуратными бровями на веснушчатом лбе перестало быть невидимым для Фаренгейта, глаза изумленных незнакомцев застыли на неизменной Эйфелевой башне вдали, словно именно в ней таились ответы на все вопросы. Обратный дождь не прекращался, капли срывались с луж и сыпались на хмурое небо, пропадая за густыми тучами.

– Это просто сон, – не выдержала дама.

– Пусть будет так, – не стал разубеждать обоих Фаренгейт, наслаждаясь по-настоящему завораживающим действом: кроны деревьев, в которых уже можно было без труда отыскать пожелтевшие листья, зашуршали, пока с них стекала влага, устремляясь куда-то к густым тучам.

– Вскоре за вами прибудут, – добавил герой. – Остается только подождать или воспользоваться проводным телефоном, во всяком случае, продолжать поиски вашей армии бессмысленно, ее здесь не существует, как и войны.

– А как же Отечество, как же мои товарищи, ведь многие из их числа уже пожертвовали жизнями на благо Франции? – протестовал мальчишка в нелепой офицерской форме, что была ему не по размеру.

– Бог, случайность или сама судьба уберегла вас от участия в кровавой бойне, – оспорил Фрэнк, издали завидев белоснежные одеяния и красные линзы солдат, похожих скорее на священнослужителей. – Разве это не повод начать все с чистого листа?

– Быть может, вы совершенно правы, – проронила увлеченная действом незнакомка, ливень вокруг все никак не прекращался, но она уже была тронута до глубины души, словно еще никогда не видела ничего прекраснее.

– Наслаждаться мгновеньем, не имея возможности вернуть ничего назад, – размышлял вслух юноша. – Как просто.

Фигуры безликих солдат неумолимо приближались, заставив Фаренгейта убедиться, что они пришли именно за этой парой, должно быть, кто-то уже успел сообщить о вновь прибывших горожанах властям.

– А теперь прошу меня просить: мне нужно идти, – закончил разговор герой и оставил незнакомцев, поспешив удалиться из поля зрения солдат, поскольку обман беспомощных после пробуждения ото сна своей прежней жизни горожан считался тяжким преступлением.

Фаренгейт зашагал мимо задрожавших грациозно флагов под беззвучный аккомпанемент обратного дождя, длинная аллея деревьев наполняла тишину шелестом листьев. Казалось, даже шепот ветра проникнулся непередаваемой красотой и одиночеством этого вечера.

Герой в старомодной шляпе и галстуке, выглядывающей из-под черного пальто красной тканью, продолжил бесцельную прогулку, он уже и не помнил, когда пристрастился к подобному полной задумчивости отдыху вечерами, когда в часы перед сном перед его глазами возникали полузабытые образы из прошлой жизни. Порой мужчине казалось, что именно они заставляют его поверить, что у него вообще существовало прошлое.

– Жаль, что судьба позволила мне одному жить, чтобы застать пейзаж конца света, – проронил Фаренгейт, мысленно обратившись к Эмилии. – Только воспоминания о тебе заставляют меня каждое утро просыпаться и жить каждый следующий день.

Обратный дождь близился к завершению. Лужи на брусчатке тротуара сделались меньше, а где-то вовсе истаяли.

В душе героя вскоре наступил столь желанный покой, граничащий со смирением, словно он всецело принял собственную судьбу, отыскав в ней лишь приятные мгновенья, которыми она его с безмерной любовью одарила. Фаренгейту даже иногда казалось, что он будто бы существовал в какой-то иной системе восприятия, где страдания и не были страданиями, а лишь являлись обратной стороной или даже продолжением некогда произошедшего блаженства, как ее обратная форма, которая по своему содержанию просто не может быть ни плохой, ни хорошей, словно она существует одновременно или не существует вовсе.

– Может быть, на свете есть и другой я, о котором я даже не догадываюсь, быть может, прямо в эту секунду живет иной мир или реальность, где конца света и не произошло, а на фасаде собора парижской богоматери никогда не появлялось тех злополучных слов, что были обречены стать предсказанием. – Все размышлял о чем-то Фрэнк, не до конца понимая, о чем говорил, словно лишь описывал возникающие перед его глазами полотна другой жизни, которой просто нет места в реальности.

– Это все то довоенное вино, – нашел простое объяснение герой, когда заметил, насколько далеко удалился от эльфийского заведения.

Фаренгейт находил мало полезного в бессмысленных прогулках, не желая признавать, что уже не мог считать очередной день полноценным, если не появлялся на мрачных улицах последнего города, прекрасный облик которого удавалось разглядеть в еще живых и теплящихся его сердце воспоминаниях даже после конца света.

– Будь я моложе, то, наверное, влюбился бы в Париж по-настоящему, отдавшись этому чистому чувству, – робко признался Фрэнк, не безосновательно считая себя большим знатоком этого города, окруженного бетонными стенами, ведь за эти годы он увидел так много сцен и разузнал столько хитрых троп в сотнях переулков, точно пропустил дыхание древней столицы через свое сердце.

Немногословный мужчина и не заметил, с какой легкостью прошагал еще несколько сотен метров, прежде чем обнаружить вокруг безлюдные тротуары и парки, в глубине которых сквозь листья деревьев и туман проглядывались горящие желтыми пятнами в беспорядке окна домов. Фрэнк почувствовал на своей фигуре прикосновения множества любопытных глаз дьявольских птиц, словно он оказался на сцене, играя самого себя.

– Как бы я хотел, чтобы ты просто могла меня увидеть, – полушепотом обратился к Эмилии обреченный герой, раз за разом воссоздавая в пустоте перед своими глазами пленительный образ, что с годами размывался, словно лица на старых фотографиях. – Просить о большем и не смею, дорогая.

– Иногда мне казалось, что мы все уже давно мертвы, но смерть по какому-то нелепому совпадению не приковала нас к земле, позволив призракам существовать в последнем городе за бетонными стенами и колючей проволокой. Словно все мы, разгневавшие самого создателя, уже никогда не выберемся из этого экзистенциального кошмара, – за один короткий миг пронеслось в мыслях Фаренгейта.

Дорога некогда оживленного проспекта была пуста, и лишь один Фрэнк стал гостем этого города, утонувшего в вечернем полумраке, также как и при свете холодного солнца в любой день.

– Эмилия, где бы ты сейчас не находилась, надеюсь, что ты по-настоящему счастлива, – продолжал бессмысленный разговор без собеседника герой, лишь черные вороны, сидевшие на ветках деревьев, стали слушателями исповеди мужчины, ответив одобрительным молчанием.

Фрэнк думал, что это мгновенье, застывшее в пронзительной тишине, будет длиться вечность, однако до одинокого героя внезапно донесся рев двигателя, к собственному удивлению, Фаренгейт нашел его знакомым и обернулся, после чего запечатлел проносящийся мимо него на полном ходу желтый кабриолет. Герой не успел разглядеть ни номеров, ни водителя, а лишь смотрел вслед удаляющейся машине, за которой нежным ковром стелились на брусчатку взмывшие вверх листья.

Преисполненный беспредельным одиночеством мужчина не придал эту происшествию никакого значения и побрел дальше, завидев пластмассовый дубликат Египетского столба на площади Согласия, хотя сейчас она имела другое название. Площадь Смирения.

– Даже в названии заключен великий смысл. Принять неизбежное и произошедшее, каким бы безрадостным оно ни было, с присущим человеку достоинством, – прокомментировал вслух герой в черном, заметив закружившихся без явной причины в небе ворон.

Пользующиеся дурной славой дьявольские птицы приковали к себе взгляд мужчины, однако в следующую минуту его внимание привлекли силуэты пары человеческих фигур, выбежавших прямо на дорогу. Фаренгейт далеко не сразу осознал, что они склонились над бездыханным телом в черной рясе, к которому тянулся кровавый след.

На этот раз вороны оказались правы, этот человек уже был мертв. Совершенно определенно его сбила машина, но сострадания разучившегося испытывать страх или отвращение при виде мертвецов Фаренгейт лишь механически выговорил:

– Смерть в автомобильной катастрофе после конца света, кажется, это выглядит слишком обыденно.

Один из очевидцев уже помчался к телефонной будке, а второй в костюме под плащом также холодно констатировал:

– Он не дышит.

Должно быть, тот, кто склонился над телом, увидел происшествие из сада сразу за виселицами фонарных столбов.

– Вы разглядели номера этой машины? – теперь уже к герою обратился незнакомец, держа в руках хладеющую ладонь.

Несчетное множество осколков битого стекла на дороге словно задрожали, засияв отражением огней, наверное, именно это так озаботило ворон. Несколько птиц уже уселись у начала кровавого следа, словно им не терпелось насытиться свежей добычей.

– Нет: все случилось слишком быстро, – объяснился Фаренгейт, будто бы от его слов уже мало что зависело, ведь человек в монашеской рясе, налившейся кровью, равно как и брусчатка у его ног уже был мертв.

– Непоправимое, как правило, всегда происходит внезапно и слишком быстро, – проронил незнакомец, словно живой обратился к мертвецу.

Непредумышленно безучастный Фрэнк еще какое-то время наблюдал за телом, чтобы на него не слетелись вороны, заставив несчастного умереть во второй раз, пока к месту трагедии не прибыла машина периметральной гвардии. Пара безликих солдат в белых одеяниях вскоре склонились над телом священника, накрыв его белоснежной простыней, что засеребрилась в свету тусклых фонарей, выдав в себе полиэтилен. Затем один из солдат, словно по старой привычке, связал конечности усопшего колючей проволокой, будто бы умерший еще мог быть потенциально опасен и входил в интересы организации.

Дальнейшее присутствие Фаренгейта показалось ему нежелательным, он предпочел оставить место трагедии и спуститься в метрополитен, чтобы поскорее добраться до дома по одной из функционирующих веток.

– Роскошный кабриолет был слишком похож на тот, что мы с Хартманом ремонтировали в мастерской последнюю неделю, – с опаской заключил герой, стоя посреди пустого вагона с затертыми креслами, старые лампы на потолке горели тусклыми светом. – Если это так, то, вполне вероятно, за рулем мог находиться наш клиент.

– Впрочем, влияния и денег Большого Больцмана позволит ему остаться безнаказанным, – протестовал собственным предположениям Фаренгейт. – Во всяком случае, события этой ночи начинают приобретать интересный оборот.

В скором времени Фрэнк вышел на одной из безлюдных станций севернее, линия метрополитена дальше обрывалась, грязный вестибюль оказался безлюден, но герой уже не без иронии успел почувствовать себя в главной роли старого детектива.

Скромное жилище Фаренгейта располагалось на чердачном этаже старого дома на одной из тихих улиц, она мало чем отличалась от остальных, разве что дьявольские птицы часто садились на карнизы, точно высматривая кого-то среди жильцов и редких прохожих. Потемневшая от времени и отсутствия ухода железная кровля, над кирпичными дымоходами которой поднимался густой дым, встретила мужчину молчанием, равно как и мозаика на ступенях подъездной лестницы. Фрэнк поднялся к своей квартирке на чердаке, минуя дверь надоедливой хозяйки, старой женщины, так дальновидно выкупившей треть всего дома во времена хаоса случившегося конца света.

– За все эти годы я так и не приобрел холодильник, хотя он для сохранности довоенных консервов и не нужен, – усмехнулся собственной неприхотливости герой, оставшись наедине со старыми обоями со скучным узором, который он уже мог назвать родным.

Пальто и шляпа висели у дверей, свет зажегшейся люстры позволил разглядеть диван, стоявший в углу вместе с креслом, сразу за которым находилась небольшая кухня, куда прошел мужчина.

Закончив с остатками завтрака, Фаренгейт исчез за дверью ванной комнаты, а еще через десять минут лег на диван возле старой кирпичной кладки дымохода, от которой в суровые зимние ночи всегда веяло теплом, и, наконец, провалился в сон.

На самом деле Фрэнк обманывал себя в том, что он не был хоть сколько-то потрясен увиденной трагедией, скорее воспринял ее с должным спокойствием, но весь оставшийся вечер строил догадки о причастности к ней Больцмана. Фаренгейт не обладал никакими доказательствами и даже, если бы отчетливо увидел за рулем заказчика, точно не пошел бы искать правды, справедливо полагая, что погибшему она уже не поможет. Как позднее выяснится из газет, священника сбил насмерть неизвестный на роскошном кабриолете.

– Быть может, я столь безразличен из-за присыпок в розовом сахаре? – в последние секунды перед наступлением сна усомнился в целости собственных мыслей мужчина.

Вытянутое окно в комнатке выходило на стену внутреннего двора, откуда можно было разглядеть лишь серую полоску неба, точно как из-за решетки каземата средневековой крепости.

Глава 2

Фаренгейт, словно за одну ночь постаревший на десятилетие, как и всегда, проснулся рано. Эта привычка осталась у него еще с фронта, и всякий раз после пробуждения он был по-настоящему удивлен или скорее рад оказаться в интерьерах квартиры, пусть даже она со своими пожелтевшими обоями выглядела довольно просто. Кирпичная кладка дымохода еще отдавала теплом.

– Действительно ли я проснулся или все вокруг просто дурной сон, который никак не закончится? – по обыкновению спросил себя мужчина, искренне желавший, чтобы последняя треть его жизни оказалась сновидением, но он прекрасно знал, что это было не так.

Фаренгейт с трудом поднялся с постели и первым делом потянулся к подоконнику, где всегда лежала коробка малоприятных сигарет. Вскоре крошечное помещение наполнилось дымом.

Раньше хозяйка упрекала квартиранта за эту привычку, однако позже поняла, что этот каждодневный ритуал среди прочих увлечений жильцов почти безвреден, от чего его можно стараться не замечать.

– Недавняя трагедия, учиненная нашим заказчиком, – усмехнулся от скуки герой, потушив окурок в жестяной банке у ножки дивана.

Перед глазами мужчины все еще проглядывался образ человекоподобного волка с острыми клыками.

– Как необычно, – прокомментировал Фрэнк позднее, оставив подобного рода идеи, и направился в ванную комнату, чтобы умыться и привести себя в порядок.

Квартирант позавтракал найденным в шкафу хлебом, рассчитывая вскоре попасть в «Вавилон», оделся в свой повседневный траурный наряд и поспешил выйти из квартиры на чердачном этаже. Фаренгейт преодолел лестницу чуть меньше чем за полминуты, однако, к глубокому огорчению, столкнулся с надоедливой хозяйкой у самого выхода на первом этаже. Она поднялась из общей комнаты в полуподвальном помещении.

Другие жильцы в шутку заявляли, что эта комната с единственным окном у потолка и книжными шкафами, походившая на казематы или комфортабельную тюремную камеру, была нужна лишь для того, чтобы отдыхать от бедного убранства съемных квартир.

– Здравствуйте, не ожидал вас увидеть в такое раннее утро, – формально обратился к скучающей владелице, чья жизнь была столь не интересна, что заставляла ее интересоваться жизнями всех жильцов в перерывах между чтением газет, Фрэнк. Диана Заулич, так звали эту одних лет с ним женщину.