История моей жизни

Зерб Молод

История моей жизни

Глава 1

Улица Генерала Родионова находится в Марьино, удалённом районе города Симферополь, и соседствует с водохранилищем, питающим столицу Крыма, онколигической и инфекционной больницами. Скажете, так себе местечко? А вовсе нет. Конечно, здесь многое изменилось, но только в начале улицы, на перекрёстке с Беспалова. Выросли многоэтажки, магазины, заправка. Но стоит лишь немного пройти, метров сто вглубь района, и вот вам уже лесок по левую руку, а дальше всё как тогда, как в детстве, ведь именно отсюда начинаются мои воспоминания о самом себе, о мире, что вокруг, о своей жизни. Ну разве что тогда всё вокруг было больше. Иногда я бываю здесь по работе и каждый раз, проезжая по узким улочкам частного сектора, испытываю достаточно странные и противоречивые чувства. Здесь и умиление от воспоминаний детства, и образы молодых родителей перед глазами, и осознание огромной потери в лице преданой кучкой подонков моей великой Родины, и чувство неотвратимости, осознание, что уже никогда не будет так хорошо, как тогда, когда я бегал среди этих домов в шортиках и клетчатой рубашке с пластмассовым БТР-ом без колёс под мышкой, который был дороже всего на свете. Хотя нет, очень удачная ровная палка с расширением на конце, которая засчет этого всегда летела ровно и втыкалась в землю, была, пожалуй, ценнее. Эдакое копьё… А в противовес- злость на самого себя за то, что испытываю все эти чувства, от которых порой слёзы наворачиваются на глаза. Слабость… Нельзя проявлять слабость. Никогда. Так научила жизнь. Но память вещь упрямая, и образы продолжают появляться перед глазами.

В те далекие времена мы с родителями жили здесь во времянке, которую они снимали в ожидании очереди на получение квартиры. В одном дворе с хозяевами, чей дом стоит и до сих пор, а вот наше жилище сейчас на стадии сноса. Баба Лиза и дед Яша… Их сын Юра, молодой художник. Большая лохматая собака по кличке Шерхан.

Помню, зимы тогда были снежные, не то, что сейчас, и пару раз отец выпрыгивал через окно в сугроб и откапывал входную дверь.

Топилась времянка печкой. До сих пор она ассоциируется у меня с запахом дров и плесени, которую мать нещадно выводила, но окончательно победить не могла. А еще туалет был на улице и прямо за ним лежала куча навоза, в которой можно было добыть червей для рыбалки. Однако рыбалка это отдельная тема, и её я обязательно коснусь в своём повествовании…

Сосед Лёшка, старше на несколько лет. Каждый день он залазил на забор со своей стороны и кричал очень протяжно:

-Аааа-лег!

Именно так, через "а". Меня звал играть. Я почти реально слышу этот крик каждый раз, когда оказываюсь в Марьино. Словно это моё детство зовет меня назад, в то время, когда я ещё не был тем испорченным жизнью и озлобленным мудаком, коим сейчас являюсь. Да и все вокруг были какими-то другими. И всё вокруг было душевным, что ли. И глаз не искал врага или, как минимум, потенциальный источник дискомфорта в каждом встреченном человеке.

Здесь началась моя самостоятельность. С походов за хлебом в магазин, который и сейчас существует в пятиэтажке по соседству. Максимум метров сто пятьдесят в одну сторону, но тогда это казалось целой задачей. Путешествием! И к концу этого путешествия хлеб, как правило, прибывал с обглоданными корочками. Родители ругались… Но как было сдержаться, ведь он был так умопомрачительно свеж и вкусен!

В 1986-м году произошло два знаменательных события. Взорвался Чернобыль и родилась моя сестра. Помню, она страшно кричала и днем, и ночью. Но каким-то образом я вычислил, что пока звенит будильник, сестрица замолкает. Такой, знаете, заводной, со стрелками. Его звук, обычно режущий слух, был, всё же, более приятен криков младенца и я подолгу сидел возле кроватки, заводя пружину и слушая протяжный звон. Смотрел в её удивленные глазки, видя в них наличие сознания, не смотря на грудной возраст.

Впрочем, самостоятельность моя не ограничивалась такими вот походами за хлебом и навыками по истязанию сестры. Грянул срок, семь лет исполнилось, и ваш покорный слуга пошел в школу. Которая, на секундочку, была почти в центре города, 12-я школа на улице Мокроусова. Добираться надо было на троллейбусе, остановок шесть точно. Так вот, в то время семилетний мальчик с такой задачей справлялся. Более того, иногда обратно шел пешком, провожая одноклассника, что жил ближе по пути. Частенько мы покупали стаканчик пломбира, один на двоих, на сэкономленные деньги. Однажды идущий навстречу старшеклассник просто вырвал его у меня из руки, осталось лишь самое донышко и совсем немного мороженного. Встретить бы его сейчас, в том же месте, там до сих пор тихо и нет лишних глаз. Мечты, мечты. Увы, я бы его даже не узнал. Родителям я об этом инциденте не рассказывал, ибо мама и так постоянно стращала меня рассказами о несущих угрозу контактах с незнакомцами. Я могу путаться в хронологии, но примерно в те годы как раз и началась история серийного маньяка Чикатило. Этот тип любил гастролировать по югу СССР, а к нам из Ростова рукой подать. С этим связана одна интересная история, которая тоже произошла на улице Родионова.

Где был отец в тот день, я точно не помню. Возможно, что дежурил в составе ДНД на плотине вышеупомянутого водохранилища. В то время это было обязательным условием для членства в рыболовном обществе. Несколько раз в год сутки охранять покой водоёма. Но суть в том, что мать забрала маленькую сестру на работу, и я, придя из школы, оказался в гордом одиночестве. Это меня ничуть не испугало, но время шло и в привычный час мама не вернулась. Тогда я начал переживать и спустя какое-то время решил, что надо бы пойти и встретить родительницу и сестру. Однако звучащие в голове рассказы о кищащих в кустах маньяках не давали мне покоя, ну и смеркалось, ко всему прочему. Поэтому я в возрасте лет восьми решил вооружиться на дорожку кухонным ножом. С ним в руке я, собственно, и покинул двор наших гостеприимных хозяев. Шерхан тоскливо глядел мне вслед.

Двигаясь по улице Генерала Родионова в сторону Беспалова, я держался тротуара по правой стороне. Он как раз и был частично скрыт от глаз теми самыми кустами с маньяками, но идти по более открытой левой стороне улицы с ножом я опасался. В то время любой взрослый человек мог бы озаботиться этим и, поймав засранца, возжелать отвести его к родителям. А родителей-то и нет. Да и опять же, контакты с незнакомцами… В общем, я предпочел кусты. Однако как быть с потенциально кишащими там убийцами? Мой пытливый ум выдал решение-надо их отпугнуть. Для этого я стал тыкать ножом во все деревья у себя на пути, словно бы показывая маньякам, что я свой. Занятие это оказалось увлекательным, я продвигался заданным направлением, оставляя за собой воображаемые трупы поверженных врагов, и не заметил, как на горизонте появилась мама с коляской. Зато она меня заметила! Я до сих пор не могу себе представить всю глубину её шока, когда она увидела крадущегося по кустам и размахивающего ножом сына. Поровнялись мы в тот момент, когда я с особой яростью пытался зарезать очередной абрикос. Это было фиаско! Мама долго потом пыталась выяснить, откуда у меня такие мелко- уголовные наклонности. Домой я шел уже без ножа под бесконечные причитания матери, смешанные с угрозами отдать меня в интернат для малолетних преступников. У калитки Шерхан посмотрел на меня, как-бы говоря:

-Я же предупреждал!

Естественно, я был наказан на неопределённый срок. А потом неподалёку начали строить девятиэтажки. Строили на сваях и вся округа с утра и до вечера была наполнена звуками вбивающего их гидравлического молота. Помимо этого вдоль проезжей части выкопали канаву, в которой прокладывали коммуникации для новых домов. И мы с Лёшкой целыми днями прыгали с одного берега на другой в попытках перещеголять друг друга. И с разбега, и с места. Частенько кто-то из нас падал в канаву и второй помогал товарищу выбраться. Однажды я свалился туда после дождя и вылез весь в глине. Да и друг мой перепачкался знатно, вытаскивая меня. После недолгих разбирательств с родителями мы приняли решение, что просто так прыгать через канаву больше смысла не имеет. И тогда в зону нашего внимания попала территория некого заведения, что лежала за забором на противоположной стороне улицы. Дырки в этом заборе были разведаны уже давно и вскоре мы отправились покорять новые просторы. Всю эту территорию, обильно поросшую деревьями и кустарником вместе со стоящим по середине единственным зданием, мы тщательно картографировали и объявили вместе с канавой своими владениями. Эх, да там даже ручей был. Как сейчас помню наши, нарисованные на тетрадных листочках, карты.

А ещё неподалёку есть озеро. Говорят, его выкопали, когда брали грунт для строительства плотины. А потом ручей сделал своё дело и озеро по сей день радует местных жителей. Зимой мы ходили через него прямо по льду в детскую поликлинику. Там работала моя любимая женщина-врач по фамилии Бастракова. Очень добрая. Помню, сколько горя было после того, как она перевелась в другое место.

Примерно такие картины рисует мне память каждый раз, вызывая ответную злость на собственную сентиментальность. Уж не знаю, нормально ли это? Сродни шизофрении… Хотя я уверен, что маски, которые мы носим ежедневно и меняем в зависимости от обстоятельств, со временем обретают свойства личности. И тогда получается, что в каждом из нас их сидит с десяток.

Была в моём детстве и ещё одна добрая женщина, о которой нельзя не рассказать в этом повествовании. Пожалуй, с нее и начнется следующая глава.

Глава 2

Мы шли с мамой по старым улочкам центральной части города Симферополь, и она плакала. Ситуация и впрямь была довольно непростой. Всё дело состояло, собственно, во мне. Я родился и превосходно существовал, однако декретный отпуск закончился и от мамы требовали незамедлительно выйти на работу. А в детских садах мест не было. Те же проблемы, что и сейчас, порой возникали у молодых семей и полвека назад. Здесь необходимо оговориться. Проблемы, может, и те же, но страна другая. Страна рабочих и крестьян, в которой труд был возведён в культ наряду с личностями вождей. И до статуса тунеядца матери было рукой подать. В то время, как я помню, она ещё работала на заводе Фиолент. Это чуть позже она перешла в Обком Партии, что, кстати, тоже сыграло свою роль, но об этом позже. Так вот, завод. Ребёнка на работу не потащишь. Ситуация начинала походить на безвыходную, вот и плакала моя мама, одной рукой держа меня за руку, а другой вытирая слезы. Именно в таком виде мы и встретили её- мою персональную Мэри Поппинс, а в миру Мотю, Мотечку- женщину в возрасте, которая пожалела плачущую мою родительницу и предложила смотреть меня, пока родители на работе. О финансовой стороне этого договора мне ничего не известно, но, учитывая дух времени, скорее всего это было бесплатно.

Жила Матрона Павловна на улице Гоголя, в уютном дворике между двух перекрестков- с улицами Толстого и Крейзера. Практически самый центр. Частенько проезжаю там, и каждый раз на душе становится немного теплее. Довольно продолжительное время я провел с этой добрейшей женщиной, которую любил больше родных бабушек. Помню полумрак в комнатке, где она укладывала меня спать днём, тусклый светильник в виде двух свечей и бессмертники в вазе на серванте. Эти полевые цветы она очень любила. Прошедшая медсестрой всю войну, Мотечка рассказывала, что ей их дарили солдаты, которых она лечила. Раненые. Ведь других цветов там, на фронте, было не найти.

А ещё у нее всегда висел портрет действующего генсека. Просто вырезка из газеты. Я отчетливо помню, как она меняла его в связи с приходом к власти Горбачева. Это было много позже описанных мной дней, ведь место в садике все же нашлось, а потом я и в школу пошел. Но всё равно бывал у Моти, иногда оставаясь на выходные. Она сама просила родителей, чтобы приводили меня. Очень любила. Но время шло, и как-то вдруг меня перестали оставлять у моей любимой нянечки. А потом мама мне всё рассказала. Умерла Мотечка. Но я к тому времени, верите или нет, сам уже догадывался. Второй класс посещал, как-никак. Помню, сказала она мне это в троллейбусе, мы ехали на самом заднем сиденье и вокруг никого не было. Я даже помню, где. На кольце возле гостиницы Москва. А ехали домой в Марьино. Я старался не плакать, но получалось не очень. Вот и сейчас не получается, и слезы катятся из глаз, и снова где- то внутри закипает злость на самого себя за такую чувствительность. До сих пор воспоминания об этой женщине я считаю самыми светлыми из всех, что приходят ко мне. Глядя на окружающий меня мир, я вообще не верю, что сейчас живет кто- либо, способный настолько сильно и бескорыстно полюбить чужого ребенка. Не верю…

Так закончилась целая веха моего детства. А тем временем я уже учился в школе. Помню всю эту суету с подготовкой к первому классу. Кожаный портфель, тетради в дефиците. И ручки. Как раз повсеместно стали появляться шариковые ручки, которые пришли на смену перьевым. Их тогда называли авторучками. Один раз я услышал, как мама сказала отцу, что надо не забыть купить мне автоматическую ручку, и моё воображение тут же нарисовало устройство, которое пишет само, без участия человека. Очень хотелось поскорее овладеть такой техникой, и каково же было моё разочарование! Ведь это была просто ручка!

Начало обучения в школе запомнилось прописями, таблицей умножения, которая была везде- на обороте тетрадей, на карандашах, на плакатах, и уроками физкультуры. Мы бегали вокруг школы и у меня болело в боку. Но я бежал и к концу забега обычно боль проходила. Но было неприятно. А ещё в первом классе на продленке у меня появилась первая любовь- девочка по имени Лера из параллельного класса. Помню, как играли с ней в ловы в школьных коридорах. Ещё помню имена и фамилии некоторых одноклассников и что после проведенного мной анализа я принял решение, что хочу быть не Олегом, а Антоном, как один из них. Был у нас в классе ученик с фамилией Ковпак, знаменитой в то время, такую же носил прославленный партизан. Был ещё Женя Капленко, мальчик, который настолько хорошо рисовал, что взрослые отказывались верить, что это работы ребенка из начальной школы, не умеющего и писать- то толком. Хорошее было время и только теплые воспоминания возникают в моей голове, когда я думаю о своей учебе в двенадцатой школе. Но проучился я в ней не долго- два года и ещё одну четверть. А после родителям дали квартиру и мы переехали. В школу я пошел по месту жительства, однако у этого есть своя предыстория.

Незадолго до переезда мы с мамой, как и каждое лето вплоть до развала СССР, отдыхали в пансионате Алые Паруса, который и сейчас существует ( не знаю, в каком формате, правда) и находится в посёлке Сатера неподалеку от Алушты. Райское место, с которым связаны только хорошие образы в моей памяти. Свежий горный воздух, насыщенный запахами трав, хвои и можжевельника, домики, ползущие вверх по склонам гор. Подниматься по лестнице иногда было тяжеловато, но в этом и есть главный плюс таких мест. Двигаясь вечером к дому в гору, человек, во-первых, получает полезную нагрузку после ужина, а, во-вторых, за счет учащения дыхания буквально насыщается тем самым волшебным можжевеловым воздухом. Мой вам искренний совет, окажетесь на южном берегу Крыма- берите домик на горе. В Советском Союзе знали толк в оздоровлении на отдыхе. Ну и море, само собой. Пляжи, волнорезы, с которых все прыгали в воду, а потом взбирались назад, держась за верёвку. А ещё рыбалка прямо с пирса. Кристально чистая вода позволяла видеть, когда рыба заглатывала наживку. Коей служили мидии, добытые здесь же, на подводной части бетонного волнореза. Что ещё надо для счастья ребенку? Ближе к концу 1980-х в местном кинотеатре стали крутить по вечерам мультфильмы про Человека- паука. Ну весь набор, то есть. Рай.

Так вот, отдыхая тем летом в этом раю, мы с мамой традиционно завели знакомство на пляже. Тогда все занимали места поближе к воде и пользовали их на протяжении всей смены. Символом занятой территории служило расстеленное на гальке полотенце, которое никто никогда не убирал, дабы утром не оказаться без места под солнцем. И получалось так, что каждый день на пляже рядом находились одни и те же люди. Вот с ними мы и заводили знакомства, чтобы потом совместно гулять и ходить в столовую. На этот раз это были девочка моих лет Вика со своей мамой. Мне она не особо понравилась, но всё же мы общались и играли вместе все эти десять дней. В чём же здесь связь с новой школой, спросите вы? Дело в том, что Вика с мамой как раз жили в том районе, где наша великая страна выделила квартиру моим родителям. И когда я шел в новую школу, мама всё говорила мне, что в моём классе может оказаться Вика. Ну, из лета которая. А я шел и молился Ильичу ( никому другому тогда нельзя было), чтобы такого не случилось. Надо ли говорить, что когда передо мной распахнулась дверь класса, первой, кого я увидел, была она. Ну как случаются такие совпадения? Мы проучились вместе до самого конца, и, надо отметить, что Вика оказалась отличной девчонкой и я не жалею, что тогда попал именно в этот класс. Позже, уже в девятом классе, она со своей подругой Аней оказали мне неоценимую услугу. Тогда в наш класс пришла новенькая, которая вдруг стала проявлять ко мне повышенный интерес. И я склонен был ответить взаимностью, но подруга детства Виктория предупредила меня, что я всего лишь стал объектом спора. Новенькая, Татьяна, поспорила с другой моей одноклассницей в раздевалке после физкультуры, что в этот день я буду провожать её домой. В тот день домой я провожал домой Вику и Анну. Двоих сразу и демонстративно. Мы продефилировали перед спорщицей, которая считала, что дело в шляпе, и скрылись в дали. Эффект был велик, как говорится в одной из книг Ильфа и Петрова. Даже сейчас приятно вспомнить!

Итак, новая квартира. Как вы думаете, с чего она начинается? С удаления с линолеума краски и извести. Коими полы во всех трех комнатах, а также в коридоре и в кухне были забрызганы просто нещадно. Вся наша семья, включая даже четырехлетнюю сестру, несколько дней провела на коленках с ножами и тряпками в руках. Никогда этого не забуду. Но то была бесплатная трехкомнатная квартира в новостройке. И это было счастье. Только теперь я осознаю, что мы с родителями и сестрой были в принципе одними из последних, кому повезло получить жильё вот таким образом. До распада СССР оставался всего год. Всего год счастливой ( хотя уже и не такой сытой из- за дефицита) жизни. Но нормальной всё равно жизни. Ибо то, что стало твориться после 1991-года, иначе как кошмаром и назвать-то нельзя. На тот момент мне исполнилось одиннадцать лет и я плюс-минус хорошо помню все события. Но главное- я помню дух того времени, который и постараюсь передать в следующей главе. Всё, дорогой мой читатель, сопли прочь, детство кончилось. Добро пожаловать в ад!