скачать книгу бесплатно
– Что, бродяга, попался? Медком решил полакомиться? За твои проделки надо бы с тебя с живого шкуру снять, но я не немец, не могу. Вот если бы тебя живым можно было кому продать. Даром бы отдал, чтобы жизнь твою сохранить.
Витька убежал в деревню за лошадью. Алексанко долго еще разговаривал с медведем. Тот рычал, ревел и свирепо смотрел.
На лошади приехали Витька и Николай. Николай не верил, что медведя поймали живым, и решил ехать сам. Лошадь, еще за пятьдесят метров чуя косолапого, при всех мерах принуждения отказалась подъезжать ближе. Изо всех сил рвалась убежать. Пришлось Николаю с Витькой уехать, не погрузив медведя.
К вечеру сколько поместилось приехали на автомашине. Зверя занесли на носилках в кузов и уложили на сено. Нашлись добрые люди, кто-то позвонил в город и сообщил, что пойман большой живой медведь. Из города пришла телеграмма: «Медведя не убивать, доставить живым!» Председатель колхоза ругался, проклинал Алексанко с Витькой и медведя. Говорил:
– Вот несчастье на мою голову свалилось. Определенно заставят его в Киров отвозить.
Так оно и случилось. На автомашине колхоза медведя увезли в Киров в зоопарк. Витька и Алексанко ходили героями. Они говорили, что Витька поймал медведя, а Алексанко быстро заковал его в цепи. На то он и кузнец первой гильдии. За медведя получили хорошее вознаграждение. Но Алексанко не прочь был получить больше. Он говорил:
– Вот за волка дают овечку, а почему нет такого закона за медведя давать быка? Не поймай его вовремя, он бы мог натворить много бед с колхозным скотом.
– А может быть, он первой твою корову задрал бы, – отвечали ему колхозники.
– Нет, он не дурак, – возмущался Алексанко. – Знает, где без ущерба можно взять.
С сенокосом ему помогли управиться женщины. Выкосили, огребли и скопнили. Хотя он на них и пахал, когда не было лошадей, но они на него не обижались. Каждая считала его своим человеком. В трудную минуту он всегда приходил на помощь.
Сено он с Витькой привозил к себе на сеновал на колхозном быке. Бык хотя и тихо ходил, зато возил, тракторные сани мог утащить. Да и Витька на физическую силу не жаловался, ростом он был с Петра Первого, только раза в два толще.
На сердце у Алексанко скребли кошки. Степан сутками крутился в его не засоренном культпросветработой мозгу. Радости быстро забываются, а горе годами вспоминается. Такое горе как потеря сына исчезнет из сознания только в гробу.
Рожь уродилась на славу, народ радовался. Это первый такой урожай за пять лет. Правление колхоза обещало авансом дать по двести грамм на трудодень. Женщины рвались на уборку ржи. Обжинали серпами придорожные участки для разворота комбайнов. Домой приносили в карманах по триста-четыреста грамм зерен ржи. Сушили их, дробили и варили для детей кашу. В рационе народа еще был травяной хлеб и картошка. Дети, как стая журавлей, целыми днями паслись на посевах гороха. Правление колхоза не запрещало. Говорили, пусть едят, не жалко. Взрослые ходили таясь, украдкой.
Из МТС пришли два комбайна и два трактора на уборку ржи и посев. От комбайнов на автомашине и лошадях возили зерно на крытый ток, где его веяли, сортировали и сушили. Работали все – старые и малые. Неслыханное дело: за трудодни авансом дадут ржи. Николай, не спрашивая никого из вышестоящих, выдал колхозникам по триста грамм на трудодень. Весть об этом на второй же день дошла до руководства района. В колхоз прислали двух уполномоченных. Один целыми днями дежурил у комбайнов, другой – на току. Приготовленные семена высеяли. Остальную рожь забрали в город. Оставили только для расчета с трактористами МТС. Так же поступили с овсом и ячменем. Оставили только мякину да пелеву на фураж.
Николая вызвали в город, грозили исключить из партии и судить, но как неопытному, молодому простили.
Чтобы воодушевить народ, Николай обещал раздать за трудодни излишки соломы, сена и по три килограмма картошки. Он говорил:
– Из-под палки работать пользы мало. Лучше дать своими руками, а то больше потеряешь.
Народ работал не покладая рук, надеясь на обещанное и будущее колхоза.
Двадцать пятого августа Николая вызвали в институт сдавать экзамены. Пропуска на проезд по железной дороге еще не отменили, и все делалось только по вызову. Секретарь райкома Смирнов не обманул – Николаю выдали направление райкома партии и хорошую характеристику как председателю колхоза. Этого было достаточно. Экзамены он с натяжкой сдал на три и был зачислен на заочное отделение, на зоотехнический факультет.
В период отсутствия Николая картошку выкопали всю без всякой посторонней помощи. Здесь им снова была проявлена самовольщина. Двадцать процентов от выкопанной картошки заплатили колхозникам. Картошку выбрали настолько чисто, что при повторной вспашке поле не походило на картофельное. Урожай собрали хороший. Колхозникам дали по три килограмма на трудодень. Все это было сделано без Николая по его указанию.
Такую партизанщину без согласования прощать ему уже не собирались. Из райкома приехала комиссия во главе с начальником НКВД. Члены комиссии – заведующий райзо и представитель райфо – за один день подняли и проверили все документы, все решения. Начальник районного НКВД забрал с собой все колхозные бумаги и за заботу о народе обещал посадить.
Николай все переживал по-своему, было обидно. Колхозники успокаивали:
– В случае чего Сталину будем писать коллективное письмо.
Пришел к нему Витька.
– Брось переживать, успокойся. Пойдем завтра на охоту.
Выдвинулись они еще до рассвета. Прошли большое расстояние, а дичи никакой не встречали. В два часа дня, уставшие, нашли очень много брусники. Ягода была крупная, спелая, но ни мешка, ни корзины с собой не оказалось. Поэтому решили прийти завтра. Ели ее полными горстями, утоляя жажду.
В Кировской области гроза в сентябре – редкое явление. Где-то вдали вдруг загремело. Сначала они понять не могли. Николай сказал:
– Где-то идут артиллерийские учения, бьют из тяжелых орудий.
Витька запротестовал:
– Какие учения, это рвут толом пни.
На краю неба показалось синее куполообразное облако. Оно быстро увеличивалось, закрыло солнце и половину неба. Подул ураганной силы ветер. В лесу стоял неописуемый шум. От ветра гнулись и ломались деревья. Становилось совсем темно, как ночью в пасмурную погоду. Молнии разрезали матовое небо. Раскаты грома достигали оглушительной силы. Николай прятался под кроной ели, прижавшись к стволу. Витька стоял на открытом месте, подставляя свое могучее тело ветру и дождю. Он кричал Николаю:
– Отойди от ствола дерева подальше, может ударить молния.
Ветер внезапно затих. Пошел крупный дождь с градом. Витька, промокший с ног до головы, настойчиво стоял на открытом месте.
Гроза как внезапно пришла, так же внезапно и кончилась. Появилось яркое солнце. На деревьях изумрудом светились дождевые капли. Воздух наполнился озоном. Тяжелые темно-синие тучи ушли на восточную половину неба. Их сопкообразные белые спины украшала радуга. На дороге и лужайках появились зеркальные лужи. Они отражали голубое небо и кроны деревьев. Последние лучи уже опускавшегося к заходу солнца бежали по мокрой земле, догоняли тучи, взлетали на них и, казалось, пробегали по ним. От этого все на земле и в небе загоралось ярким светом. Алела дорога и ее обочины. Пылали опушки мелкого частого леса. Выглядело все красиво, сказочно.
Витька ни на что не обращал внимания, он был мокрый, спешил домой. Николая от дождя спасла легкая брезентовая куртка, сшитая умелыми руками матери из старой солдатской плащ-палатки.
Как легко дышать в лесу после грозы. Николай костылял следом за Витькой, стараясь не отставать, но все его усилия были тщетны. Больная нога плохо прислушивалась к командам мозга и находила все неровности тропы. Николаю казалось, что Витька не шел, а бежал. Председатель злился на свою непослушную ногу и на товарища. За 12–15 минут отстал на почтительное расстояние, до 400 метров. Витька стал надолго исчезать за излучинами лесной дороги. Только на прямых участках Николай видел Витьку, его могучее, сильное тело слегка покачивалось, как у моряка на палубе, и снова исчезало за поворотом.
Витька исчез из поля зрения надолго. Николай неспешно пошел в меру своих сил, успокаивая нервы насвистыванием никому не известной мелодии. Вдали показалась плель. За что такое название дали мужики этому месту, он не знал. Обширная лесная площадь была покрыта низкорослым корявым сосняком внушительного возраста, местами молодняками березы, сосны и ели.
Витька ждал его за крутым загибом дороги. Когда Николай вышел из-за поворота, поднял правую руку кверху и резко опустил, что значило «иди осторожно».
В голове у Николая пронеслось неприятное воспоминание. В августе 1932 года здесь, в плели, в 30 метрах от стоявшего Витьки, на дороге был убит инструктор крайкома Соловьев. Первыми убитого увидели они со старшим братом Георгием. Николаю тогда было 14 лет. Расстояние в пять километров до деревни они, как тогда показалось, пробежали быстрее марафона, минут за 15.
Николай остановился, но Витька мимикой и рукой звал к себе.
Когда Николай подошел к нему, Витька тихо сказал:
– Волки, заряжай картечью.
Николай быстро перезарядил одноствольное ружье, приготовился к бою. Тогда только услышал, что почти рядом с дорогой выл волк. Витька двинулся по направлению к хищнику. Следом за ним шел и Николай. Прошли они не больше 20 метров. Витька резко остановился и встал по стойке смирно. Ружье он держал в боевой готовности уже одной левой. Пальцы правой руки искали не пусковой крючок, а опору в воздухе, то сгибались, то разгибались. Николай, глядя на странную позу Витьки, захохотал и спросил:
– Что с тобой?
Вместо ответа Витька показал рукой. Николай бросил взгляд в заданном направлении. В редком малорослом сосняке в ста метрах от них сидели, вытянув кверху морды, семь волков. В десяти метрах от них вправо еще восемь, влево – шесть. Волки смотрели на безоблачное небо. Казалось, они что-то искали. Уже на краю неба пламенел закат. В лесу сгущались туманные сумерки. Волки, видя приближение людей, отнеслись к ним спокойно, пренебрежительно. Продолжали смотреть на небо и чему-то улыбаться зубастыми ртами. Витька глухо, со стоном выдавил:
– Бежим.
Николай подумал: «Хорошо у тебя ноги здоровые, крепкие, как у лося. Мне далеко не убежать».
Витька быстро повернулся и пустился бегом к дороге. Достигнув ее, остановился, по-видимому, вспомнив о Николае. Когда тот подошел, Витька сказал:
– Не подумай, что я струсил. Просто решил согреться. Что-то стало слишком прохладно. Одежда на мне вся мокрая.
Николай в знак согласия кивнул ему, но промолчал. Витька шел, казалось, не спеша. Но Николай отдавал все свои силы, чтобы не отставать.
Волки еще усиленней наполняли лес своей многоголосой песней. Слышалось в ней что-то печальное, страшное, невозвратимое и неизбежное.
Солнце давно спряталось за горизонт, но было еще достаточно светло. Были хорошо различимы деревья, дорога и по обочине ее тропинка. Из глубины зеленых темнин едва ощутимый ветерок доносил запахи смолы, прелой лесной подстилки и грибов.
От волчьей песни становилось как-то не по себе, жутко, но в то же время разгорался пыл охотника. Хотелось вернуться и вступить с ними в единоборство. Николай ощупал холодный ржавый ствол ружья, спусковой механизм, дававший частые осечки, и храбрость с охотничьей страстью тут же пропали. Невольно в голове зарождалась фантастика. Сейчас бы автомат и несколько гранат, не страшны были бы волки, вооруженные одними зубами.
Мысли Николая прервал Витька. Он первый раз за всю дорогу глухо выдавил из себя:
– Слава богу, два километра осталось до деревни. Как думаешь, волки могли бы напасть на нас?
Николай с небольшой паузой ответил:
– А бог их знает, что у них на уме. Но одно ясно – отнеслись они к нам по-джентельменски миролюбиво. Растерзать нас могли бы в любую минуту, в один момент. Но борьба за жизнь, тяга к жалкому волчьему существованию создает трусость перед сильным двуногим врагом. Запах ржавого металла, дроби и пороха вселяет страх. Волки – это организованные и умные животные. Они прекрасно понимают, что напасть на человека, от которого исходит запах пороха, это смерть. Хотя вели себя гордо, не обращали на нас никакого внимания. Но будь мы вооружены хотя бы двустволками, при первых четырех выстрелах вся эта стая пустилась бы наутек.
От волчьей стаи они удалились примерно на пять километров, и воя слышно не было. Зато в противоположной стороне, где-то на писаревских покосах, выл на высоких нотах матерый волк, а ему подвывал тоненькими голосами молодой выводок.
– Много волков появилось за войну. Им сейчас полное раздолье. В деревнях одни бабы да маленькие детишки, – с веселой ноткой в голосе заговорил Витька. – Главное, пороху нигде не достанешь, да и хорошие двуствольные ружья еще в 1941 году отобрали. Да только ли волков. Зверя и птицы в лесу стало много. Вот, к примеру, у нас с тобой есть ружья, пусть невидные, ржавые, одноствольные, но попадись один волк на расстоянии до шестидесяти метров – не уйдет. Ружье еще не все. Мы вот целый день ходили, прошли более двадцати километров и никого не убили. Зверь и птица не дураки. Они нас далеко слышат – или удирают, или прячутся. Рядом пройдешь – не заметишь. Для охоты нужна собака. Без нее мы не охотники. Сейчас собак трудно сыскать во всей округе. Нет дураков в такое голодное время содержать еще и собаку. Была у нас в деревне у Пашки Мироносицыной лайка, взяла убила и переварила на мыло. Конец пришел всему собачьему роду, а без собак и охоте. Без собаки можно охотиться рано утром на тетеревов, поджидая их в шалаше, выставив чучело. На уток – на болоте и на Боковой. На глухаря надо выходить рано, вот на эту дорогу, по которой мы идем. Они ранним утром прилетают для сбора камушков. Вот тут и бей, не зевай.
На небе горели яркие звезды. Тропинка по обочине была не различима. Шли наугад по центру дороги, спотыкаясь о колеи и неровности. В темноте показались силуэты деревенских построек и изб. Вот и родной дом. Тускло горела семилинейная керосиновая лампа. На столе – горячие щи из русской печи. Хлопоты матери за столом и лукавый взгляд отца. Он, по-видимому, намеривался спросить: «Что убили?», а может быть сказать: «Горе-охотники», но не хотел портить настроения. Охотник, вошедший в азарт, не считается ни с силами, ни со временем. Охота пуще неволи, гласит пословица.
Витька с Алексанко, не пропуская ни одного утра, ходили на охоту. Витька ставил на дереве чучело тетерева недалеко от шалаша и приносил дичь почти каждый раз. Алексанко проверял свои петли. У Витьки дела шли лучше. Один раз он убил из шалаша сразу трех штук. Алексанко зависть взяла. Надеясь, что Витька проспит, он решил сесть в его шалаш. Но Витька пришел.
– А я думал, что тебя сегодня не будет, и решил посидеть в твоем шалаше.
– Раз пришел, то сиди, – сказал Витька. – Только одно условие. Первого убиваю я. Второй прилетит – ты. И так далее.
– От дождя не в воду, – сказал Алексанко. – Приходится и такие условия принимать. С чужого коня среди поля ссаживают.
Так они сидели и ждали. Косачи на другой стороне поля перелетали, однотонно гортанно пели, но к чучелу лететь и не собирались.
В пять часов утра Алексанко с Витькой уже сидели в шалаше в двух километрах от деревни. О чем-то шептались, а может и ругались. Прислушивались к каждому шороху, ждали прилета тетеревов. Напрасно напрягали в полумраке зрение, вглядываясь в два чучела тетеревов, установленные на раскидистой опушечной березе.
Их шалаш находился на Андреевой поляне на опушке леса под старой елью с плотной раскидистой кроной. В двухстах метрах от опушки начиналось Чистое болото. Между ним и Андреевой поляной площадь из заболоченной переходила в покрытое черной ольхой болото с редкой елью, с кочками, достигающими в пол человеческого роста. Пространство между ними было заполнено водой. Днем территория между поляной и болотом местами просматривалась хорошо.
Болото шириной от двух до четырех километров и длиной более десяти представляло собой чистую площадь, поросшую малосъедобной грубой травой, подвид белоуса. В топких местах рос сплошной трилистник. Местное население называло его «тройка». С древних времен горький настой из тройки считался лучшим лекарством от всех болезней.
Середина болота казалась выпуклой, то есть выше краев, кое-где виднелись мелкие, слабо развитые сосны болезненного вида с куполообразными вершинами. Вот поэтому наши предки дали болоту меткое название «Чистое».
На болоте чернели окна с водной поверхностью диаметром до 10 метров. Почти все имели эллипсовидную форму. Жители окрестных деревень, граничивших с болотом, называли их озерами. У каждого озера, вернее ямы, было свое название. Черное, Холодное, Бездонное, Змеиное, Журавлиное и так далее. Их десятки. В 200 метрах от них земля под ногами начинала качаться. На поверхности воды появлялись небольшие гребни, похожие на речную рябь.
Старики рассказывали, как болотная яма получила свое название «озеро Бездонное». В одно из засушливых лет, в 1891 году, по болоту гоняли и пасли скот. Старики говорили, что это было чуть ли не самое засушливое лето от рождения Иисуса Христа. К зияющей яме, наполненной холодной водой, подошел бык и тут же провалился. Долго он плавал, напрягая свои сильные мускулы. Старался вылезти из лукавой ловушки, но твердой опоры ногам не находил. Закинутые передние ноги отрывали от берегов куски торфяной массы, расширяя площадь ямы. Силы покидали животное. Немного не дождавшись помощи, бык утонул. На помощь ему с баграми и веревками прибежало все население небольшой деревни. Искали в торфяной гуще баграми. Удлиняли ручки шестами, но ни дна, ни быка нащупать не могли. Решено было установить глубину ямы. Для этого мужики собрали со всей деревни вожжи и веревки, привязали к ним двухпудовую гирю, однако дна так и не достали. Суеверный народ решил, что дна у озера нет, и нарекли его Бездонным.
Из шалаша в полумраке раннего утра была видна часть Андреевой поляны до водораздела, а там, казалось, до самого горизонта колыхалось безбрежное море. Андреева поляна – это поле с ржаной стерней площадью около 20 гектаров.
До вылета тетеревов надо было сидеть еще более часа. В голову лезли разные мысли. Воспоминания, рассказы мужиков о разных трагических случаях, о лешем и его проделках. В истории каждой деревни много легенд, а нашей – особенно.
Первые минуты после прихода сидеть было приятно. Чистый лесной воздух, наполненный до предела влагой болота, усыпляюще действовал на организм. Хотелось спать. Глаза закрывались сами, и тут же появлялись мгновенные сновидения и миражи. Скоро тело стало чувствовать влажный холодный болотный воздух. Охота ко сну пропала. Восток стал отделяться узкой белой полосой, которая постепенно расширилась и охватила половину неба. Звезды тускнели, меркли и исчезали. Занялась пурпурно-розовая заря. Алексанко сказал:
– Такая заря к ветру.
В лесу раздались первые птичьи голоса. Далеко, почти на другой стороне поляны, запел проснувшийся тетерев. Алексанко и Витька сидели, напрягая слух и зрение. Ружья держали на боевом взводе. Мысленно молили Бога, чтобы тетерева увидели их чучела и хотя бы один прилетел. Из одноголосой тетеревиная песня превратилась в многоголосую. Видны были перелеты косачей по поляне, но ни один не подлетал. Охотники с трудом держались в шалаше. Хотелось выскочить и побежать, подползти ближе к уркотне.
Сзади в болоте раздались шаги. Кто-то шел, не соблюдая охотничьей предосторожности. Витька и Алексанко мысленно проклинали незваного гостя. Думали: «Тетерева сейчас улетят, и утро, да какое чудесное, пройдет задаром». Они стали медленно разворачиваться, так как шаги слышались уже за их спинами. Оба хотели хотя бы одним глазком взглянуть на незнакомца и бросить ему отборное словечко.
Звук шлепанья ног по воде доносился ближе. Вот он затих на несколько секунд и снова раздался. В полумраке редкого тумана показалась собачья голова, а затем и сама собака. Следом за ней другая, третья. «Волки, – молнией пронеслось в голове. – В двадцати метрах от шалаша».
В ствол ружья охотники опустили по три крупных картечи, так как патроны менять было некогда. Несогласованно оба прицелились в грудь первого волка и нажали пусковые крючки. Раздались выстрелы. Алексанко сильно толкнуло в плечо. Как по команде разломили ружья, вставили по второму патрону с картечью-самокаткой. Шлепки ног стали удаляться. Охотники целились в мутную тень убегавшего зверя и стреляли. Все исчезло в пороховом дыму. Только слышен был бег многих ног по воде.
Оба вылезли из шалаша. Алексанко попытался перезарядить ружье. Раздутый патрон застрял в патроннике и не вынимался. Недалеко крутился волчком волк. Не раздумывая, с незаряженными ружьями, Витька и Алексанко направились к животному. Волк принял оборону. Встал на шаткие передние ноги. Устремил на людей полные ненависти глаза, защелкал зубами, но тут же упал. Витька первым подбежал к волку и со всей прилежностью ударил его по шее прикладом ружья. От удара отвалилась ложа. Волк вытянулся как умирающий человек и с ненавистью посмотрел на Витьку. Повернул голову, трижды глубоко выдохнул и затих. Конец одной волчьей жизни.
Витька с большим трудом вытащил волка на сушу к шалашу. Алексанко прикрыл тело ветками, оба в хорошем настроении пошли в деревню, не заходя домой, прямо к председателю колхоза Николаю Васину. Он выслушал их, осмотрел Витькино искалеченное ружье. Не спеша проговорил:
– Скажи конюху, пусть запряжет быка. Везите волка в деревню. Тогда решим, что делать дальше.
Быка они сами запрягли и поехали со скоростью три километра в час. У Алексанко не сходила с лица улыбка. Он изредка гладил свою бороду, но не проронил ни одного слова. Ехали всю дорогу молча. Когда положили в телегу убитого зверя во всем его величии, лишь тогда негромко заговорили.
– Я, грешным делом, не верил. Думал, подкараулили мы с тобой несмышленого волчонка.
Заготконтора потребовала привезти волка неободранным. За одну шкуру зверя отказывались выдать деньги и документ, необходимый для получения вознаграждения за истребление хищника. Полагалась овца с колхоза, на территории которого убит волк. Добычу на лошади довезли до самого Покровского и сдали в сельпо. Получили деньги, 20 килограмм ржаной муки и распоряжение на получение овцы из колхоза. Николай Васин выбрал им большую, но плюгавую. Шерсть на ней от какого-то кожного заболевания местами вылезла. На фоне серой густой шерсти были видны неприятные плешины с коростами. Алексанко ругался, не брал, просил полноценную. Доказывал ценность истребленного волка, объяснял, какую опасность он представлял для стада. До Николая слова Алексанко не доходили. Он говорил:
– Дают – бери, а бьют – беги. В мясопоставку овцу совестно везти, еще не возьмут. В зиму оставлять нельзя – заразная, а тебе по делу.
Дело между стариком и председателем принимало крутой оборот. Они уже не говорили, а кричали, осыпая друг друга меткими словами. На выручку пришел Витька. Он внимательно осмотрел овечку. Как знаток ощупал ее со всех сторон и реденько сквозь зубы проговорил:
– Что вы раскричались. Эта овечка стоит двух ярок.
Алексанко и Николай заулыбались. Алексанко обвязал шею веревкой, потащил сопротивлявшееся животное. Председатель стоял в недоумении, провожая взглядом Алексанко и Витьку с овечкой. По-мужицки с душой выругался трехэтажным матом. Закрутил козью ножку самосада и крепко затянулся. Откашливаясь, выдавил из себя:
– Все-таки зря я отдал такую большую овечку. Надо было отдать ярочку.
Алексанко быстро расправился с овечкой. Ободрал и разделал. Виктор был прав – овца была на редкость упитанная. На печенку охотники пригласили Николая.
Николай не находил себе места, ждал вызова в город. «А там бог знает, что будет, – думал он. – Черт меня сунул в это ярмо. Дело сделано, чему быть, того не миновать. Только в кинокартинах случается, что в последнюю минуту герои из-под расстрела и виселицы уходят, остаются живы».
На этот раз повезло и Николаю. Приехал жених бригадира Лиды. Тот самый, от которого она получала письма. Они сходили в сельсовет, зарегистрировали брак. Устроили скромную вечеринку с угощением, пригласили Николая.
Лида сказала ему:
– Я уезжаю, и вряд ли мы больше увидимся. За добрые дела платят добром. Решение правления с твоей подписью я уничтожила. Написала и расписалась сама, так как оставалась за председателя. Вызовут – говори, что не знал, ездил сдавать экзамены. Всю картошку раздали без тебя. Завтра мы поедем. Я схожу в райком партии к Смирнову и скажу, что все сделано без твоего согласия и разрешения.
– Зачем ты это сделала? – спросил Николай.
Лида ответила:
– Затем, что народ увидел будущее, верит тебе и сам просит работы.
На второй день Лида с чемоданами поехала из родной деревни на Украину, на родину мужа. Она ходила к Смирнову. Сказала, что виновата она одна, больше некого винить.
В деревню через несколько дней приехал районный начальник НКВД, привез забранные им на проверку колхозные бумаги. Спрашивал Лидину мать, куда уехала ее дочь. Старуха крестилась и божилась, говорила, что не знает. Может быть, хитрила, а может и в самом деле адреса не знала. Николай отделался легким испугом. Он хотел быть председателем.
