скачать книгу бесплатно
– Иногда здесь бывают наводнения – город может затопить, поэтому так много домов на сваях, и даже хоронят здесь вот так – над землей, в склепах, куда не доберётся вода, – ответила Аннет с видом знатока. – И к тому же это кладбище – самое высокое место в городе, говорят, что некоторые предусмотрительные горожане даже прячут в могилах запас зерна и нужные вещи… на случай наводнения.
Какой ужас!
Летиция смотрела и удивлялась – бесконечные ряды склепов, белёсые, как старые кости. Есть богатые: со статуями и барельефами, украшенные резными колоннами и чугунным кружевом решёток, а есть совсем скромные – просто каменные коробки с крышей, выше человеческого роста. И стоят друг к другу плотно, как дома на рю Верте. А меж ними проходы, совсем как улицы, мощённые булыжником, и площади, и даже фонари на перекрестках – настоящий город мёртвых, не хватает только жестяных табличек с названиями этих улиц и площадей. И повсюду развешаны бусы из коралла – зелёные, белые, рыжие.
– А бусы зачем?
– Это всё ньоры! Задабривают своих богов подношениями.
Внутри собор оказался также огромен, как и снаружи, и полон людей. Кузины едва успели присесть на скамье почти у самого выхода, как служба началась.
Летиция жадно разглядывала толпу, надеясь увидеть того самого незнакомца, но лишь наткнулась взглядом на Жильбера Фрессона, который был здесь вместе с матерью. Он улыбнулся, окинул её восхищённым взглядом и, приложив руку к сердцу, церемонно поклонился. Летиция коротко кивнула в ответ и быстро отвела взгляд. Не хватало ещё втайне переглядываться с женихом своей кузины! Она сложила ладони вместе и попыталась сосредоточиться на молитве, даже глаза закрыла, но в голову, как назло, ни в какую не хотели идти слова из Священной книги. А вместо этого так некстати снова вспомнилась встреча на рынке, лицо незнакомца и его ладонь на её руке…
…не поддамся искушению…
Какие у него глаза… Боже! И почему он так смотрел на неё?
…греха гордыни и сквернословия…
И улыбка… Такая тёплая, завораживающая. Она впервые видела, чтобы человека так украшала улыбка.
…скромность и послушание…
И голос… Мягкий, тягучий, с каким-то лёгким акцентом, придающим ему красивую плавность.
Прикосновение… До сих пор у неё всё замирает внутри от этого воспоминания…
Как жаль, что его здесь нет…
Она тряхнула головой и сжала переплетённые пальцы так, что костяшки побелели, пытаясь изгнать из своих мыслей этого мужчину.
Как можно думать о таком в храме!
Треск свечей, духота, монотонные молитвы, перемежающиеся пением, шёпот сидящих вокруг, повторяющих слова из Священной книги…
В какой-то момент Летиция ощутила, что её снова мутит, то ли от дыма благовоний, то ли от чада пламени, смешавшегося с густым фиалковым запахом, вползающим с улицы. А может, от греховных мыслей. Она открыла глаза – мир закружился, и она хотела снова попросить у Аннет нюхательные соли, но кузины рядом не оказалось.
Когда она успела уйти? И куда?
Позади сидела Жюстина, у самой стены на низкой лавке, где разрешалось сидеть сопровождающим слугам. Закрыв глаза и нацепив деревянные чётки на растопыренные пальцы, она самозабвенно молилась, шевеля полными губами и не обращая внимания ни на что вокруг. Летиция встала и поспешно вышла из собора – ей нужен свежий воздух, и как можно скорее…
Она потянула узел на шали и провела рукой по шее. Нестерпимо хотелось пить.
Куда подевалась Аннет? И как же душно!
Солнце закатилось за ажурные ветви фиалковых деревьев, вызолотило шпиль собора, и у подножья сумерки уже смешали лиловый с серым. Летиция присела на скамью в тени и вцепилась в неё руками – в ушах шумело…. Хотя нет, это был не просто шум, это снова стучали барабаны, совсем так, как сегодня на рынке, и этот звук не рождался у неё в голове, этот звук был настоящим. Он звал настойчиво, совпадая ритмом с бьющимся в груди сердцем. И сама не зная почему, она встала и пошла на этот звук. А мир кружился перед глазами, и она не отдавала себе отчёт в том, что делает – просто идти на этот звук казалось единственно правильным.
Она шагнула под каменную арку входа на кладбище и пошла, касаясь рукой старой кирпичной стены. Звук барабанов вёл её, он становился всё чётче и ярче, он завораживал, заставляя забыть обо всём, не думать, как медленно опускается ночь, стирая очертания склепов и имена на надгробьях, и о том, что находиться здесь приличной девушке очень и очень опасно.
Длинная аллея закончилась большой площадкой, за которой возвышалась статуя Святой Сесиль – грустной девы в венке, склонившей голову, а дальше, сквозь прореху в обвалившемся заборе, открывался вид на спуск с холма к реке.
В плошках, расставленных прямо на камнях возле статуи святой, горело масло, и густой тяжёлый дым стлался понизу. Пахло лимонным сорго и чем-то сладким, похожим на болотный ирис, и от этого запаха у Летиции голова закружилась сильнее, но в то же время пришла и лёгкость…
Она не видела барабанщика – его скрывал дым, но ритм уже подчинил её волю, и, как заворожённая, Летиция вступила в горящий круг.
– Ты пришла на зов, девочка…
Под ногами прямо на камнях белеет рисунок, нанесённый кукурузной мукой. Летиция смотрит на него, но не понимает, что это: то ли крест, то ли перекрёсток. Женщина в оранжевом тийоне стоит в центре, держит в одной руке бутыль, а в другой – чёрного петуха без головы, и из его шеи на булыжник капает кровь…
– Выпей…
Она протягивает ей бутыль, и, подчиняясь этому короткому приказу, Летиция делает глоток. В бутылке ром с перцем, корицей и имбирём, и горло вспыхивает так, будто она разом проглотила горсть горящих углей. Огонь катится по горлу вниз и кипящей лавой опускается в желудок, но это длится всего лишь мгновенье, а затем мир меняется…
…старые стены кладбища опадают, как дымовая завеса, исчезают склепы и статуя Святой Сесиль, и вот она уже стоит на поляне, залитой лунным светом, огонь в плошках сияет бирюзой, неподалёку шепчет море, накатывая на белый песок, и барабаны звучат уже внутри, сливаясь с ритмом её сердца.
– А теперь танцуй! Так, чтобы ему понравилось…
Голос женщины шепчет где-то над ухом. Шаль соскальзывает с плеч, и внутри у неё разгорается совсем другой жар – тело отзывается на ритм плавными движениями, и огонь в плошках начинает подрагивать им в такт.
– Танцуй…
* * *
Эдгар явился, как и было договорено, на закате. И хотя вся его рациональная натура сопротивлялась этому, что-то всё равно заставило прихватить бутылку рома, кукурузную муку и медные монеты, а ещё – петуха. Непременно чёрного. Сам удивлялся тому, что делает, но делал – обошёл весь рынок в поисках нужной птицы. И нашёл, но… нечто совсем иное.
О встрече с той девушкой он думал весь остаток дня, понимая, что, наверное, вот так люди и сходят с ума. Вот также и его дядя Венсан застрелил одну из своих рабынь, приняв её за болотного ягуара, потому что видел в ней то, что хотел видеть.
Сегодня на рынке он взглянул в глаза своему страху. Обернулся на голос и…
Это была она. Та-что-приходит-по-ночам. У неё были точно такие же глаза, какие он видел той ночью в своей спальне – карие с золотом. И едва он в них глянул, как это золото тут же вспыхнуло искрами. Или, может, просто солнце падало так, сквозь бахрому сухого тростника? Или, может, ему просто померещилось всё это? Но какое-то мгновенье он точно видел именно их – те самые глаза, и только потом разглядел и девушку.
Красивая. Настоящая креолка. Она стояла перед ним, возникшая словно из ниоткуда. Тёмные волосы, золотистая кожа, губы, глядя на которые сразу думаешь о вкусе поцелуев, изящная линия плеч, но больше всего поразили её глаза…
Он стоял, как болван, торгуясь за этого оборванца-петуха лишь для того, чтобы продолжать в них смотреть. И не мог оторваться…
Что в них было такое? Мёд и кофе? Патока и янтарь? Золотой оникс?
Ведьма. Настоящая ведьма!
Она скромно опустила ресницы и золотой огонь погас. А Эдгар даже моргнул с усилием, отгоняя наваждение. Но потом она улыбнулась ему, да так, что просто дух захватило. Тонкая прядка закрутилась колечком, падая с виска на щёку, и он едва удержался, чтобы не дотронуться, убирая её, и едва удержался, чтобы не прикоснуться к этим губам кончиками пальцев.
Почему он не спросил, как её зовут?
Он ушёл, понимая: в тот момент что-то треснуло в его холодном мире, потому что он впервые ощутил сожаление. Сожаление о чём-то, что, кажется, упустил. Не надо было уходить…
Она и вправду ведьма, раз ей понадобился именно чёрный петух. Хотя, может, и ей он нужен для того же, для чего и ему – узнать какую-нибудь правду?
Почему он не спросил её имя? Почему?
Эдгар мысленно ругал себя за это: за то, что не узнал как её зовут, и за то, что сейчас думает об этом. Думает о ней. Он без пяти минут женат, его ждёт нотариус и маклер, ему нужно купить шестерни и вал для сахарного пресса – у него куча более важных дел, чем знакомиться с красивыми креолками и думать об их глазах. Но не думать о ней он не мог. И всё корил себя за то, что не узнал имени. Знал бы имя – смог потом найти её.
Найти? А зачем?
Ответа на этот вопрос у него не было.
Он добыл всё-таки треклятого петуха, перекупив его втридорога на выходе с рынка у какой-то хитрой ньоры, содравшей с него сорок луи, и направился в контору сахарозаготовительной компании, а затем к нотариусу.
Мсье Бланшар – седой старичок в коричневом жилете, нотариус и адвокат его семьи по совместительству, встретил его приветливо, усадил в кожаное кресло и предложил кофе. Он долго рылся в шкафу, бормоча себе под нос что-то понятное только ему, а затем извлёк несколько папок в кожаных переплётах и шумно опустил их на стол, исторгнув из их внутренностей облачко застарелой пыли.
– Бумаги вашего отца, Огюста Дюрана, – ответил он, вытирая вспотевший лоб. – Я рад, что кто-то, наконец, всерьёз решил заняться хозяйством плантации «Жемчужина». Сказать по правде, вашему отцу в этом вопросе как-то удивительно не везло. А уж ваш дядя Венсан…
Мсье Бланшар сокрушённо покачал головой. Все и так знали, что Венсан кутил, содержал пассий на Высоком Валу, был завсегдатаем борделей и скачек, стрелялся на дуэлях, пока не сошёл с ума и не стал одержим Той-что-приходит-по-ночам. Он мало занимался делами и спускал много денег на кутежи, и в итоге, понятное дело, довёл хозяйство до предбанкротного состояния. Затем Огюст, приняв у него дела, совершил несколько неудачных сделок, но в гроб семейного гнезда последний гвоздь забила, конечно, мадам Эветт, думая сделать как лучше – набрав кредитов, заключив кабальный контракт, и устроив никому не нужный ремонт.
– С чего начнём? – мсье Бланшар закатал рукава.
– С главного, – коротко ответил Эдгар и указал пальцем на толстые папки, – что из всего этого мне нужно знать безотлагательно?
– Безотлагательно, пожалуй, что вот это, – тонкая бумажная папка легла на стол перед Эдгаром. – Ваш сосед, Анри Бернар, подал на вас в суд. Вернее, даже не он, а Готье Бернар, его сын, от его имени.
Эдгар открыл папку, пробежался глазами по иску, мало что понимая из юридических терминов, и, отложив листок, спросил:
– Ну, и чего же неймётся старому пирату? О чём тут речь?
– Он считает, что ему принадлежит спорный участок на границе ваших территорий. Я всё изучил – участок не особо ценный, сплошная топь и кусок полуострова, вряд ли с него будет хоть какая-то польза.
– Тогда с чего вся эта возня с иском?
– Думаю, для Бернаров это дело принципа. Это ведь не первый иск против вашей семьи, мсье Дюран.
– И каковы его шансы выиграть это дело? – спросил Эдгар.
– Шансы сомнительные, если рассматривать чисто юридически, но…
Мсье Бланшар тщательно протёр очки и, водрузив их на нос, продолжил:
– Для Готье это почти развлечение, он ведь сам адвокат, у него есть помощники, и судья Джером – его друг. А для вас это затраты, которые, увы, вам сейчас совсем не нужны. Он измотает вас этими исками и судебными издержками, вам придётся оплачивать услуги адвоката, ходить на заседания…
Эдгар посмотрел внимательно на мсье Бланшара и спросил, чуть прищурившись:
– И что вы посоветуете сделать в этой ситуации?
– То, что советовал ещё вашему отцу – помиритесь с Бернарами. Что бы там ни было между Анри и Гаспаром, вас это уже не касается, ведь ваш дед давно мёртв, и это дело прошлое. И, я думаю, Готье Бернар – разумный человек, поговорите с ним. Предложите сделку…
Эдгар закрыл папку и отложил в сторону со словами:
– Я подумаю над этим предложением. Возможно, вы правы. Что ещё плохого в этих бумагах?
– Ну, часть земли ваш отец перед смертью заложил беспроцентно, некоему мсье Тревилье из Реюньона, всё здесь, – мсье Бланшар потряс одной из папок и положил её перед Эдгаром, – если бы управление плантацией было в более хозяйственных руках… я уверен, эту землю без труда можно выкупить обратно.
– Зачем он её заложил? – Эдгар открыл одну из папок посредине и, глядя на застарелые жёлтые листы, с сожалением подумал, что тут всего читать не перечитать.
– Вот этого я не знаю. Ваш отец отдал мне эти бумаги на хранение прямо перед смертью, он очень торопился и сказал только, что они важны. Я уже потом в них заглянул и рассказал о них мадам Дюран, но она велела их просто хранить. Она тоже не знала, что это.
– Если он заложил часть земли, то, очевидно, он получил за это деньги?
– По смыслу да, но я ничего о них не знаю, – пожал плечами адвокат.
Эдгар пробежался глазами по закладной.
– Что ещё?
– Ещё? – мсье Бланшар улыбнулся, словно наконец-то встретил благодарного слушателя, и принялся, как кроликов из шляпы, доставать всё новые и новые документы.
Эдгар раскладывал их на столе: долговые расписки, договоры мены, купчие и векселя – дела его семейства были весьма и весьма запутаны.
– А это что? – спросил он, доставая жёлтый листок, на котором стояла только одна подпись вместо двух.
– Это? Купчая бумага… От семейства Шарбонн – они хотели купить плантацию, надо признаться, по очень хорошей цене. Дела у вашего отца уже тогда шли не очень, и я советовал ему согласиться на это предложение. Оно весьма щедрое, что даже странно при подобных обстоятельствах. Но он отказался. Выяснил, что семейство Шарбонн состоит в родстве с Бернарами, ну и… вы понимаете.
Мсье Бланшар развёл руками, словно извиняясь.
Эдгар понимал. Пропасть вражды между семействами Дюран и Бернар была такой глубины, что любой из Дюранов жабу бы съел, но не пошёл бы на сделку с Бернарами. А уж его отец и вовсе люто ненавидел старого пирата Анри, и ненавидел так сильно, что ни о какой сделке и речи быть не могло.
Ещё Эдгар вспомнил, как однажды они играли в разбойников на границе поместья, и он случайно попал в капкан, который поставил Анри Бернар. Капканы тот ставил, якобы, на аллигаторов, но все знали, что конечно же вовсе не на них. Как огромная железная пасть не сломала ему ногу – Эдгар удивлялся до сих пор. Спасла положение, наверное, только палка, выполнявшая роль сабли – воткнувшись, она смягчила удар и не дала треугольным зубам сомкнуться до конца и сломать кость, но боль была адская.
Отец тогда с трудом расцепил железные челюсти и орал на него, как ненормальный, а дядя Венсан и дед бегали вдоль границы поместий с ружьями, собираясь пристрелить старого пирата, но Анри спустил на них собак. Эдгару тогда ещё и плетей досталось за то, что полез куда не надо. А его мать, помнится, плакала в доме наверху и, как ему показалось, вовсе не из-за него…
Старый пират Анри называл поместье Дюранов помойной ямой и вместилищем чёрной лихорадки – их плантация была ближе к болотам, и уж точно, как вложение денег, она его совсем не интересовала. Тогда с чего бы ему её покупать, да ещё и через подставное лицо? Это было странно, и Эдгар, повертев бумагу, сложил её обратно в папку.
– Это всё? – спросил он, устало потерев лоб.
– Нет, но, пожалуй, на сегодня хватит, вижу, я вас утомил, – улыбнулся мсье Бланшар.
– Пожалуй, я точно утомился, – чуть усмехнулся Эдгар. – Я заеду к вам ещё, на неделе, мне надо всё это обдумать.
Он окинул бумаги усталым взглядом, понимая, что «Жемчужину», кажется, проще сжечь, чем вытащить из долговой ямы.
– Конечно, мсье Дюран, приезжайте, когда будет удобно. Я захвачу бутылку отличного бурбона ради такого случая! – радостно произнёс мсье Бланшар, распахивая перед ним голубую филёнчатую дверь. – Был рад видеть вас! Передавайте моё почтение мадам Дюран.
