Адриана в мире теней

Когда подступила тошнота, мне захотелось податься вперед и сжаться в клубок. Однако оковы на моих запястьях крепко удерживали тело, не оставляя возможности наклониться. Послышался смех. Мои жалкие попытки освободиться развеселили санитара. Началась жестокая рвота с кровью и кашлем. Я слезно просила моего мучителя прекратить, издавая нечленораздельные звуки. Язык не слушался, зубы стучали лихорадочной дрожью. Но мир все быстрее и быстрее вращался вокруг. Давление в голове и горле становилось невыносимым, словно я тонула или задыхалась. Пугающая чернота в глазах.

Прежде чем вращение прекратилось и мое тело словно кукольное безвольно упало в руки санитара, я почувствовала, как из ушей, рта и носа потекла теплая красная жидкость.

Кровь. Ужасающе яркий цвет, просачивающийся сквозь темноту обморока.

В такие моменты, как сегодня, когда в душе не оставалось ничего, кроме страха, я вспоминала лицо Нейтана, цепляясь за его светлый образ. Это было последнее, что я ясно видела, прежде чем провалиться в черноту бессознательного, захлебываясь собственной кровью.

5

Кошмары продолжаются

– Теперь веришь мне, что ты совсем одна?

Ее резкий голос как ножом разрезал безмолвное пространство. Сознание возвращалось тяжелыми болезненными толчками. С новым ужасом я постепенно начинала осознавать реальность. Я боялась открыть глаза. Внутри головы гудело настолько сильно, что даже чернота вокруг плясала. В висках пульсировала боль, я по-прежнему дышала с трудом, казалось, будто на груди у меня кто-то сидит.

Перед глазами стояла пелена, и звуки доносились откуда-то издалека, смысл произносимого вовсе ускользал. Я продолжила лежать без движения на холодном полу, не имея ни малейшего желания подняться.

Прохладный ветер коснулся моей кожи – и по телу пробежали мурашки. Мне захотелось навечно остаться здесь, лежать, медленно растворяясь в воздухе.

– Посмотри сюда!

Приказ прозвучал угрожающе. Он заставил вздрогнуть и вырвал из мыслей. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Совсем рядом она сидела на корточках, обхватив руками плечи, и оглядывалась. В застывших искаженных чертах, лишь отдаленно похожих на человеческие, читался испуг. Возможно, я ошибалась, но она выглядела взволнованной. Мои глаза болели от света лампы, и я зажмурилась, обдумывая увиденное. Неужели она действительно выражала эмоции? На этом странности не заканчивались. Ее волосы были аккуратно уложены в довольно сложную прическу, а одежда отличалась завидной чистотой.

Способны ли призраки менять свой внешний вид? Я могла бы рассуждать на этот вопрос часами, лишь бы не возвращаться обратно в реальность, полную боли и пыток, реальность, в которой точно нет призраков, чтобы поболтать и отвлечься. Призраков не существует.

Злые голоса шептались совсем рядом. Из разговоров я поняла, что санитар, мой мучитель, совсем скоро вернется. Стул. Ремни. Рвота. При одном лишь взгляде на орудие пытки мой разум начал превращать комнату в кашу. В который раз захотелось набрать в легкие побольше воздуха и кричать до хрипоты.

– Соберись! Они идут.

Ее голос будто пробудил меня от жуткого сна, и я, собравшись, приложила тонну усилий, чтобы успокоиться и сконцентрировать мысли.

– Почему меня вообще оставили лежать здесь, на полу? Могли бы уж сразу зарыть в одну из тех могильных ям около лечебницы, – прошептала я, осторожно разминая мышцы. Тело ломило, но особенно болела шея – голову не повернешь. Слабость. Я чувствовала, как дрожу. Головная боль не утихала, но в остальном я, кажется, была в порядке. Никаких переломов. Слава богу.

– Не говори со мной, – прошипела она, заставив меня невольно вздрогнуть.

В моей голове крутилась одна и та же мысль – все потеряно. Сейчас я наконец отвечу ей. Как-никак мое определение того, что опасно, а что нет, круто изменилось. Я все еще боялась ее, все во мне сжималось под ее взглядом, но еще больше я боялась провести всю жизнь в этих серых стенах боли.

Тяжелая дверь медленно открылась, и я вжалась в угол, напрягая каждый мускул. Готовая к побегу, я невольно задержала дыхание. Выражения лиц вошедших медсестер были настолько скучающими, что внутренне я поежилась. Сострадание? Они потеряли его, как только переступили порог лечебницы. Совесть? Они каждый раз игнорировали свой внутренний голос, который вторил в унисон крикам пациентов.

Я хотела ответить тени, но она перебила.

– Не говори со мной, – повторила она, – не говори, пока они могут это услышать.

Когда медсестра потянула меня за руку, поставив на колени, я осознала, насколько слабой была. Орудие пыток снова предстало перед глазами. Я напрягла мышцы, пытаясь сопротивляться сильным рукам, которые держали меня за плечи.

– Успокойся, – прошептала она мне на ухо. Ее глаза дико сверкнули, пробегая по лицам медсестер. – Или ты хочешь, чтобы тебя замучили до смерти?

Я сразу расслабила мышцы. Мысль о том, что пытки могут возобновиться, оглушила меня. Я выдохнула, когда поняла, что медсестры ведут меня обратно в групповую комнату. Как только за ними закрылась дверь, я тяжело опустилась на скамью, чувствуя себя постаревшей лет на десять. Все зло этого мира, которое никогда не переступало порог моего дома, настолько ощутимо висело в воздухе этой лечебницы, что отравиться им было проще простого. Более того – легко было им стать.

С того дня я больше не могла назвать себя молодой. Ключ к моей прошлой жизни лежал забытый, где-то на дне моря, где-то, где я никогда не смогла бы его найти. Я понимала одно – для того чтобы выдержать грядущие испытания будущего, нужно отказаться от прошлого, иначе я умру от тоски.

Я шагнула навстречу Мередит, которая стояла с широко раскрытыми руками и бормотала извинения. Обняв ее, я снова безжизненно опустилась на скамью. Каждое движение давалось мне с трудом. Я отвернулась к стене. Притянув колени к груди, я обхватила их руками и опустила на них голову. Тогда я ожидала, что хуже быть уже просто не может. Я ошибалась.

Не прошло и пятнадцати минут, как медсестры вернулись с веревками. Господи, как сильно я этого боялась. С тех пор свобода кончилась.

Пытаясь выгнать из головы мысли о побеге, я повернула голову настолько, насколько мне это позволяли узлы. Предстояло придумать, чем занять себя в перерывах между сном и едой. Коварная смесь постоянного страха, физического и морального насилия сломала меня, сделала нервной. Я жутко беспокоилась об исчезновении Даррена и Мередит, которых увели практически сразу после моего возвращения. Я всеми силами пыталась получить информацию о них от санитаров, но моя забота лишь подталкивала медсестер к тому, чтобы шептать мне на ухо злые вещи – вещи, которые все были связаны с теми страшными болезнями, которые бог послал им, чтобы наказать за грехи.

Раньше я твердо верила в Божью доброту и была убеждена, что души людей, переживших неописуемую беду на земле, обязательно попадут в рай. Несмотря на все мои усилия, я так и не узнала, что случилось с Мередит и Дарреном. Они бесследно исчезли, были стерты из книги жизни, забыты историей, будто их никогда и не существовало. Таков был удел всех пациентов: они были похоронены заживо, как только попали сюда. Их дальнейший путь был ясен, судьба решена. Всем за этими стенами было все равно, что с ними стало.

Оглядываясь назад, я задаю себе один и тот же вопрос: как я пережила эти долгие месяцы молчания, не впадая в безумие? Дни, проведенные в лечебнице, складываются в моей голове в серую картинку, четкую и размытую одновременно. Я жила в бездне, которая разрасталась с каждой минутой, крепло желание сдаться, прекратить борьбу и плыть по течению. Но, возможно, борьба с безумием была единственной вещью, которая позволяла мне оставаться в здравом уме. Часами я вспоминала выученные когда-то стихи и рассказы, переводила их на языки, которые знала. Я цеплялась за любую крохотную возможность сохранить ясность мысли. Но в этих серых стенах мой дух слабел с каждым днем, и я уже не могла вспомнить некоторых стихов. Строки лишь одной книги, которую я знала наизусть, никогда не слетали с моих губ: строки Библии. Как я могла, испытав все это, верить?

– Адриана.

Я лениво потерла сонные глаза, не испытывая ни малейшего желания их открывать. она по-хозяйски сидела на моей кровати, с отвращением разглядывая мою потную рубашку, на которой красовались пятна овсянки.

– Чего тебе? – пробормотала я. Никто даже не смотрел в мою сторону. В том, что пациенты разговаривали сами с собой, не было ничего необычного. Женщина подсела чуть ближе. Каждое ее движение казалось мне невероятно плавным. Легким и бесшовным, будто она плыла по воздуху, касаясь земли.

– Ты не устала? – прошипела она чуть нежнее обычного и легла совсем рядом.

– Устала? – повторила я с нервной улыбкой. – Поверь, сплю я достаточно.

Она отстранилась и неодобрительно фыркнула. Ее горящие черные глаза сузились. Несмотря на то что отношения, установившиеся между нами, отдаленно напомнили злую дружбу, ее озверелый взгляд не переставал мучить меня в кошмарах.

– Ты устала, Адриана. Устала и сломлена. Внутри только пустота. Твой саркастический ответ – защитная стена, чтобы спрятать истинные чувства. Но я слышу их запах. Они воняют. Твое горе соленое, как морская вода. Какой прекрасный подарок для меня! Эта лечебница просто чудесное место, чтобы насытиться страданиями. Боль и страх самые вкусные. – Она сделала глубокий вдох, и странное выражение блаженства застыло на ее лице. Она явно наслаждалась ситуацией.

– Чувствую себя великолепно, – отчеканила я и, резко отвернувшись, начала вести наблюдение за толстой черной мухой, которая беспечно потирала лапки. Попалась ли она в ловушку или знала лазейку, чтобы улететь прочь из этой лечебницы?

– Великолепно, – передразнила она меня, обходя кровать в попытке снова заглянуть мне в глаза. – Представь себе, вкус счастья мне также знаком. Вкус любви. Вкус удовольствия, – шептала она, подбираясь все ближе и ближе. Она почти вплотную прижалась к моему лицу. В ту же секунду мрачная аура окутала мое тело, обездвижив его. Я почувствовала сладкий запах, сравнимый с тем, как пахнут только что испеченные булочки с корицей. – А ты, Адриана, воняешь потом, кровью и слезами.

Я изо всех сил старалась сохранить лицо и сделала усилие над собой, чтобы не выдать эмоций, переполнявших меня.

– Как мило, – едко ответила я.

– Я могла бы помочь тебе, – спокойно продолжила она, не обращая внимания на мои слова. – Я знаю, как тебе освободиться из лечебницы. Способ сбежать отсюда. Навсегда.

Против воли во мне разгорался интерес. Нет, не интерес, надежда. Я поерзала, не желая показывать ей, как сильно мне хотелось, чтобы она продолжила говорить. План, у нее был план, который спасет меня.

– Ну? Что за способ? – надавила я.

Она рассмеялась мне в лицо, играя бровями.

– Что ты готова отдать, Адриана? Всегда нужна жертва, понимаешь? Крошечная жертва, которая не сравнится с безграничной свободой, к которой ты стремишься. Ты же хочешь быть свободной, не так ли? Снова стоять посреди оживленной городской площади, наслаждаться теплом солнечных лучей, вдыхать свежий аромат цветов и трав…

Ее красочные описания заставили мое сердце биться как сумасшедшее. Я слушала ее, представляя в своей голове одну картинку за другой. Я почти могла слышать ароматный запах цветов на поляне. Почти. И это почти жутко беспокоило старую рану, которая никак не могла затянуться.

За последние несколько месяцев я кое-что усвоила. Нельзя никому доверять, даже себе. Прежде всего необходимо помнить, что каждое действие имеет последствия. Прежде я совсем не задумывалась о таких вещах, но что бы я ни делала здесь – это всегда имело определенные последствия.

Я опустила голову, кусая губы. Ее слова разрывали меня на части. Подвох. Подвох есть всегда. Всегда. Всегда. Всегда. Если даже люди не могли быть настолько самоотверженными, чтобы послужить чужим интересам, так почему же сверхъестественное существо с такой злобной аурой должно служить им? Я никак не могла разобраться в веренице собственных мыслей, поэтому я нерешительно взглянула на женщину.

– Что за способ? – повторила я. – И что за жертва?

– Тсс, помедленнее. Если ты хочешь быть свободной, то должна поклясться, что отдашь мне то, что я потребую. Только когда ты поклянешься, я смогу освободить тебя, – прошипела она. Ее дьявольский взгляд горел темным огнем. Я отвернулась, чтобы не видеть эти жуткие глаза, и опустила голову. Она меня шантажировала.

– Ты не должна поворачиваться ко мне спиной, – она понизила голос до заговорщического шепота и наклонилась ко мне, обвивая пальцами мою руку. Она впервые с силой сжала мою кисть и притянула к себе, не отпуская. В этот момент я испытала настоящий шок – смесь боли, холода, невероятного отчаяния. Я попыталась вырваться, но она только сильнее сжала ладонь, уже протягивая другую руку к моим волосам. Меня не покидало ощущение того, что ее ледяная аура захватывает мое тело. Я уже перестала чувствовать свою обледеневшую кисть, как вдруг женщина резко отпустила ее и отпрыгнула, будто это я обжигала ее льдом, а не наоборот. На мгновение ее призрачное лицо исказила гримаса боли. Но, возможно, мне только показалось? Взглянув на женщину еще раз, я ничего не нашла в ее лице. Никаких эмоций.

– Подумай хорошенько, Адриана. У нас еще много времени.

Я сжала губы, невольно вспоминая пытки, через которые я прошла.

– Я подумаю, – сухо ответила я.

Однако меня не покидало ощущение, что выбор, с которым я столкнулась, был не лучше выбора между холерой и чумой.

6

Борьба за свободу

– Просыпайся, девчонка!

Чья-то грубая рука трясла меня за плечо. Я вздрогнула от неожиданности и резко вскочила. Справиться с часто бьющимся сердцем оказалось непросто. Широко открытыми глазами я посмотрела на санитара, который в одной руке держал кружку и ложку, а другой сжимал мое плечо, прогоняя остатки сна.

– На, ешь. Быстро! – сказал он и впихнул мне в руки чашку с кашей. В животе урчало от голода, ведь со вчерашнего утра я ничего не ела. Несмотря на то что содержимое на дне кружки отвратительно пахло и еще отвратительнее было на вкус, я как безумная съела все до последней крошки и точно могла бы съесть еще. Уже не в первый раз я довольствовалась малым. Мучители, то есть санитары, всегда приносили небольшое количество еды, чтобы посмеяться над нашими исхудавшими лицами. После завтрака нас чаще всего ждал голодный день. К этому моменту мне уже стало ясно, что страдания от жажды и голода были еще одним средством держать в узде даже самых мятежных пациентов.

– Вкусно?

Я проигнорировала колкий вопрос санитара, медленно опустив ложку. Глядя на дно чашки, я тяжело вздохнула. Жадно разглядывая меня, он взял посуду, задержав пальцы на моих ладонях чуть дольше обычного.

– Есть кое-что повкуснее, – ответил он, пошло улыбнувшись. Мне стало настолько неприятно, что я невольно скривила губы, когда он еще раз оглядел меня сверху вниз.

– Сомневаюсь, – ответила я с плохо скрываемым отвращением, – здесь не только еда имеет отвратительное послевкусие.

Санитар прищурился и наклонился ко мне. Резкий запах ударил мне в нос. Пиво. Лук. Санитар, продолжая нависать надо мной, облизнул губы. Я еле сдерживала себя, чтобы со всей силы не ударить его по лицу. В голове пронеслась мысль о том, что, как правило, такие дерзкие слова были наказуемы. Под страхом пытки я уже начинала сожалеть о сказанном.

– Осторожнее, – предупредил он меня, – ты потеряешь остатки вкуса, если я отрежу твой наглый язык.

Позади меня прозвучал злобный смех. Она.

– Знаешь, о чем он только что подумал? В своих грязных мыслях он снимает с тебя рубашку. Он представляет себе, какая ты без нее. Красотка. Так он думает. Все его фантазии крутятся вокруг того, что он мог бы сделать с тобой, окажись вы наедине.

Я изо всех сил сжала руки в кулаки и резко тряхнула головой. Я хотела сказать ей, что она ошибается. За многие месяцы, проведенные здесь, я видела достаточно, столкнулась с различными пытками, но единственное, что никогда нам здесь не угрожало, – бесчестие. Неужели он действительно мог надругаться надо мной?

– Ты только посмотри, Адриана. Посмотри на него! Посмотри, как блестят его глаза. Жадно. Они жаждут этого. Ты – дичь, на которую разрешена охота, дорогая. Если он решится на то, что задумал, никто ему ничего не сделает, не так ли? Никому и в голову не придет тебя защищать. И никто его, конечно, не накажет.

Как будто подтверждая слова призрака, он начал гладить меня по волосам.

– Почему тебе раньше не отрезали язык, м? – промурлыкал он, не дожидаясь ответа. – Милые локоны. Такие длинные и ярко-рыжие. Тебе к лицу. Они отражают твой характер, правда? – он усмехнулся. – Думаю, что сегодня вечером я разгляжу их получше. Конечно же, для того, чтобы решить, побреем мы тебя налысо или нет. Хотя это было бы несправедливо по отношению к остальным, как считаешь? Мы вдвоем должны подумать, заслуживаешь ли ты особого отношения.

Его грязные пальцы скользнули по щеке, спустились ниже, повторяя контуры моих губ. Я подалась назад, глядя на него со смесью отвращения и ужаса. Он снова усмехнулся.

– Теперь я понимаю, почему ты здесь. Ты – непокорная девка. Не волнуйся. Мы избавимся от твоего бунтарского духа. Об этом я позабочусь лично. Не хотелось бы получить жалобу о том, что мы не заботимся о пациентах.

Санитар поднялся и недвусмысленно подмигнул мне. Больше всего в этот момент мне хотелось схватить деревянную посуду и с размаху ударить его кружкой по затылку.

– О нет, – застонала я, как только за санитаром закрылась дверь. Поворачиваясь к моей призрачной спутнице, я громко спросила с отчаянием в голосе:

– И что мне теперь делать?

– Я более чем уверена – ты знаешь, что делать, – соблазнительно протянула она.

Я затрясла головой:

– Как я могу тебе доверять? Я даже не понимаю, кто ты, что ты. Я о тебе абсолютно ничего не знаю. И при этом ты просишь у меня поклясться отдать что-то в обмен на твою поддержку. Но ведь я даже не знаю, что я должна отдать. Что бы ты делала на моем месте? Кивала и молча соглашалась?

– Я бы кивала и радостно молча соглашалась, благодарила бы небеса за то, что мне кто-то хочет помочь.

– Мы с тобой по-разному понимаем «помощь».

Я обессиленно упала на кровать, вперив взгляд в потолок. Опять этот серый потолок. Я наизусть знала расположение трещин на нем, так что с закрытыми глазами могла бы указать, где находится та или другая.

– Амелия.

Мне показалось, что имя прозвучало где-то далеко в моих мыслях, а не в метре от кровати в реальности.

– Что, прости? – переспросила я.

– Так меня зовут. Я дочь тумана. Существо завесы. Я путешествую между мирами.

– Путешествуешь где? – я нахмурилась. Уже одно наличие имени у призрака показалось мне необычным. Еще и такого благородного. Ей бы больше подошло Мучительница или Преследовательница.

– И что все это значит? – мне хотелось получить ответы.

– Это значит то, что и должно означать.

Я решительно покачала головой:

– Ты должна разъяснить мне свои слова, если хочешь, чтобы я тебе доверяла.

– Можно подумать, что это я ищу отсюда выход! – съязвила она.

– Расскажи мне, кто ты. Кто ты на самом деле? И я, возможно, подумаю о том, чтобы принять твою помощь. Какой бы она ни была.

Это было единственное предложение, которое я могла сделать. Если бы она отказалась, мне не осталось бы ничего другого, кроме как медленно умирать в этой лечебнице. Она поерзала на стуле, серьезно обдумывая мои слова.

– Поставь себя на мое место, – добавила я, – просто представь себе, что ты – обычная девушка, живущая самой обычной жизнью. И вдруг появляется призрак из другого мира, которого никто, кроме тебя, видеть не может. Как бы ты отреагировала? Я думаю, ты бы тоже была напугана, более того, ты бы также не спешила довериться ему. Верно?

Амелия наконец села спокойно, сощурив глаза.

– Никак не могу себе такое представить. Я уже давно не знаю, каково это что-то чувствовать. Я это забыла. Это больше не важно. Люди – больше не важны.

Я нахмурила лоб:

– Что ты хочешь этим сказать? Ты тоже когда-то была человеком?

Она снова начала ерзать, бросив на меня мрачный взгляд.

– Конечно, я им была, глупышка. Мы все были людьми, пока мир тумана не призвал нас.

Мир тумана. Ну, конечно.

– Расскажи мне все, – потребовала я, твердо глядя ей в глаза.

Амелия сверкнула глазами.

– Все – это слишком громкое слово, Адриана. Ты хочешь услышать что-то, но я не уверена, что ты к этому готова. Ты должна быть открыта.

Она обошла кровать и легла совсем рядом. Удивительно, но кровать под ее весом не просела даже на сантиметр.

– Открыта для сверхъестественного, – добавила она шепотом.

– Я открыта. Тебя не достаточно убеждает тот факт, что я с тобой общаюсь?

Она засмеялась, но это скорее тревожило, чем успокаивало. Даже с течением времени ее хищная улыбка не переставала вызывать внутреннее беспокойство.

– Это доказывает, насколько ты в отчаянии, – сказала она торжествующе.

Я не позволила ей отвлечься от темы и снова спросила:

– Так что?

После этих слов я сложила руки на груди и постаралась придать своему выражению лица побольше уверенности.

– Так что ты хочешь знать?

– Ты можешь начать с рассказа о себе. Каким ты была человеком? И, собственно, почему теперь ты призрак?

Где-то в глубине ее черных глаз блеснули веселые искорки. Она будто заметила их и моргнула. В следующую секунду ее лицо снова стало строгим.

– Много лет назад я была весталкой, жрицей богини Весты, поддерживающей в ее храме священный огонь, – сказала она настолько неожиданно, что в первое мгновение я смутилась, а в следующее уже рассмеялась.

– А я была Клеопатрой, – пошутила я, но она, даже не удостоив меня взглядом, продолжила говорить:

– Я родилась в Римской империи, когда та переживала далеко не лучшие свои времена. Мне минуло семь, и я была возведена в высокоуважаемое звание девственницы-весталки первосвященником Максимумом. Ты должна понять, что времена тогда были совсем другие, кардинально отличались от сегодняшних дней. Люди различных культур верили в разных богов, поклоняясь им. Быть в услужении бога или богини – великая честь. Призвание. Мы положили на алтарь нашу жизнь, в любой момент готовые ее отдать. Я была жрицей в храме Весты и обладала всевозможными правами, которыми только могла обладать женщина в то время. Я была очень горда и полна амбиций, готовая старательно учиться следующие десять лет. И я училась. Мои учительницы восхищались мной, и когда обучение закончилось, я получила независимость. О таком другие женщины могли только мечтать.

Я внимательно вслушивалась в слова Амелии, размышляя о ее судьбе. Она рассказала мне, что многое с тех пор изменилось. История развивалась стремительно. Амелия сама была частью истории. Однако некоторые вещи – по большей части негативные – не меняются никогда.

– Весталка должна быть девственной. Таково было условие жизни в достатке и свободе. Условие, которое я приняла, потому что оно не казалось мне большой жертвой на пути к благам, которые открывает для тебя высокое звание. Если же весталка лишалась невинности, ее не просто изгоняли из храма, чистоту которого она запятнала. Весталку жестоко наказывали. Хоронили заживо. В сто тринадцатом году до нашей эры римляне потерпели тяжелое поражение в борьбе с Фракией. Империя потеряла много отличных солдат. Конечно же, искали виноватых. Сенат должен был успокоить народ, а также разгневанных богов. Меня оклеветали тогда, обвинили в связи с мужчиной, известным политиком, – она с отвращением поморщилась. – Как будто я могла бы рискнуть всем ради мужчины. Ну уж нет. Но мои протесты остались неуслышанными. Для весталок даже не устраивали суда, абсолютно никакой возможности защитить себя от нападок. Если ты бросил вызов правилам, установленным свыше богами, шансов заслужить прощение практически не было.

Я непроизвольно сглотнула, пытаясь смочить сухое горло. Я не пила уже довольно долго.

– Какой ужас, – пробормотала я.

– Они привели меня в подземелье, в котором стояла кровать. Там также были одеяла, лампы, даже вода и еда. Я отчетливо помню хлеб и молоко. Они оставили все это, чтобы продлить муки, ведь в конечном итоге меня все равно ждала смерть. Меня оставили одну и завалили вход землей.

Ее безумные глаза светились в темноте. В том, что она горела жаждой мести, не было ничего удивительного, и все же я невольно отпрянула от нее.

– Я безумно боялась и умоляла богиню Весту помочь мне. Я просила ее защитить меня. Я даже не притронулась к еде, все до последней крошки пожертвовав богине. Но Веста как будто не слышала мои мольбы. Она не явилась, чтобы вызволить меня из заточения. Слезы обиды душили горло. После того как я посвятила ей свою жизнь, безоговорочно следовала установленным ею правилам, она даже и пальцем не пошевелила, чтобы выручить меня из беды. Она бросила меня на произвол судьбы – меня, ее самого преданного слугу, – говорила Амелия, то возвышая речь до крика, то понижая до шепота. – Но меня услышал кое-кто другой. Он был сильно впечатлен моим желанием выжить. В те времена боги были неравнодушны к нам, к людям. Они играли нашими жизнями. С божественной помощью некоторые быстро обретали власть, купались в лучах богатства и славы. Лишаясь благосклонности богов, они также быстро теряли могущество, возвращаясь на затворки жизни. Так вот, в своем отчаянии я привлекла внимание бога смерти. У меня не было выбора, Адриана. В обмен на свободу я предложила ему то единственное, что у меня было.