скачать книгу бесплатно
Когда мы выскочили из подвала, то мы оба были в паутине с грязными руками и носами. Мы выскочили из подвала, и тяжело дыша, опершись руками на колени, стояли так, согнувшись, и с уважением смотрели друг на друга, как будто мы совершили нечто значимое. Старшие ребята в это время сидели в сторонке на лавочке и, посмеиваясь, хвалили нас, какие мы мол, все-таки, смельчаки.
С Костей мы сдружились. Он жил с мамой, бабушкой и дедушкой. Моим родителям он не нравился, так как у него была привычка сплевывать на землю. Пока я с ним не подружился, для меня он тоже был неприятен, но когда мы стали друзьями, я уже этого не замечал.
Мы с Костей ходили утром и днем по парку, школьному двору и разным местам и собирали пустые стеклянные бутылки. Целая бутылка стоила двадцать копеек. Тогда для мальчишки это было целое состояние. Стакан кваса из бочки стоил три копейки, мороженное пломбир десять или пятнадцать копеек, пломбир в шоколаде двадцать восемь копеек, сладкий сырок двенадцать, булочка от семи до пятнадцати копеек, пирожное от двенадцати до двадцати двух копеек, стакан ситро десять копеек, стакан сока томатного около десяти копеек, стакан яблочного сока пятнадцать копеек, стакан виноградного сока двадцать копеек. В день можно было запросто каждому найти две – три целые бутылки. Так что на вырученные деньги можно было отлично покушать сладенького. Все деньги я не тратил. Я старался их отложить, чтобы потом купить понравившуюся марку или значок.
Во дворе моего дома жил мужчина, ровесник моего отца. У него не было ноги чуть выше колена, и он не умел говорить. Он только издавал разные звуки, издали напоминающие отдельные слова. Он в молодости попал под поезд и лишился ноги, а также перестал нормально разговаривать. Он жил во втором подъезде нашего дома и часто его можно было видеть сидящим на лавочке возле подъезда. Мой отец дружил с этим человеком еще с детства и относился к нему с уважением. Он играл с ним в шахматы на лавочке возле дома, или в компании других мужиков они в паре играли в карты.
Отец говорил, что голова у его друга варит очень хорошо. Только у этого человека был построен гараж во дворе нашего дома, и у него был автомобиль «Запорожец» на ручном управлении. Когда нам нужно было куда-то поехать, мы ехали на его машине, а хозяин авто был или за рулем или просто сидел спереди, а автомобиль вел отец.
Человек этот жил сам и ходил на костылях. Одежда у него была не первой свежести, жил то он один. После случившегося несчастья, жена его оставила. Когда мы, дети крутились неподалеку от него, то он смотрел на нас и улыбался, иногда пытался нам что-то сказать и показывал для разъяснения руками, но мы ничего не понимали, и это его особенно не расстраивало, он просто продолжал улыбался. Никто из детей его не дразнил, так как все наши отцы относились к нему с уважением.
Незаметно лето промелькнуло и опять настало первое сентября, и я пошел уже во второй класс.
32
Учеба во втором классе началась, так как будто бы она и не прекращалась. Я учился на хорошо и отлично, поведение было примерное. После школы я шел домой, так как мама с новорожденным братиком были дома. Моя жизнь на стульях в больнице завершилась. Однажды в школе я получил неуд по поведению. На перемене мы с одноклассниками вздумали бросать друг в друга глыбы перекопанной земли со школьного газона через школьный забор. Никто из нас не пострадал, но в школе наш поступок не остался незамеченным, и нас наказали.
В школе во время переменки мы выбегали в школьный двор порезвиться. На одной из таких переменок мы пошли к школьным турникам. Детей здесь собралось много из разных классов. Вдруг, меня кто-то грубо толкнул. Я обернулся и увидел, что это мальчишка из параллельного класса. Он на вид был повыше и коренастее меня. У меня пронеслась мысль, что я же на год его старше, поэтому такую наглость нельзя спускать с рук и кинулся на него. Он же, словно перышко, оттолкнул меня в сторону еще раз. Это был первый случай в моей жизни, когда я столкнулся с превосходящей физической силой возникшей там, где я не ожидал ее встретить. Я был обескуражен, но снова и снова кидался на него. Результат был тот же. В общем, посрамленный, я отправился назад в класс на следующий урок. В моем классе никто не смеялся надо мной, но все смотрели на меня даже с каким-то сочувствием и уважением, что я сцепился с таким великаном, хотя и проиграл.
Однажды зимой мы играли в снежки в школьном дворе. Баррикада, сделанная нами, из снежных комьев была нашей крепостью. На нас налетели со снежками ребята из старшего класса. Моя гордость опять взыграла, ведь это мои одногодки, значит, я им не в чем, не уступаю. Мальчишки из моего класса тоже стояли до конца. Старшие подбежали к нам, и так как мы не отступили, и продолжали отстреливаться снежками, то у нас начался рукопашный бой. Нас просто тыкали лицами в снег. Я возмущенный таким обращением закричал, что есть мочи, и, размахивая руками, и бросая во все стороны снежки кинулся на них. Они были озадачены таким поведением, и убежали. Через год я повторю свой номер в надежде, что раз он уже сработал, значит, сработает вновь, но я сильно ошибусь.
Дело было весной. У нашего класса возникла потасовка со старшеклассниками. Нас разбросали по земле, и я с криками бросился на них. Но почему-то никто не испугался, и когда я подбежал к ним меня просто уронили на землю еще раз или два. На этом все закончилось. Старшеклассники, удовлетворенные избиением младенцев, отправились восвояси. Мы, обтрусив грязь с одежды, и собрав свои вещи, молча, разбрелись по своим домам.
Весной объявили о смерти Брежнева. Это была ранняя весна. В школе, на трибуне, перед главным входом, поставили фотографию Брежнева с черной ленточкой и положили рядом пару красных гвоздик. Девочки в нашем классе, почему-то плакали навзрыд. Я на перемене вышел на улицу, а там была странная погода. Солнца видно не было, было облачно и серо. Дул сильный ветер, и он нес пыль и песок. Ни до, ни после этого дня подобных пылевых ветров я не помню у нас, а в тот день наш город поглотила пылевая буря.
Настроение было неопределенное, в горле был комок, было ощущение, что что-то оборвалось как во всем мире, так и внутри меня. Наверное, я не один тогда испытывал нечто подобное.
Когда я на перемене бегал домой обедать, то по телевизору не было никаких передач. По всем каналам показывали концерт симфонического оркестра. Оркестр играл очень трогательную и грустную мелодию. Никто тогда еще и не подозревал, что с его смертью в стране начнутся перемены. Это было началом эры очередных глобальных перемен…
33
Однажды, поздней осенью, в день рождения одного из мальчиков из старого двора, он и еще двое ребят с ним зашли ко мне домой. Мальчик пригласил меня отпраздновать свой день рождения, пойти с ним в кафе, поесть мороженного и сходить в кино. В этой компании был и мой друг Саша, поэтому я с радостью согласился.
Мама дала мне на всякий случай три рубля, если вдруг денег не хватит. Мы вчетвером отправились в городской парк. В парке было кафе. Внутри кафе было разделенное на две части – для взрослых и для детей. Рядом с кафе был и кинотеатр.
Мы посидели в кафе, съели по мороженному, выпили по молочному коктейлю и отправились в кинотеатр. В кинотеатре, почему-то был фильм с дорогими билетами. Если билеты на детские фильмы стоили 10 копеек, то на вечерний сеанс цена билетов доходила до рубля. Так вот, мы пришли в кинотеатр, а билеты на фильм стоили около рубля. У нашего именинника денег после кафе на четыре дорогих билета не хватало. Мы все стояли в некотором замешательстве. Что же делать? Я сказал, что мне мама тоже дала с собой деньги, и их как раз хватит, чтобы мы купили четыре билета.
Что тогда был за фильм, я не помню, но фильм нам понравился, так как из кинотеатра мы выходили очень радостные. Когда я пришел домой, то мама спросила все ли нормально, я сказал что все хорошо и деньги, которые она мне дала очень нас выручили. Прошло, какое-то время, и мама спросила, отдал ли мальчик мне деньги, я сказал что нет. Я даже тогда, – когда предлагал деньги, то делал это бескорыстно, мне было приятно выручить своего друга, но идти и просить у него деньги, нет уж, увольте, на это я не согласен, ни за какие коврижки.
Через неделю, после празднования дня рождения моего знакомого, я с мамой был у бабушки, которая жила в доме с тем мальчиком. Мама решила заодно зайти к родителям мальчика и поговорить с ними о деньгах, она предложила мне пойти с ней, но для меня это был невыносимый позор и я наотрез отказался и чуть ли не закатил истерику прямо на улице, когда она попыталась тянуть меня туда за руку. Она все-таки сходила без меня, что она там говорила, я не знаю, но деньги ей отдали и она довольная, а я опозоренный, с понурой головой пошли домой.
Еще с шести лет я был упрямый и мог упорно стоять на своем, чтобы не произошло, но это было в тех случаях, когда я считал, что сделать то, что от меня просят, было, на мой взгляд, позорным. Состояние неловкости перебивало все мамины логические доводы и угрозы, я просто не мог этого сделать и все здесь.
Однажды мама послала меня за хлебом, в магазин, мне было тогда лет шесть. Я купил буханку хлеба и, откусывая от бочка буханки ароматную хрустящую и все еще теплую корочку, пришел домой. Оказалось, что я купил не белый, а серый хлеб. Мама решила отправить меня назад в магазин, чтобы я поменял хлеб. Для меня это было невыполнимо, к тому же, я откусил пару раз от буханки, и это делало мамино желание для меня вообще неисполнимым. Я готов был терпеть любое наказание, но идти обратно я и не собирался. Я сказал, что сам съем этот хлеб, так как он очень вкусный и начал откусывать от буханки еще и еще. Мама успокоилась, забрала у меня хлеб, сказала, что это в последний раз она спускает мне и пошла на кухню, готовить ужин, а я счастливый пошел играть в свои любимые солдатики.
34
В нашу школу войти было просто, а выйти, во время занятий, было сложнее. По школе каждую неделю назначался новый дежурный класс, начиная с четвертого и старше. Этот класс следил за порядком в школе. Утром дежурные стояли на лестницах и не пускали школьников на верхние этажи в классы ранее, чем минут за пятнадцать до начала уроков. В течение дня дежурные стояли на главном входе и не выпускали из школы на улицу тех, кто хотел пошляться без дела, но это было не всегда и зависело от распоряжения администрации школы. Иногда можно было выходить из школы, а иногда нельзя.
Однажды мы с одноклассниками на перемене хотели выйти на улицу, а дежурные нас не выпускали. Один сорвиголова предложил дать им десять копеек и его за это выпустили на улицу. Он выскочил, а затем довольный вернулся назад. Желающих оказалось несколько человек. Выпускали по одному. Я тоже дал монетку в 15 копеек и меня выпустили. Я вышел на улицу один, за моей спиной остались все за закрытыми дверями, а я находился на улице. Как сейчас помню, что тогда, выйдя на улицу и вдохнув полной грудью свежий воздух, я почувствовал себя свободным человеком. Это были новые, не знакомые мне до сей поры ощущения. В общем, я постоял с минутку на крыльце, но так как на улице было холодно, а я был только в школьной форме, то я забежал обратно в школу. Шалость удалась.
После этого моя мама, по обрывкам фраз беседы между мной и моим одноклассником, зашедшим ко мне домой, поняла, что произошло в школе, и очень этому возмутилась. На следующий день она пошла в школу и все рассказала учителям. Затем к нам в класс заводили ребят, дежуривших в тот день, чтобы мы указали на тех, которые брали деньги. Мне было очень дискомфортно, так как я должен был указать на них. Было и чувство, что я предатель и чувство страха и что-то еще, тревожившее меня. В общем, меня спросили: «Кто?» Их было человек шесть, из них двое или трое тогда дежурили на главном входе. Я начал говорить, что, кажется, этот и вот тот, но тут класс взорвался, и все дети начали кричать, указывая на виновных. Мне стало легче, но тревога в душе осталась.
Все, казалось, прошло для меня без последствий. Прошло насколько дней. Наша школа находилась в центре города возле площади Ленина, и здесь были продуктовые магазины. Во время большой перемены многие школьники бежали в магазин, чтобы купить или булочку или пирожное. В магазине образовывались очереди и все нервно посматривали на часы или прислушивались к первому предупреждающему звонку с перемены, а нужно было не только купить вкусненькое – нужно было это еще и съесть на бегу, по дороге в школу. До школы от магазинчиков было метров триста.
И вот однажды, в магазинчике меня заметили горе дежурные и стали на меня многозначительно смотреть, мне стало неловко, но я достоял свою очередь, купил свое пирожное и вышел на улицу. Они меня ждали, их было трое, и они были старше меня. Я понимал, что ничего сделать не смогу, но бежать от них мне было неловко и стыдно. Я просто медленно шел и ел свое пирожное, смотря тупо в землю, перед своими ногами и думая, будь, что будет. Они подбежали ко мне и начали ко мне приставать, а я продолжал потихоньку продвигаться дальше. Тут прозвучал первый звонок на урок. Они засуетились, на расправу времени не было, к тому же вокруг было куча свидетелей и они, дав мне по поджопнику, радостные побежали на урок. Я же дождался пока они отбегут порядком от меня, обтрусил свои штаны, и с подпорченным настроением от расправы надо мной, но все же счастливый, что так легко отделался, тоже побежал в школу.
Была у нас в классе девочка, звали ее Наташей. Девочка как девочка, но кажется, я ей нравился. Я же тогда с девчонками не водился и дружбы с ними не искал, поэтому был к ней внешне совершенно равнодушен, впрочем, как и ко всем остальным девчонкам. Хотя были некоторые девочки, которые в глубине души мне нравились, но я этого никому не говорил, тем более этим девочкам. Они мне просто были мне симпатичны и на этом все.
Одним солнечным весенним днем я шел с отцом на демонстрацию. Мы шли по тротуару, а по дороге параллельно нам шла моя одноклассница Наташа со своим папой. Она увидела меня и, отбежав от своего папы, подбежала к нам и пошла рядом со мной. Я как бука шел, потупив взгляд, и чувствовал себя очень неуютно. Я знал, что мне нужно, что-то сказать, но мой язык был ватный, я был сконфужен. Она немного прошла с нами рядом, а затем убежала к своему отцу. Я же с облегчением вздохнул. Отец посмотрел на меня с улыбкой и сказал, что нужно было бы хотя бы поздороваться с девочкой.
35
Как то весной мама послала меня в магазин купить яиц. Десяток яиц стоил один рубль. Я должен был купить два десятка. В магазине я купил яйца и пошел домой. Погода была сырая. Снег растаял, но на дорогах и тротуарах было много луж. В небе по-весеннему сияло солнце, вокруг щебетали птицы. Идя по улице и радуясь весенней погоде, я нашел, валявшуюся на тротуаре, палку и начал ее бутсать перед собой, практически до самого дома.
Когда я вошел домой, то мама только глянула на меня, как сразу ахнула. Оказалось, что мои брюки все в грязи выше коленей. Мама меня отругала и послала в ванную, чистить брюки, но самое интересное было впереди.
Только я зашел в ванную, как мама позвала меня в кухню. В кухне на столе лежала сумка с яйцами. Мама раскрыла передо мною сумку, от увиденного мне стало очень не ловко. В сумке почти все яйца были разбиты. После того как из сумки достали все, что можно было достать, то целых и надбитых яиц мы насчитали всего лишь семь штук. Мне задали вопрос как я смог этого добиться, за грязные брюки мама уже и забыла. Я рассказал все как на духу. Мама, повозмущалась, и отправила меня с глаз долой, в свою комнату.
В магазинах всегда были продукты первой необходимости, которые стоили считанные копейки. Зарплаты у всех людей были приблизительно одинаковые и в среднем составляли 100 рублей. Один рубль стоил десяток яиц и дорогая банка консервов в масле, хотя мне нравились больше консервы в томатном соусе, цена которых составляла копеек пятьдесят – семьдесят. Все крупы стоили от сорока копеек до рубля. Буханка белого хлеба стоила двадцать копеек, черного двенадцать копеек. Колбасы были в основном, как говорят «варенка», цена которых составляла от рубля до двух рублей восьмидесяти копеек. Выше трех рублей уже были дорогие колбасы – копченые и мясные, но их цена была сопоставима и с дешевыми колбасами, которые тоже были очень вкусными. В магазинах товара с истекшим сроком годности практически не было, так как он не залеживался на прилавках. В рыбном отделе у нас было полное изобилие. Рыба была свежая и мороженная, горячего и холодного копчения. В мясном отделе в основном лежали косточки с мясом. Это было от того, что когда утром завозили свежий товар, то за ним выстраивалась очередь и люди все раскупали за пару часов. Мясник среди населения был очень уважаемым человеком, так как он мог отложить товар или отрезать кусок мяса получше за ту же цену.
В молочном отделе можно было купить творог, молоко, кефир, ряженку. Молоко, ряженка и кефир продавались в стеклянных бутылках по пол литра и в специальных бумажных пакетах в форме пирамидки. Молоко также продавалась на разлив, и по улицам можно было видеть людей с металлическими трехлитровыми бидонами для молока. Продукты носили в сетках, называемых «авоськами». В этой авоське можно было видеть все купленные продукты, как в стеклянной витрине магазина. Сетки эти были очень прочными и служили годами.
Молочные продукты и колбасы завозили почти каждый день в одно и то же время. К моменту завоза товара в магазине уже была очередь как минимум человек из десяти. Дешевых продуктов завозили больше, а продуктов дороже меньше. Продавцы часть товара прятали под прилавок, чтобы продать его своим друзьям и знакомым как тогда говорили «по блату». Продукты раскупались до обеда, и вечером на прилавках можно было видеть то, что покупали без особого рвения. Колбаса за два двадцать на прилавках присутствовала практически всегда.
Было понятие дефицитных товаров, это то, что хотели бы купить все, но этого было мало. Чтобы купить дефицитный товар, нужно было стоять в голове очереди или иметь знакомого продавца.
Покупка сливочного масла – это была целая история. Его привозили несколько пачек килограмм по двадцать. Очередь к этому моменту стояла у прилавка в великом напряжении. Все думали только об одном, удастся ли ему купить хоть пол кило этого, всеми любимого товара. Сначала масло покупали кто сколько хотел. Продавщица смотрела на очередь и через время объявляла, чтобы в очередь больше не становились, так как масла им уже все равно не хватит. После этого очередь начинала волноваться, и поступало требовательное предложение, чтобы в одни руки отпускали не более одного килограмма масла. Когда человек покупал последний килограмм масла, то обязательно, стоящий за ним с мольбою просил его разделить покупаемый килограмм пополам.
Очередь не просто стояла, она жила. В ней обсуждали и узнавали новости, люди делились своими проблемами и радостями, в очередях знакомились. Чтобы купить желаемое люди отпрашивались втайне с работы и устремлялись в магазин.
Можно смело сказать, что очереди задавали особый ритм жизни для всех людей, каждый думал как бы ему исхитриться, чтобы купить желаемый товар.
36
Как-то летом мы играли нашей дворовой компанией в нашем дворе. И одна из старших девочек, предложила старшим ребятам подняться к ней домой, родителей не было дома. Она хотела показать друзьям порнографические карты. Старшие ребята ушли к ней в гости, и их, не было минут тридцать. Мы младшенькие сиротливо сидели на лавочке, переговаривались и ждали старших. Вскоре они пришли, лица у них были оживленные, и они как-то загадочно улыбались.
Однажды я пошел в кино, купил билет и стоял, в ожидании, когда начнут впускать в зал. У кассы стоял мальчик, года на два старше меня и ему не хватало денег на билет. Мальчик был с правильными, красивыми чертами лица. Мне он напомнил пионера – героя с картинки, защищающего Родину от фашистов. Наши школьные учебники и детские газеты пестрели фотографиями детей—героев и мы все хотели быть похожими на них и восхищались их мужеством и храбростью. Я подошел к нему, и предложил ему пять или десять копеек на билет, он с удивлением взял у меня деньги. Я довольный, что совершил добрый поступок, купил в буфете пирожное и вышел на улицу.
Возле кинотеатра был фонтан. Фонтан был выключен, но внутри чаши фонтана была вода. Вдруг ко мне подходит мальчик, с лицом хулигана, старше меня и требует у меня денег. Я спокойно говорю, что у меня нет. Так как мы находились на людном месте, я был спокоен, что драться он не будет, побоится свидетелей. В общем, он что-то говорил мне, говорил, но я стоял на своем. По карманам у меня искать деньги он не осмелился.
Он ушел от меня. И я увидел, что в их компании, состоящей из четырех человек, находится мой «пионер-герой». Они пошептались и от компании ко мне направились двое. Один который уже подходил, а с ним еще один. Разговор повторился тот же. Они давили, чтобы я дал, а я бубнел в ответ, что у меня нет. Тогда они сказали, что вон тот их друг, «пионер-герой», говорит, что у меня есть деньги. Мне было так досадно и обидно, что даже слеза навернулась на глаза, а в горле стоял комок мешавший твердить, что у меня денег нет. Я пытался от них уйти и начал обходить фонтан, чтобы между мной и ними было препятствие. Они опять ушли и начали шептаться, поглядывая в мою сторону.
Я понимал, что если убегу, они меня могут поймать в глухом месте и тогда мне точно не поздоровиться. К тому же бежать было стыдно и противно. Ноги были ватные и негнущиеся, но я стоял и ждал, что же будет дальше. От компании отделился «пионер – герой», на поверку оказавшийся «малышом – плохишом», и направился ко мне. С другой стороны фонтана подходили остальные ребята. У меня была, уверенность, что здесь меня никто не тронет. «Плохиш» подошел ко мне и стал требовать у меня денег, я отнекивался, но он все требовал и требовал, мне стало очень обидно, и я достал пару монеток и толи дал их ему в протянутую руку, толи бросил в фонтан, точно не помню. Они взяли деньги, и зашли в кинотеатр. Позже я тоже зашел и сел подальше от них. Они ко мне больше не подходили.
37
Когда в городском кинотеатре показывали индийские фильмы – зал был заполнен битком. Люди сидели и даже стояли в проходах и перед экраном. Однажды мы с родителями пошли на фильм, на вечерний сеанс. Родители сели сзади, а я пошел на первые ряды. Там я увидел знакомого мальчика, старше меня, который сидел со своими друзьями. Он был моим соседом в старом доме.
Раньше у нас с ним были хорошие отношения, и я ему доверял, я считал, что если что-нибудь случится со мною, то смогу рассчитывать на его помощь. Я хотел сесть на свободное возле него место. На заднем ряду сидела другая компания ребят, еще старше. Когда я сел, они сказали, чтобы я здесь не садился, они ногами перевернули сидушку и не дали мне сесть. Я посмотрел с надеждой на моего друга, но он даже не смотрел в мою сторону и не обращал на происходящее никакого внимания. Я хотел сесть на следующее место, но они не позволили мне сесть и там. Я с обидой и комом в горле сел на третье место от моего друга, за этим местом ребята не сидели и они уже не досаждали мне. Я плюхнулся на это место, и у меня из глаз брызнули слезы, благо в этот момент выключили свет, и моих слез никто не увидел.
Ребята с заднего ряда со смехом опять подошли ко мне и сказали, что на сидушку этого места они наплевали, и я сижу на их плевках. Но мне было все равно, и я просто проигнорировал их слова. В глубине души я был спокоен, что меня никто бить не будет, к тому же на задних рядах сидел мой отец, а он был довольно скорый на расправу. Но вскоре начался фильм и все обиды забылись.
Однажды в вечерних сумерках у меня состоялась драка с моим другом Костей. Мы с ним как то стояли вечером возле перекрестка, на углу нашего дома, как раз под моим балконом. С чего все началось, я уже не помню. Толи я его передразнил, а он обиделся, толи по какой другой причине, но, в общем, он захотел приложить кулак к моему лицу. Я был на год его старше, но по телосложению он был несколько покрепче. Я не был уверен в своей победе в этой драке и на всякий случай решил спастись бегством от него. Я думал, что побегу от него, а он гнаться за мною не станет, но он погнался. Когда я оббежал вокруг нашего дома – то сделал ошибку. Можно было свернуть в сторону своего подъезда и убежать домой, но у меня возник план – скрыться в школьном дворе. Я устремился к дырке в заборе, ведущем в школьный двор, где можно было спрятаться.
Было уже довольно темно. Я подбежал к дырке в заборе, и обнаружил, что возле нее сидят ребята из соседнего дома. Они мне показались, скрыто агрессивными, и я подумал, что если попытаюсь пробежать между ними, то они меня обязательно зацепят. Я решил бежать назад, но Костя, запыхавшись, уже подбегал ко мне. Дорога была отрезана. Я решил принять бой здесь, уже никуда не убегая. Костя думал, что отделается одной оплеухой отпущенной мне или даст поджепник, а я, заскулив, убегу домой. К его удивлению, я встретил его с кулаками. Он пытался ударить меня, я же уклоняясь и отходя, пытался ударить его. Мы закружились в жалящей друг друга схватке. Ребята со всех мест, заинтересованные представлением, организовали вокруг нас кружок и подсказывали кому, куда нужно бить.
Проходящий мужчина сказал, чтобы мы разошлись и вся толпа, окружающая нас, разделившись по симпатиям на две группы, подхватила нас с Костей, и мы перелились из двора дома во двор школы. Нас на минутку развели по углам, у каждого из нас появился «тренер» из старших ребят, ими оказались ребята из нашего уже двора. Они нам говорили, что нужно бить ногами или руками и еще что-то, как им казалось очень полезное. Затем мы опять сошлись в драке, толпа вокруг нас загалдела. Было уже совсем темно. Я сосредоточенно смотрел лишь на моего противника, не замечая ничего вокруг. Ногами драться у нас не получалось, поэтому мы бились на кулаках, но удары, в основном, приходились в воздух.
Мы пару раз расходились и после перерыва сходились. Я хотел скрыться из этой передряги, но все хотели драки. Драки не хотели только я и Костя, но мы уже дрались для наших зрителей, которые жаждали крови. Кто-то кричал, что нужно драться до первой крови и драка все продолжалась и продолжалась. В общем, Костя саданул меня, и мне стало больно. Я со злостью кинулся в его сторону и махнул туда пару раз руками и вдруг, я услышал его жалобные всхлипывания.
Передо мной его уже не было. Костя, держась за ухо, побежал домой. Я же, как победитель, остался на месте. Многие подходили и хлопали меня по плечу, говоря, что я молодец. Паренек, что был моим секундантом-тренером, был рад моей победе и насмехался над своим другом, который был секундантом Кости, они все трое жили в одном подъезде. Все постепенно разошлись и я, наконец-то, попал домой. По моему возбужденному состоянию и красному уху мама поняла, что произошло. Она узнала, с кем я дрался, и начала меня стращать, что драки могут очень плохо закончиться. В общем, для меня все закончилось хорошо. После этого мы с Костей помирились и никогда больше не только не дрались, но и не ссорились.
38
После окончания второго класса, летом, родители отправили меня в пионерский лагерь «Чайка», на Азовское море. Перед отправкой в пионерский лагерь, я знал, что в конце лета мне опять придется ехать в санаторий в Киев. Путевка в санаторий уже была выписана. Перспектива провести месяц в лагере, а затем три месяца, а может и шесть, как в прошлый раз вне дома, мне совершенно не улыбалась, но делать было нечего. Мама считала, что лагерь мне пойдет на пользу, тем более он располагался на берегу моря.
Мне собрали сумку с вещами, мама дала пакет с разными вкусностями: печенье, конфеты, килограмм черешни, бутерброды с колбасой и пара вареных яиц. Рано утром, нас посадили в автобусы, и мы поехали. В дороге я ничего не ел. Часа через три – четыре мы приехали в лагерь.
В дороге у нас была только одна остановка, приблизительно посередине пути. Ее называли «пяточком». Здесь были базарчик, туалеты и все такое. Мама мне настрого наказала на «пяточке» ничего не покупать, чтобы не отравиться в такую жару несвежими продуктами. Я из автобуса не выходил, мне было не интересно. Впереди меня ждал отдых, который мне совершенно не прибавлял настроения.
По приезду в лагерь нас разделили на отряды. Я был почти в самом младшем отряде. У нас было двое вожатых: мужчина и женщина. Когда мы приехали, был как раз обед. Нам сказали поставить свои сумки в одной из комнат, и повели нас в столовую. Столовая была большая, там сразу, могли обедать все отряды, а это было порядка трехсот – четырехсот детей, хотя может быть. После обеда нас завели в большую комнату, где были кровати и каждый выбрал себе место.
В моем отряде оказался мальчик из моего класса, живущий в соседнем дворе. Дома мы дружили с ним. Звали его Игорь. После обеда вожатые дали команду отбой к послеобеденному сну, и мы все легли спать. Когда мы проснулись, то начали усиленно изучать прилегающую к нашему корпусу территорию. Мы бегали смотреть на море через забор. Оказалось, что к морю нужно спускаться по лестнице высотой метров десять. Лагерь находился на возвышенной территории, которая заканчивалась резким обрывом. За обрывом был песчаный пляж метров тридцать. Пока мы бегали и играли за нашим корпусом, прибежали ребята из нашего отряда и сказали, что вожатые перебрали наши сумки. Они достали все съестное из сумок и выложили на столе, и там сейчас идет массовое поедание, кто что успел, тот то и съел.
Мы побежали к входу в наш корпус, но из продуктов там ничего уже не было. Под стенкой в нашей комнате стояли наши сумки, в которых уже ничего съедобного не было. Мне было очень досадно, так как я ничего не попробовал из положенного мне мамой. Успокаивало лишь одно, я такой был не один, таких как я было много. Оставался один лишь вопрос без ответа: «Если у каждого было много всего, то, как это, все так быстро закончилось?» Вожатые сказали нам, что очень многие продукты были уже испорчены, и они их просто выкинули. Так прошел мой первый день в пионерском лагере.
39
В пионерском лагере у нас было строгое расписание дня и в определенное время мы должны были заниматься чем-то конкретным. Весь день был расписан по часам. Утром, после подъема и завтрака, была уборка территории, для этого выбиралась группа дежурных ребят, а основная масса отряда после завтрака отправлялась на пляж купаться. У каждого отряда было свое место на пляже, своя беседка и своя дорожка для купания. Купаться запускали группами по восемь человек и купались минут по десять, затем шла купаться следующая группа.
К нам на пляж приходил местный рыбак и рассказывал нам как много в Азовском море рыбы, и какое большое здесь её разнообразие. Мы с раскрытыми от удивления ртами слушали удивительные рассказы бывалого рыбака о море.
Один раз нас водили в местный зоопарк, который организовал в том селе местный житель. У него были павлины, голуби, попугаи и даже страусы.
Через неделю пребывания в лагере к нам приехала группа детей толи из Румынии толи из Венгрии. Для встречи гостей нас всех в белых рубашках и красных пилотках, с цветами и шариками в руках, выстроили по обеим сторонам от центральной аллеи, по которой проходили гости из-за рубежа. Мы кричали им приветствия, как мы им рады, и махали дружественно руками и тем, что было в руках. Они приехали в наш лагерь отдыхать. Мы впервые в жизни могли видеть иностранцев, хотя и детей. Они не говорили на русском языке, и держались несколько иначе. Мы потом забавы ради ходили просто посмотреть на них из далека.
Вечером нам показывали фильмы в летнем кинотеатре, расположенном здесь же в лагере. В лагере мне не особо нравилось, и я сильно тосковал за домом. Все наслаждались летним отдыхом и с удивлением посматривали на мою унылую персону. Я и мой друг, который мне сочувствовал, объясняли окружающим, что по возвращении домой я уеду в далекий Киев месяцев на шесть и не попаду домой. Ребята сочувственно пожимали плечами.
Вожатый в нашем отряде был молодой мужчина. Он иногда позволял себе ударить то того, то другого ребенка, не очень сильно, но без свидетелей. Но иногда в беседке на лавочке лежал мальчик, корчившийся от боли, который на наши вопросы отвечал, что его ударил вожатый. Я написал письмо домой, что у меня все безрадостно и здесь мне не нравится, что я очень хочу домой. Письма мы отдавали вожатым, которые должны были отправлять их по почте. Вскоре начали ходить слухи, что вожатые вскрывают письма, читают их и по своему усмотрению выбрасывают их.
Дней через пять у меня припухла и начала побаливать коленка, что огорчало и без того мой безрадостный отдых. Как-то в выходной день я бродил возле входа в помещение отряда. К некоторым ребятам приехали родители и забрали их из отряда. Ко мне подошел вожатый и почему-то он отнесся ко мне участливо. Он расспросил, почему я такой грустный и пригласил меня в свою комнату, где жил он и вожатая. Они угостили меня персиком. Я им рассказал о своем горе и даже немножко прослезился от счастья. Они меня внимательно выслушали и отправили гулять дальше.
Это был родительский день в лагере и к моему однокласснику Игорю приехали родители. Я передал с ними письмо для своих родителей, где написал, что нас вожатый бьет, что мне очень плохо и многое другое, все в очень не радостных тонах.
Буквально через два-три дня после родительского дня меня позвали к директору лагеря. Я очень испугался, но там, к своему удивлению и огромной радости, я встретил отца. Он сказал, что заберет меня, но ему еще нужно побывать у директора. Я же должен пообедать со всеми детьми, собрать свои вещи и мы поедем домой.
Когда я обедал в столовой – ко мне подошел мой вожатый, развернул мой стул, сел передо мною на корточки и посмотрел пристально мне в глаза. Он грустно спрашивал, разве он бил меня, я говорил нет, разве он не подходил ко мне на выходном и не сочувствовал мне, разве он не угостил меня персиком. Так зачем же я так не хорошо поступил с ним. Я сидел, потупив глаза, и молчал. Он, молча, поднялся и медленно ушел. Среди ребят чувствовалось, напряжение и ожидание чего-то нового, но что это будет, мне уже не довелось узнать. Уже через пару часов я с отцом на «Волге», которую отец взял у знакомого для такого случая, ехал домой. Теперь я был счастлив по-настоящему. Единственное, был конечное осадок на душе от того, что я доставил неприятности вожатому. Однако, вспоминая о мальчике, который лежал на лавочке в нашей беседке и плакал от боли, быстро развеяли мои угрызения совести. То, что мальчик мог сказать нам неправду, никому из ребят не приходило в голову, да и зачем ему было врать?
40
Дома, в нашем дворе, был рыжий мальчуган, один из старших в нашей компании. Он частенько бил моего друга Костю, иногда просто так. Бывало, спускается Рыжий по лестнице в подъезде, а навстречу идет Костя, так он возьмет и ударит Костю кулаком в нос и довольный идет гулять дальше, а Костя со слезами возвращается домой. У Кости отца не было и заступиться за него, не было кому.
Однажды Рыжий хотел у меня взять машинку, с которой я играл. Я естественно ему отказал, он начал мне угрожать, а я взял и убежал домой, где пожаловался отцу. Отец вышел из дома, и какое-то время его не было. Когда он вернулся, то сказал, что Рыжий меня больше обижать не будет.
Когда Рыжий забывался и приставал ко мне, я сразу поднимался и говорил, что иду жаловаться отцу – это его всегда отрезвляло.
Однажды Рыжий начал ко мне приставать, и мне было противно напоминать об отце и я просто начал его обидно передразнивать. Он кинулся за мной, а я скрылся в подъезде своего дома. Эти прядки продолжались длительное время. Он пытался меня подкараулить то возле дома, то в школе, но мне всегда удавалось от него скрыться. И вот однажды зимой, мы выбежали из школы, на перемене, на улицу. На улице была настоящая зима, светило солнце. Мы начали играть в снежки. Я не заметил, как ко мне подкрался Рыжий, когда я его увидел, было уже поздно. Я попытался убежать, но он сделал мне подсечку и я упал в ямку под деревом, он навалился на меня сверху. Я понял что попал, но скулить не стал. Я ему смело сказал, ну, и что мол, дальше. В ответ, к моему удивлению он спросил, буду ли я еще дразниться, на что я конечное ответил, что не буду, и он меня отпустил. Больше у меня с ним конфликтов не возникало, хотя Костю он продолжал обижать.
41
Во второй половине лета мы с мамой поехали в Киев. Ехали поездом, на этот раз без приключений. Мне запомнилось, как мы приехали на железнодорожный вокзал в Киев и там расспрашивали у всех, как проехать к нужному нам поселку. Оказалось, что туда нужно ехать электричкой. Мы некоторое время искали, где останавливается наша электричка. Спускались даже в метро. Затем наконец-то мы нашли свою платформу, дождались электрички и поехали дальше.
Мы ехали через весь Киев. Я грустно смотрел в окно. Буквально через два часа я должен был расстаться с мамой и со всем близким мне и родным, как минимум на три месяца.
Мы вышли на своей станции. Здесь была возвышенная платформа, расположенная на насыпе. Там, кажется, было, маленькое здание железнодорожной станции. Мы спросили у прохожего в какую нам сторону идти к детскому санаторию. Мы спустились с насыпи и пошли в указанном направлении.
Практически сразу мы оказались в сосновом лесу. Сосны росли со всех сторон. Мы шли по улице с одноэтажной застройкой. К моему сожалению, очень скоро мы подошли к детскому санаторию. Возле центрального входа в санаторий было здание, в котором принимали прибывших детей. Мы зашли в комнату, в которую не проникал ни один лучик солнца. Через несколько минут, к нам вышла женщина врач. Ее образ сразу же врезался в мою память. Она держалась строго и с достоинством, на ней был строгий накрахмаленный и практически без складочки белый с голубым отливом халат, каждый ее шаг был четко слышен, так как на ней были туфли на высоком каблучке. Но запомнилась она мне ароматом своих духов, который разлился по всей комнате, как только она в нее вошла. Я слышал, что есть французские духи «Шанель». Я не знал, как пахнет эта «Шанель», но я был уверен, что это была именно она.
Врач поговорила с мамой, потом немного со мной, расспросила обо всех жалобах, и чем я болел раньше. Мама все ей рассказала, сказала так же, что я жалуюсь, на ощущение сухости в ладошках. Она сказала, что как только это ощущение опять у меня появится, нужно чтобы я сказал об этом медсестре, а та в свою очередь передаст это ей, и там уж мы посмотрим, что с этим делать.
Нам сказали подождать медсестру, которая сейчас подойдет и проводит меня в мою группу. Я стоял рядом с мамой и чувствовал, что сейчас разрыдаюсь, так как мне не хотелось с ней расставаться. Я ее обнимал крепко-крепко и хотел, чтобы этот миг длился целую вечность и никогда бы не закончился.
Мама говорила, что мне это очень полезно, нужно немножко потерпеть, зато потом у меня все будет хорошо. Пришла медсестра, я обнял маму в последний раз. Медсестра взяла мою большую сумку в одну руку, второй рукой она взяла меня за руку, и мы с ней зашагали по аллее, засаженной с двух сторон высокими зелеными кустами. Я несколько раз оглядывался назад, где стояла мама. Я махал ей, она махала мне. Затем мы свернули с аллейки, и маму я уже не видел. Мне тогда было десять лет. Мне предстояло отучиться здесь первую четверть моего третьего класса.
Меня разместили в двухэтажном корпусе, в комнате на первом этаже. В комнате было около десяти кроватей. Схема пребывания здесь была, как и в других санаториях. Просто, так как я был старше, то свободы здесь было больше. Я довольно быстро влился в здешний коллектив и в распорядок санатория. Скучать здесь особо было некогда, так как мы тоже все время чем-то занимались, прямо как в пионерском лагере. Вот только внутренняя атмосфера здесь была совсем другой, поэтому через пару недель я чувствовал себя здесь уже как дома.
Вскоре у меня появились друзья, с которыми мы довольно весело проводили время. У нас были две женщины воспитательницы, которые по очереди всегда были с нами. Родители оставляли небольшую сумму денег в санатории, для покупки воспитательницами всяких вкусностей по нашему заказу, которые скрашивали бы наш отрыв от дома и родных. Мы в основном заказывали Пепси и Фанту, или алычу или что-то еще, что мы могли бы попросить, и чтобы нам это было можно кушать в соответствии с прописанной в санатории индивидуальной диетой.
До первого сентября мы были условно разбиты на группы с разницей в возрасте один – два года. Естественно, что мои товарищи были моего года и постарше. Мы отлично ладили друг с другом. Раз в неделю у нас был просмотр фильмов в летнем открытом кинотеатре на территории санатория. Были практически ежедневные прогулки в лес, поэтому прилегающую к санаторию территорию мы знали очень хорошо. Кормили нас отлично и иногда нам устраивали медицинский осмотр врачи. Каждый день нам измеряли температуру, давали витамины и иногда лекарства, прописанные врачами.
На территории санатория было несколько собак, которых мы все любили и подкармливали. Собаки были разные. Была собака, которая казалась мне тогда очень большой. Никто не помнил случая, что бы эти собаки хотя бы рыкнули на кого-нибудь. Однажды, в санаторий на машине приехали живодеры. Они отлавливали собак и увозили их в своей машине с будкой. Мы даже как-то видели это собственными глазами. У живодеров были большие клещи, которыми они хватали собаку за бока, и, сжав их, тащили собаку по земле к своей машине. Мы пытались по возможности спрятать собак, где могли, одну собаку нам точно удалось спасти.
В санатории у нас была самая любимая игра – настольный хоккей. Эта игра была у одного из мальчиков. Он играл в нее со своими друзьями, а остальные стояли и смотрели. Всем очень нравилась эта игра и конечное каждый хотел поиграть в нее, но увы…
Однажды во время тихого часа, который длился пару часов, мы решили погулять по лесу, самостоятельно. Мальчик из компании моих новых друзей сказал, что знает где недалеко от нас находится забытый со времен войны танк. Когда все легли спать, мы прошмыгнули из нашего корпуса, перелезли забор и отправились в лес. Нас было четыре человека. Был отличный солнечный летний день. Нужно отметить, что санаторий одной своей стороной уходил в сосновый лесной массив. Прилегающий к санаторию лесной массив был разделен просеками на большие прямоугольные участки. Дорожки были песчаные, идти по ним было тяжеловато. В лесу почва была то же песчаная, но она была покрыта слоем из сосновых иголок, поэтому ноги в этом грунте не вязли.
Мы ушли от санатория, как нам казалось, очень далеко. Мы шли и представляли себя разведчиками в тылу врага, поэтому прятались от всех, кто нам встречался по пути. Мы извалялись в песке, но были все довольны своей самостоятельностью и независимостью. Как оказалось, никто не знал, где же находится этот танк и был ли он вообще. Пора было возвращаться назад.
Наше отсутствие было замечено и нас всех отправили к главному врачу за нарушение распорядка дня. Нам грозил вызов родителей сюда и отправка с ними домой. Мы все были в ужасно подавленном состоянии. Поэтому когда мы вошли в кабинет к главному врачу, то стали слезно умолять его простить нас, и мы дали слово, что ни ногой за пределы санатория без разрешения не сделаем. Случилось чудо – нас простили. Мы все были на седьмом небе от счастья. Мы переживали ни сколько за отправку домой, хотя я уже не хотел домой, сколько за те неприятности, которые мы можем доставить своим родителям.
42
Раз в неделю я писал письма маме и бабушкам. Маму и бабушку Сашу я попросил, чтобы они выслали мне свои маленькие фотографии, чтобы я иногда смотрел на них и чувствовал близость родных, что я не одинок в этом мире. Раз в неделю я получал от них письма. Мама мне писала, что мой братик растет, папа собирается поехать на Север, на заработки, и что все у них хорошо. Я был рад за них, так как и у меня все было просто замечательно.
Жизнь у меня наладилась, мне здесь уже нравилось, главное было то, что у меня появились друзья, с которыми я находил общий язык, и мы с ними шалили в пределах допустимого и больше. Тайно нарушать внутренний распорядок санатория нам доставляло неописуемую радость и удовлетворение. А нравы в санатории были очень строгие.
Однажды наша группа детей строилась перед корпусом, чтобы идти в столовую. Передвижение по территории было организованным и просто шататься было нельзя. Каждый должен был находиться только там, где было нужно и только там, где находилась его группа. Воспитателей рядом не было, и я позволил себе употребить в разговоре нецензурное слово. Рядом были девочки, которые сказали, что сейчас же все расскажут учительнице. Учительница нашего будущего, третьего класса, заменяла у нас воспитателя и присматривалась к нам. Я сначала хорохорился, что, мол, ничего плохого я не сделал, а потом мне все же стало страшновато.
