скачать книгу бесплатно
Досуг мы проводили по-разному. Мы любили играть в «танчики» и «крестики-нолики». В «танчики» играли в тетрадке, на листе с разворотом. На одном листе рисовался крест и танки фашистов, на другом развороте рисовалась звезда и советские танки. Кто кем будет, договаривались заранее. Рисовали, к примеру, каждый по семь танков. Затем кто-то стрелял первым. Стрелял, значит, на своем развороте рисовал шариковой ручкой жирную точку. Затем лист перегибался по развороту и с обратной стороны листа, где был произведен выстрел, его передавливали на поле противника. Если переведенная точка попадала на вражеский танк, то он считался взорванным и на нем рисовали взрыв. Если точка не задевала танк, то ты промахнулся и рисовался символический взрыв в месте точки. Выигрывал тот, кто быстрее уничтожал вражеские танки. Очередность выстрелов была разная. Я однажды проиграл рубль мальчугану на спор, который был старше меня. Выглядел он болезненным, ростом был чуточку выше, и я считал его слабаком. Говорили, что у него вырезали одну почку. Играл он в «танчики» отлично.
Он похвастался мне, что подобьет сразу у меня подряд три танка, а я у него ни одного. Меня это задело. Мы поспорили на рубль, нарисовали танки и он начал первым. Вот он выстрелил раз и подбил мой танк, я собираюсь взять у него тетрадь и произвести свой не менее точный выстрел, но он не дает мне тетрадь и, между прочим, сообщает мне, что тот, кто попал, стреляет еще раз. Я начинаю возмущенно спорить, но он спрашивает своих товарищей, правильно ли он говорит и они подтверждают его слова. Я не согласен, но он держит тетрадь и мне ее отдавать не собирается. Он производит еще пару выстрелов и подбивает мои еще два танка. Он констатирует свою победу и требует от меня рубль. Я считаю себя обманутым, и не собираюсь отдавать деньги. Его лицо после этого преобразилось и стало довольно не привлекательным и злым. Он начал меня пихать руками я в ответ пихал его, но, к сожалению, его толчки были ощутимее моих, и он прижал меня к стенке, я разволновался и несколько струхнул. Чтобы прекратить эту перепалку я пообещал отдать ему деньги, когда они у меня появятся, но я ему деньги так и не отдал, хотя он частенько просил вернуть должок. Видно хоть я и оказался слабее его, но так как я ему оказал все-таки сопротивление, ему пришлось простить мой долг. А он видел, что я ему просто так деньги отдавать не собираюсь, и когда он подходил ко мне, я говорил, что денег сейчас у меня нет.
20
В первый класс я пошел в санатории. Это радостное событие мне разделить было не с кем, никого из родных рядом не было. Мое первое в жизни первое сентября осталось обычным будничным событием. Умел ли я тогда читать и писать не помню, так как со мною никто до этого особо не занимался, но из садика основы грамматики я знал и поэтому связь с домом поддерживал через переписку. Мы дети здесь, как солдаты в армии, ждали писем из дому, и с жадностью читали каждое слово. Я получал письма от мамы, бабушки Саши и бабушки Ани. Они мне писали печатными буквами, чтобы я крепился, ведь я будущий мужчина, чтобы я не плакал, и что все будет хорошо. А я читал их письма и рыдал как девчонка.
Я писал письма родным в ответ, правда, они были очень короткие, но я старался, как мог. Переписка для меня много значила, я жил от письма до письма и с каждым письмом мой срок пребывания в санатории истекал, хотя и не очень заметно. Письма я получал каждую неделю и старался ответить на каждое и каждому. Особенно теплыми были письма от бабушки Саши.
Чтобы писать письма, нужно было покупать почтовые конверты. Конверты были двух видов: обычный, письмо, в котором шло ко мне домой три дня и АВИА конверт, в этом конверте письмо доходило быстрее, так как эти письма перевозили самолетом. По цене конверты отличались ощутимо. Обычный конверт стоил копеек пять, а АВИА конверт стоил копеек пятнадцать. Я писал и получал письма в обычных конвертах, хотя пару раз шиканул и отправил письмо в АВИА конверте. АВИА конверт был более красивый. На нем, вверху голубенькими буквами было написано АВИА.
В школу каждый должен был идти со своими школьными принадлежностями и учебниками, которые нужно было получить в своей школе, где мы жили. Мама писала, что мне должны завезти школьный портфель со всем необходимым дядя Эдик и тете Люда, сестра моего отчима. В общем, с неделю или две у меня ничего не было, а потом они все-таки приехали. Они все привезли и даже взяли меня с собой и устроили экскурсию по Киеву. Мне особенно запомнилась поездка на фуникулере, это было что-то необычное. Благодаря фуникулеру я и запомнил, что они меня брали с собой.
Школа в санатории находилась в отдельном здании. Нас первоклашек было не очень много, человек десять – двенадцать. Наш класс был не большой, но уютный. Уроки длились не 45 минут, как в обычной школе, а всего 30 минут. Учительницу я не помню, но учила она нас старательно, так как когда я пришел в свою школу, то отставаний по учебе у меня не было.
Мои воспоминания в санатории связаны в основном с детскими шалостями и досугом. Утром и после обеденного сна у нас измеряли температуру, и у кого она была повышенная, оставляли в комнате и в школу, заболевший, не шел. Градусники мы различали как мальчачьи и девчачьи. Металлический наконечник в градуснике мог быть плавно закругленным – это был девчачий, а с утонченной шейкой и овальным окончанием – это был мальчачий. Было много шуму и споров кому, какой достался градусник в этот раз.
У нас была хитрость, чтобы не идти в школу мы набивали температуру до разной величины. Затем делали грустное лицо, и после того как медсестра проверяла температуру оставались в палате и играли целый день. Но однажды мы прокололись всей комнатой. Температуру набили себе все ребята из нашей палаты, хотя мы и не договаривались об этом. В конечном итоге нас всех оставили. А мы вместо того, чтобы тихонько лежать, впали в некую эйфорию, от радости, что нам удалось так облапошить медицинский персонал. И вот через час в нашу комнату открывается дверь, заходит врач, чтобы сделать обход и что же он видит. Мы все как один скачем по палате, прыгаем на кроватях, в воздухе летают бумажные самолетики и так далее… В общем, через полчаса после устного строгого предупреждения: «Больше так не делать», мы были все каждый в своем классе на школьных занятиях.
Среди детей ходили байки, что при прогулке в лес ребята видели самолет и танк в болоте, и всем хотелось туда отправиться. Поговаривали также, что один мальчик нашел в лесу патроны и на тихом часе под одеялом ковырялся в патроне и тот взорвался, а весь потолок был в его крови.
Однажды была история, что один мальчик, старший меня года на три, убежал из санатория. Перед этим к нему приезжал отец, проведать его и обмолвился, что он живет в какой-то центральной гостинице. Отец уехал, а мальчик так сильно затосковал по дому, что вечером убежал из санатория в ту гостиницу к отцу, чтобы тот его забрал. Отца там уже не было, и милиция вернула мальчика в санаторий. За такое нарушение в санаторий были вызваны его родители и мальчика отправили домой.
Одним из любимых наших занятий было рассказывать небольшие истории страшилки с мистическим подтекстом и чем страшнее, тем лучше.
В какой-то период у меня сильно разболелась нога, припухла коленка и стала плохо сгибаться, я даже начал прихрамывать, дней через десять все прошло, врачи меня вылечили.
Один раз я спускался с горки и орал от удовольствия. И когда я уже спустился и вставал на ноги в спину меня ударил другой мальчуган, который спускался следом за мной, не соблюдая дистанции. После внезапного удара я сильно прикусил язык. Во рту появилась кровь, я расплакался от боли и страха за свой язык. Мой друг отвел меня на негнущихся ногах, ревущего, и всего в соплях и слезах в медпункт. Как оказалось ничего страшного не произошло, и мы пошли обратно к своей группе, которая обедала в столовой. Кушать было несколько неудобно и от горячего язык, какое-то время побаливал.
Одно из ярчайших воспоминаний о санатории – это всесанаторский просмотр фильма «Место встречи изменить нельзя». Когда шел этот фильм по телевизору, все дети и взрослые бросали все дела и собирались перед телеэкраном. Наша комната с телевизором набивалась битком и даже в коридоре стояли сотрудники санатория и смотрели очередную серию с Глебом Жегловым и Володей Шараповым.
Иногда мы играли с детьми в игру, кто кого сглазит. Была договоренность, что серые глаза глазят голубые, карие глаза глазят серые, черные глазят карие, голубые глазят черные. И вот все дети группы подходят, друг к другу заглядывают в глазки и если подходящая пара находится, то ребенок с глазливыми глазками бегает за своей жертвой и старается заглянуть в глаза. Убегающий прячет свои глазки от преследующего и сам ищет у кого можно найти защиты, и чьи глазки сглазят преследующего. Игра была особенно интересно тем, что в нее играли вместе с девочками, и была возможность вплотную подойти к любой девчонке и сказать: " А ну покажи-ка свои глазки». В общем, было много радостного визга и беготни.
21
В конце сентября, когда еще стояла теплая погода, ко мне в санаторий, на четыре дня приехали мама и бабушка Саша. Они хотели забрать меня домой, но им предложили оставить меня еще на три месяца, так как это полезно для моего здоровья. Я испытал очередной психологический удар. Я уже мысленно был дома, и вот пришлось остаться еще на три месяца. Не без слез, но я остался, вернее, был оставлен.
Мама с бабушкой остановились уже у известных мне знакомых. Они каждый день приезжали ко мне, и мы вместе проводили время. Для меня это были очень счастливые дни. Я был в центре внимания, и все было только для меня. Я был царь, я не ходил по земле я словно парил над нею, правда, это продолжалось всего лишь считанные дни. В Киев мы не выезжали, нам не разрешили никуда уезжать из санатория. Все время мы проводили в беседках на территории санатория или я водил маму и бабушку на прогулки в лес, по известным мне тропинкам. Они удивлялись, как это я ориентируюсь в лесу, а я был довольным их комплиментом и говорил, что мы тут часто гуляем, практически каждый день. Наше время препровождения состояло из прогулок, бесед и кормления меня вкусненьким. Счастливые дни пролетели очень быстро и мама с бабушкой уехали, а я остался на второй срок.
Старшие ребята в санатории занимались поделками. Они плели из систем для капельниц чертиков и рыбок. Такого чертика или рыбку можно было купить у них за рубль. У некоторых получались просто очаровательные поделки. Я научился тоже плести эти безделушки, но выглядели они не очень красиво, по сравнению с тем, что плели асы этого дела. Еще ребята плели цепочки из тонкой проволоки на маленьких, самостоятельно изготовленных, нехитрых приспособлениях.
Мы любили делать самоходки. Бралась деревянная катушка из-под ниток. На выступающих, на ней боковых гранях вырезались зубья. В середину катушки продевалась круглая резинка. С одного конца катушки резинка крепилась небольшим клином. С другой стороны в резинку вставлялась паста от ручки. Деревянная катушка бралась в руки и сторона с клином прижималась к ней. Пасту, вставленную в резинку, накручивали по часовой стрелке. Резинка внутри катушки скручивалась. Затем катушка ставилась на пол, и она начинала самостоятельно катиться, пока не раскрутится резинка.
Любили также делать рогатки. Каждый мальчик считал, что у него обязательно должна быть рогатка. Простая рогатка делалась из проволоки с изоляцией и простой резинки. Из этих рогаток стреляли пульками, которые делались из небольших кусочков проволоки согнутых пополам. Крутой рогаткой считалось изделие из деревянной рогатины с бинт – резиной. Посредине резины вставлялся кусок из кожи. Из таких рогаток можно было стрелять чем угодно, хоть камнем, хоть шишкой. Я себе смастерил рогатку из обычной проволоки, только для того, чтобы она у меня была.
Были умельцы, которые из коры сосны делали всевозможные парусники. Для этого отдирали с толстого ствола сосны кусок коры, потолще, и терли его об асфальт, чтобы он принял форму кормы корабля или лодочки. Затем ножиком делали углубление с той стороны, где должна располагаться палуба и крепили мачту с парусом. Освоить практический навык этого изделия мне не хватало терпения и усидчивости.
Здесь, в санатории, я увидел первую в своей жизни живую дикую белку. Белок здесь было много. В некоторых местах можно было даже кормить белок с рук. Подходишь к дереву, где сидит белка, насыпаешь в ладонь семечек и присаживаешься спокойно, с вытянутой рукой. После некоторого колебания белка может соскочить с дерева и направиться к тебе. На некотором расстоянии от тебя она остановится, и, изучающе, посмотрит на тебя. Если ее все в тебе устраивает, то она подходит к твоей вытянутой ладони и берет с неё семечки. Она может взять одну семечку и быстро убежать, а может прямо возле тебя лузгать одну за другой все семечки. Но если ты сделаешь малейшее движение, она очень быстро убегает. Говорили, что она может укусить и тогда рана, будет гнить и очень плохо заживать.
Среди ребят было заведено иметь «Песенник» – это была толстая общая тетрадь, в которую записывались популярные песни, делались рисунки, писались всякие детские непристойности. Например, на вопрос «Что такое любовь?» отвечали – «Это два дурака с повышенной температурой» или «Это две пары ног выглядывающие из-под одеяла» и так далее. В эти песенники записывались адреса друзей. Песенник давали друзьям, чтобы они записали тебе пожелания на память.
Время моего пребывания в санатории подходило к концу. Из разговоров ребят я слышал, что хорошо бы на прощание врачам, медсестрам и воспитательницам сделать подарок в виде бутылки шампанского и коробки шоколадных конфет. Я подсчитал и написал домой письмо, что нужно привезти то-то и то-то.
Забирать меня из санатория приехал отец и привез то, что я попросил по детской наивности. Мы с отцом обошли всех и раздали всем подарки. Много позже мне мама говорила, что они подумали, что этого требовал в санатории персонал и меня заставили это написать, а им пришлось очень сильно потратиться, но это было потом. А в данный момент я был счастливым, что уезжаю как настоящий человек, я всех отблагодарил за все хорошее и теперь с чистой совестью ехал домой.
22
На улице стояла зима. Мы с отцом отправились на уже знакомую Киевскую квартиру. У хозяев квартиры был сын моего возраста, и родители хотели отправить его на зимние каникулы к бабушке в наш родной городок. Билеты купить из Киева домой в это время было очень сложно. Поэтому наши Киевские знакомые купили по блату билеты для нас, а мы должны были доставить их ребенка к его бабушке. В общем, все были довольны.
До вечера мы прогостили у киевлян и затем отправились на железнодорожный вокзал. Нас было трое, а билетов оказалось всего два, но зато в двухместном купе. Я со своим новым другом должен был делить одну койку. Кроме всего прочего этот день мне запомнился тем, что на соседнем пути стоял состав с заключенными. Был морозный декабрьский вечер, около семи часов, за окном вагона падал снег и рядом стоял спецсостав. На душе было печально. Я уезжал из уже обжитой общности людей и предметов, где я провел шесть месяцев, то есть одну десятую часть своей сознательной жизни. Мне было грустновато, но хотелось поскорее попасть домой.
С моим соседом мы разместились на нашей койке, и начали играть в карты. Во время игры он вел себя несколько развязно по отношению ко мне и к тому же мухлевал. Я несколько раз его практически ловил на этом, но он старался разными доводами, казавшимися для него весьма убедительными, объяснить свою правду. В определенный момент обстановка накалилась и отец был вынужден нас приструнить. После этого мы продолжали игру уже чисто механически без особого азарта. Мне он стал неинтересен, так как пытался сделать из меня дурака-провинциала, а он был расстроен, что его лишили такой возможности. Я с удовольствием продемонстрировал ему, столичному мальчишке, свой провинциальный оскал.
На следующий день, к обеду мы были, наконец-то дома. Пришлось, правда, немножечко померзнуть на одной из пересадочных автобусных остановок, но это было не так уж важно. Для меня начиналась вновь моя старая, но все же новая и на этот раз долгожданная жизнь. Мне предстояло идти в школу, где я никого не знал. Я понимал, что дети, за прошедшие пол года, сдружились и мне предстояло вливаться в уже устоявшийся школьный коллектив. Меня успокаивало только то, что я на год старше их, и это был козырный туз в моем рукаве.
Дома к моему обычному досугу добавилась игра в шахматы, в шашки и карты. Отец научил меня играть в шахматы. В карты мы играли в «Подкидного дурака» и в «Козла». Мама рассказывала мне, что отец скучал за мной. Иногда вечером расставит моих солдатиков, сядет и смотрит на них, вспоминая обо мне.
23
Я был дома, и мне это нравилось. Из детства я помню, что всегда ждал праздников: 7 ноября – красный день календаря, 9 мая – День Победы и 1 мая – День всех трудящихся. Помимо демонстраций в эти дни показывали художественные фильмы, рассказывающие о событиях и героях тех дней. На 7 ноября показывали фильмы про Ленина и Великую Октябрьскую революцию, про штурм Зимнего дворца и выстрел с крейсера «Аврора», про моряков революционеров. Все мальчишки знали и любили героев революции: Котовского, Буденного, Чапаева, Камо, Дзержинского и многих других. Я приходил из школы, и быстро сделав уроки, усаживался перед телевизором и смотрел запоем любимые фильмы.
Однажды, я попросил маму рассказать мне про Ленина, Сталина и Коммунистическую партию. И она мне рассказывала, что Ленин сделал революцию и все люди стали свободными и равными, Ленин также создал Коммунистическую партию, которая должна была построить для всех людей Коммунизм. Коммунизм – это когда не будет денег, всего будет вдоволь и все люди будут все иметь и будут счастливо жить. Но на нас напали враги, армии многих капиталистических стран, которые не хотели счастья для всех людей. Много лет в нашей стране шла жестокая война. После смерти Ленина к власти пришел Сталин и наступил мир на целых двадцать лет. Люди смогли наконец-то счастливо и свободно пожить. Но в 1941 году на нашу страну напали фашисты и началась Великая Отечественная война, которую благодаря товарищу Сталину мы выиграли. После войны все люди начали отстраивать разрушенное во время войны. Жить было очень трудно, хлеб и еду давали по карточкам, люди не доедали и многие голодали. Но с каждым годом жить становилось все легче и лучше, то цены снижали, то денег платили больше, то пайки по карточкам увеличивали, а затем и вовсе карточки отменили. И вот сейчас мы живем в мире и счастье. И для меня это было так. У нас была квартира, где мы жили, у нас была еда, мама и папа работали, и что такое голод мы не знали. Многие старые люди говорили, если кого-то что-то не устраивало, что это, мол, ничего, главное чтобы не было войны…
Все дети любили демонстрации. На центральную площадь в каждом городе выходили все люди. В руках они держали небольшие красные флажки, с надписью соответствовавшей празднику. На груди у каждого была приколота красная лента также с надписью. На площади Ленина, такая имелась в каждом городе, делалась трибуна, на которой стояли представители Советской власти, которые принимали парад. Перед трибуной проходили колоны, состоящие из ветеранов участников Великой Отечественной войны, за ними шли колонны работников от всех предприятий города, учебных заведений, больницы и так далее. Все шли с большими красными флагами и транспарантами. Было весело, звучала громко музыка, многие громко кричали: «Ура!». На улице продавали еду и разные напитки. Тут же делали блины и шашлыки. Все были возбужденными и радостными, хотя многие люди считали «обязаловкой» участие в этих мероприятиях. Но когда праздник был в разгаре, вокруг были только радостные лица людей.
По телевизору в эти дни показывали демонстрации и военный парад, который проходил в Москве – столице нашей родины Союза Советских Социалистических Республик. Этот парад проходил на Красной площади. По площади маршем шли колонны солдат и офицеров разных родов войск, ехали танки и разная бронетехника, тягачи везли огромные баллистические ракеты. По небу пролетали военные самолеты. Это была демонстрация мощи нашего государства. Мы гордились тем, что мы такие сильные и говорили – пусть наши враги видят все это и боятся, пускай только сунутся, вот тогда мы им всем дадим пороху понюхать. Мы любили свою Родину и гордились ей. Мы были уверены в своей правоте и считали, что все должно быть только так.
24
Моя городская школа была возле самого моего дома, даже дорогу не нужно было переходить. У первых – третьих классов был свой постоянный класс, в котором одна учительница проводила все уроки. Мою учительницу звали Татьяна Николаевна. Это было молодая стройная женщина среднего роста с подстриженными темными волосами. На меня она сразу произвела необычное магнетическое впечатление, она мне очень понравилось. Мне в ней нравилось все и ее голос и как она одевалась и как от нее приятно пахло. Она для меня была как «… гений чистой красоты…". Мне нравилось ходить в школу, и мне нравилась моя новая учительница.
Было видно, что она относится к своей работе очень серьезно. Помимо всего прочего об этом говорила ее одежда. Ее наряды были все в одном строгом стиле, впрямь как Мери Попинс – Мисс Совершенство и Изящество. Длинная темная тяжелая юбка и кофта или блузка, как правило, с элементами вязаного рисунка. На груди у нее на тонкой золотой цепочке висел кулончик, который был на самом деле электронными часами. Такого я ни у кого еще не видел.
В свой новый класс, я влился без проблем, оказалось в этом классе есть дети из моей второгодней группы детского садика. Как ни странно, но я их практически не помнил. Здесь же был и тот озорной мальчуган, которого мне однажды довелось проучить. Правда здесь он опять был заводилой и всем заправлял, но пока он меня не трогал, мне это было совершенно безразлично.
В санатории я был принят в октябрята. Раньше в первом классе дети вступали в детскую организацию «октябрят». Символом которой был значок на груди. Значок был в форме красной пятиконечной звезды, в центре значка был портрет Ленина в детстве – эдакий курчавый, улыбающийся симпатичный мальчуган. В «октябрята» принимали всех детей, но если кто-то был слишком задирист и хулиганил, его могли не принять в организацию до исправления его поведения. Перед вступлением в эту организацию все дети учили, что такое хорошо и что такое плохо. Все должны были знать, что значит делать хорошие дела, не делать плохих дел и стремиться быть хорошим человеком. Прием в октябрята проходил торжественно в школьном актовом зале. На мальчиках были белые рубашки на девочках белые фартуки. Дети из старших классов после торжественной части пристегивали вступающим значки октябрят.
В классе, после этого торжественного события, производили разбивку на звездочки, то есть на группы детей по пять человек. Назначали старшего по звездочке, кто был поуспешнее в учебе. На стене вешался плакат с участниками звездочек и велся счет, чья звездочка лучшая. В счет шли все школьные и общественные дела: сдача макулатуры и металлолома, у кого в сумме больше пятерок, у кого меньше двоек и троек, чье поведение примернее и у кого меньше замечаний. Дети втягивались в эту новую общественную жизнь и становились частью чего-то большого и востребованного.
Тогда быть хорошим мальчиком и девочкой было престижно, тебя ставили в пример другим, на тебя ровнялись, а сам ты чувствовал себя маленьким божком, которому немножко поклоняются – это было приятно. Драчунов и хулиганов всячески порицали, вызывали в школу родителей, писали родителям на работу письма, о том, что у ваших сотрудников такие дети, и просили принять меры. Родителей могли лишить премии или чего-то еще. В общем, хочешь, не хочешь, но воспитанием детей, в хорошем смысле слова, занимались вплотную.
25
В детстве я частенько болел, и не добирал свой вес по возрасту и росту. Да к тому же я как-то незаметно превратился из русого блондина в брюнета, не жгучего конечно, но волосы мои приняли цвет близкий черному. У моей бабушки, царство ей небесное, я видел в коробочке мои волосы. Когда отец вернулся из армии, он подстриг меня под нуль. Эти волосики были беленькие мягкие и волнистые.
У меня могла резко подняться температура до 38 градусов. И когда домашние средства не помогали, то мама брала меня и ночью вела в больницу и там ночевала со мною, чтобы я был под присмотром врачей.
Я часто лежал в детском и инфекционном отделениях больницы. Эти отделения размещались в отдельных зданиях. Эти здания были двухэтажные, но детское здание было более старым со скатной высокой крышей, в нем раньше размещалась вся больница, пока не построили новые корпуса. Инфекционное здание было как современные дома того времени с плоской крышей.
В детском отделении лежать было весело и интересно, не считая тех моментов, когда делали уколы или какие-нибудь неприятные процедуры, например зондирование. Нужно было глотать с пол метра резинового тонкого шланга, который называли зонт. Через него брали анализ желудочного сока и желчи. Эта процедура длилась от двух до трех часов. У меня на счету было несколько успешных этих процедур и несколько сорванных мною, так как я иногда не мог себя заставить его глотнуть. Мне старались помочь его проглотить, но у меня не получалось дышать с этим шлагом во рту одним носом и я его выдергивал. У медицинской сестры больше не было желания возиться со мной и мои мучения на этом прекращались, чему я был очень рад.
В детском отделении лежали дети разного возраста, лет до четырнадцати или даже шестнадцати. В палатах было по четыре человека. За несколько дней, проведенных в больнице, все становились друзьями и ходили одной стаей.
На первом этаже лежали дети без родителей, а на втором этаже находились самые маленькие детки с мамами. Для нас второй этаж был закрыт. На первом этаже была большая игровая комната, где был телевизор и игрушки. В эту комнату можно было собраться всем незаразным детям и вместе играть. Всех ребят, со всех палат, иногда объединяли в одну группу. К нам приставляли медсестру и мы шли гулять на улицу, если погода позволяла, или в игровую комнату.
В свободное время мы занимались, кто, чем мог. У каждого мальчика была тетрадь и ручка. Мы рисовали дома, дворцы и машины, чтобы занять себя, или играли в «танчики» и в «морской бой». Да, особенно мы любили играть в морской бой. Некоторые играли в шашки или шахматы. Все также любили читать детский журнал «Мурзилку» или карикатурные журнал-газеты «Крокодил» и «Перец» и с нетерпением ждали нового номера этих журналов.
В инфекционном отделении общения между детьми не было. В палатах лежало по два три человека, по отделению ходить-бродить было нельзя. Можно было выйти, в свободное от процедур время, на улицу и гулять возле отделения. Кормили в больнице хорошо три раза в день, давали и мясо и рыбу. Всем больным выдавалась больничная пижама и постельное бельё. Поэтому больных было видно сразу и далеко.
26
В новом классе у меня появились друзья, которые жили в соседнем доме. В школе у нас установились дружеские отношения и свободное от школы время мы тоже проводили часто вместе.
Однажды на перемене, в классе, уже известный мне по садику мальчуган бегал по проходам между партами и озорничал. Парты в классе у нас были двухместные добротные, деревянные, тяжелые. Парта была цельная объединяющая стол и скамейку со спинкой. Чтобы сесть или встать из-за парты, нужно было поднять деревянную доску, которая была частью стола парты.
Я стоял в проходе между партами и разговаривал со своими друзьями. Я видел, что по коридору мчится наш задира, но демонстративно не собирался отходить в сторону. Ему пришлось сбавить скорость, он прошмыгнул у меня за спиной и тут же с довольным видом врезал мне ногой по заднице, и кинулся наутек. Я догнал его в два прыжка, схватил за грудки и мы, потеряв равновесие, начали падать. У меня все-таки сил оказалось больше, поэтому я уложил его на пол, а сам оказался сверху над ним. Он упал головой как раз между партами, поэтому уйти в сторону у него не было шанса. Он пытался высвободиться от моей хватки, но сил у него было недостаточно, хотя он считал себя вожаком класса, но грубая физическая сила осталась на моей стороне. Лицо у него покраснело, и излучало крайнее неудовольствие. По его мнению, его выражение лица должно было меня испугать. Но я был абсолютно спокоен и только прижимал его к полу и повторял: «Ну, что успокоился? Если нет, я тебя не отпущу». Он пыжился и сдаваться не собирался. Прозвучал звонок на урок. В класс вошла наша учительница. Все начали занимать свои места, и я был вынужден его отпустить. Мы встали и отряхивая пыль, со своих школьных костюмов, разошлись по своим местам, он при этом бросил в мою сторону недобрый взгляд, к которому я остался абсолютно равнодушен.
Однажды наша учительница должна была отвлечься и чтобы занять детей предложила кому-нибудь рассказать сказку. Я сказал, что знаю замечательную сказку. Мне перед классом поставили стул, я сел и начал ведать детишкам свою любимую сказку «Пойди туда не знаю куда. Принеси то, не знаю что». На удивление все слушали с интересом. Мое повествование прервал звонок. Все быстренько сбегали в туалет и опять расселись по местам и готовы были слушать дальше. В общем, сказку я рассказывал два урока подряд. Наша учительница уже выполнила свою срочную работу и с умилением смотрела на меня и ждала окончания моего монолога. В тот день я принес в дневнике пятерку с тремя плюсами. За все мое обучение это была моя самая высокая отметка.
После школы я шел к маме на работу, там мы с ней обедали в больничном буфете, и затем она укладывала меня спать у себя в кабинете, на стульях. После окончания ее рабочего дня мы вместе шли домой.
Во всех школах на 23 февраля устраивали соревнования между классами. Выясняли, кто лучше марширует строем и выполняет команды: «Налево! Направо! Кругом». Учительница, проникнувшись симпатией ко мне, назначила меня командиром класса. Я должен был идти во главе нашей колонны и отдавать приказы. Учительница также попросила, чтобы пришел чей-нибудь отец и помог нам научиться ходить военным строем. На это приглашение откликнулся отец мальчугана, с которым у меня частенько возникали конфликты. И незаметно я оказался в строю, а мой соперник возглавил нашу колонну. Конечно, стоит отметить, что справился он со своей задачей отлично. Он был раскован, а я был излишне стеснительным, но на параде я отметился тоже.
Во время школьного марша мальчики были все в зеленых рубашках, а на голове у всех были фуражки, которые мы самостоятельно делали для себя на уроках труда из картона. Моя фуражка была чуточку маловата мне. Когда мы маршировали, моя фуражка медленно сползала по голове. Нас предупредили, чтобы мы не делали лишних движений, так как с класса будут сниматься очки. И вот я иду, марширую в колонне, моя фуражка сползает все больше и больше. Я уже практически голову нагнул на бок на девяносто градусов. Фуражка уперлась мне в ухо и перестала сползать, но в любой момент могла упасть. Тут ко мне подошла наша учительница по физкультуре и с улыбкой поправила мне головной убор.
Наш класс промаршировал отлично, судьи отметили особую стойкость ученика, который маршировал с фуражкой на ухе. Какое место мы заняли, не помню, но все были счастливы, и я в том числе. Хотя обида была, что меня не оставили командиром, но что поделаешь, начиналась взрослая жизнь с ее прелестями и коленцами.
27
Одним зимним, морозным утром я бегал по заснеженной улице возле своего дома. На балконе нашей квартиры стояла мама и присматривала за мной. По улице шла моя учительница под ручку со своим мужем. От меня до них было метров сорок, и я со всего разгону кинулся к ней на встречу с улыбкой до ушей. Не добежав до них метров шесть, я поскользнулся и упал лицом вниз. Я начал подниматься весь в снегу и огорченный таким развитием событий, учительница также не ожидала такого восторга с моей стороны и последующего падения. Она с мужем подошла ко мне, смущенно уточнила все ли со мной в порядке и они пошли дальше. Я был очень сильно сконфужен. Со мной подобный конфуз уже как то происходил и сейчас он для меня повторился как страшный сон.
Мой первый учебный год подошел к концу, наступило лето и конечное летние каникулы. Летом все в нашем городке шли купаться на водохранилище. Как у нас говорили: «Пошли на речку». На пляже люди могли провести целый день. Мне нравилось купаться, хотя плавать я еще не умел. Купался я с отцом.
Однажды мы выходили из речки, мне вода была по грудь. Отец уже вывел меня из глубины и шел впереди меня. И вдруг моя нога не нащупала дна, и я ушел под воду с головой. Дальше помню, как я уже лежал на пляже. Моя нога попала в ямку и я, не успев сориентироваться, чуть не утонул. Мама была на берегу, и все видела. Когда я нырнул, то она начала кричать отцу. Отец обернулся, а меня уже не видно. Вода на речке было мутная, дно глинистое. Отец кинулся к тому месту, откуда расходились по воде круги и начал руками шарить по дну. Он нащупал меня на дне и вынес из воды на берег, где я через некоторое время пришел в себя. Мне тогда было лет шесть. Так что Бог миловал, и семейство в тот день благополучно ушло домой в полном составе.
28
Лето, после окончания первого класса, стало для меня особенным, потому что в июне у меня родился брат. Весной того года показывали фильм «Долгая дорога в дюнах». Главных героев звали Артур и Марта. Я говорил родителям, давайте назовем ребенка Артуром, если будет мальчик или Мартой, если будет девочка. Родители вроде были не против.
У отца был двоюродный брат, и у него жена тоже ждала ребенка. У них родился сын раньше, и они назвали его Артуром. Мой брат родился неделею позже и его назвали другим именем.
Мама, когда была беременной, часто лежала в больнице, поэтому летом я жил у бабушки Нины. Меня это устраивало, так как я жил в своем старом дворе и общался со своим старым другом, правда у него уже были и другие друзья, но все равно мы были рады видеть друг друга.
У моего друга в квартире, на кухне, висели часы с кукушкой. Часы заводились, перетягиваем висевшей цепочки. Еще у Саши дома всегда была кошка, и он к тому времени научился ездить на большом велосипеде. Садится на велосипед сверху, он не мог, так как ему не хватало роста, поэтому он просовывал одну ногу под раму велосипеда и так ездил по двору. Я, в отличие от него, ездить на взрослом велосипеде не мог. Большого велосипеда у нас не было, а на маленьком детском ездить было уже стыдно. Когда мне Саша предлагал попробовать проехаться на его велосипеде, то у меня, к сожалению, не получалось.
Одним вечером дедушка Вася приехал домой как обычно на мопеде, и сообщил нам, что у меня родился брат, а у него внук. Я тогда не почувствовал ни радости, ни досады. Просто мне, казалось, что произошло нечто, что не укладывалось в моей голове. Помню, мы ходили к родильному дому, и мама, выглянув в окошко, на третьем этаже показала нам запеленатого братишку. Я тогда был с глуповатым выражением лица, так как не знал как мне нужно себя вести. Отец во дворе нашего дома угощал всех мужиков, на радостях, что у него родился сын.
Через несколько дней, мы забирали маму с братом из больницы домой. Все вышли на крыльцо родильного отделения, туда подошли все родственники по отцовской линии. Мне мама дала подержать братика. Он оказался совсем не тяжелый. Затем была общая фотография. Фотографировались на ступеньках крыльца родильного отделения.
К моим обязанностям добавилось ходить на молочную кухню, где готовили специально молоко для грудных детей.
Кровать братику поставили в маминой спальне, так что я спал спокойно. Родители купили коляску, правда с рук, но маме коляска очень нравилась. Коляски были дефицитным товаром, а импортную коляску достать было очень сложно. Можно было только купить б. у. и то если повезет. Такой товар забирали с руками.
Этим же летом решили крестить моего братика. Крестной мама выбрала женщину-врача со своей работы. Однако так как она была членом КПСС, то ей нельзя было принимать участие в религиозных мероприятиях, поэтому в церкви должна была присутствовать вместо нее другая женщина. Этой женщиной стала родная тетка моего отчима, к тому же она ходила в церковь.
Крестным отец выбрал своего друга из нашего дома. Я его тоже знал. Его дети были старшими ребятами в нашей дворовой компании.
Воскресным утром группа родных отправилась в городской храм крестить моего брата. Мама в храм не пошла и хлопотала по дому, готовя праздничный стол для всех гостей.
Основная часть нашего городка была застроена пятиэтажными жилыми домами. Вокруг многоэтажной городской застройки располагались одноэтажные частные дома. В гуще одноэтажной застройки, в одном из частных домов располагался небольшой храм. Именно тогда я в первый раз увидел церковь и даже побывал внутри. Церковный домик имел низкие потолки и все помещения, стены и потолки были разрисованы красивыми цветными картинами. Я с удивлением рассматривал картины на потолке и на стенах.
Мы вернулись из храма в середине дня и сели за стол обедать. После застолья я пошел гулять на улицу, а дома продолжалось застолье и веселье. Гулял я до позднего вечера. Когда стемнело и мы всей нашей компанией сидели на лавочке у подъезда, один из старших ребят спросил своего друга, ну что, мол, пойдем домой. На что он грустно ответил, что его родители в гостях, и он с сестрой должен их ждать. Тот спросил, куда они пошли, и он указал на меня пальцем и сказал: «У него». Мне подобное обращение не доставило восторга и я сделал вид, что ничего не услышал.
Скоро гости начали расходиться, и я пошел домой. Дома во всех комнатах горел свет, из магнитофона лилась музыка, двери на балкон были открыты, в зале стоял не убранный еще стол, мама с другими женщинами убирали со стола и мыли грязную посуду. По всему было видно, что застолье удалось, все были уставшие и довольные. Меня провели в мою комнату, уложили спать и прикрыли двери, чтобы не мешать мне заснуть. Уставший за день я быстро заснул.
29
В это лето я никуда не ездил, и все лето провел во дворе с моими новыми друзьями. Мне исполнилось девять лет. Во дворе я играл с мальчиками на год – два младше меня. Во дворе у нас были дети на пару лет старше меня. Они звали нас поиграть с ними, когда для игры нужно было побольше народу. Всего нас собиралось человек двенадцать. Детей во дворе конечное было больше, но не все выходили поиграть во дворе, поэтому именно мы были представителями нашего двора.
Наша компания в полном составе собиралась не каждый день, и в основном это происходило в послеобеденное время. Тогда мы все вместе играли в прядки или в пекаря. Когда становилось темно, мы выбирали во дворе свободную лавочку и оккупировав её рассказывали всякие страшилки. Иногда так запугивали друг друга, что было страшно идти домой.
Обычно с утра, часиков в девять, мы, младшие представители нашего двора, выходили на улицу и играли на лавочке в карты в «Подкидного дурака», «Пьяницу» или «Ведьму». Так время пролетало до обеда. Около двенадцати часов, мы расходились по домам обедать. После обеда мало кто выходил во двор. После пяти часов вечера двор оживал. Взрослые выходили посидеть и пообщаться на лавочках возле подъездов, а мы искали, где могли для себя приключений.
Иногда я ходил в мой старый двор к моему другу, но там особенно не поиграешь, потому, что туда нужно было идти через полгорода, а мама была категорически против того, чтобы я бродил один по городу.
Вокруг было много разных мальчишек, которым доставляло удовольствие задевать тех, кто поменьше. Особенно в чужих дворах мальцу вроде меня лучше было лишний раз не мозолить глаза тамошним ребятам. Я старался не ходить дворами и как правило ходил по улице, но и здесь можно было иногда найти себе приключения, особенно ближе к вечеру.
Однажды, когда я все же выбрался к своему старому другу, то со мной там произошла небольшая история. Мы играли в его дворе вдвоем, потом мы присоединились к ребятам постарше, которые играли в карты на лавочке. Они много шутили и нам было просто интересно постоять рядом. Мы стояли и тоже улыбались их шуткам. Среди этих ребят был мальчик, который жил напротив моей старой квартиры и к которому я раньше ходил играть. Я считал его своим другом. Вдруг все ребята начали хохотать, я тоже смеялся с ними, правда, никак не мог понять, что именно было смешное. Затем я обратил внимание, что они все искоса поглядывают на меня. Я обернулся и увидел, что мой бывший сосед стоит за моей спиной и палочкой играется с крупной гусеницей, которая ползает по мне.
Я решил, что он подсадил ее мне на спину специально и продолжает дурачиться с нею, выставляя меня на всеобщее посмешище. Меня это сильно задело, и я просто бросился на него, как кошка бросается на большую собаку. Я вцепился в него и повис на нем, он был на голову выше меня. Он конечное мог просто грубо сбросить меня с себя, что ему и предлагали его товарищи, которые просто катались в истерике от смеха, но он относительно мягко поставил меня на землю, и, отстранившись от меня руками, отошел в сторону. По-видимому, из-за того, что его родители знали меня и моих родителей, ему не хотелось продолжения этой шутки уже у себя дома.
Меня разобрала обида и на него и на моего друга Сашу, который стоял рядом и никак не попытался предупредить меня. Я встал и убежал от них всех за дом, где можно было предаться эмоциям без свидетелей. Через пару минут Саша нашел меня. Я высказал ему свою обиду, а он, выслушав меня, предложил помириться, что мы и сделали.
30
В нашем городе возле многих пятиэтажных домов, которыми был застроен наш городок, были легкие длинные беседки с большим длинным столом и лавочками с двух сторон от стола. В этих беседках жители дома праздновали семейные, торжественные события, такие как свадьба и проводы в армию. Если такой беседки не было, то на дворовой асфальтированной дороге натягивали огромную брезентовую палатку, в которой размещали все необходимое для торжества, вплоть до подведения электричества. Свадьбу праздновали, как правило, два дня и ночь, проводы в армию продолжались одну ночь до раннего утра, когда нужно было уже ехать в военкомат.
В военкомат призывника провожали родные и друзья, как правило, все были в очень хорошем настроении от принятых градусов. Сложно себе представить, что творилось в самом военкомате, где таких призывников было как минимум человек двадцать. И это только в нашем районном военкомате. Призывников заводили на территорию военкомата, огороженную железным забором, а все провожающие в возбужденном состоянии находились снаружи. Призывников усаживали в автобус и выезжали с территории военкомата. Провожающие иногда обступали автобус и начинали его раскачивать. Сопровождающий офицер после этого начинал орать на толпу и после этого кое-как автобус уезжал. Автобус приезжал в областной военкомат, где находились призывники со всех районных военкоматом, что тут творилось уже в двух словах описать просто невозможно. Все это мне доведется увидеть собственными глазами лет через десять, но думаю, что раньше все было также.
31
Мой дом был возле школы, и наш двор граничил, через забор, со школьной территорией. Здесь было и футбольное поле, и турники с брусьями, и небольшой парк, засаженный кустами в виде лабиринта. Вечером в школьном дворе было множество детей, который приходили сюда поиграть со всех окрестных дворов. Играли до тех пор, пока не становилось темно, и только уже тогда мы разбредались группками по своим дворам.
Летом, как стемнеет, в небе летало много летучих мышей. Забавы ради мы подкидывали что-нибудь вверх и смотрели, как летучие мыши кружатся вокруг этого предмета в воздухе. Мышей мы побаивались, и когда мышь пролетала низко над нашими головами, то уклонялись от них и визжали от страха.
Меня приняли в дворовое сообщество после некоего боевого посвящения. У нас под домом были подвальные помещения. Там были небольшие комнатки, как положено с дверями и с замками, в которых жильцы дома хранили или инструмент, или велосипед или какое-нибудь ненужное в квартире барахло. Солнечный свет туда не проникал, и только кое-где в подвале горела слабенькая лампочка. В нашем доме было четыре подъезда. В подвал вели два входа один возле первого, другой возле последнего, четвертого подъезда.
Посвящение состояло в том, чтобы войти в один вход подвала и выйти в другой. Сделать это самостоятельно, практически в полной темноте и не зная всех поворотов и глухих закутков, было очень трудно. Поэтому, сперва, старшие ребята провели нас по подвалу, а затем запускали нас самих по два человека. Я проходил с мальчиком, которого звали Костей, он учился в параллельном со мною классе. Для него это было уже не в первый раз, и поэтому он был ведущий, а я плелся за ним, шаря руками по стене, и честно говоря, совершенно не ориентируясь, куда нужно идти в темноте. Я шел за ним и слушал, что он мне говорил. В общем, радость была неописуемая, когда впереди забрезжил дневной свет, и мы со всех ног рванули к выходу.
