Тайна трех зеркал

Она успела спрятаться за несколько секунд до того, как на тропинке, ведущей к дому, показались две фигуры. Одна принадлежала статной, но уже немолодой даме, одетой довольно богато, вторая – мужчине. Женщина шла, опираясь на трость, а следом за ней, похожий на тень, брел ее спутник, коротконогий толстяк в одежде кучера.

– Стой здесь, Матвей, – велела незнакомка, и Тома потянула носом воздух, улавливая терпкий запах духов, окутывающий женщину наподобие призрачной шали.

В этом запахе смешались сандал и цитрус с нотками жасмина, такими легкими, что Тома едва уловила их.

Женщина приблизилась к зданию и остановилась перед лестницей. Тома смогла разглядеть ее ноги и подол платья. А еще туфли с серебряными пряжками, очень модные. Точно такие же – ну или почти такие – носит матушка Елизаветы Павловны, княгиня Вяземская.

– Ну что, Петруша, – обратилась незнакомка к тишине, – вот ты и ушел. Дом больше тебе не принадлежит. Как же я ждала этого момента!

Женщина говорила странные вещи. Тамара навострила уши, решив, что сегодня же расскажет обо всем произошедшем Лизе. Конечно, девушка станет бранить ее за то, что ушла без спроса из дома, но Тому слишком уж заинтересовало это наследство и то, как Елизавета говорила о нем. Ее хозяйку явно заинтриговали тайны родового гнезда. А значит, здесь место обитания сил, может быть, темных, а может, и светлых. Иначе Лиза не говорила бы о доме так загадочно.

И вот теперь эта странная незнакомка. Тома ждала, что женщина скажет что-нибудь еще, но дама лишь стояла, запрокинув голову, и молча рассматривала особняк. А затем так же молча развернулась и, стуча тростью по тропинке, ушла прочь в сопровождении слуги.

Подождав, когда эти двое сядут в экипаж и уедут, кошка выбралась из куста и, отряхнувшись, принялась приводить себя в порядок. Ей было неприятно вылизывать дурно пахнущую зверем шерсть, но инстинкты брали свое. Только несколько минут спустя, закончив наводить красоту, кошка рискнула подняться по ступенькам и приблизиться к входной двери.

Дом по-прежнему спал. Или делал вид, что спит. Тома огляделась в поисках какой-нибудь щели или приоткрытого окна, но не нашла ничего подходящего для проникновения внутрь.

– И все же что-то здесь нечисто, – мурлыкнула она.

Бросив еще один взгляд на здание, кошка побежала прочь, избегая тропинки. С легкостью забралась на стену и, спрыгнув с нее на тротуар, побежала в направлении дома Вяземских, оставив за спиной родовое гнездо своей хозяйки и ощущение чего-то скрытого от глаз.

* * *

– Родители настаивают на нашей помолвке, – проговорил Николай, пока мы кружились в вальсе в самом центре зала среди доброго десятка таких же танцующих пар.

– А я против, – ответила я уверенно, держа руку на сильном плече молодого княжича. – И ты, кажется, не так давно тоже не горел желанием вступить в брак, – напомнила я Уварову.

Сейчас, находясь в относительном уединении ото всех, я могла обращаться к Коле на «ты», как привыкла еще с детства.

Николай улыбнулся. Его карие глаза мягко сверкнули.

– Скажем так… – Он на миг отвел взгляд и улыбнулся кому-то в зале, затем продолжил: – Я на досуге немного подумал и осмыслил наше с тобой положение, Лиза. Родители же просто так не отстанут.

– Мы будем настойчивы в своем обоюдном протесте.

– А что, если нам и правда пожениться? – вдруг предложил он, и я едва не сбилась с такта.

Секунда, другая… Я сделала глубокий вдох и смогла взять себя в руки, после чего мы продолжили танцевать. Кажется, почти никто не заметил этот конфуз. По крайней мере, мне хотелось так думать.

– Нет, нет и еще одно твердое нет, – шепнула я своему партнеру по танцу. – Ты с ума сошел? А как же твои планы отправиться на север? Кто у нас главный драконоборец в столице? Кто еще недавно уверял меня, что принесет больше пользы на границе, чем здесь, изнывая от безделья?

Николай пожал широкими плечами:

– Я тебя знаю с детства, и, возможно, мы даже составим отличную пару. Подумай, Лиза, сколько выгоды и пользы можно почерпнуть из этого союза.

Я закатила глаза:

– Во-первых, родители успокоятся, мечта их исполнится, и они перестанут нас беспокоить. Во-вторых, у нас будет своеобразная свобода. Я отправлюсь на север, а ты сможешь заниматься тем, чем тебе будет угодно, здесь, в столице. И в-третьих, как говорится, любовь приходит не сразу. Сколько пар до нас с тобой обрели счастье после вот такого договорного заключения брака?

Я вздохнула.

– Нет, Николай. Нет. – Я мило улыбнулась, чтобы со стороны никто не заметил, что мы спорим. – Ни во-первых, ни во-вторых, ни в-третьих. Брак – это серьезно, и я не собираюсь рушить наши с тобой судьбы по прихоти семьи. Представь: вот встретишь ты женщину, которую сможешь полюбить, а тут я, твоя жена, невольная помеха. Что делать? Разводиться? Ни мне, ни тебе не нужен скандал. Поэтому давай оставим все как есть.

Он перестал улыбаться и вдруг стал очень серьезным. Взгляд карих глаз поймал мой, и Коля произнес:

– А что, если я скажу, что ты мне нравишься, Лиза?

– Что?

Я остановилась одновременно с последним аккордом, прозвучавшим так трагично в моем воображении, что впору было заплакать.

– Да. Я понял это не так давно, просто не хотел давить на тебя. Ты мне нравишься как женщина, как потенциальная супруга.

Зажмурившись, я попыталась выровнять вдруг сбившееся дыхание. Что он такое говорит? Неужели выпил лишнего? Но нет, от Николая совсем не пахло спиртным, да и прежде он не был уличен в подобных вещах. От него приятно пахло мятой и лимоном, но слова, которые княжич произнес, прозвучали пугающе, так, словно он в меня влюблен. Но этого просто быть не может!..

Или может?

Что, если я упустила тот момент, когда наша дружба стала для Коли чем-то большим? Что, если я просто не хотела этого видеть, слишком погруженная сначала в учебу в академии, а затем в подготовку к практике?

– Если мы поженимся, я стану самым верным супругом, Лиза, – уверенно сказал Николай, и я вдруг поверила его словам.

Он прижал руку к груди и поклонился, поблагодарив меня за танец, а я ответила рассеянным и, полагаю, совсем неизящным книксеном, пытаясь вместе с тем осмыслить то, что услышала.

– Позволь проводить тебя к родителям, – предложил Уваров, и я приняла его руку.

Матушка довольно улыбалась и о чем-то таинственно перешептывалась с княгиней Платоновой. Машу пригласили на кадриль, а Катя, заметив в числе приглашенных на прием кого-то из подруг, ушла обсуждать достойных кавалеров этого вечера. Николай с поклоном отпустил мою руку и спросил:

– Я могу надеяться на еще один танец, Елизавета Павловна?

– Конечно, Николай Игнатьевич, – ответила я официально, и он с улыбкой отошел, оставив меня с родными.

Не знаю почему, но в тот же миг я испытала невероятное облегчение. Отец вопросительно изогнул бровь, но я лишь пожала плечами. Здесь было не время и не место, чтобы обсуждать подобные вопросы. Да и рассказывать пока было не о чем.

Хозяйка дома порхала по залу, будто бабочка среди цветов. У княгини Уваровой для каждого гостя находились время и добрая улыбка. Наверное, для кого-то она станет самой лучшей свекровью, но не для меня.

А Николай… Я до сих пор не могла поверить его словам, полным абсурда. Мы ведь договорились, что между нами ничего не может быть, а теперь он заявил о своих чувствах, которых нет. Вот не видела я огня в его глазах и не слышала в речах пыла. Да и сама я не испытывала к Коле ничего, несмотря на то что мужчина он привлекательный и большинство девиц, присутствующих на приеме, были бы просто счастливы видеть его своим женихом.

Музыканты заиграли кадриль. Я со вздохом отвела глаза, встретила пристальный взгляд одного из молодых дворян и, кажется, проигнорировав его интерес, смогла избежать приглашения на танец.

Сегодня я не была расположена веселиться. Да и как это делать, если все мысли – о завтрашнем дне? О том, как приду в отдел и какое задание получу первым? Ведь не станет Лехно усаживать меня за бумаги, когда я могу сделать что-то более полезное? А мне хотелось проявить себя, доказать, что я на что-то способна. На что-то действительно стоящее.

Танец еще не закончился, но, перебивая музыку, раздался гулкий удар трости распорядителя. Голоса в зале зазвучали глуше, а затем и вовсе стихли. Танцующие сбились с ритма, а музыканты оборвали мелодию на высокой ноте, прозвучавшей так жалобно в оглушительной тишине. Взоры всех присутствующих, и мой в том числе, обратились к входу в зал. Я услышала мерный стук трости и невольно нахмурилась, удивленная. А вот княгиня Уварова стремглав, почти неприлично резво, поспешила встречать последнего гостя, опоздавшего на прием. Следом за ней бросился к распахнутой двери ее супруг, князь Игнат Андреевич, и нам оставалось лишь проследить, кого это с таким почетом принимают в доме Уваровых.

– Графиня Явлонская! – прозвучало в тишине.

Распорядитель впервые назвал кого-то из гостей, и неудивительно, ведь графиня Софья Александровна – родственница самого царя-батюшки. И не какая-то там седьмая вода на киселе, а двоюродная бабка.

Еще миг, и я увидела саму графиню. Прежде мы с ней встречались, но не были представлены друг другу. Явлонская очень редко покидает свой особняк и еще реже посещает приемы, хотя каждое благородное семейство в столице неизменно отправляет ей приглашения на балы и званые ужины. Поэтому было удивительно увидеть Софью Александровну здесь, в этом доме.

Я посмотрела на графиню. Женщина уже давно перешагнула пору зрелости, но еще сохранила величественную осанку и остатки былой красоты. Мне отчего-то подумалось, что ее и в детстве никто не называл Сонечкой. Потому что я видела именно Софью, гордую, надменную и холодную даму, взирающую на собрание дворян с тем снисхождением, которое могут позволить себе только имеющие более высокий ранг.

– Ах, Софья Александровна! Какая честь!

Князь Уваров поспешил поцеловать сухую кисть гостьи и получил снисходительную улыбку в ответ.

– Мы так рады! Это так неожиданно! – прощебетала Варвара Ивановна.

Графиня гордо вскинула голову и проговорила твердым, удивительно звучным голосом:

– Ну что вы! Почему музыка смолкла? Музыканты, играйте! Я здесь всего лишь гость. Но мне приятно ваше внимание, господа.

Взгляд ее скользнул по залу, и многие поспешили поклониться, возможно, только по причине нежелания встречаться с ней глазами. Я взора не отвела, но меня женщина будто бы и не заметила. Она склонилась к хозяйке дома и что-то тихо сказала. Слов я не услышала, потому что музыканты продолжили играть и зал снова наполнился ожившими голосами. Правда, теперь смеха было намного меньше. Будто одно присутствие графини Явлонской вынуждало людей быть более сдержанными.

– Надо же, старая ворона выбралась из своего гнезда, – прошептала княгиня Платонова и тут же поймала укоризненный взгляд супруга.

– Тсс, дорогая! Не советую выражаться подобным образом. Она, возможно, и старая, возможно, и ворона, но у нее такие связи, что лучше держать язык за зубами.

– У меня от нее мурашки, – призналась матушка, приблизившись ко мне и доверительно склонившись так, что коснулась щекой моей щеки. – Как же хорошо, что графиня крайне редко выбирается из своего особняка!

Сейчас я не могла не согласиться с мамой. Да, в графине есть что-то пугающее. Возможно, тому виной ее сила, ведь Софья Александровна – темный маг, правда, не практикующий в силу своего высокого положения. А может быть, виноват ее внешний вид и своеобразное затворничество от общества. Так или иначе, я не спешила с выводами, потому что знала, что порой за самой отвратительной внешностью скрывается милый и добрый человек. Поэтому, не зная Явлонскую, не общаясь с ней, я не была уверена в правоте слухов, ходивших вокруг этой благородной дамы.

Вернувшаяся после кадрили Маша мило улыбнулась кавалеру, но, едва молодой барон отошел, поспешила пожаловаться на не вовремя прерванный танец.

– А я только вошла во вкус! – принялась капризничать сестра. – И тут эта…

Закончить фразу она не успела. Гости, стоявшие рядом с нами, разошлись, как морские волны, и под стук трости в сопровождении князя и княгини Уваровых к нам подошла сама графиня. На секунду я опешила, а затем поспешила поприветствовать ее, присев в книксене. Мои родители, сестра и Платоновы – да и все, кто находился рядом – присоединились к приветствию.

– Кто здесь княжна Елизавета Павловна Вяземская? – спросила Софья Александровна, и я, выпрямив спину, удивленно посмотрела на графиню. – О! Я уже вижу, что это вы, дорогая.

Взгляд ее желтых глаз, так удивительно контрастирующих с белой кожей и черными смоляными волосами, остановился на моем лице.

– Да, ваше сиятельство, вы правы, – ответила я, и наши взгляды встретились.

Я уловила тонкий аромат сандала и каких-то цитрусовых ноток, исходящий от женщины. Определенно, ее духи мне понравились, в отличие от их обладательницы.

– Лизонька, – мягко обратилась ко мне княгиня Уварова, – госпожа графиня желает побеседовать с тобой наедине.

Услышав слова Варвары Ивановны, Софья Александровна нахмурилась и, оглянувшись на хозяйку дома, быстро и четко произнесла:

– Княгиня, я, кажется, сама в состоянии поддерживать разговор. Ваша задача – предоставить нам с княжной тихое место, где мы смогли бы поговорить без свидетелей.

Графиня посмотрела на окружающих меня людей, безошибочно выделив отца. Не уловить наше с ним сходство может только слепой. А Софья Александровна явно не такова.

– Вы позволите мне побеседовать с вашей дочерью? – спросила она вежливо, но в ее тоне не было просьбы, она была уверена, что не получит отказ.

Но отец, как я уже говорила ранее, умеет удивлять. И у нас, Вяземских, есть характер и достоинство.

– Я предлагаю Елизавете решать самой, – проговорил он. – Она совершеннолетняя, умеет думать и принимать решения.

Мысленно поблагодарив отца, я поняла, что не откажусь. Не потому, что мне хотелось поговорить с этой неприятной особой, а потому, что искренне стало любопытно, о чем она желает побеседовать. Мы с ней не были знакомы, и я не понимала, чем заинтересовала столь важную персону.

Ничего не сказав моему отцу, графиня повернула голову и впилась в меня золотом своих глаз. Ощутив некоторое неудобство, я все же не отвела взгляд. Снова. И Софья Александровна вдруг довольно кивнула.

– Я поговорю с вами, – ответила я на молчаливый вопрос графини.

– Превосходно, – произнесла женщина и, не глядя на княгиню Уварову, велела: – Проводите нас в уединенное место и оставьте.

– Да, ваше сиятельство.

Варвара Ивановна подтолкнула к нам супруга, и князь Уваров, поклонившись, немного смешной из-за несвойственного ему поведения, выпрямил спину и направился через зал, указывая путь. Графиня последовала за ним, и я слышала, как гулко стучит ее трость о мрамор пола. Спина у старой дамы была невероятно прямой, и, ступая следом, я вдруг подумала, что она действительно совсем немного, но похожа на ворону. Такую черную, блестящую ворону.

* * *

Милош ловил себя на том, что то и дело бросает внимательные, изучающие взгляды в сторону княжны Елизаветы Павловны. «Очень, ну очень интересная девушка! – вспомнил он слова, которыми оценил Вяземскую Станислав Лехно. – И я рад, что именно вы будете курировать княжну». «Курировать…» – повторил про себя Милош и, сделав глоток вина, скользнул взглядом по изящной шее девушки-мага.

Она была красива: густые темные волосы, нежная кожа и трогательный овал лица. Тонкие черты лица, серые глаза и взгляд, глубокий, словно омут. В таком несложно утонуть и пропасть. Невысокого роста, княжна казалась хрупкой, но при этом в ней чувствовались порода и сила. То, что нельзя купить. Чему нельзя научиться. Это дается при рождении или не дается совсем.

А она была одаренной. Только дар… Горич, как ни старался, никак не мог понять, что у нее за сила. Определенно, она не излучает свет, но и не некромант, подобно ему самому. Она не истинно темная и точно не имеет предрасположения к драконьей магии. Это он понял бы сразу. Лехно тоже напрочь отказывался говорить о талантах Елизаветы Павловны, или просто Лизы, как мысленно назвал ее джарганец.

– Она прехорошенькая, – проговорил Горич вслух, и лицо господина старшего следователя осветила улыбка.

– Не смотрите на девицу Вяземских как на объект женской красоты, Милош. Красивых лиц много, а княжна Елизавета такая одна, и уже скоро вы сами поймете это.

– Почему вы не скажете прямо? – усмехнулся Горич. – Не люблю, когда увиливают от ответа.

– Я не увиливаю. Я просто хочу, чтобы вы удивились, Милош, как когда-то удивился я.

Джарганец сделал еще глоток вина и, опустив бокал, проговорил:

– Интригуете, Лехно?

– Можно сказать и так, – последовал ответ.

Пары танцевали кадриль, и музыка внезапно стихла. Горич бросил взгляд на своего собеседника и тут услышал стук трости о камень пола и голос слуги, представившего новую гостью, вошедшую в зал. Милош увидел и то, как к женщине с лицом, похожим на лицо статуи, мигом поспешили хозяева дома. Видимо, опоздавшая дама имеет высокое положение в обществе. Так или иначе, Милош видел ее впервые, а вот господин Лехно явно ее знал, поскольку поклонился, вместе со всеми приветствуя вошедшую.

– Кто она такая? – спросил джарганец, когда вновь заиграла музыка и господа снова принялись обсуждать все и вся, хотя и без прежней легкости.

Казалось, с приходом графини сам воздух стал тяжелее. Ее магия была слишком очевидна и действовала на окружающих, подавляя веселье.

– Это графиня Явлонская, родственница нашего царя. Очень важная особа, и я, признаться, немного удивлен, видя ее здесь.

– Она дружна с Вяземскими? – спросил Милош, заметив, как Софья Александровна важно направляется в сторону Елизаветы и ее родных.

Графиню сопровождали хозяева дома, и горцу было неприятно видеть, как Уваровы лебезят перед этой старухой.

– С Вяземскими? – переспросил Лехно.

Проследив в направлении взгляда джарганца, следователь нахмурился и произнес:

– Если и дружна, то я об этом слышу впервые. Графиня живет затворницей и, насколько мне известно, крайне редко покидает свой дом. Еще реже она выходит в свет, поэтому, мой дорогой друг, считайте, что присутствовали при очень редком и значимом событии в жизни нашего общества, – усмехнулся он.

Милош проследил взглядом, как княжна Вяземская и графиня покидают зал, и в какой-то момент ему даже стало интересно, что может связывать молодую девушку-мага и эту старую, наверняка опытную ведьму.

Впрочем, хорошенько поразмыслить над этим вопросом Милошу не позволили. Он увидел, как к ним пробирается невысокий человек, одетый в штатское, и минуту спустя тот уже разговаривал с Лехно, что-то шепча ему на ухо. Горич заметил изменившееся выражение лица старшего следователя и понял, что что-то не так.

– Милош, – выслушав своего человека, обратился Станислав к джарганцу, – у нас неприятности. Мы должны покинуть дом Уваровых.

– Ничего не имею против, – пожал плечами некромант и, поставив бокал на поднос проходящего мимо лакея, спросил: – Что произошло, господин Лехно?

– Не здесь, – покачал головой старший следователь, но Горич уже и сам догадался о причине, которая привела сотрудника отдела на прием к княгине Уваровой.

И эта причина – очень невеселая.

* * *

Гостиная, в которую нас проводил князь Уваров, мне знакома. Еще в детстве, когда моя маменька любила наносить визиты своей подруге княгине Варваре Ивановне, мы с Николаем часто оставались здесь под присмотром его няни и играли или читали книги. Из окна открывается вид на уголок парка, в котором сейчас зажглись магические фонари, а сама комната – теплая и уютная независимо от времени года. Сегодня в комнате горели свечи, и, оглядевшись, я заметила, что обстановка стала иной. Уваровы поменяли мебель и обои, обтянув стены модным в этом сезоне шелком.

– Оставьте нас, – велела графиня князю, поблагодарив его кивком.

Уваров поклонился и, бросив на меня непонятный взгляд, удалился, прикрыв за собой дверь, словно какой-то лакей.

Графиню боятся. Ей хотят услужить. Почему-то от подобных мыслей стало тошно.

– Ну-с, дорогая княжна Елизавета Павловна, – начала Софья Александровна, опускаясь в одно из кресел, – поговорим?

Я села напротив и посмотрела на нее. Она крепче сжала рукоять своей трости, выполненную из серебра и потускневшую в силу возраста. Да, у вещей он тоже есть, этот возраст. А трость госпожи графини – очень старая. Наверняка что-то из наследия ее рода.

– Вам, наверное, очень любопытно, почему я попросила вас о беседе, – сказала Явлонская.

– Не стану отрицать очевидное, – ответила я, глядя в ее желтые глаза.

Она улыбнулась, но улыбка вышла несколько хищной, и сейчас графиня еще больше стала похожа на ворону.

– Видите ли, прежде я имела счастье быть знакомой с вашим дядюшкой, ныне покойным Петром Феоктистовичем. Мы имели некоторые общие интересы, и я уважала его как человека, который отлично разбирается в древностях.

– В древностях?..

Менее всего я ожидала услышать подобные слова.

– Мне всегда нравилось родовое имение Вяземских. Я знаю, Петр Феоктистович не жил там. Более того, особняк долгие годы оставался закрытым. Признаюсь, что не раз просила его продать дом, но он отказывался.

Вот к чему она ведет. Ей нужен дом. «Или то, что находится в нем», – шепнул кто-то внутри.

– Говорите прямо, ваше сиятельство, не надо ходить вокруг интересующей вас темы. И я отвечу так же прямо, потому что не люблю долгих прелюдий.

Желтые глаза дамы вспыхнули, но не от гнева. Кажется, ей понравилась моя прямота. Стукнув тростью об пол, она улыбнулась и произнесла:

– Узнаю кровь Вяземских! Петруша… – начала было она и тут же осеклась, – Петр Феоктистович был точно таким же, как вы. Это и отличало князя от тех пустышек, коими полон сейчас двор. – Софья Александровна выпрямила спину и спокойно добавила: – Если прямо, то я желаю купить ваше наследство. И, предугадывая ваш следующий вопрос, сразу могу ответить, что следила за процессом наследования и знаю, что Петр оставил дом именно вам.

Я удивленно приподняла бровь.

– Дом, что и говорить, старый, у него дурная слава, и я очень сомневаюсь, что такая молодая и деятельная девушка, как вы, пожелает в нем жить.

– Этот дом – мое родовое гнездо. Зачем он вам, ваше сиятельство?

– Скажем так, я хочу приобрести его не только как память о Петре, но и ради его коллекции древностей, поэтому могу предложить очень хорошую цену, Елизавета Павловна.

Графиня наклонилась ближе ко мне, и я поймала себя на мысли, что ее глаза будто бы завораживают меня. Сейчас они походили на два золотых диска, внутри которых горит самое настоящее и живое пламя. Это пламя окутывало, но не согревало. Жгло, но не причиняло боли. И все же я усилием воли разорвала зрительный контакт, не сразу сообразив, что ко мне только что попытались применить магию подчинения.

А вот это она зря!

Я вскинула голову и, смерив графиню пристальным взглядом, произнесла:

– Увы, Софья Александровна, я боюсь, что вынуждена отказать вам. – Тут я сделала паузу, ощутив, как по спине пробежал холодок, но не страха, а от предвкушения. – Дом не продается, – сказала я так, будто поставила точку в важном договоре.

Золотые глаза графини вспыхнули. Она отпрянула назад. Длинные ухоженные пальцы, украшенные кольцами, едва не раздавили рукоять трости – с такой силой она сжала их. По лицу женщины пробежала тень недовольства. Но она не возмутилась, хотя я ожидала чего-то подобного. Графиня даже смогла улыбнуться и сделала еще одну попытку.

– Возможно, вы тогда согласитесь продать мне коллекцию древностей вашего дядюшки?

– Боюсь, что и в этом я вынуждена вам отказать. Во-первых, я сама еще не была в доме. Во-вторых, я бы не хотела продавать ничего из того, что в нем находится. Наша семья не нуждается в деньгах.

Явлонская поджала губы, и они превратились в тонкую ниточку, изогнутую в недовольстве.

– Мне жаль, что приходится отказывать вам. Надеюсь, это не станет причиной для обиды, ваше сиятельство, – закончила я.

Софья Александровна смерила меня взглядом, разительно отличающимся от первого. Она покачала головой, словно осуждая мои слова, затем встала, опершись на трость. Я встала тоже.

– Видимо, я совершенно напрасно потратила и свое, и ваше время, княжна Вяземская, – сказала графиня с достоинством.

– Мне жаль, если я разочаровала вас, – ответила я ей в тон.

– О нет, вы меня не разочаровали. Я ожидала чего-то подобного, – загадочно ответила женщина, и я вдруг почувствовала, что она скрывает за спокойным тоном подавленную ярость.

Но у Явлонской хватило силы воли не показать этого откровенно.

– Более вас не задерживаю, княжна. Ступайте к своим родным. Танцуйте и веселитесь. Желаю вам удачного вечера, – почти мило проговорила Софья Александровна.