скачать книгу бесплатно
Сидеть дома было совсем невмоготу. Алексей решил пройтись. Хозяйский хлопчик Петро нахально осклабился: «Опять до нареченной, пане?», но тут же схлопотал отцовскую затрещину: «Цыть, поганое дите! Зоб вырву!» Мельник пожевал сивый ус, хмыкнул:
– Прогуляться надумали перед сном? Что ж, это полезно…
– Не угадали. Дело есть.
– Знаю-знаю. Сам молодым был, – усмехнулся мельник, глядя из-под вислых бровей. – Да все ж дело-то лучше оставьте до утра. Ночка дюже темная. Мало ли что…
Алексей молча вышел из дома и тотчас окунулся в вязкий, зыбкий мрак. Куда бы пойти? Может, к Пшеманским? Он нерешительно постучал, соображая, как бы объяснить столь поздний визит. Ждал долго: в лихую годину, да еще ночью отворяют не вдруг. За дверью послышались легкие шаги: «Кто тутай? О, пан офицер! Проше, проше… – защебетала старушка. Семья ужинала. Алексея усадили за стол. Кшися, смущаясь, подала жареную рыбу. Дед похвастался: «Наш Юрек наловил. Настоящий рыбак».
– Проше, пан научитель, – кивнул хозяин на появившуюся на столе бутылку с яркой наклейкой. – Добра польска вудка, най ее хол-лера везьме! Проше. Гей, бабця, где келишки?
– Тераз, тераз. Хвилечку[10 - Сейчас, сейчас. Минутку (польск.).], – суетилась старушка, подавая крохотные стопки.
Лесничий наполнил три, четвертую отодвинул в сторону, но сухонькая старушечья лапка цепко ухватила бутылку и капнула себе на донышко стопки.
Мы млоди, мы млоди,
Нам бимбер не зашкоди…,
скрипуче затянул старик, подкручивая усы. Старушка подпевала ему тоненьким задорным голоском.
– Бабця у нас ни едного дьябла не боится. Бардзо отважна. Клянусь паном Богом! – расхвастался старик.
Потом он стал вспоминать, как сражался под Перемышлем. Алексей подзадоривал его, заявляя, что та война по сравнению с нынешней – детская забава. Старик рассердился, замахал руками, как кочет крыльями:
– Цо! Забавка? Матка Боска Ченстоховска! А «чемоданы»? Один такой снаряд целый взвод зароет, а может, и роту. А баварская конница?
– А танки, – поддразнивал деда Юрек, – а самолеты?
– Подумаешь, чоуги[11 - Танки (польск.).] – ерепенился дед, но вскоре остыл: на танк с драгунской сабелькой не попрешь.
Алексей вышел в сени покурить, подмигнув Юреку.
– Как же так? У такого боевого деда оказался внук-трусишка? Что ж ты в школу-то не пришел? Испугался?
– Хлопцы не пошли… Что ж я, один буду учиться?
– Покажи всем пример, пусть знают, что ты не заяц пугливый. Приходи завтра, если… если опять не струсишь.
Как же быть? Пойти? Но Гриць предупредил, что тогда уничтожат всю семью и хату спалят. Хотя у них на хуторе пока никого не спалили. Но директора-то убили… А, может, это немцы-окруженцы? Сколько их пробиралось лесами на Запад. Может, пан директор попытался их задержать? Юрек колебался. И все же он пойдет в школу, а если туда нагрянут бандиты, быстро смоется. Вот хлопцы позавидуют, когда учитель станет заниматься с ним одним! Но Кшиська останется дома (разве девчонка в случае опасности сможет удрать? Она и через плетень-то не перелезет).
– Я приду, Алексей Иванович! – твердо пообещал Юрек.
Утром Юрек в школу не пришел. Тяготясь вынужденным бездельем, Алексей писал подробные конспекты занятий, составлял развернутые планы, перечитал все имеющиеся учебники и методички, которые нашел в директорском шкафу. На все это уходило немного времени, а потом начиналась пытка. Он метался по хутору, уговаривал родителей отпустить детей в школу, но чем больше наседал на них, тем больше они сторонились приезжего чудака, опасаясь гнева бандеровцев. Как-то Алексей заглянул к Терновцу. Тот неторопливо снимал с дерева румяные яблоки, стоя на стремянке.
– Алексей Иванович! – донеслось откуда-то сверху. – Слава Иисусу!
– Здравствуй, Митя! – поднял голову Алексей. – Ишь ты, куда забрался! А когда в школу придешь?
Ответить мальчик не успел. Терновец-старший неловко спрыгнул со стремянки и метнулся в сарай. В лицо оглянувшемуся на шум Алексею уставились черные провалы двустволки.
– Геть с подворья! – рявкнул мужик.
– Вы что? С ума сошли? – удивился Алексей.
– Ничего! Тикай, коли жить хочешь!
Черные пальцы Терновца судорожно скребли ореховое ложе ружья, дрожали на жалах спусковых крючков. Секунда – и сдвоенный заряд медвежьей картечи разворотит грудь.
– Уходь! Богом заклинаю, не доводи до греха!
Алексей шагнул вперед, но мужик, карауливший каждое его движение, упер ему в горло черные дула.
– Пристрелю, как пса! Сгинь! – взвыл Терновец.
Алексей побледнел: мгновение – и слепой страх толкнет очумевшего мужика на отчаянный поступок. В таком состоянии даже самые робкие и безвольные смертельно опасны. «Вот где смерть свою встречу, – мелькнула мысль. – Уж лучше бы в бою». Затрещали сучья – и что-то тяжелое свалилось на Терновца, припечатав его к земле. Дмитро проворно схватил родителя за руки и заломил их назад. Мужик бился о каменистую землю, пытаясь сбросить с себя сына. Высвободив одну руку, лупил его кулаком, но мальчишка, визжа от боли, вцепился в отца, как кошка. Алексей схватил ружье, выбросил патроны и оторвал сына от отца. Терновец, с трудом поднявшись, снова пошел на учителя.
– Нехристь! Най тебя гром свисне, гадючье отродье!
– Пане, – заголосил Дмитро. – Дайте ему раза!
– Батька бить наущаешь? Ах, сатана!
Мужик кинулся на мальчишку, но Алексей его перехватил. Терновец ударил противника коленом – учитель отлетел к плетню. Вскочил, развернулся – и Терновец рухнул в навозную кучу.
– Пане! Не надо! Ему так шибко больно! Не шибко, пане! – молил Дмитро.
Дерущиеся ошеломленно уставились друг на друга – грязные, всклокоченные, они враз присмирели.
– Не погубите, пан научитель! Разум теряю. Бандеры не простят – всех замордуют.
Утром Алексея встретил сияющий сторож, щелкнул деревяшкой: «Пришли! Чекают».
– Товарищ Пшеманский! – обрадовался Алексей, полагая, что раз пришел самый смелый, мужественный человек в хуторе, значит, и детей пришлет, а там и остальные подтянутся.
– Хочу поговорить с вами. Дома неудобно, а на людях показываться не следует…
Вот оно что! И этот сдрейфил. Теперь понятно, почему Юрек не пришел. Эх, лесничий, а казался таким гордым, таким независимым… Пшеманский понял, какие мысли одолевали учителя.
– Скажу начистоту. Вы – человек с Востока. Вам трудно понять нашу жизнь, поэтому хочу вам рассказать то, чего вы не знаете и, может, не успеете узнать.
– Знакомая песня. Невесело вы настроены, товарищ Пшеманский!
– Да нет. Настроение у меня превосходное. Наши скоро Гитлеру шею свернут. Но я хотел вам кое-что показать, – продолжал он, доставая из кармана сложенный вчетверо листок с изображением трезубца. – Утром со своих ворот снял – медом приклеили. Предупреждают: «Будем ляхов ризати».
– Но почему именно поляков?
– Это старо как мир: разделяй и властвуй. Здесь ведь как повелось: нового человека первым делом спрашивают, кто он – хохол, лях, жид, а может, москаль? Это и определяет дальнейшие отношения. Гитлеровцы эту политику насаждали особенно рьяно. Как и «пташники» – изменники из особого батальона «Нахтигаль», состоявшего целиком из украинских националистов.
– Кажется, по-немецки это соловей?
– Верно. Поэтому народ и окрестил их «пташниками».
Многое рассказал о них лесничий. Но далеко не все: «пташники» и их хозяева не стремились афишировать свои деяния, стараясь держать их в глубокой тайне. Тайное стало явным лишь позднее. Алексей понял: здесь шла самая настоящая война, жестокая, кровавая, из-за угла. И убийство Струка уже не казалось таким загадочным. Но как понять председателя сельсовета, который умудрялся сохранять нейтралитет в этой ситуации? Уж не в сговоре ли он с бандитами?
– Не унывайте, Алексей Иванович! Школу мы с вами все равно откроем! Эй, байстрюк, где ты? – позвал он сына, притаившегося в коридоре. – Вот вам первый ученик. Спрашивайте с него строже – он обязан стать образованным человеком. А то, что струсил сам прийти…
– Ойтец! Вы же обещали! – умоляюще прошептал Юрек.
– Ладно, не скажу. Поучишься первые дни, стоя за партой, – усмехнулся лесничий, подмигнув Алексею. – Когда ему завтра в школу приходить?
– Да мы сейчас и начнем. Не возражаешь? – обратился Алексей к Юреку.
– Да вот хлопцы собрались рыбачить… – смутился мальчик.
Утром Юрек, причесанный и принаряженный, ждал учителя в коридоре. Сторож затряс древним колокольчиком – урок начинается! Алексей заполнил классный журнал:
– Пшиманский! К доске!
– Естем! – радостно прозвучал звонкий голосок.
– Нужно говорить: «Здесь» и вставать.
– Добже… Слухам, пан научитель, сказал Юрек, доставая из сумки самодельную тетрадь и деревянную вставочку с пером.[12 - Пишущая ручка – круглая деревянная палочка, наподобие карандаша, с металлическим наконечником, куда вставлялось перо. Школьники писали металлическими перьями № 14, пользуясь пластмассовыми чернильницами-непроливашками, еще многие годы после войны.]
– Опять «пана» вспомнил? – нахмурился Алексей.
С чего начинать? Мальчик умеет читать и писать. Наверное, с истории. Однако первобытнообщинный строй и рабовладельческие государства – Урарту, Древняя Греция, Древний Рим с их богами подождут. Здесь и сейчас важно другое. Алексей решил начать с Великой Октябрьской революции, свершившейся в октябре 1917 года… С того, что наше Отечество – первое в мире государство рабочих и крестьян. Объяснял он доходчиво, простыми словами, чтобы не смущать мальчика незнакомыми словами. Затем последовали уроки географии и арифметики, отделяемые друг от друга трелью звонка – перемена. А еще физкультура. В школьном дворе даже турника не было. «Придется самому сделать», – подумал Алексей, посетовав на свое упущение.
– Посмотрим, как ты прыгаешь в длину, – вышел из положения учитель, отмеряя расстояние шагами. – Метра два с половиной осилишь?
– Три, – пискнуло за забором.
Алексей обернулся. Затрещали кукурузные заросли, стайка мальчишек бросилась врассыпную. Юрек крикнул им, чтобы они не боялись и не убегали, но тех уже и след простыл. Он был уверен, что ребята обязательно вернутся, пусть учитель не сомневается, еще и парт не хватит на всех. А вот Кшиську бабця заставила стирать, а то она прибежала бы. Бабця хворая, спина болит. Кшиська даже ревела, но бабцю жалко. «Правда-правда, як Бога кохам!» – побожился мальчишка.
– Ты веришь в Бога?
– Конечно! В него все верят! – удивленно взглянул Юрек на учителя: «Как он этого не понимает, а еще взрослый».
Алексея слова мальчика озадачили: здесь настоящий медвежий угол – «святые» в пещере под Блаженным Камнем, распятие у дороги, хаты иконами увешаны, а в лесах бандитье. Кристина на следующий день не пришла – якобы не управилась со стиркой. Зато появился пастушонок. Алексей вошел в класс – и мальчишки дружно вскочили, поклонившись. И вновь – история, география, география и физкультура. Не по утвержденным учебным планам – по ситуации. Алексей задумал соорудить спортплощадку, чтобы можно было и в футбол поиграть. До войны он и сам любил мяч погонять. Ребята обрадовались. Юрек пообещал принести лопату из дома. Но все же без взрослых в таком деле не обойтись. Хуторяне мялись, поглядывая друг на друга, но все же согласились помочь: «Подмогнем, коли нужда, Делов об эту пору негусто…». Дошла очередь и до председателя сельсовета – власть обязана посодействовать благому делу.
– С чем пожаловал, народное образование? – встретил его председатель. – Помощь нужна? Всем от меня чего-то надо, – пробурчал он. – А разве я могу всех ублажить? Футбол гонять? Надо же такое удумать? Только содействовать тебе не могу. Ты же мужикам бимберу не выставишь? Денег не заплатишь? А у нас тут так: как потопаешь, так и полопаешь. Ну и что, что это для их же детей нужно? – отмахнулся он от возмущенного Алексея. – Да и учеников-то всего – два сопливца, один из которых вшивая безотцовщина. Ты даже не директор, а не пойми кто, – вконец окрысился председатель.
– Но не сидеть же сложа руки и ждать у моря погоды? Раз меня сюда назначили – буду работать, не жалея сил.
– Глупой ты, Алексей Иванович! Пуп надорвешь! Ничего-то ты в наших здешних делах не смыслишь. Обстановка-то невеселая…
– Какой же вы коммунист! Эх, нет у вас тут партийной организации, – разозлился Алексей. – Пыль-то из вас быстро бы повыбивали.
– Вали отсель, выбивальщик!
Алексей обматерил его от всей души, но тот лишь крякнул и взялся за счеты. Возле школы его поджидали ребята. Был с ними и Митя Терновец. Поздоровавшись с ним, Алексей спросил, не попадет ли ему от батьки, если тот дознается? «Он зараз хворый, спину пересекло. На печи отлеживается», – лукаво улыбнулся мальчишка. «Заседание» устроили прямо на школьном крыльце: разработали план, распределили обязанности. Но вот на чем песок водить с реки для спортплощадки? Сельсовет лошадь не дает, а корзинами много не натаскаешь. Пастушонок предложил незаметно умыкнуть чью-нибудь телегу, а коня он и сам выкрадет. Алексею идея понравилась, он и сам бы не прочь лошадь увести. Но… он же учитель! Может, у кого в хуторе тачка есть? Оказалось, что есть. У священника. Пришлось Алексею тащиться в церковь, кляня на чем свет и тачку, и весь Скитский хутор. В розовом отсвете угасающей зорьки поблескивал восьмиконечный крест невысокой деревянной колокольни.
Глава седьмая. Убежденный атеист
Алексей считал религию шарлатанством. Еще в пионерском лагере они с ребятами горланили под барабанную дробь:
Долой, долой монахов,
Раввинов и попов!
Мы на небо взберемся,
Разгоним всех богов!
В школе устраивали антирелигиозные диспуты, естественно-научный кружок разоблачал нехитрые фокусы церковников, зоолог доказывал абсурдность легенды о Ноевом ковчеге: как удалось премудрому Ною разместить на утлом суденышке «чистых и нечистых»? Химичка показывала на уроках, как получить «божью кровь». Ребята зачитывались популярным журналом «Безбожник» и всем классом ходили в антирелигиозный музей… Все было тогда легко и просто – мир делился на «хороших» и «плохих», «белых» и «красных», трудящихся и эксплуататоров, друзей и врагов. А с Богом у Алексея в ту пору никаких осложнений не возникало. Однако потом… Впервые он столкнулся с теневой стороной бытия в маршевой роте. Рябой, хитромордый старшина выдал ему ботинки на два размера больше. Заменить согласился, но все оттягивал и оттягивал.
– Ты, паря, подкинь ему на четвертинку – враз обувку подберет.
– Как это «подкинь»? – поразился Алексей. – Где я ему водку достану?
– Деньги дай – он сам найдет.
Вот тебе и Красная Армия! Взбешенный Алексей рванул к старшине.
– Я вам должен водку купить?
– Купишь – милое дело. А с ботинками мы утрясем.
Кулаком снизу в подбородок, как учил отец, – и старшина простучал затылком о стену казармы.
– Ах ты, щеня! – взревел тот, бросаясь на Алексея.
Тут бы ему и конец пришел, если бы не послышался голос командира роты. Старшина не растерялся:
– Беседу провожу с молодым бойцом, товарищ старший лейтенант. По уставу…
Когда начальство скрылось за углом, он сказал примиряюще:
– А ты не кляузник.
– А вы позорите звание красноармейца, вымогатель несчастный! Подберите мне ботинки, как положено!
– Что положено, то в котел заложено! Ишь, какой законник нашелся!
Старшина, изрыгая трехэтажные конструкции, ботинки все-таки подобрал. Многое с той поры повидал Алексей, научился отличать настоящее от фальши, умел и за себя постоять. Не скрывал своего мнения и не слишком заботился о том, чтобы скрывать его от начальства. За что ему нередко доставалось на орехи.
Однако с Богом было не все так просто: ладанка на шее солдата в бане, раненый, обезумевший от боли и лихорадочно шепчущий молитву, кресты из веток на свежих холмиках погибших в недавнем бою. Стоит закрыть глаза, как всплывает в памяти жуткая картина: немцы, зажав полк танковыми «клещами», обрушили на пехотинцев град огня. Окровавленный телефонист исступленно тычется измазанным глиной лбом в дно блиндажа, сотрясающегося от мощных разрывов снарядов и бомб: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Спаси! Не дай сгинуть, ты же можешь!!» Забитые молящимися церквушки и величественные костелы, торжественные звуки органа и тусклое золото алтарей… В самом храме, куда Алексей заглядывал поначалу из любопытства, он испытывал сильное волнение и необъяснимую робость. Но только в храме. Самих же служителей церкви он считал шарлатанами и тунеядцами. И вот теперь он вынужден просить помощи у одного из них.
– Вот что, – начал Алексей, не зная, как обратиться к священнику. – Вот что, э… гражданин. Школе понадобилась тележка – песок возить для спортплощадки.
– Простите, что вам потребно, сын мой? – не понял священник.
