Мой встречный ветер

Иногда море остается. И в таком случае лучше вам никогда не встречаться – самым разумным решением будет разойтись по двум вселенным, каждому свою завоевать. Иначе сердце, как и прежде, ускорит свой бег, и станет так жалко, жалко свои чувства, и так обидно за невыполненные обещания…

Но это все просто загоны. От лукавого.

И стихи, и влюбленность люди сами себе придумали. Затем лишь, чтобы у них могла возможность хотя бы ненадолго внести в свою надоевшую, скучную жизнь другую – настоящую. Чтобы убедить самих себя – они еще могут чувствовать, не утратили эту способность за бесконечной суетой дней.

Сужу по себе. Никаких обид.

И вот еще что.

Когда я действительно влюбляюсь, а не просто придумываю себе, будто влюбилась, писать стихи мне совершенно не хочется. Каждое слово, неважно, с губ ли слетевшее, с пальцев ли, хочется посвящать именно ему – человеку, которого выбрало мое сердце.

Чем больше в моей жизни людей, тем меньше в ней слов, это я тоже заметила.

Наверное, именно поэтому год назад я постоянно молчала, лишь улыбалась и – со слов Ильи – сверкала глазами, как будто в них отражалось множество солнечных бликов одновременно.

Наверное, именно поэтому за последние полгода я написала так много стихов.

И говорю, говорю, говорю без перерыва. И думаю. Даже сейчас. Думаю о чем-то постоянно…

Для встречи с тем самым приятелем Ильи я выбрала утро пятницы.

Выходит, уже послезавтра.

***

Бытовая примета первая: если после пробуждения кудри послушные и лежат красиво, день будет хорошим. Если же на голове с самого утра творится черт-те-что, день будет таким себе (мягко говоря), хотя бы потому что придется потратить очень много времени, пока приводишь волосы в порядок.

Так вот. В пятницу утром на моей голове творился полнейший хаос. Да и не только на голове, в общем-то.

Сначала я, как будто мне никуда не нужно, отключила будильник, прозвеневший в половину восьмого. Та же судьба постигла будильник, который попытался отвоевать меня у сна спустя десять минут. Встала я радостная, в девять двадцать, когда до встречи оставалось сорок минут.

Ильи, по традиции для таких моментов, дома не обнаружилось, так что мне некому было пожаловаться, и чашечку кофе с утра (после агрессивной просьбы) мне тоже никто не сделал. Хотя осознание того, что ты очень сильно опаздываешь, тоже бодрит вполне себе так неплохо, даже лучше, чем кофе.

Тем более, что Илья всегда кофе на мне экономит. Сама себе я сыплю его прямо из банки, пока не покрою дно чашки, чтобы наверняка. А Илья всегда отмеряет ровно одну чайную ложечку, что едва-едва подкрашивает воду. Будто не кофе пьешь, а водицу, в которой прополоскали акварельные кисточки: ни вкуса, ни запаха. А ложку он еще и бросает потом рядом с раковиной, а мне ее мыть…

В общем, не такая уж это оказалась большая досада – отсутствие Ильи.

Но ведь у меня еще и на голове гнездо, которому бы каждая уважающая себя птица позавидовала. Это я так вчера помыла голову перед самым сном и решила не укладывать. А потом вдоволь поерзала волосами по подушке, да в таком положении до самого утра (позднего, к тому же) и осталась.

Утюжок у меня сломался в одиннадцатом классе – с тех самых пор я перестала каждое утро разглаживать кудри. Неплохо бы сходить в сервисный центр (отремонтировать старый) или в магазин бытовой техники (купить новый). С кудрями много мороки, и иногда я не нахожу в себе на нее силу. Формировать завитки с гелем – долго, сушить их этим ужасным диффузором – еще дольше.

Так что пришлось делать хвост. А в начале февраля я, как не уважающая себя девица с разбитым сердцем, волосы рубанула до подбородка. Сантиметров тридцать ушло. Хвост у меня до сих пор получается смешной, с короткими торчащими волосами на затылке. И пушистый, как у белки. Может, хвосты у белок тоже кудрявые, просто их в правильные завитки никто не укладывает?..

М-да. Подумает приятель моего Ильи в лучшем случае.

С другой стороны, мне-то какая разница. Мне с ним однажды встретиться, посмотреть на него минут двадцать, а там мы навсегда разойдемся, и я, если не повезет, еще пару раз услышу его имя в рассказах брата.

Зачем вообще согласилась?

Все творческие люди немного с приветом. В своей причастности к настоящему творчеству я весьма сомневаюсь, но приветов, пожалуй, хватает…

Короче говоря, я опоздала.

В ходе бодрого собирания выяснилось, что мои любимые джинсы мной же, не умеющей думать, вчера были отправлены в стирку. И еще я ключи искала десять минут (предварительно сложив их в рюкзак и тут же об этом забыв). А также какое-то время потратила на то, чтобы совершить выбор между рюкзаком и клатчем.

Так что вышла я не в девять пятьдесят восемь (две минуты на спуск), а в десять ноль семь. Правило пятнадцати минут, освоенное еще в школе, утверждало, что опаздываю я не критично, и все же стыдно было до жути. Зато какая красивая. С пушистым хвостом, в найденных на самой верхней полке шкафа старых джинсах, которые я не надевала с зимы, потому что за один-единственный слишком нервный месяц они стали мне широкими.

А на улице – жара невыносимая! Хоть раздевайся прямо тут. За верх я еще более-менее спокойна – нацепила первый попавшийся топ с открытыми плечами. А вот ногам, конечно, повезло меньше.

И небо голубое-голубое. Я думала, такое только в мае бывает. Но в мае-то под ним птицы слагают баллады о вечной и всеохватывающей любви. А сейчас пернатые молчат. Жарко, да и других хлопот хватает. О гнездышке надо заботиться, детей воспитывать. Вечную и всеохватывающую победил быт, самый обыкновенный, а не какое-то там великое вселенское зло.

Но самое смешное вот в чем – никакого приятеля Ильи я не обнаружила. В радиусе десяти метров от подъезда не было ни единого претендента на его роль, даже так можно сказать.

Заблудился, что ли? Или подъехал не туда?

Да нет, не мог он заблудиться. Тут дома стоят параллельно, по возрастанию номеров, гости к нам всегда без проблем добираются. И уж тем более он не мог приехать в какое-нибудь совсем иное место. Адрес же ему говорил Илья, он за все эти точные штуки шарит, это я люблю людей отправлять на противоположный конец города своими невнятными объяснениями. К тому же когда давно, классе в шестом Ильи, он уже был у нас в гостях. Мог и вспомнить. Иначе выглядит так, будто не очень-то и хотелось ему сюда попасть.

А у меня, как назло, нет никаких его контактов. Я с ним вообще еще ни словом пока не обмолвилась. Может, он как-то не так все понял? И я зря волновалась в попытке успеть. А его вообще не стоит ждать.

С другой стороны, Илья же сказал, что все организует. А если я и могу кому доверять, то именно брату.

В общем, я осталась ожидать.

Все-таки даже несчастные пятнадцать минут еще не прошли.

Замерла вблизи от подъезда – чтобы приятель Ильи, когда все же появится, подумал, что я сама очень сильно опоздала и вышла буквально только что. Не знаю, откуда такие глупые побуждения. Просто, наверное, не очень-то хочется, чтобы наше общение началось с неловкости.

От дома неохотно отъезжали машины, их сменяли новые. Прокатилась мимо пара велосипедов. Но ни одного мотоцикла я так и не увидела. И не услышала. Цирк какой-то. Сколько можно стоять? Уже половина одиннадцатого, я успела выучить наизусть все голоса птиц. Скоро начну отвечать.

С Ильей невозможно выйти на связь. Он заходит в сеть пару раз в сутки, если очень повезет. Вот и сейчас, пожалуйста. Был в сети в 2:46. Спасибо большое, очень помог…

Подождите. Кажется, никакой он все же не Никита. Имя у него чуть более аристократичное – Николай. Точно. В шестом классе он был ещё Колей.

Николай… Николай… У моего дружелюбного (на самом деле, никакой он не дружелюбный) брата под триста друзей, и среди них ровно один Николай, зато какой! Зависающий в сети (причем с компьютера…). Я перешла на его страничку, но этому Николаю, судя по дате рождения, было в два раза больше лет, чем Илье (преподаватель, может?). Маловероятно, что мне нужен именно он.

А больше никого.

Сократила запрос. «Ник».

Первой в списке высветилась я. Ника. Приятно.

Я ведь уже говорила, что полное имя нигде не указываю?..

Далее следовал уже знакомый нам Николай. И даже несколько Никит.

Но от них отгораживал меня он – еще один явный противник полного своего имени. Ник. Мальчик с красивой фамилией – Васнецкий; – у меня сразу пошли ассоциации с концом июня и зеленым лугом, полным цветущих сине-фиолетовых васильков. Где-то позади стоят могучие дубы с их резными листьями. Небо нежно-серое, в кустах чирикают пеночки.

Или нет. Вдруг представилось суденышко с позолоченным носом, на котором неопытный купец везет камни-самоцветы к ярмарке, что проходит раз в год – на выручку с нее весь этот год и живут потом. Волны фигурные, точно вырезаны на гравюре, и синие-синие, а волосы у юного купца золотые и тоже вьются. Суденышко может не прибыть вовремя. Может подвергнуться нападению разбойников, тогда купец останется без товара. А может и вовсе перевернуться во время шторма, тогда останется без купца.

А на аватарке у Ника – какой-то рисуночек, и, судя по дате, он не менял его с тех времен, когда я в восьмом классе училась. И страница практически пустая – лишь среди репостов пара таких же старых, как аватарка… но, тем не менее, стихов. Надо будет почитать потом ради интереса. Так-так, стоп. Что за интересы у тебя такие, Ника?..

Интересно, когда цветут васильки?

А когда проводятся ярмарки?..

Но Ник, в общем-то, тоже в сети был сто лет назад, даже давнее, чем мой брат. Хотя я бы в любом случае не стала ему писать. Это будет слишком навязчиво. Договариваться через брата – это одно. А вот так, напрямую, другое совершенно.

На всякий случай еще раз просканировала обстановку. Сирень моя сирень. Птички мои птички. Солнце мое солнце, зачем так палишь беспощадно…

Заметила вдруг парня. Он стоял у соседнего подъезда, левой рукой перебирал каштановые кудри, а правой что-то усердно искал в телефоне.

Может быть, забивал в поисковике “Вер…” и не мог понять, почему его друг с собственной сестрой не дружит. И еще с головой, но это уже совсем другая история.

Образ Ника, отпечатанный в моей голове, был максимально нечетким и неясным. Кажется, когда я его видела, у него был хвост… Я еще удивилась. Но и все. Хвост и обрезать можно. По себе знаю.

У этого парня был рост немного выше среднего, но точно ниже моего брата, и футболка какая-то совершенно нелепая, слишком большая, будто и он потерял не так давно несколько килограммов, а гардероб до сих пор не сменил. Сколько у нас обнаружилось общего, однако же.

Мне подумалось, что это вполне может быть он – тот Ник.

Время близилось к без двадцати одиннадцать. И я решила – терять мне уже нечего, как только наступит новый час, я в любом случае отсюда уйду, не настолько же я себя не уважаю. Но вдруг это всё же Ник? Может, ошибся подъездом. Обсчитался, с кем не бывает. Переволновался и все такое…

Так что я уверенно направилась к нему.

Парень быстро меня приметил. Повернул голову в мою сторону, посмотрел заинтересованно. Он абсолютно не походил на тот смутный образ Ника, который я помнила, но я вообще-то тоже совсем не похожа на прежнюю себя, девочку-подростка.

– Извините, – и я улыбнулась своей самой милой улыбкой. Остановилась в метре от него. – А вы никого не ждете?

– Жду… – ответил он задумчиво. Но тоже улыбнулся, правда, с таким выражением, мол, ничего личного.

– А кого?

– Девушку.

– А какую?

– Свою.

Не Ник. Чуйка не подвела.

Пора было бы уже сворачиваться. Но я ведь так просто не сдаюсь, позорюсь до последнего.

– А вы знакомы?

– Скорее да, чем нет, я думаю, – и, в самом деле, он посмотрел на меня так, будто сам вдруг засомневался, знаком он со своей девушкой, или этот жуткий этап им еще предстоит пережить.

– Ну хорошо, – я вздохнула. – Тогда я пойду.

– А вы тоже кого-то ждете? – полюбопытствовал он. Понял: – Незнакомого?

У парня были забавные рыжие веснушки – я разглядела. Сам-то он не рыжий. Я запомнила его образ на всякий случай – никогда не знаешь, что может пригодиться.

– Точно. Я даже понятия не имею, как он выглядит. А встретиться мы должны были сорок минут назад. Ещё и договаривались не лично, а через моего брата. Я уже не знаю, что делать. Скоро сойду с ума. Простите. Я вот думаю, – и я покосилась на дом. – Может, он за углом прячется? Не решается выйти? Вы ведь тоже ждёте вашу девушку.

– Сомневаюсь, что они вместе скрываются за этим коварным углом. Это было бы слишком подло по отношению к нам с вами. Я жду, потому что приехал на двадцать пять минут раньше. Но лучше раньше, чем позже, так? Часто у меня выходит наоборот.

Я согласно покивала. Как жаль, что товарищ Ник не придерживается этого правила.

– А насчет угла, – продолжил он, – сомневаюсь, что за ним вообще кто-то прячется.

– И то верно, – я отбросила назад прядку, так не вовремя выбившуюся из хвоста. – Но я на всякий случай проверю. Спасибо за поддержку. Хорошего вам дня…

– И вам! Если вдруг все-таки найдете там девушку, дайте знать.

Я фыркнула.

До чего людей одиночество доводит. Начинают на улице разговаривать с незнакомцами.

За углом никого не было. Ни парня, ни девушки, ни мотоцикла, пространство оказалось удивительно пустым и скучным. Такой же двор, как у нас, такой же серый дом. А за ним – опять и опять. В сумме набирается восемь штук. Мы в самом последнем живем. Номер у него, тем не менее, сорок седьмой.

Я вернулась.

Мой собеседник с соседнего подъезда пропал. Наверное, за время прогулки его подружка, что тоже любит заранее заявиться, успела выйти из дома. И ушли они, счастливые в своей пунктуальности.

Зато Ник так и не появился.

Я приняла окончательное решение – дождаться у подъезда ровно одиннадцати, а в следующую секунду на всё плюнуть. Рухнула на лавочку, решив не издеваться над своими ногами.

Красивое число – одиннадцать. Две темно-серенькие единички. Как вороны на вершине белого сугроба, направившие свои клювы в одну сторону, уж не знаю, что так сильно их заинтересовало.

На всякий случай еще раз проверила время появления Ильи в сети – ничего не изменилось. Привычным путем перешла через его страницу к Нику. Спустилась чуть ниже, к стихотворениям.

Стихотворения оказались странными, не совсем складными.

Но мне все равно понравились. Нашлось в них что-то завораживающее.

«Если бы мне вдруг

захотелось отобразить

черты твоего лица

на трепетно-белом холсте,

для нежных твоих рук,

для сияющих счастьем глаз

я выбрал бы трепетно-белый,

трепетно-белый цвет».

…Времени было – 11.01.

Я подумала с сожалением – ну вот и все, время вышло. И сразу же поругала себя. Ну вышло и вышло, и ладно, мне же лучше. Не придется рисковать своим здоровьем, катаясь на мотоцикле с какими-то непонятными товарищами. Еще и подход к ним искать, боясь каждым неосторожным словом обидеть…

А в следующее мгновение над головой прозвучало:

– Привет.

Я медленно подняла глаза. Две секунды мне понадобилось на то, чтобы его узнать. Еще секунда – чтобы погасить экран с сияющей его же страницей. Следующее мгновение – и я подскочила с лавочки. Ростом я оказалась ему по губы.

Итак, вот как он выглядел на самом деле.

У него не обнаружилось совсем никаких веснушек – кожа бледная, будто даже и не тронутая загаром.

Волосы – светлые, более белые, чем просто светло-русые, я даже не знаю, как назвать такой цвет. Длина их за столько лет, видимо, все же не поменялась: они были распущены и, абсолютно прямые, опускались чуть ниже плеч – длиннее моих, когда мои в состоянии спиралей.

Брови на пару тонов темнее, весьма, думаю, выразительные. Лоб слегка выделяется, будто бы чуть нависает над лицом. Скулы острые. Подбородок зауженный. Нос аристократичный – с изящной горбинкой. Губы четко очерчены, и на ощупь, наверное, даже твердые, как у статуй, коим губы из камня вылепили. Впрочем, какая мне разница…

А глаза – зеленющие. Казалось бы, такому нордическому лицу глаза нужны холодные, ближе к серо-голубым. А у него невероятно зеленые, не малахит и не хризолит, что-то между. Смотрит, не отводя взгляд, и из-за лба и бровей взгляд кажется тяжелым, пронзающим насквозь и придавливающим к земле.

– Ты чего наблюдаешь так внимательно? – полюбопытствовал он.

– Я?.. – честно, сама не знаю, что на меня нашло. Но глазищи у него в самом деле оказались невероятные. Не удивлюсь, если точно такие же глаза были у разбойников, к которым сбегали из дома благородные девицы. И у колдунов, что наводили ужас и страх на народ, а сами по ночам восседали над книгами, чтобы впитать в себя все больше и больше черных знаний, а рядом билось припадочно пламя лампы…

Ник плавно кивнул.

– Ничего. – И зачем-то уточнила, дурочка: – Коля?

«Коля» был не так-то прост. В долгу не остался. И поинтересовался в ответ:

– Вера?..

– Ну да, – я вздохнула. – В общем, мы друг друга поняли. Хорошо. А?..

Ника вспоминает алфавит, миниатюра в цвете.

Ник повторил кивок. Да что ж такое. Нужно срочно взять себя в руки. С братом же я как-то разговариваю. И ничего. Это, конечно, не брат, так что вообще должно быть абсолютно все равно. Собралась… и говоришь все четко, по делу.

– А мотоцикл где? За углом?

И на всякий случай покосилась на несчастный угол. Досталось ему сегодня.

– А мотоцикл в гараже, – Ник очень тяжело вздохнул. – Сейчас прогуляемся до него, тут недалеко. Я у друга ночевал, не успел зайти. Ты не против? – Я медленно покачала головой из стороны в сторону, все больше им поражаясь. – Я опоздал? Да? На минуту? У тебя поэтому лицо такое недовольное?

А интонации-то… Давно не сталкивалась с такими. Говорит медленно, растягивая отдельные гласные. Да и мимика тоже…

Странный. Или, скорее, удивительный. Не думала, что у Ильи такие друзья.

Окна нашей квартиры выходят на двор соседнего дома, и созерцаем мы кусты сирени. Зато вдоль подъездов идет ряд тополей, могущественных и лохматых. Закончился сезон цветения сирени, но на смену ему приходит сезон тополиного пуха. Прямо сейчас одна из пушинок опустилась Нику на нос, и он смахнул её ненамеренно.

– На минуту – и еще час сверху, – не постеснялась заметить я, оставив комментарий про мое лицо незамеченным.

Мне нравится этот пух. Только не когда приходится подметать полы в доме два раза за сутки.

А кто-то терпеть его не может вообще в любом состоянии.

– Серьезно? – Я понадеялась, что Ник сейчас достанет телефон и начнет судорожно листать диалог с моим Ильей, а потом звонко ударит себя ладонью по лбу в раскаянии. – Ты ведь дождалась.

– Я сама опоздала, – призналась зачем-то.

На семь минут. И мне даже было стыдно.

– Да? Тогда тем более.

И совершенно никаких сожалений и извинений. Это… типа… нормально? У людей, что на год меня старше? Даже Илья извиняется, когда накосячит. А такое сильное опоздание, по моему мнению, все-таки косяк.

Совсем ничего не понимаю.

– А куда идти?

– На Вознесенскую. Отправляемся?

Кивнула.

Знаю я такую. У меня институт располагается поблизости. И я до него предпочитаю ездить на автобусе. Но говорить об этом, конечно же, не стала. До сих пор не могу отойти от удивления, все слова растеряла.

На Нике – белая футболка с цветным принтом, многократно повторенные лепестки роз и листья. Мой Илья ни за что такую не надел бы.

И темно-серые шорты до середины колен, открывающие ноги.

Ноги неплохие, наверное. И руки тоже. Не слишком худые, видно, что он занимается спортом. Но и не слишком накаченные. Поджарый, кажется, так описывают эту фигуру…

Я подумала – интересно, как мы со стороны смотримся? Странно, наверное. Я бы точно обратила внимание. И даже запомнила самые яркие черты на всякий случай. Вдруг пригодится однажды? У меня много чего есть в запасе. Фразы, что посещают голову самовольно, когда им вздумается, и случайно подмеченные образы, которые вызывают в душе отклик.

Из одной строчки временами рождается целое стихотворение.

Из одного взгляда – история длиною в несколько лет, тысячи слов, сотни касаний.

И зачем, зачем люди изобрели творчество и влюбленность?..

Я смирилась с тем, что мы проведём в тишине всю дорогу, молча покатаемся и молча же разойдемся, но, стоило завернуть за угол, мой любимый с недавних пор угол, как Ник заявил:

– Ну, что ж, рассказывай.

– Что рассказывать? – посмотрела на него максимально скептично.

– Вот представь, Ника, – он запустил руку в волосы, растрепал их у корней, смахнул очередную пушинку с рукава футболки, коснулся подбородка и только потом посмотрел на меня сверху вниз. – Представь, что ты давно хотела чем-то с кем-то поделиться, а подходящих людей поблизости все никак не находилось. Так вот, можешь поделиться всем этим со мной.

– С чего я должна делиться этим с тобой, Ник?

Я даже руки на груди скрестила.

Успела уже пожалеть, что не задержалась еще на пару минут и не нашла одежду поприличнее. Я ужасно краснею – не только щеками, но и шеей, и грудной клеткой, и вообще. А весь этот непонятный-невнятный разговор так и провоцирует меня покраснеть.

– Не люблю ходить в тишине, – Ник пожал плечами.

– Мысли в голову лезут?

– Скорее, домыслы.

Я не нашла, что на это ответить. Поэтому предложила:

– Тогда, может, это ты расскажешь что-нибудь?

– А ты хочешь узнать что-то конкретное? Спрашивай, не стесняйся. Может быть, я даже отвечу.

Какая честь, вы только на него посмотрите.

– Не хочу, – призналась я. – И о себе рассказывать тоже.

– Я тебя разговорю. У меня талант.

Сколько сомнения было в моем взгляде после этих слов – не описать. Я прямо-таки излучала скепсис.

Тишина все-таки вернулась к нам. Секунд на десять. Потом Ник невинно полюбопытствовал:

– Вот эта вот просьба от Ильи про покатать тебя – к чему она была? Он мне ничего не объяснил. Любовь к молчанию – это у вас семейное?

– Да, семейное.

– А первый вопрос?

Мне подумалось – ну, ладно, как-никак, он мне помогать собирается. Так что я все-таки решила ответить:

– Проникнуться атмосферой хочу. Чтобы дописать стих.

– Ты, типа, поэт? – и брови взлетели высоко-высоко.

– Можно и так сказать…

– Я тоже когда-то был. Те стихи, что ты читала до того, как я дал о себе знать, мои.

«Я выбрал бы трепетно-белый, трепетно-белый цвет».

– А потом прекратил?

– Перерос.

– Почему?

– Кто кого пытается разговорить, Ника? – он покосился на меня с легким недовольством. – Но мне нравится, что ты начала задавать вопросы. Да, продолжай. Ну, перерос. И все.

– Прошла любовь, что-нибудь в таком духе?

– Ты – опасный человек, Ника, – Ник покачал головой. – У вас это тоже семейное? У тебя, наверное, еще и память хорошая? Скажешь тебе что-нибудь, не подумав, а через пару лет это всплывет? И останется только подумать – вау, как это можно было запомнить?..

– У Ильи такая, – согласилась я. – У меня нет.

– Расскажешь?

– Что именно?

– Ну, например, историю про то, как ты забыла что-то важное. Или тщательно делала вид, что забыла. Нам, конечно, недалеко. Но и не близко. Успеешь.

А народу на улицах, как назло, становилось все больше и больше.

И нас в самом деле время от времени награждали взглядами. Меня немного волновало, что один из этих взглядов вдруг может оказаться взглядом кого-нибудь из моих знакомых.

Ник не был красивым в той степени, как того требует наше общество. Но притягивал к себе неимоверно сильно. Как будто прятал в себе какую-то особую ауру, к которой так и хочется прикоснуться. Не знаю. Ведь я разговариваю с ним несмотря ни на что…

А я… я-то к себе внимания никогда не привлекаю. Нет ничего выдающегося ни в моей ауре (запутавшейся в лабиринтах собственной души девочки), ни во внешности. Мне вечно что-то в себе не нравится. Слишком скучные, лишенные ярких красок глаза. Слишком бледные губы. Слишком круглые щеки. Слишком упрямые волосы. Слишком низкий рост, точнее, в целом-то он средний, но по сравнению с братом…

Бабушка всегда говорила – дурная ты, Ника. Спустя много лет будешь пересматривать свои юношеские фотографии и осознавать, какой была дурочкой. Вечно искала в себе недостатки, а следовало бы принять себя такой, какая есть, и осознать: красавица.

Не хватает мне ее.

Я слишком многое не успела ей сказать.

– Вспоминаешь? – поинтересовался Ник. – У меня на лице что-то написано, пытаешься прочитать?

Это невыносимо, вот правда.

– Ладно, – протянула я. Ну вот, уже волей-неволей начала подстраиваться под его интонации. – Сейчас будет история. Случай из реальной жизни. Был, значит, один мальчик, он очень любил задавать вопросы. Создатель нашего мира долго-долго слушал его, а потом так устал от этой болтовни, что однажды мальчик проснулся без языка.