скачать книгу бесплатно
– Скажите кагану Гокберку, что, если он хочет мира, пусть забирает свое силгизское племя и уходит домой.
– Каган Гокберк не любит угроз.
– Да разве это угроза? – Я рассмеялся и погладил верблюда по голове. – Мне следует послать ему ваши головы. Вот это была бы угроза.
Их руки потянулись к оружию. Конечно, я мог их убить, но мог и сам не выйти из боя невредимым. Клинок жаждал крови, но это не повод рискнуть и получить глубокую рану, особенно когда так много еще нужно сделать. И кроме того, совсем не хотелось, чтобы Кинн и Сади попрекали меня за то, что я повел себя как кровожадный дурак. Кинн, кстати, в любой момент может свалиться с неба и унести меня в безопасное место. Но для чего нам бросать такого хорошего верблюда в пустыне?
Я взмахом руки велел хулителям уйти с дороги.
– Я из-за вас опоздаю. Прочь с моего пути. – Я указал на свои глаза. – Иначе я запомню ваши лица.
Они расступились. Я двинулся дальше, в Зелтурию.
Вернувшись в окруженную горами Зелтурию, я сразу пошел туда, где мог найти утешение, – в храм святого Хисти. Они снова были там, в глубине огромной пещеры, которая так часто наполнялась паломниками.
Поскольку город несколько опустел из-за беспорядков в Аланье, они теперь появлялись чаще. Кинн сказал, что это дэвы, разновидность джиннов. Еще велел не разговаривать с ними и не смотреть, из опасения, что кто-то из них может «проявить ко мне интерес, как приставучий поклонник».
Они были просто тенями с горящими, похожими на шары глазами. Встав в ряд в глубине храма, они обращали лица к гробнице Хисти и молились, как мы. Но когда смотрели по сторонам, у них двигались только глаза, не лица. Как-то я засмотрелся на дэва, отвернувшегося от меня, и тогда он внезапно открыл глаза на затылке, так что я даже взгляда отвести не успел. У них смещались не только глаза – иногда и ноги разворачивались в противоположную сторону, и они могли идти вперед, при этом глядя назад.
Не желая проблем, я проигнорировал дэвов и спустился в небольшой зал в пещере под гробницей святого Хисти.
Едва я вошел, Сади со вздохом облегчения встала с лежанки и обняла меня, коснувшись лбом моей бороды.
– Где же Кинн?
Я окинул комнату взглядом. Ничего, кроме тростниковой лежанки Сади и узла из попоны, где она хранила одежду. Да еще ее большой изогнутый лук из какого-то темного дерева, определенно нездешнего.
– Откуда мне знать? Я даже увидеть его не могу. – Она не сводила с меня счастливого взгляда янтарных глаз. – Насколько я понимаю, все прошло не так, как ты надеялся.
– Эта женщина выбрала для себя тяжкий путь.
– Ты должен рассказать шаху Кярсу.
– Я уже сообщил все Лучникам Ока. Кярс, наверное, теперь знает. Если так, он будет здесь не позднее чем через три дня.
Сади обрезала свои вьющиеся рыжие волосы выше плеч. С каждым днем она все сильнее худела, и это меня тревожило. Раз она отказывается от еды, значит, живет чем-то другим, вероятно горем. Но я так и не смог убедить ее о нем рассказать.
– Знаешь, – я откашлялся, – тут один шейх готовит ароматный шафрановый рис. И я видел овец в загоне, а всего в десяти минутах ходьбы есть прилавок с чесночным йогуртом. Паломников почти нет, так что очередь будет недолгой.
– Я что, выгляжу истощенной?
– Ты не завтракала со мной. А обеденное время давно прошло. – Я вздохнул. – Знаешь, если так строго постишься, то и магом следует быть тебе, а не мне.
– Если ты хочешь, чтобы я ела, я буду есть.
– Я не хочу, чтобы ты ела. Я хочу, чтобы ты хотела есть.
Она потеребила браслет из разноцветных бусинок. Он был куплен у мастерицы-кармазийки на большом базаре. Сади сказала, он похож на тот, что когда-то сделала для нее мать.
– Идем, – сказал я. – Поговорим где-нибудь на свету.
Мы вышли, миновали главную улицу, где размещались храмы, и прошли между скал по извилистому проходу, ведущему к одному из множества здешних садов, каждый из которых славился особыми цветами. Я пересказал Сади весь наш разговор с Сирой и поведал ей, что об этом думаю. Она лишь кивала, не высказывая своего мнения, хотя оно у нее, без сомнения, было.
Мы сидели среди пальм на мягкой траве, на поляне между горами, держа кофе с кардамоном и сахаром, и еще деревянную миску с сочными финиками. Легкий ветер целовал наши лица. Здесь обычно было полно людей, отдыхавших между посещениями гробниц, но из-за беспорядков в Аланье сейчас поляна принадлежала только нам.
Я с облегчением смотрел, как Сади жует единственный финик, хоть она и выплюнула бо?льшую часть мякоти вместе с косточкой. Мы оба через многое прошли, но в тяжелые моменты она становилась беспомощной. Когда Сади захватил Марот, это мало чем отличалось от того дня, когда император Ираклиус забивал ее камнями. Оба раза ее должны были принести в жертву огромному злу. Несмотря на всю свою силу, Сади становилась агнцем, отданным на заклание. Так что я хотя бы поверхностно понимал, почему она с трудом вставала с постели и едва могла проглотить кусок хлеба.
Но и утешения не срывались сейчас с моих губ. Я любил ее, но мог ли, не солгав, обещать, что всегда буду с ней и стану ее защищать? Я не мог сказать это искренне, потому что и сам во многом беспомощен.
– Сади…
Больше я не сумел произнести ничего.
– Кева, мы здесь чужие.
– Да, чужие.
– Так зачем мы здесь? Почему…
Она точно знала ответ и поэтому замолчала.
– У меня есть долг. А тебе я не скажу ни уйти, ни остаться. Это только тебе решать. Настаиваю лишь на том, чтобы ты везде была в безопасности.
– Для тебя долг – это все. Ты давал клятву верности моему деду, потом моему отцу, а потом и самой Лат. Ты вечно должен кому-то клясться. А я всегда делала только то, что хотела.
Я взял ее за руку и погладил линии на ладони, похожие на тетиву. В тот момент, наслаждаясь простым прикосновением к ней, я испытывал и жгучее чувство вины.
– У тебя глаза вдруг стали грустными, – сказала она.
– А твои глаза всегда грустные.
– Я расскажу тебе о своей боли, если ты расскажешь о своей.
Сади пробудила воспоминания о том, как султанша маридов предупреждала меня своей ледяной песней. Говорила, чтобы я не спасал любимую женщину, потому что это привлечет внимание Марота, причем в самый неподходящий момент.
– Мне советовали не спасать тебя, Сади.
– Кто?
– Марада. Я был должен дать тебе умереть. Должен был дождаться, когда Зедра начнет писать твоей кровью свои проклятые руны. Тогда Марот решил бы, что уже одержал победу, и мы бы внезапно атаковали его. Марада не погибла бы, если бы я послушался.
– Тогда почему ты ее не послушался?
– А ты разве не знаешь?
Между нами повисла неловкая тишина. Я сосредоточился на дронго, сидящих на верхушках мягко покачивающихся пальм.
– Получается, из-за чувств ко мне ты отступил от разумного плана. Мне, возможно, не следовало…
– Думаешь, Лат воскресила тебя, только чтобы принести в жертву? Никогда я не пожалею, что спас тебя. А сказал тебе все это лишь для того, чтобы нас не разделяли тайны. Я держал это в себе так долго, потому что трудно было сказать. Но теперь мне стало немного легче. Тебе тоже пора облегчить свое бремя.
– Я даже не знаю, с чего начать. – Она мялась, теребила воротник, словно не могла решить, что с собой делать. – Лучше бы ты дал мне умереть. Оба раза.
Я сжал ее руку.
– Помнишь, как ты нашла меня, когда я рыл могилы на берегу Сиянского моря? Я хотел умереть. Исчезнуть. Но ты помогла мне ожить и найти себя.
– Клянусь, это словно не про меня. Хатун племени забадаров… как возможно, что это я? – Сади с трепетом взглянула мне прямо в глаза. – А что, если это и был кто-то другой? Что, если я… я на самом деле не Сади?
– Что ты хочешь сказать?
– Зедра была на самом деле не Зедра. Она только думала, что это так. А вдруг настоящая Сади мертва и я просто думаю, что я – это она?
Я яростно затряс головой.
– Зедру вернул к жизни Марот. А тебя – сама Лат. Эти двое совсем не похожи. Совсем.
– Кева… – Рука Сади задрожала в моей руке. – Если мы пойдем в Небесный дворец в Костане. Если разроем могилы в саду… Я не увижу там своего тела?
– Не знаю, Сади. Ты больше, чем тело. Ты… душа.
– Душа? Что это такое? Из чего она состоит?
– Я не знаю. Но она то, что делает тебя тобой.
– Как ты можешь быть в этом уверен?
– Если бы я сомневался во всем, чему меня обучали, я даже не смог бы встать с постели. Кроме того, я не Философ. И мне повезло найти его в наши дни.
Я протянул Сади финик. Она надкусила его, а потом съела целиком.
– Мы с тобой слишком разные. – Она выплюнула косточку. – Твоя смелость меня раньше так успокаивала.
– А теперь?
– Теперь она кажется мне глупой.
– Знаешь что, Сади? Все, кто когда-либо сделал что-нибудь стоящее, – глупцы. Посмотри на Сиру. Она прервала шестисотлетнюю династию, будучи совсем глупой. А ты знаешь, кто проигрывает?
Она пожала плечами.
– Трусы. Осторожные. Я однажды видел, как один глупец лез на стену. Человек впал в какой-то безумный раж. Отовсюду летели стрелы, а он все лез. Защитники думали, что он джинн. А когда он поднялся наверх и взмахнул саблей, они в ужасе разбежались. Осаду выиграл тот, кто лишился рассудка.
Я уже жалел о своем нравоучительном тоне.
– Что-нибудь еще, маг? – спросила пухленькая служанка.
Я вежливо покачал головой, и она ушла к своему прилавку, держа медный поднос.
– Ты прав, – наконец произнесла Сади. – Если мне и удалось чего-то добиться, так лишь потому, что я злилась, позволяла гневу разжечь себя, позволяла вести. Но теперь… теперь я не злюсь.
– Почему? Понимаешь, чем занимается Сира? Пока мы с тобой сидим в этом маленьком прекрасном саду, окруженном неприступными горами, она пятнает Кандбаджар кровью. Она уже осквернила гробницы святых. Но святые мертвы. А что станет с живыми? Ты слыхала, что она начала дознание?
Сади покачала головой.
– Она вознамерилась спросить каждого в Кандбаджаре о том, кто такой Хисти. Если кто-то скажет не «отец», а «святой», у него конфискуют имущество или, еще хуже, – подвергнут пыткам.
– А чем это отличается от того, что Тамаз и его предки делали с последователями ее пути?
– Она даже не последовательница учения святого Хисти, Сади. Она поклоняется Хавве. Она пытается разрушить изнутри нашу веру и обрести власть. Она хуже Михея Железного. Тот, по крайней мере, был явным врагом, чужаком. Сира же прикрывается верой, притворяясь защитницей, отравляет ее. Разве это тебя не злит?
– Я, наверное, слишком запугана, чтобы злиться.
Я давно усвоил, что сердца людей в споре не изменить. И, сказать по правде, я был рад провести время с Сади. Не хотелось тратить его на споры. Я попробовал ей помочь, но не сумел и теперь предпочел сидеть молча, слушая, как она дышит. Было время, когда не могла.
– Ничего, Сади. В том, что ты сейчас чувствуешь, нет ничего страшного.
– А под этим твоим чувством долга ты сам что-нибудь чувствуешь?
Вероятно, Сади не понимала, что долг сам по себе и есть чувство. Пускай в твоей комнате холодно, но, когда всходит солнце, нужно лишь погреться в его лучах, чтобы почувствовать тепло. Быть верным долгу перед Лат, верой и Селуками, перед идеалами справедливости и народом, и даже перед самой Сади, – вот как Тенгис учил меня жить.
– Я и в гневе, и одновременно в ужасе, – ответил я. – Даже я не настолько глуп, чтобы отрицать очевидное. Грядут ужасающие события, и, боюсь, священные горы нас не спасут. Поэтому мне следует придерживаться своего долга. Без него я, возможно, не покинул бы кельи, разве только чтобы зарезать кого-нибудь, кто мне не нравится.
– Или, может быть, ты прикрываешься долгом от того, с чем не хочешь столкнуться лицом к лицу.
– Может быть. Я так жил, так и умру.
Слишком мрачное окончание разговора, но я именно так себя чувствовал. А дальше мы просто ели финики и молчали.
Через два дня в Зелтурию прибыл шах Кярс, облаченный в алый тюрбан и простой кафтан песочного цвета. Одеяние паломника украшало его, придавало безыскусное очарование. Он пришел в мою скромную келью под гробницей святого Хисти, одно из немногих мест, где он был в безопасности.
– Есть идея, – сказал я ему, когда мы уселись на пыльный ковер, дар от старшего Апостола.
– Мне в последнее время их не хватает.
Он поковырял пальцем в ухе.
– Коалиция Сиры скреплена нитями из паутины. Мы посеем раздор между йотридами и силгизами и пожнем хаос.
– Как именно?
Он вынул из уха палец с пятнами крови. Я сделал вид, что не замечаю этот признак болезни. У шаха и без меня хватает лекарей.
– Я это хорошо представляю. Убьем кого-нибудь из главарей йотридов. На трупах их же кровью напишем «почитатель святых». Не слишком достойный способ, но это подбросит дров в огонь старой вражды. Йотриды против силгизов. Путь Потомков против Пути святых.
Кярс на мгновение задумался, видимо воображая это.
– Не думаешь, что это чересчур очевидно?
