Blank

У меня уже была своя карта скрытых проход по всей колонии. Из-за моей той ошибки, патрули обнаружили несколько таких проходов – теперь мне туда путь заказан. Теперь по ночам почти не видно людей, а если и есть, то они группировались, хотя порой и они становились моей жертвой.

Вот я уже на месте, наблюдаю из-за угла за одинокой палаткой, в которой все еще горит свет. Вдруг кто-то выбежал из палатки, стуча пустыми бутылками. Я тут же скрылся за стеной, так что не увидел, кто это был. До ближайшей колонки здесь минут десять, нужно поспешить пока они разделились.

Аккуратно подойдя к палатке, я услышал пару голосов: мужчины и женщины. Теперь за пазухой я носил самодельный нож для быстрой и главное тихой охоты. Из палатки издавался приятный запах, кажется, они устроили ужин на ночь гладя. Они прибыли поздно вечером, так что это не удивительно.

Я ворвался в палатку: мужчина был ко мне спиной, а женщина сидела боком, что-то помешивая в кастрюле. Я наступил на руку мужика, который опирался на нее, чтобы подняться, и вонзил нож ему в шею. Перехватив нож обратным хватом, достал нож и проткнул глазницу женщины, которая уже начала вопить. Мой нож застрял внутри ее черепа, изогнувшись от удара. Два удара – два трупа, не теряю сноровку.

Уже истекающий слюнками, я начал пожирать их плоть. Может, потому что они были не местные, но их вкус слегка отличался. Словно они еще не пропахли этой колонией и отбросами, что здесь живут. Мой воспаленный мозг окутал туман страсти и эйфории. Все было так прекрасно, что счет времени ушел на задний план. Я позабыл о внимательности и осторожности и не заметил главного…

– М-мама?.. П-папа?.. – вдруг я услышал слабый голос позади меня. Я, держа нож наготове и почти замахнувшись, обернулся и увидел маленькую девочку, которая обронила бутылки воды. Впервые на охоте я увидел ребенка. На ее лице застыло непонимание, а по телу начала пробиваться дрожь. В глазах отражался страх, а слезы лились без контроля.

Я стоял над изуродованными трупами ее родителей: главу семьи я обезглавил и пожрал его глаза; а у мамы обглодал лицо. И это все с ужасно довольной улыбкой, что чуть ли не доходила до ушей.

Я не смог… Я выбежал из палатки под крики ребенка, которого только оттолкнул. Её вопли разбудили всю округу, а я старался заткнуть себе уши. Я начал блевать, продолжая бежать вдоль стены. Головная боль разрывала голову. Я схватился за голову, не вынося эту боль. В голове стали вновь появляться вспышки воспоминаний и тут же меняться другими. Каждая из них заставляла голову трещать по швам.

– Смотри, он делает свои первые шаги!..

– Даниэль, спасибо, что помогаешь мне. Ты такой молодец…

– Милый, ты что опять подрался?..

– Сынок, держи руки перед собой – это называется блок…

– У тебя так много друзей, береги их…

– У тебя доброе сердце, Даниэль, сохрани его таким для меня…

– Снова получил? Ты никогда не изменишься…

– Но, знай, милый, мама и папа тобой гордятся…

Память от утерянного детства вернулась ко мне. Я вспомнил прежнего себя, и ко мне пришло осознание. Вернувшись в реальность, я лежал в какой-то канаве со своим ножом в брюхе и весь в собственной рвоте.

Я с трудом оперся на стену, оторвал часть одежды и, не вынимая нож, обмотал рану. Шаг за шагом я ковылял вдоль стены, потихоньку истекая кровью. Забыв о предосторожности, я побрел домой напрямую – по дороге на меня наткнули силовики, подумавшие, что я жертва беспорядков, и оказали мне помощь.

И я был бы рад, если там и скончался, но утром я очнулся в госпитале. Большинство коек были заполнены: каждый лежал с ранами от беспорядков и их последствий; кому-то просто не повезло.

Мои живот был перебинтован, а ко мне шли несколько капельниц. У меня случилась вспышка гнева из-за воспоминаний в госпитале, и решил выдернуть их, но на пол пути меня остановила острая боль и, кажется, я сам. Ко мне подбежал медбрат и запретил двигаться. По его словам, меня несколько раз зашивали, и следующие сутки я просто спал.

Меня все еще бесило мое бездействие и беспомощность, но теперь это казалось чуть слабее, и мне было проще себя сдержать, хотя пару раз я сорвался на медсестру. Как только я реабилитировался, меня с радостью отправили домой, где меня ждал мой новый ад.

От лекарств и обезболивающих я впервые отдохнул от голосов. Правда, когда кончился тот маленький запас, что мне дали в больнице, меня стало трясти. Голоса вновь стали подстрекать меня, а если мне удавалось уснуть я видел, ту кошмарную ночь. Я стал ненавидеть себя и еще больше то желание, что с трудом сдерживаю.

– Зачем ты сдерживаешься?..

– Давай прибьем еще одного, а потом отдохнешь?..

– Тебе все равно не спрятаться…

– Тебя на долго не хватит…

– Я НЕ МОНСТР! – крикнул я на всю палатку, сдерживая судороги руки. Самое печальное, что в колонии, уже привыкли к крикам.

Прошло несколько дней, я не выходил даже за пойками. Группировка Фабьена продолжила подражать мне, но меня это уже не волновало. Сегодня он решил меня проведать, но увидел лишь мою ломку: я лежал на земле в собственной рвоте, с судорогами почти по всему телу; зубы били барабанную дробь, искусывая еще не зажившую губу; все мои кисти были искусаны, а ногти погрызены; в луже рвоты плавали вырванные пряди волос; я старался сдержать себя, плакав уже давно засохшими слезами.

– Твою мать… – Фабьен аккуратно подошел ко мне, стараясь не наступить на рвоту. После он что-то достал из внутреннего кармана, а после поджег и положил в мой трясущийся рот. – Затянись пару раз, станет легче. Он придерживал косяк, пока я старался сделать такие тяжелые для меня затяжки. Не знаю, что это было, но мне это помогло.

Я самостоятельно встал, и поблагодарил Фабьена. Он не спросил, что со мной произошло. Когда Фабьен уходил, он сказал, что группировка будет поставлять мне дозу наркотиков, если от этого зависит мое состояние. Тогда я и подсел на эту гадость. Каждый раз, когда меня трясло, я вкалывал в себя все новую дозу. Я делал это не из доброй воли, а лишь, чтобы не слышать своих демонов.

Спустя неделю, такой жизни на моих руках не было живого места. Я даже перестал выходить на улицу, и, кажется, силовики совсем забыли про меня в этой неразберихе. Для группировки Фабьена мои жестокие убийства стали, чем-то вроде щита. Со временем им пришлось имитировать меня всё чаще, а когда я вовсе стал затворничать и сидеть на игле, про меня забыли.

Кажется, там появились и свои психи, что ловили от этого кайф, а силовики начали наконец «брать» их. Это было больше похоже на отстрел «при оказании сопротивления» – и они наверно имели на это полное право из-за введённого военного положения. Наркоторговцы и сами начали расправляться со своими «провокаторами», зачищая следы, и подозревать своих подельников.

Фабьен предупреждал к чему это ведет, но мне нужна была лишь новая доза, чтобы заткнуть одни голоса другими. Его терпения хватило ненадолго, а после он «расторгнул со мной договор», теряя контроль над ситуацией. За былое сотрудничество и из-за жалости ко мне он пообещал не разглашать информацию.

Почти сразу же я ощутил себя в ловушке. Все запасы наркотиков я почти сразу же израсходовал, и ближе к вечеру меня стало ломать как никогда прежде. Меня разрывало сразу с двух сторон: тело просило новой дозы, а разум вновь подпускал ко мне голоса, желающие убивать.

– Твои жалкие попытки ни к чему не приведут…

– Зачем так противиться?..

– Твое сердце жаждет битвы!..

– Не смей гнить в повседневности!..

Меня на пустой желудок стошнило несколько раз. Я не мог больше оставаться в палатке, поэтому вышел на улицу. Этой ночью луны не было видно, и было так темно. Я пришел к ближайшему колодцу, чтобы умыться.

Ломка в теле, начала отдаваться в голове, побуждая вернуться к Фабьену. Тогда я решил закончить все это – я наклонился, смотря вглубь этого колодца. И когда я уже был готов, я услышал скрежет в глубине, затем какое-то мельтешение во тьме. Головная боль усилилась, а я всё отчетливее видел и слышал то, что было в колодце. От боли я закрыл лицо рукой, и шум наконец исчез… но он сменился чавканьем.

Следующее, что я помню, как поедаю тело какого-то мужика. Когда я это осознал, меня стошнило. Я ему вскрыл грудную клетку, судя по всему, голыми руками. И самое ужасное – я не знаю, был ли он жив, когда я его нашел, ведь его тело было уже тронуто трупным окоченением…

Стоило мне немного осмотреть останки, и я понял, что это был человек из группировки Фабьена. Там ведь все поголовно наркоманы, а его труп был полностью обескровлен… возможно и мной.

– Опять?.. – меня вырвало на его останки. После я бежал куда угодно, лишь бы не видеть содеянное.

Я бежал вдоль улиц и переулков, со всех сторон издавались выстрелы и крики. Меня сильно трясло, но я старался не упасть. Пока в один момент я не ощутил судорогу в ноге, и упал, скатившись в канаву.

Когда я открыл глаза, увидел труп молодой женщины с разорванной глоткой. Шея находилась в неестественном положении, а закатившиеся глаза залиты кровью. Одежда была местами порвана или разрезана.

Я подполз к ней поближе и понял, что она была еще немного теплой. Похоже, это случилось совсем недавно и самое ужасное, что укусы были человеческими. Неужели это те психи, о которых говорил Фабьен? Судя по следам крови, сюда девушку сбросили как мусор. Я уже хотел уходить, как голоса вновь стали кружить вокруг моих ушей.

– Давай хотя бы так поиграем…

– Жалко оставлять добро…

– Я не буду этого делать!

– Она же не будет страдать…

– Ее же убил не ты…

– ЭТОТ ФАКТ НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТ! Я не стану…

– Смотри какая она красивая…

– Тебя ведь возбуждают изуродованные девушки?..

– ЗАТКНИТЕСЬ! – меня наполнило злобой, ведь они были правы… Мое тело почти сразу же среагировало на ее труп. Чем дольше я находился рядом с ней, тем больше я сдавал позиций, поэтому я вновь решил уйти.

– Какая жалость…

– Тебе нечего терять…

– Думаешь, в палатке будет лучше?..

– От себя не убежишь…

Тогда я остановился. С каждым противодействием голосам я терял контроль над собой. Разум заполнялся туманов сладких слов и извращенных мыслей. Я сломал мизинец на левой руке, надеясь взбодрить себя болью, но безуспешно. Кажется, это меня лишь сильнее завело: мой пульс и дыхание участились и далеко не от боли. Тогда я потерпел поражение.

– Вы ведь правы. Я ее не убивал… и никак не наврежу ей. Почему бы не воспользоваться ситуацией?..

– Ты абсолютно прав!..

– Даниэль, тебе нужно чаще слушать нас…

– Мы желаем тебе лишь хорошего…

Голоса всячески подбадривали меня, пока я насиловал ее тело. Это правда было фантастически, все напряжение как рукой сняло. Вся подавленная злоба и энергия проявилась прямо сейчас. Каждый толчок был все сильнее, а я испытывал оргазм за оргазмом, хотя в глубине души все больше себя ненавидел. Я даже не знаю сколько времени провел там с ней… но под конец она была уже полностью холодной и испачканной.

Расслабленный телом и разумом я вернулся домой, и впервые уснул детским сном. Я проспал часов одиннадцать, не меньше, не замечая потасовок на улицах.

Вся колония потихоньку стала трещать по швам – народ стал активно покидать ее стены; а те, кто остались, разделились на несколько лагерей: некоторые решили помогать силовикам, а других соблазнили сладкие речи преступных группировок.

В колонии стали стекаться всё больше беженцев, как и незаконно проникать все новые группировки. «ЕКБ» – было у всех в прицеле. Как бы силовики не пытались вызвать подмогу, им похоже всегда отказывали, хотя вышестоящее командование дало полный карт-бланш возможностей по решению проблем.

Той ночью я открыл для себя новую эйфорию, но с ней были и свои проблемы. После особо громких столкновений я посещал близлежащий канавы и стоки в надежде что-то найти. В лучшем случае мне удавалось найти один труп в неделю и то порой не тот, что мне нужен, но я был готов ждать сколько необходимо, лишь вновь вкусить этот плод моего воспаленного мозга.

Со временем количество таких «встреч» увеличивалось, и похоже трупы либо не успевали убирать, либо совсем на них забили. Да так, что у меня был праздник, почти каждый день.

Почти все силовики изматывались происходящим в колонии как физически, так и психологически, разгуливая среди гор трупов. Как бы они этого не хотели на это просто не было и времени, и сил. Пока в один момент это их не сломало, и они позабыли про мораль.

На следующий день силовики начали использовать какие-то разрывные снаряды. Меня это насторожило, ведь тела неслабо так уродовало, но я не знал главного…

Вечером этого дня я нашел «свежую» гору трупов. Мне повезло, среди них были почти не задетые женщины. Я приступил к своему делу и уже тогда ощущения были совсем другие, но я продолжил.

Спустя час я стал ощущать что-то странное: сильный зуд и покраснения по всему телу, в частности, на члене. Мне кажется или это тело стало худее? Оно точно было больше! Что здесь творится?! Я тут же сбежал оттуда. Возле ближайшего колодца я ополоснулся водой, но ощущения почти не изменились. Ничего не оставалась, и я уснул.

Утром я проснулся от резкой боли: я лежал в луже собственной крови. Мой член лежал отдельно от тела, скукожившись несколько раз; за ночь я сильно похудел; тело адски ныло, а кожа невыносима чесалась и легко отслаивалась. Так я в панике потерял свои щеки.

Я даже стал придерживать челюсть, боясь, что она отвалится. Я чувствовал, как напрягаются каждая мышца и сухожилия в моем теле. Эта была невыносимая боль, но я не мог закричать, лишь едва слышно шипеть. Неужели… я лишился голоса? Я даже не слышал голосов, что обычно жужжали мне под ухо. В таком состояние я провел следующую неделю.

Пробыв в самых глубоких и одиноких недрах отчаяния, в мою голову пришла ясность. За те дни уровень разложения моего тела больше не увеличивался. Непохоже, что я чем-то заразился, ведь процесс бы продолжился, а значит я лишь контактировал с этой заразой.

В голову приходят лишь трупы, но прежде такого не было. Остается лишь один вывод – новые снаряды силовиком начинены химическим оружием. Наверно при контакте зараза проникает в тело и уничтожает органику. Химикат не мог попасть в мое тело напрямую, но я был в непосредственной близости и даже внутри трупа.

За эти дни я перестал чувствовать кожу и мышцы лица. Я перевязал голову, чтобы поддерживать челюсть. Во всей этой суматохе и в попытках найти новый способ себя удовлетворить я позабыл о том, что Палмер уже давно забил на меня. Я был лишь игрушкой в его руках… От злости я хотел разнести что-нибудь, но боюсь, цена будет велика. В этот же день я покинул колонию и больше туда не возвращался. Выбрав случайное направление, я начал свой путь, и мне было неважно: погибну я по дороге или найду помощь.

Блуждая по пустоши и без возможности выпустить пар, я научился терпению. Голоса уже стали ветром, что толкает меня в спину. Иногда я останавливался в домах, или в том, что от них осталось. Мне уже приелся вид ночное неба.

Теперь я мог спокойно засыпать, но меня мучили мои же поступки. Раз за разом, каждую ночь я видел лица убитых мной людей и шокирующие картины из прошлого. Особенное часто мелькало испуганное лицо той девочки. Иногда мне снилось, что она душит меня, рыдая взахлеб и спрашивая: «Почему?.." А я лишь молча принимал смерть.

После я просыпался от дрожи в конечностях, теряя при этом куски плоти. Каждую ночь с меня, словно снимали скальп, а все, что я мог – едва шипеть. Время шло, и земля пустошей потихоньку «залечивала» мне раны. Как бы тяжело не было, но я принял свои грехи. И продолжал идти, неся этот груз на своих плечах.

«Мне уже ничего не исправить, но я могу умереть вместе с ними»

Не знаю через сколько, но я добрался до города. У меня был небольшой запас, состоящий из денег и каких-либо ценностей трупов. Раз уже дошел, решил использовать и их, хозяевам они точно не нужны. На них сделал операцию на горле и лице, плюс маску эту прикупил. С моим потерянным голосом, это было непростой задачей.

Я закончил свое последнее раскаяние. Единственное, что я видел на лицах моих слушателей это непонимание. Словно я должен, что-то еще сказать, чтобы они смогли переварить услышанное. Мне-то главное было просто рассказать, а их реакция не особо-то важна.

Так он закончил свою историю. Она была не первой, но каждая из них все больше меня шокировала. Даже не знаю, хорошо, что я с ними поехали или нет?

Эпилог

Тишину прекратил звук, приближающего автобуса. Все шли к нему в полной тишине, но явно с какой-то легкостью, но и настороженностью в отношении Даниэля. За этот час я услышал много ужаса, но, теперь понимаю, что им и правда нужно было с кем-то этим поделиться.

Мы все собрались и сели в автобус, ведь нужно было еще поспать, перед новой сменой. Даниэль вышел на одной улице вблизи центра, что нас удивила. Больше мы его не видели. Спустя пару дней, по новостям говорили о жестоком убийстве.

«Здравствуйте, дорогие жители. Сегодня для вас самые свежие, пускай и ужасные новости. Впервые за долго время у нас кого-то убили, при чем с особой жестокостью. Тело сильно изуродовано, его с трудом удалось опознать по ДНК. Это оказался Даниэль Пелтон, военный преступник и дезертир, совершивший огромное количество во время войны и разыскивавшийся в международном розыске.

В убийстве созналась сотрудница правопорядка, что в прошлом выступала свидетелем по его делу. Она недавно прибыла в наш город, чтобы «самолично следить за ходом следствия». По показаниям убийцы Даниэль Пелтон пришел к ней поговорить, а после она его и убила. Как слабая женщина, смогла убить бывшего вояку с таким большим списком преступлений, пока еще не известно.

Ей дали десять лет, не считая, это самообороной, но, похоже, ее это не волновало. Нам удалось мельком увидеть, когда ее вели в полицейскую машину. Она была достаточна худа, а под глазами виднелись большие мешки от недосыпа. По ее лицу сложно было понять, рада она его убийству или все это было зря.

На этом философском момент мы с вами прощаемся. Надеемся, что такие ужасы не сломят, наш крепкий народ. Мы пережили войну – сможем и их последствия. Приятного всем дня».