скачать книгу бесплатно
Его боялись все, кроме меня. Я часто заглядывала к нему на чай, и эти чаепития стали для меня отдушиной. Он был отличным собеседником с великолепным чувством юмора, но умел быть и серьёзным. Ибрагим часто рассказывал об Аллахе, джихаде, смерти, людях, погибших на пути Аллаха, о терпении, о многобожии, колдунах, и он весь уходил в рассказ, забывая о слушателе…
– Что на этот раз, Юсуф?
– Что на этот раз? Да эта девчонка чуть не покалечила моего парня!
– И как он теперь?
– Как-как – в лазарете лежит. Как охотник она довольно слаба (Зверь недовольно зарычал, только я велела ему заткнуться – из-за него мне и так попало на орехи), но Рашид разозлил её – и она сначала отправила его в полёт до ближайшей стенки, а затем избила его!
– Видите, какой в ней потенциал, а говорите, слаба как охотник.
– Я и сам не понимаю. Ей не даётся «удар в сердце», но парни говорили, что она сбила Рашида с ног именно им! Что теперь, каждый раз её злить?
– Злить-то как раз не надо. Рашиду – поделом, нечего насмехаться над другими. Никогда не относись пренебрежительно к своему противнику, каким бы слабым он не казался.
– Я уж надеялся, что вы хоть как-то припугнёте её, а она совсем вас не боится!
– Пугать – не метод воспитания. Ступай.
Когда Юсуф ушёл, я мимолётом заметила:
– Надоело быть отстающей.
Не люблю жаловаться – в этом есть что-то жалкое, да и проблемы мои за меня никто не решит. Так какой смысл ныть?
– Ты слышала сказку о зайце и черепахе?
– Нет.
– Однажды хвастливый заяц решил посоревноваться с черепахой в беге. Они встали у старта и побежали. Заяц чуть-чуть не добежал до финиша, оглянулась назад – и видит, что черепаха только начала двигаться от старта. Тогда он пошёл на капустный огород, сытно пообедал. Его припекло на жарком солнце, и он лёг подремать, и не заметил, как заснул. Когда он опомнился – солнце уже катилось к горизонту. Заяц изо всех сил побежал к финишу, но черепаха уже пересекла черту и, тем самым, выиграла соревнование. Так черепаха обогнала зайца.
– Что вы хотите сказать?
– Мораль этой сказки такова – побеждает не тот, кто быстрее, а тот, кто идёт, не останавливаясь, к своей цели.
И сейчас я попадала в консервную банку, в лучшем случае, один раз из десяти попыток. Только над этим не смеялись, потому что мало кто мог отбросить взрослого человека ударом на несколько метров. Я – смогла.
– Ибрагим, ты слишком много ей позволяешь, – сказал ему Юсуф, – признайся, ты привязался к ней. Она ведь напоминает тебе Нурлыбике?
Тот от удивления крякнул – мало, кто мог уесть его. Юсуф же смог.
– Когда моя жена погибла, она ждала ребёнка. Я сказал: «Мы принадлежим Аллаху и к Нему возвратимся. О Аллах, вознагради меня за переживаемое мною несчастье и возмести мне лучшим». Тогда я не знал, как это будет, потому что я решил больше никогда не жениться.
– Рахима – это…
– Так могла бы выглядеть моя дочь, если бы она родилась. Может быть, я бы назвал её Рахимой.
– Честно – я сам был в шоке, когда в первый раз увидел её. Как двигается, как разговаривает, – ну точь-в-точь как Нурлыбике. Даже глаза у них одинаковые, даже взгляд… Но ты понимаешь, что она охотник на колдунов?
– Ин шэ Аллах,[9 - Если захочет того Аллах] ты увидишь, что привязанность к ней не помешает мне быть беспристрастным. Я возьму её на ближайшее задание.
Глеб всё больше и больше разочаровывался в людях. Он сидел, нахохлившись на остановке, зная, что за опоздание ему влетит. Он мог заставить любого таксиста повезти его, куда ему захочется, совершенно бесплатно, но он этого не хотел. Настроения не было вообще, и он мечтал о том, чтобы маршрутка, нужная ему, не приезжала как можно дольше.
«Люди – это животные, обуреваемые страстями, способные перегрызть друг другу глотки ради удовлетворения своих желаний», постоянно твердили ему. Глебу было невыносимо это слышать. Он решил учиться колдовству, чтобы помогать людям. Наставник понял, что, упорствуя, он ничего не добьётся, и предоставил возможность самому в этом убедиться. Глеб, общаясь с людьми, разочаровывался в них всё больше и больше. До последнего он надеялся, что ему просто не везёт, что люди не такие. Но сильнее убеждался, что как раз «такие» они и есть.
«Неужели всё действительно так ужасно?». У остановки собралась толпа студентов, ожидавших автобуса. Мусульманка, повязанная в голубой платок, занудливо объясняла своему не очень умному однокурснику какой-то митоз.
– В пресинтетическую фазу происходит удвоение ДНК…
– В синтетическую ДНК реплицируется! А в пресинтетическую синтезируется большое количество белка и РНК. Это даже интерфазу не можем разобрать, а вот сам митоз…
– Рахима, не нуди!
«Ну посмотрим, какая ты праведная». Он вгляделся в поле – и оторопел. До этого он не встречал таких людей. Её внутренняя сущность напоминала свет, заключённый в светильник из хрусталя высочайшей чистоты. Свет был мягкий, не резал глаза, но, тем не менее, чувствовалось, в случае чего, он мог гореть ослепительно ярко, зажигая сердца.
Глебу стало понятно, что врал наставник, говоря, что все люди – животные. Не могут животные удостоиться такого света, не могут… Он было захотел заговорить с ней, но пришёл автобус, и студенты дружной толпой побежали к нему.
Старшие охотники собрались у Ибрагима, чтобы обсудить детали предстоящей операции. Здание колдунов было окружено огромным сигнальным полем, которое было невозможно обойти. Чтобы уничтожить его, планировалось взорвать машину с бомбой. После взрыва охотники проникли в здание: часть – через главный вход, часть – через чёрный, и последовательно очистили помещения. Всё было просто и деловито, без всяких высокопарных слов, какие колдуны нехорошие и почему их надо уничтожать. Только мне требовались огромные усилия, чтобы не усмехнуться – вот и попробуй, докажи, что мусульмане не террористы, раз собрались ни больше, ни меньше как организовать теракт.
Мне было дано отдельное задание – здание раньше согревали с помощью камина, теперь же перешли на горячее водоснабжение, но дымоходное отверстие осталось на месте. От меня требовалось через него проникнуть на чердак и преподнести колдунам небольшой сюрприз в виде гранаты Ф-1, а потом – убраться оттуда. Я не стремилась участвовать в битве, мне хватило той схватки с колдуньей, так что я не хотела рваться туда раньше времени. Мужчины не возражали против моего участия, только на поле Юсуфа что-то промелькнуло. Ну что ж, я ему с первого взгляда не понравилась.
Операцию начали рано утром, когда было меньше всего народа, чтобы никто не пострадал. Я была в «свёрнутом» состоянии – заставила усиливающие вихри спрятаться. Поля видеть я могла, а вот воздействовать на них – нет, но моё задание было совсем другого плана, мне не нужно было сражаться.
Грянул взрыв. Сигнальное поле разорвало в клочья, охотники распределились по группам и направились к выходам, я же побежала к дальней стене на пожарную лестницу. Я прыгнула, вцепилась за нижнюю рейку, подтянулась – спасибо Юсуфу за физподготовку. Забравшись на крышу, я нашла дымоходное отверстие. Помянув про себя Аллаха, полезла туда. Я могла видеть в темноте, но всё равно было страшновато ползти в узкой трубе, где было темно, как в гробу, и так же тесно – боязнь замкнутых пространств, куда деваться. Наконец, слабый свет – в этом месте была повреждена кирпичная кладка, а благодаря русскому разгильдяйству её так и не заложили, когда подключили центральное отопление.
Я пролезла сквозь дыру, успев оцарапать локоть.
Итак, навесной потолок. Сделан он был качественно – по конструкциям можно было спокойно ходить пешком. Конечно, кому охота, чтобы, пока ты обсуждаешь злодейские планы, на тебя обрушилась многотонная конструкция? Жаль, конечно, что нельзя так сделать, но у меня была одна граната, а не двадцать кило тротила.
Осторожно ступая по листам, я пыталась найти брешь – невозможно, чтобы работу сделали абсолютно безупречно. Разговор был невнятным, да мне некогда было прислушиваться. Надо было, конечно, ведь колдуны почему-то насторожились, но я не придала этому значения. Само собой, когда рядом с вами бабахнул автомобиль с динамитом – это как минимум повод для беспокойства. Не могли же они заподозрить…
Под ногой скрипнул гипсокартон. У меня всё напряглось от ужаса – не приходилось сомневаться, что это провал и нужно было уносить ноги. Самобичеванием можно будет заняться потом, для начала нужно выжить.
Я прыгнула – и как раз вовремя, потому что на место, где я стояла, пришёлся удар, от которого гипсокартон треснул. Дальше я превратилась в подвижную мишень, я только успевала петлять из стороны в сторону, не давая противнику прицелиться. Из-за множественных ударов потолок потерял прочность и при очередном прыжке лист гипсокартона раскололся прямо под моими ногами…
Я успела сгруппироваться, но всё равно была оглушена – попробуй-ка сигануть с высоты второго этажа. Меня встретил раскатистый смех – что, деточка, добегалась? Но, поистине, странное существо человек – меня же вот-вот убьют, однако больше всего я переживала из-за того, что так позорно провалила задание.
– Глупая девчонка! Думаешь, ты подвела своих товарищей? Да как бы ни так, ты была для них всего лишь пушечным мясом, которое в случае чего не жалко отдать в расход!
Свет померк вокруг меня. Ибрагим-хазрат, неужели это правда? Почему ты так со мной поступил? «Никогда не верь словам колдуна, даже если он сказал правду». Я разозлилась – а хотя бы и так! Правильно, кем вожак должен дорожить – опытными воинами или желторотым новобранцем? Таков закон войны – ничего личного.
Мне говорил одноклассник Коля: «Если ничего не можешь поделать – держи себя как королева». Действительно, что мне оставалось делать? Поэтому я стояла с видом царицы, перед которой находились её подданные, хотя по пути в дымоход я собрала на себя всю возможную грязь, прибавьте к тому и пыль от гипсокартона, и тот факт, что я порядком струхнула после падения. Колдуны, увидев подобное, ещё пуще рассмеялись.
– Вы только посмотрите – настоящий моджахед! А гордости-то у неё – как у последних из могикан! Где твой Аллах, почему Он тебе не помог? Конечно, когда Он тебя бросил, ты можешь только умереть красиво!
Как ни странно, услышав подобное, я испытала только сильнейший гнев. Да как они – позор всего живого, проклятые язычники, поклоняющиеся Сатане, неблагодарные твари посмели посмеяться над своим Создателем???
Мне хотелось напоследок устрашить их, дать понять, что «есть и Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждёт; он не доступен звону злата, и мысли и дела он знает наперёд». Тогда был издан поэтический перевод Корана Шумовского, и я знала одну из устрашающих сур.
Я не клянусь ни Воскресеньем, ни укоряющей душой!
Ужели мнится человеку, что слишком он для Нас большой,
Что никогда Мы на кладбищах не соберём его костей?
Да Мы способны даже пальцы собрать кладбищенских гостей![10 - Коран. Стихотворный перевод с арабского Теодора Шумовского. Сура 75 «Воскресение»]
На лице колдунов я увидела мимолётный ужас, который бывает у человека, который просыпается посреди ночи и незамутнённым взглядом смотрит на свою жизнь. И мне стало понятно, что я должна сделать. Я достала гранату, зажала усики, выдернула чеку и, отправив её в полёт, сказала:
– Ля иляха илля ллах.[11 - Нет бога, кроме Аллаха]
Энтропия – мера беспорядка системы, состоящей из многих элементов. Жизнь живого существа с точки зрения термодинамики – это стремление сохранить свою упорядоченность, борьба с энтропией. Но рано или поздно наступает смерть, и тогда то, что было живым, распадается на простые элементы.
Мне же было нанесено повреждение, в результате которого систему будет невозможно восстановить. Болото энтропии медленно затягивало меня, но мне было не страшно. Волчица бегала на берегу, требовательно рыча.
– Оставь меня!
У меня не было сил бороться – да и зачем? Жизнь – это боль, сплошная боль, а тут такой шанс прекратить это. Зверь замер, а потом, рыча, вцепился мне за шиворот и начал меня тянуть. Я очень сильно увязла в болоте, и поняла, что меня нельзя вытащить.
– Брось! Это бесполезно!
Зверь не знал слов «бесполезно», «всё равно», «бросать». Он вытягивал меня сантиметр за сантиметром, останавливался, чтобы отдохнуть, и снова брался за дело. Мне стало стыдно, что надрываются ради моего спасения, а я ничего не делаю, и стала собирать себя по молекулам. Как только тело стало восстанавливаться, постепенно проявлялось свойство живого – способность чувствовать боль. Иногда у меня не оставалось сил терпеть её, и тогда Зверь вытаскивал меня без всякой помощи с моей стороны. Но, передохнув, я снова преодолевала энтропию, снова заставляла всё вставать на своё место. Сначала Зверь вытянул меня по грудь – стало биться сердце. Потом поднялся живот – заработали лёгкие. Дальше становилось всё легче и легче, и Зверь последним рывком окончательно затащил меня на берег.
Глеб зашёл в главный зал и увидел мёртвых и умирающих колдунов. Ему хотелось убежать, но он обратил внимание, что на полу посреди зала лежала та самая мусульманка, которую он видел тогда на остановке. Только ей уже ничем нельзя было помочь – осколки гранаты прошили шею, сердце, грудную клетку и живот.
Бежать! Чего же ты ждёшь? Но он почему-то не хотел уходить, не сделав чего-то важного. Глеб поднял тело охотницы и потащил его прочь.
Тепло было не от остывающего трупа – оно было живым. Странности на этом не кончились: юноша ощутил под пальцами толчки – сначала неуверенные, потом быстро набиравшие обороты. Он не сразу понял, что это билось сердце. Судорожный вздох – Глеб от неожиданности чуть не уронил девушку. Но не уронил, тем более, что движения её рук стали вполне осознанными – она уцепилась за шею несущего. Поле, почти погасшее, стало светиться ослепительно ярко.
– Стоять!
Тот вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Перед ним стоял грозный охотник. От ужаса юношу парализовало, и он едва не выронил свою ношу.
– Успокойся. Я ничего тебе не сделаю, – сказал охотник устало и уже с беспокойством взглянул на девушку. Та дёрнулась, застонав от сильной боли.
– Невероятно! Она не только выжила, но и запустила перестройку поля!
– Она будет жить? – Глеб спросил с надеждой.
Поле охотника тут же потускнело.
– Не знаю. Она очень слаба, а вторая перестройка поля… После того, как я стал старшим охотником, у меня самого несколько дней сердце работало с перебоями. Пошли.
В дальней комнате собрались потрёпанные охотники. В углу толпились перепуганные юноши – бывшие ученики колдунов.
– Не надо бояться, – мягко разговаривал с ними старший охотник, – вы лучше скажите, кто из вас христиане и кто – мусульмане.
Те, не веря в своё спасение, начали наперебой называть конфессии, к которой они принадлежали до того, как попали к колдунам.
– Значит так, те, кто исповедуют христианство – поступают в христианский форт, глава – отец Александр. Вас отвезёт Саид. Мусульмане – под предводительство Юсуфа.
Вдруг вбежал растрёпанный молодой охотник и начал что-то кричать
– Успокойся, приди в себя и скажи, что хотел сообщить, – приказал ему Ибрагим.
– Одному колдуну удалось прорваться! Он ранил моего товарища и сбежал!
– Плохо дело, теперь другие колдуны будут знать о нашей диверсии. По машинам! – Я поеду в Дрожжановский район, свяжемся по приезду. Как тебя звать, парень?
– Глеб.
– Глеб, поедешь со мной.
Их ждала машина. Ибрагим сел впереди, а Глеб с Рахимой расположились на заднем сиденье. Через пятнадцать минут они оказались на скоростной трассе. Глебу стало страшно. Рахима лежала у него на руках, и, несмотря на сильную боль, лишь время от времени делала глубокий вдох и не стонала – скрипела, словно у неё в груди сломался какой-то механизм. Она жила, но, тем не менее, была слишком слаба, раз старший охотник сомневался, сможет ли она выжить.
– Господи Иисусе, – пытался он вспомнить какую-либо молитву.
– Не надо, – услышал он слабый голос, – Иисус – не Бог.
Девушка была в сознании и всё слышала.
– Кому же тогда молиться?
– Богу… Он один… другого нет…
Юноша, не выдерживая переживаний, стал беззвучно плакать. Одинокие капли побежали по щёкам, падая на окровавленную одежду, оставляя мокрые пятна.
– Ин шэ Аллах, выживет. Она – сильный человек, – отозвался Ибрагим
– Вам её совсем не жаль! – закричал он.
– Легко обвинять других в бессердечии, правда? Но на самом деле я отличаюсь от тебя лишь тем, что держу свои эмоции под контролем, а так я знаю, что чувствуют родители, когда умирает их ребёнок.
Глеб, несмотря на то, что Ибрагим сидел на переднем сиденье и, соответственно, не мог видеть его лица, знал, что по неподвижному лицу стекала скупая слеза.
Мы приехали в какой-то заброшенный дом. Глеб уложил меня на диван. Весь мир превратился в боль, я была никем – ни мусульманкой, ни муджахидом, всего лишь жалким существом, скрученным раскалёнными цепями боли. Я ничего не соображала, не думала, не чувствовала.
Задребезжал старый телефонный аппарат.
– Кто это, интересно, уже прибыл на место? – спросил Ибрагим и пошёл в прихожую снимать трубку.
Разговор длился недолго, но новости, которые он узнал, были не просто плохие. К тому же какая-то из них касалась непосредственно меня и его очень тяготила. Он поднял воспалённые глаза и словно умолял меня не произносить это вслух. Он несколько мгновений набирался мужества и как будто бы безмолвно говорил: «Крепись, Рахима».
– Твои родители, брат и сестра убиты.
Вначале я отказалась это принимать, мне просто не верилось, что это могло произойти…
Я думала, что мне больно. Я ошибалась. Может ли душа болеть? И как именно она болит? Я чувствовала, что в мою грудь вставили стержень и раскалили до термоядерной температуры. Тогда я поняла смысл слов «Душа горит». В самом деле, в сердце горел пожар, и даже телесная боль осталась в другой вселенной. Дыхание стало физически невозможным, я думала, что умру, задохнувшись от этой боли.
