скачать книгу бесплатно
Понятно, почему она не стала приглашать своего клиента сюда. Стены были отделаны чёрной тканью, окна закрыты чёрными плотными занавесками, не пропускавшими свет. Обстановка производила тягостное впечатление, но кроме этого было ещё что-то крайне мерзкое, словно помещение это было до невозможности загаженным отхожим местом. На полках стояли непонятные сосуды, статуэтки, стаканчики с благовониями. Кажется, я стала догадываться, чем занимается эта женщина…
Беспокойно закудахтала чёрная курица. Затемнённое помещение, языческие статуэтки божков со страшными оскалами, чёрная курица, странные вопросы про имя человека и его матери… Да она же колдунья! Зверь не просто рычал – он прямо-таки захлёбывался от злости, желая вцепиться ей в горло.
Ведьма зажгла свечу, поставила жестяной тазик на стол, покрытый чёрной бархатной скатертью. Курица застонала от ужаса, когда она вытащила её из клетки и приставила к её горлу нож. Раздался пронзительный крик, кровь крупными каплями закапала в тазик. Не закончив ритуал, колдунья гортанным голосом стала читать заклинания, призывая демона…
Я рывком села в кровати. Зверь ещё не успокоился, я видела, как вихри на поле выстроились в правильном порядке, многократно усиливая его. Так же было, когда я чуть не убила ту старушку. Теперь я поняла причину её ненависти ко мне. Она тоже была колдуньей, соответственно, я была её смертельным врагом.
Среди моих любимых книг были такие, в которых главными героями были маги. Но теперь, когда я перечитывала их, в моём уме возникал образ колдуньи, закалывающей курицу и на останках трепещущего тела призывающей джинна. Действительность рассказа представала в другом, самом нелицеприятном образе, особенно когда я прочла описания магических ритуалов. Теперь мне стали не понятны сказки, в которых добрые волшебники помогают героям. Как может быть благим то, ради чего нужно резать чёрного петуха и поклоняться бесам?
Потом мне несколько раз снилось, как я прихожу в дом этой ведьмы и вступаю с ней в схватку, но каждый раз сон прерывался. Сны – одна сороковая часть пророчества, и, получается, я должна поехать в Казань и убить колдунью. Мне было страшно и очень не хотелось этого делать. Скажите на милость, кто мне сказал, что это вещий сон? Может быть, это наваждение, толкающее меня на гибель?
Я стояла посреди ледяной пустыни. Дул ветер и снежинки кружились в ритме вальса, придавая этому месту сказочность. Только это была не новогодняя сказка, а что-то страшное, будто из сочинений Андерсена. Рядом находился Зверь. Мой Зверь был полярным волком, вернее, волчицей. Белой волчицей с голубыми глазами.
– Ну, привет.
Она удивлённо на меня посмотрела. Ах, да вожак не должен лебезить. Не больно-то и хотелось. Зверь заворчал, предупреждая, что ко мне идёт кто-то незнакомый. Им оказалась взрослая девушка в чёрной одежде. Она казалась мне смутно знакомой, но таких людей я ещё никогда не встречала. Необыкновенно суровое лицо, рентгеновский взгляд глаз-льдинок, в которые было невозможно смотреть.
Это я???
Приглядевшись, я увидела, что её лицо – моё лицо, её глаза – мои глаза. Честно говоря, я не хотела становиться такой.
И мой Зверь, не привыкший ползать перед кем-то на брюхе, склонил перед ней голову в знак покорности. Я невольно позавидовала ей – меня он, скажем так, терпел и крайне неохотно признал меня вожаком. А тут – ни единым жестом, даже мускулом лица не дёрнула – и сразу её признали за эмира.[4 - Начальник, повелитель] Она скорее бы удивилась, вздумай бы он не подчиниться ей.
Я решила приступить к делу без раскачки:
– Я должна ехать в Казань?
– Должна.
– Откуда мне знать, истинный ли это сон? Может быть, это наущение шайтана?
– Ты сама знаешь, что это – вещий сон. Ты просто ищешь отговорки, чтобы это не делать.
– А вот возьму и не поеду. Горю желанием оказаться у чёрта на рогах!
– Тебе же хуже. Намного хуже.
– Почему?
– Представь себе, что ты получила фрукт. Но ты не стала его есть и оставила на столе. Что с ним произойдёт?
– Испортится.
– Правильно, он сгниёт и будет вонять.
– К чему это?
– У тебя есть способность видеть поля и влиять на них. И ты ею пользуешься не по назначению. Вот ты не использовала фрукт для того, ради чего он предназначен – и он испортился.
– Конечно, я приеду к колдунье, и она мне расскажет, как правильно её убить.
– Есть ли другая возможность узнать своё призвание? А это шанс, пусть не самый лучший.
– Я не поеду.
– Хорошо, твой выбор.
– Почему я должна идти на верную смерть? —разозлилась я, – у меня родители есть! Брат, сестра! Я ещё жить собираюсь, мне всего шестнадцать лет!
– Скажи это Аллаху в Судный день, когда Он тебя спросит, почему ты не выполнила Его приказ. И прежде, чем ослушаться Аллаха – ни больше, ни меньше – ты собираешься сделать это, – задай себе вопросы. Ты собираешься согрешить из-за семьи? Возьмёт ли твоя семья на себя твой грех? Ты собираешься жить, у тебя есть планы? Покажи мне гарантию, что проживёшь хотя бы до пятидесяти лет. Может быть, твои планы имели бы смысл, и твоё нежелание рисковать жизнью тоже. Ты собираешься поступить в университет? Просто прекрасно, но от Аллаха красным дипломом не откупишься.
Любой поступок имеет последствия, и они будут таковы. Первое – твой дар станет для тебя проклятием. Разве ты счастлива от того, что обладаешь им? Второе – это сожаление, что упустила шанс, пусть и не самый лучший. И если ты хорошенько поразмыслишь, придёшь к тем же выводам.
Замечательный сон, ничего не скажешь. Попал как кур в ощип. С одной стороны – колдунья: при мысли о том, что придётся её отыскать и убить, – мурашки по коже. С другой стороны – так будет весело, что пожалеешь, что тебя та самая колдунья не убила. Сразу вспомнилась та сумасшедшая старуха у подъезда, аж передёрнуло.
Бесполезно слать проклятия, и вообще – Аллаха не спрашивают о Его делах. Придётся со скрежетом в зубах каким-то образом уехать в Казань. При мысли, что надо расстаться со своей семьёй, и, возможно, навсегда, руки сжимались в кулаки, и хотелось возопить во весь голос – ну почему именно я, за какие грехи мне подобное?
Учитывая, что на мои немые протесты не было ответа, пришлось начинать действовать. Было жутко думать о своей возможной смерти, но я научилась создавать морок и под видом своей матери забрала документы из школы и поликлиники. Затем меня ждало самое тяжёлое и неприятное – стереть моим близким память обо мне. Потом, собрав в сумку вещи, необходимые в пути, я поехала на вокзал и купила билет на поезд в Казань.
Как только я сошла с поезда, мой Зверь, доселе смирно сидевший в подсознании, зарычал от нетерпения – охота началась. Его чувства заполонили моё сознание, но я не стала этому препятствовать – наоборот, я решила стать Зверем, забыть о страхе и предаться охоте. Я ощущала нетерпение хищника, почуявшего своего противника, азарт от предстоящей схватки. Накинув на себя морок, я побежала по улице в известном мне направлении. В этот момент я настолько слилась со своим Зверем, что я мыслила не словами – инстинктами – и вряд ли смогла бы заговорить по-человечески, если бы кому-нибудь в голову взбрело поговорить со мной. Мне даже казалось, что в отражениях витрин, автомобильных зеркал, случайных луж я вижу не только себя, но и бегущую рядом со мной белую волчицу…
Когда я добралась до дома, у входа в подъезд я увидела поля оранжевого цвета. Это были сигнальные поля, которые ни в коем случае нельзя было задевать. Я села на скамейку – Зверь был терпелив и умел сидеть в засаде.
Но вот я увидела, что колдунья идёт к себе в дом. Она заметила меня и напала первой. Я увернулась и, почуяв своего врага, кажется, даже зарычала по-звериному. Схватка началась. У колдуньи был опыт, для меня же это была первая охота, но на моей стороне были нечеловеческая реакция и обострённые инстинкты моего Зверя. От удивления женщина даже оторопела – она не ожидала от неопытного охотника такой прыти. Впрочем, не настолько надолго.
Возвращался домой случайный прохожий. Я не обратила на него внимания, но колдунья нанесла прямой удар по его полю. Он умер сразу же. Для меня это было дико – убить человека только за то, что он оказался не в то время и не в том месте. Поэтому я пропустила удар, направленный мне в сердце, лишь Зверь в последний момент заставил меня увернуться, поэтому удар пришёлся наискось, оставив на поле довольно крупную вмятину. Моё сердцебиение замедлялось, сердце собиралось уже окончательно остановиться. Я видела искажённое злорадством лицо колдуньи, которая подняла руку, чтобы добить меня, как вдруг злорадство сменило крайнее удивление. Когда я, наконец, сообразила, что сделала, я увидела, что в груди у неё торчал охотничий нож, который я сжимала правой рукой. Я немедленно выдернула его, и по ткани кофты стремительно расплылось кровавое пятно.
Колдунья была мертва, но я думала, что и сама скоро прикажу долго жить. Но если состояние поля влияет на сердце, то, возможно, через него можно и исцелиться? Но как заставить его биться быстрее? Мне в голову пришла безумная мысль – это боль. И не просто боль, а очень сильная боль. Мне было очень плохо и не хотелось лишних страданий. Я хотела, чтобы всё просто закончилось, пусть даже умереть, лишь бы не делать себе больно, но Зверь зарычал: «Соберись, тряпка, если не хочешь сдохнуть!». Воля к жизни всё же оказалась сильнее – я проткнула себе ножом левую руку. Я орала от боли, но своего добилась – сердце бешено забилось, и дефект поля выправился.
На той стороне двора я увидела человека, который был способен видеть поля. Он не был колдуном, но в то же время его поле не имело ничего общего с моим – оно было очень мощным. С ним я бы не справилась и в здоровом состоянии, а сейчас, когда и с места не могла сдвинуться от слабости, тем более. Но я, прижимая окровавленную левую руку, трясущейся правой подняла нож: не подходи ко мне.
Он подошёл ко мне и сделал то, что было нелогично для колдуна: вытащил из моих ослабевших пальцев нож, завёл одну руку под колени, вторую – под лопатки. Секунда – и я лежала у него на руках. Видимо, я была в шоковом состоянии, потому даже такую попытку помощи я восприняла как угрозу и предприняла попытку вырываться. Хотя, какое вырваться – так, потрепыхалась слегка.
– Не бойся, ты в безопасности. Я тоже охотник на колдунов.
Перед врагом я не стала бы плакать – не могу сразиться, хоть покажу, как умирают истинные муджахиды. Но даже намёк на то, что этот кошмар скоро закончится, что я получу помощь, заставил, так сказать, разжать кулак своей воли. Продолжительное нервное напряжение дало о себе знать – я разревелась, как девчонка, которая ушибла коленку. Тот стал укачивать меня, словно маленького ребёнка.
– Спи.
Я лежала, уткнувшись лицом в спинку дивана. Пока я не думала ни о чём, просто находилась у кого-то дома и только что проснулась. Когда я собралась поправить плед, левая рука отозвалась болью. Я подняла её к глазам и увидела на ней повязку.
Тут я вспомнила события вчерашнего дня. Тогда мне было некогда думать – выбраться бы живой из этой переделки. Но сейчас, когда перед глазами встал нож, торчавший в четвёртом межреберье, я поняла, что случилось нечто непоправимое, словно я отрезала от своей души кровоточащий кусок, который не приставишь обратно. В природе человека заложена ненависть к убийству себе подобного, я же переступила через это табу.
Меня затрясло.
– Ассаляму алейкум ва рахматуллахи ва баракатух, – сказал вошедший.
– Валейкум ассалям, – голос мой звучал крайне неласково, словно у меня был ларингит. Честно говоря, как и при нём, мне так же не хотелось говорить. Зверь не рычал – уже хорошо, но до конца, конечно, не доверял, – на то он и Зверь.
Это был смуглый дородный мужчина лет тридцати, с полным лицом, с характерной складкой века, присущей чистокровным татарам, усатый и с маленькой бородкой. Он глядел на меня с добродушной усмешкой и слегка устало.
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично, – ответила я с раздражением. Конечно, не видно же, как мне «хорошо».
– Не злись. Я тебя понимаю. Когда колдун убил мою жену – он наслал безумие на какого-то человека и послал его сделать это – я горел жаждой мести. Но когда я нашёл и уничтожил его, потом всю ночь сидел и смотрел в окно – Боже, я убил. Всё.
– Простите.
– Ничего. Инна илейхи, ва инна лилляхи раджигун.[5 - Все мы Аллаху принадлежим, и все мы к нему вернёмся] Меня звать Ибрагим, я охотник на колдунов.
– Вы не похожи на него.
– Я – старший охотник, моё поле совсем другое. Но раньше оно было такое же, как у тебя.
– Неплохо, наверное, с таким, – отметила я, глядя на его мощное поле. И как охотник он наверняка сильнее меня.
– Я бы так не сказал. Перестройка весьма болезненная, но могу обрадовать – это тебя ждёт ещё не скоро – примерно лет в двадцать три-двадцать пять. Тебя-то как зовут?
– Рахима.
– В честь жены пророка Айуба?
– В честь милости Аллаха, за то, что Он оставил меня в живых.
– Почему?
– У мамы были преждевременные роды, я родилась недоношенной. Врачи не надеялись, что я выживу, но мои родители помолились Аллаху.
– Я тебя никогда не видел, ты как здесь оказалась?
– Вы правы, я не местная. Просто, когда я стала охотником (правда, тогда я не знала об этом), мне снился сон, что я вижу, как в Казани одна колдунья зарабатывает с помощью колдовства. Потом мне снилось, как я сражаюсь с колдуньей, и поняла, что я должна приехать в Казань, отыскать и убить её. Я было отказалась, но мне приснилась женщина в чёрном и привела достаточно весомые аргументы, почему я должна выполнить задание, – я ощутила неприятный холодок, вспомнив пронизывающий взгляд, который не мог принадлежать живому человеку.
– Сны – одна сороковая часть пророчества. Хорошо, пока переоденься. В моде не разбираюсь, но других вещей у меня нет. Руку я пока лечить не буду – твоё поле ещё ослаблено, да она пока тебе не нужна.
В моде я и сама не разбиралась, но вещи действительно были старыми. Было слегка неуютно надевать одежду его покойной жены: нет, я не суеверная, но всё равно как-то странно носить наряд незнакомого тебе человека. Выбора нет – моя одежда была в бурых пятнах крови.
Крови убитой колдуньи.
Зверь еле слышно заворчал – это его беспокоило. Решив его не нервировать, я всё-таки переоделась. Ибрагим-абый[6 - Абый – дядя] поставил чайник. Мы сели пить чай и стали разговаривать. Ибрагим рассказал, как после смерти жены он захотел посвятить жизнь уничтожению колдунов и для этого поехал в Иорданию учиться лечить людей от джиннов, потому что чаще всего люди рассказывают шейхам о странных вещах, происходящих с ними. Так в Казани он нашёл других охотников на колдунов и сформировал своё войско. Потом от бессистемного выслеживания он перешёл к изучению деятельности колдунов, и в этом ему немало помогла сектология, потому что колдуны не только занимаются магией сами, они хотят и простых людей вовлечь в это занятие и для этого печатается множество книг по эзотерике и создаются различные секты. Я ничего особенного не могла сказать – что же интересного в жизни обыкновенного шестнадцатилетнего подростка? Разве что про колдунью у подъезда, которая была настолько стара и больна, что не могла уже ничем навредить, но вот ненавидеть – это запросто. Его заинтересовало, что же я так поздно превратилась в младшего охотника – обычно это происходит в одиннадцать-тринадцать лет.
– Что ты сейчас хочешь сделать?
– Вернуться домой.
– Но ты же стёрла им память.
– Знаю… я так хочу их увидеть, но тогда я не смогу остаться в Казани.
– Почему не сможешь? Ты говорила, что учишься в десятом классе,[7 - Тогда было десятилетнее обучение] почему бы тебе не поступить учиться сюда?
– Поступить в Казанский университет – это же проще пареной репы! Да и не согласятся родители отпустить меня сюда – скажут: чего ездить за семь вёрст киселя хлебать?
– Какого же университета у тебя в городе нет?
– Хм… Вроде медицинского нет. Но я не хочу быть врачом.
– Но после того, как получишь диплом, не обязательно идти работать врачом. И, более того – не обязательно доучиваться именно на медицинском.
Я поняла, на что он намекает. Ну что ж, попробуем воплотить этот план в жизнь.
Любой ребёнок завидует взрослым – что захотят, то и делают, а ему всё запрещают. Но когда, наконец, берёшь право на свободу поступков – вот тогда и понимаешь, какая же это ответственность и что в этом очень мало приятного. Вот и теперь – никто за меня ничего делать не будет, всего сама добивайся.
Я начала обрабатывать родителей, что всю жизнь мечтала стать врачом и как будет хорошо поступить в КГМУ. Хотя, только мне вспоминался тот самый врач из приёмного отделения, как симпатия к этой профессии резко снижалась к нулю. Конечно, я понимала, что мне просто не повезло, но я и так не испытывала особую тягу к медицине, да ещё и он не вовремя подвернулся.
Я чувствовала себя начинающим дипломатом. Улыбаться, разговаривать неторопливо, вежливо, да ещё не забывать следить за полем, чтобы видеть ход их мыслей и успевать сказать нужные слова. Мне удалось добиться того, что мне позволят участвовать во вступительных экзаменах, и если смогу поступить – то флаг мне в руки и барабан на шею. Но, разумеется, никто не собирался выделять мне дополнительное время на подготовку к экзаменам. Хорошо быть охотником на колдунов в том плане, что они могли не спать по несколько дней и не терять при этом силы. Поэтому я посреди ночи уходила на кухню читать учебники или решать вступительные задачи по химии. Приходилось готовиться в полной темноте (ладно ещё я неплохо видела при отсутствии света), да ставить сигнальные поля – вдруг кому посреди ночи захочется пить? Не попалась, и это было хорошо.
Я получила свою золотую медаль и поехала-таки в Казань брать штурмом КГМУ. Это была не шутка, а суровая реальность – СССР ещё не скоро было суждено распасться, так что мусульманку встретили, скажем так, не с распростёртыми объятиями. К чести приёмной комиссии, пусть приняли меня и не слишком доброжелательно, но своё отношение сформировали, глядя всё-таки на мои знания, а не на платок. Хотя была сатира в стиле Галиаскара Камала[8 - Галиаскар Камал – татарский советский писатель, классик татарской драматургии и общественный деятель]: когда я сдавала экзамен по биологии, профессор сразу же невзлюбил меня и решил завалить. Я из вредности читала его мысли и отвечала на его вопросы так, как он думал, слегка переиначивая слова, чтобы он ничего не заподозрил, что его разозлило ещё больше, и он начал задавать вопросы из вузовской программы. Другая преподавательница не выдержала и сделала ему замечание:
– Ну что вы так на неё набросились? Носит она платок, так это её личное дело, это не значит, что нужно на неё спускать собак!
Преподаватель понял, что выставил себя дураком перед своими же коллегами, скрипя зубами, поставил мне отлично. Странно, что атеисты набрасываются на нас за то, что мы верим в Аллаха, в то время как мы даже ни слова не говорим по поводу их неверия. Хотя все возмущаются, когда дети проявляют неблагодарность по отношению к своим родителям, а ведь Создатель, который сотворил человека в наилучшем облике, тем более достоин гнева за неблагодарность к Нему. Поступить-то я поступила, даже надеялась – может быть, мне понравится медицина, может быть, я в неё втянусь. Но, проучившись неделю, я поняла, что это – не моё. К тому же я должна была обучаться навыкам охотника на колдунов, а, поди, сделай это, если каждый день по пять-шесть пар и на дом кучу всего учить. Поэтому я перевелась на заочное отделение биологического факультета. Видела ехидное лицо того профессора из приёмной комиссии, когда я забрала документы. Ну и пусть порадуется человек. Я не стала ничего объяснять. Родителям пока не сказала о смене учёбы. Это было малодушием, но мне было легче снова вступить в схватку с колдуньей, чем объяснять, с каких это фиников, потратив столько усилий, чтобы поступить в медвуз, я так легко бросила его.
Нас учил Юсуф-абый – бывший спецназовец, теперь старший охотник на колдунов. Спуску он никому не давал – даже мне, но я не возражала, прекрасно зная, что колдуны не блещут благородством, не посмотрят, что я девушка. Особенно после того, как на моих глазах убили ни в чём не повинного человека, причём только для того, чтобы я потеряла бдительность. Но я была единственной девушкой среди младших охотников, к тому же, когда у меня произошла перестройка поля, у большинства уже было несколько лет опыта. Только безошибочная интуиция и реакция моего Зверя не позволили мне окончательно опозориться. Зверь, кстати, был крайне недоволен тем, что являлся аутсайдером этой стаи. Да и гордость за первый поединок испарилась без следа, когда Юсуф-абый, разбирая его, нашёл множество грубых ошибок, лишь чудом не закончившихся фатально. Мораль сей басни: на Зверя надейся, но и своей головой думай. Зверь тоже вносил свою лепту, чтобы жизнь сахарной не казалась – как я говорила, он был очень зол на то, что занимает одно из последних мест, и всё время норовил сорвать свой гнев на ком-либо.
Вот на очередной тренировке мы отрабатывали «удар в сердце» – сшибали консервные банки при помощи полевых ударов. Это было не так легко, как кажется – недостаточно сильно ударишь или плохо сконцентрируешься – и банка стоит на месте. Сегодня явно был не мой день – банка из-под кукурузы стояла, не шелохнувшись, словно издеваясь надо мной.
– Смотри, как надо, девчонка! – крикнул Рашид и заставил свою банку улететь.
Спору нет – он это умеет. Я решила промолчать – рано или поздно так же смогу, только нужно больше тренироваться.
– Можешь не стараться, всё равно ты не станешь по-настоящему сильным охотником!
Зверь начал рваться, желая проучить этого наглеца. Обычно я сдерживала подобный порыв, но сегодня мне очень хотелось сделать обратное.
– Только из-за того, что я девчонка? – я спросила тихо, чтобы никто не слышал прорывающийся рык. Мне очень трудно было говорить по-человечески, что было верным признаком потери контроля над Зверем.
– Да! Даже если ты будешь сражаться во всю силу, ты не сможешь победить меня.
– Хочешь в этом убедиться? – от гнева я приняла окончательное решение. Ладно, но только Зверь – не я, он точно жалеть не будет. Я выпустила его на свободу.
Дальнейшее помню смутно. Сначала я яростно набросилась на противника, но, получив несколько ударов, одумалась, и стала просто защищаться, ожидая ошибки. Рашид, решив, что на большее я не способна, потерял бдительность и за это поплатился – на этот раз «удар в сердце» вышел безупречно, отправив его в полёт до ближайшей стенки. Но разве Зверь на этом остановится? Конечно, нет, только он больше уважал физическую силу, поэтому я допрыгнула до Рашида и принялась его избивать. Юсуф-абый учил нас и боевым искусствам, и я не была физически сильна, поэтому моим преимуществом была скорость. Но сейчас ярость удесятерила мои силы, и я била со всей дури, вымещая на нём всю чашу унижений, которую мне пришлось испить по каплям.
– Рахима, остановись, ты же убьёшь его!
Только Зверь разлютовался настолько, что его нельзя было остановить простыми воплями, а подойти ко мне остальные боялись. Но всё-таки Зверь был зверь, а не кровожадное чудовище, поэтому, решив, что с парня достаточно, он оставил его в покое. Когда прибежал Юсуф-абый, я уже стояла рядом со стонущим Рашидом.
– Пришла в себя? Тогда пойдёшь со мной к Ибрагим-хазрату на серьёзный разговор.
