Письмо офицера

Тихо сокрушаясь себе под нос, Илья Алексеевич поднялся, дошел было до двери, оглянулся на Павла Никитича. Тот неторопливо встал.

– Я вас догоню, Илья Алексеевич.

Подождав, пока за директором департамента закроется дверь, Павел Никитич тяжело вздохнул. Виктор терпеливо молчал.

– Виктор Андреевич, позвольте сказать откровенно. Когда Элен предложила обратиться к вам, чтобы это расследование носило более официальный характер, я не сразу принял ее предложение.

Виктор постарался не выказать своего удивления, в душе, однако, ощутив легкое разочарование.

– Что же заставило вас передумать?

– Слова моей дочери. Она очень высокого мнения о вас, Виктор Андреевич. Невозможно отрицать вашу роль в жизни дворца в последние месяцы, как невозможно преуменьшать вашу решительность, вдумчивость и логическое мышление. Конечно, я не могу не отметить и степень опасности, которая сопровождает мою дочь рядом с вами…

– Ваше высокородие, если позволите, с первой встречи с Еленой Павловной я предпринял все возможное, дабы защитить ее.

– Я знаю. Это еще одна причина, по которой я согласился обратиться к вам: я могу быть уверен, что рядом с вами Элен будет в куда большей безопасности, чем в случае моего собственного расследования.

С ответом Виктор не нашелся. Слова казались излишними, пристальный взгляд Павла Никитича будто и без того заглядывал ему в самую глубину души, раскрывая самые потаенные его тайны. Словно удовлетворившись увиденным, Павел Никитич коротко улыбнулся, отчего его суровый вид тут же преобразился.

– Поймите меня правильно, Виктор Андреевич. Моя дочь для меня важнее всего, и за ее благополучие я отдам все, что угодно. Но в вас я вижу человека, который не только разделяет мое беспокойство за нее, но и также ревностно стремится о ней позаботиться. И я надеюсь, мне не придется разочароваться в своем суждении на ваш счет.

– Павел Никитич, безопасность вашей дочери – это все, чего я хочу с первой секунды нашего знакомства.

Кивнув в ответ, Павел Никитич еще с мгновение вглядывался в его лицо, но Виктор не дрогнул, после чего граф крепко пожал ему руку и в полной тишине ушел.

Отзвуки данной клятвы сказали ему намного больше, чем любые другие слова.

«Уважаемый Роман Аркадьевич!

В рамках расследуемого мною дела о гибели человека пятилетней давности возникли некоторые обстоятельства, которые заставляют меня обратиться к вам за помощью.

Ввиду того, что расследование проводится неофициально, прошу вас о личном одолжении.

В ходе расследования было установлено, что поручик Милославский Владимир Семенович, погибший в одна тысяча восемьсот восемьдесят пятом году, мог быть убит не вражеским солдатом, как считалось ранее, а одним из своих сослуживцев. Также есть вероятность того, что подлинный убийца в том же году действовал на территории Российской империи в интересах иностранных государств.

В связи с этим прошу сообщить мне всю имеющуюся информацию о военнослужащих, состоявших в отряде генерала Комарова и принимавших участие в бою на реке Кушка восемнадцатого марта одна тысяча восемьсот восемьдесят пятого года.

Также буду признателен за любую информацию и помощь, коей вы сочтете нужным поделиться.

Помощник директора департамента полиции,

коллежский советник

Никифоров Виктор Андреевич».

Элен пришлось остаться на площади, дожидаясь, когда Виктор Андреевич вернется с командиром Вересковым из Генерального штаба. Пара караульных внимательно следила за каждым ее движением, и ей вскоре надоело вышагивать из стороны в сторону. Вместо этого она встала в тени, почти у самого здания и обернулась к Зимнему дворцу, глядя, как на крыльях ангела на колонне играет солнце.

С каждым днем их новое расследование страшило ее все больше. По ночам ей снова и снова вспоминался тот миг, когда отец прочел злосчастное письмо, как он изменился в лице. Страх, перерастающий в ужас, скрытый в этих строках, понемногу распространялся и в ее душе.

Перебирая в памяти все известные факты, Элен приходила к тем же выводам, что и Виктор Андреевич. Если в афганском лагере был кто-то или что-то, что могло скомпрометировать офицера-убийцу, он вполне мог действовать под прикрытием битвы, чтобы уничтожить все следы. Единственная оставшаяся ниточка – письмо, отправленное солдатом старому другу, ее отцу. Если бы не это, тайна преступления навсегда оказалась бы скрыта в прошлом.

Впрочем, разгадывать подобные загадки у них получалось великолепно.

Она взглянула на голубые стены дворца. Ей вспомнилась снежная, ледяная зима с сильными буранами, которые она пережидала за этими стенами в ожидании, когда Анна, Натали и Мария отправились в город в самый разгар начатого расследования. Именно в тот день она познакомилась со следователем, который впоследствии несколько раз спасал ей жизнь.

Главную тайну того дела им раскрыть так и не удалось, легендарное колье оставалось утерянным, и никто не знал местонахождения этого клада. Но тогда Элен нашла в себе силу духа, о которой прежде даже не догадывалась, а вместе с ней обрела верного и надежного спутника.

Сейчас, в их нынешнем расследовании, она знала наверняка лишь одно: во что бы то ни стало Виктор Андреевич доберется до истины. Такой уж он был человек.

Этим его качеством Элен восхищалась безмерно.

Но при всем том мотивы некоторых его поступков для нее оставались загадкой. Ей бы хотелось верить, что ответ она знает, но даже думать об этом ей было слишком волнительно.

Будто почувствовав, о чем она думает, Виктор Андреевич, как раз появившийся на площади, смерил ее пронзительным взглядом. Рядом с ним бодро шагал мужчина немногим моложе полковника Строцкого, с хитрыми бегающими глазками и, будто в противовес, приветливой улыбкой.

– Елена Павловна, позвольте представить. Полковник Вересков Гордей Михайлович, командир отряда, в котором служил поручик Милославский.

– Тогда я был еще подполковником, – поправил его Гордей Михайлович, коснувшись поцелуем руки Элен. Она едва заметно вздрогнула – прикосновение ей не понравилось. – Рад знакомству.

– Господин полковник, позвольте сразу перейти к делу, – поторопился начать Виктор. – Я не стал объяснять причину нашей встрече внутри, поскольку дело довольно секретное. Уверен, вы меня понимаете.

– Разумеется.

– В таком случае думаю, вы не сильно удивитесь, если я попрошу вас рассказать мне о вашем участии в битве на Кушке.

Вопреки ожиданиям, Гордей Михайлович изумленно округлил глаза.

– Признаться, вы застали меня врасплох… Что именно вас интересует?

– Любые конфликты, имевшие место накануне битвы. Особенно те, которые не попали в официальные документы.

Полковник Вересков отвел глаза, посмотрел куда-то вдаль. Элен показалось, что он снова увидел себя на поле битвы.

– Насколько я знаю, таких конфликтов не было. Мелкие ссоры, конечно, случались, но подобное происходит в каждом военном лагере. Кто-то уверен, что его паек меньше, у кого-то якобы ружье лучше, у другого пули… Но ничего серьезного.

– То есть можно сказать, что в целом в лагере царило спокойствие? – уточнил Виктор.

– Именно так. Как говорится, была бы цель в пути, а перевал найдется. Для нас главным было отстоять нашу землю, не дать афганским войскам отбить Панджшех. До сих пор не понимаю, почему они продолжали считать его своей территорией?..

– А кто осуществлял переговоры с противоположной стороной?

– Так многие! И товарищ генерал, и несколько послов, и я сам пару раз.

– Всегда отправлялся только один представитель или целая делегация?

– Обычно человека три.

Виктор Андреевич задумчиво прищурился. Элен был хорошо знаком такой его взгляд – он всегда означал, что следователь нашел новую улику. Однако интуиция подсказывала ей, что на сей раз он не знает, как ей правильно воспользоваться.

– Господин полковник, вы ведь знали поручика Милославского? Он служил в вашем отряде. – Гордей Михайлович быстро кивнул. – Не помните, где он находился во время боя?

– В одном из первых рядов, – тут же отозвался полковник. – Стандартное построение. Позже во время наступления я потерял его из вида.

– Что не помешало вам хорошо его запомнить.

На подозрительный тон Виктора Андреевич полковник Вересков лишь улыбнулся.

– Я запомнил его потому, что он великолепно играл в карты. Такого достойного соперника редко встретишь.

Виктор рассеянно кивнул.

– Благодарю вас за уделенное время, господин полковник.

– Надеюсь, я смог вам помочь, – ответил Гордей Михайлович, пожал ему руку, еще раз поцеловал ладонь Элен и пружинистым шагом направился в штаб.

Виктор Андреевич с прищуром смотрел ему вслед. Элен похолодела, что, тем не менее, не помогло ей удержать рвущиеся с губ вопросы.

– Я неплохо вас знаю, Виктор Андреевич, – он медленно повернулся к ней, в светлых глазах понемногу гасло посетившее его озарение. – И могу наверняка сказать, когда вас что-то не устраивает. Вас что-то смутило в словах полковника, я права?

– От вас невозможно что-либо скрыть, Елена Павловна.

Его снисходительная улыбка лишь подстегнула ее гнев.

– Не стоит меня жалеть. И оберегать тоже. Вы что-то поняли, я догадалась. Что именно, Виктор Андреевич?

– Елена Павловна, – он вдруг разом утратил всю свою мягкость, даже из голоса исчезли малейшие нотки благосклонности, отчего она ощутила неприятную дрожь. – Позвольте, я не буду сейчас ничего объяснять. Если я ошибаюсь, мои предположения могут выставить вашего отца и вас в неблагоприятном свете – обвинение вырисовывается очень серьезное. Прошу вас, дайте мне время. Мне нужно все проверить.

– Но вы ведь мне все расскажете?..

Она прокляла себя за ту жалость, что прозвучала в ее тихом голосе, но ничего с этим поделать не могла. Бессильная усталость вкупе с тревогой, скрытой глубоко в сердце, поднялись из его недр, но, казалось, Виктор Андреевич вновь понял ее с полуслова: подошел совсем близко к ней, мягко взял за плечи и заглянул в глаза. Она постаралась дышать как можно спокойнее, но каждый новый вздох давался ей с трудом – настолько она оказалась вымотана душой, и только сильные мужские руки не давали ей соскользнуть в подступающий обморок.

– Встретимся завтра, – неожиданно тепло проговорил Виктор. – Клянусь, завтра я все вам расскажу. Надеюсь, до того мне удастся все разузнать.

Больше всего ей хотелось бы услышать от него все сегодня. Понять, что все скоро кончится, поверить в это и провести грядущую ночь в спокойном сне, а не в прерывистой полудреме.

Вместо этого Элен просто кивнула. Если и был человек, которому она всецело доверяла, он стоял перед ней.

Они условились встретиться у Элен дома. Отпустив принесшего записку паренька, она заглянула в библиотеку, где отец разбирал последнюю почту, мельком взглянула на Лидию, устроившуюся с новой книгой, и вышла в небольшой внутренний двор, где устало вошла в чайный домик и села.

Прошедшей ночью ей вновь не удалось сомкнуть глаз, и следы бессонницы и крайней усталости пролегли глубокими тенями на ее и без того бледном лице.

Больше всего ее изматывала неопределенность. В двух предыдущих делах, где ей довелось помогать Виктору Андреевичу, не было того флера тайны, какой навис над ними сейчас. Элен мысленно перебрала все, что им было известно, и удрученно вздохнула. Ясности не было.

Где-то неподалеку, должно быть, с проспекта послышался громкий хлопок, кто-то вскричал, и у Элен упало сердце. С недавних пор звук выстрела был ей хорошо знаком, и перепутать его с чем-либо еще у нее не вышло бы при всем желании.

В груди сразу похолодело, стало тяжело дышать. Мысли метнулись к Виктору Андреевичу, как раз направлявшемуся к ним.

Нет, нельзя об этом думать, нельзя даже мысли такой допускать!..

Тревога, однако, настолько крепко поселилась в ее сердце, что Элен вновь вскочила. Быть может, послать кого-то из слуг ему навстречу? Или хотя бы на проспект – возможно, кому-то нужна помощь?..

Уверившись в правильности своего решения, она едва ли не бегом кинулась обратно в дом, но опоздала. Входная дверь распахнулась прямо перед ней, явив ее изумленному взору слегка помятого Виктора Андреевича с молодым юношей, которого он поддерживал под руку. Юноша был бледен – еще бледнее, чем сама Элен – и едва держался на ногах. Левая рука, словно плеть, висела вдоль тела, с кончиков пальцев капало что-то алое, пятная дерево паркета. Элен ощутила дурноту.

– Агафья! Скорее зови доктора!

Появившаяся в дверях горничная с причитаниями кинулась выполнять поручения, чуть не столкнувшись с Павлом Никитичем. Тот остановил ее властным движением.

– Сперва прикажи вскипятить воду и найди чистую ткань, спирт и нож. Да поживее, Агафья!

Та бросилась выполнять приказ. Сам Павел Никитич, обойдя перепуганную Лидию, подхватил юношу под другую руку и кивнул в сторону гостиной. Виктор Андреевич, не проронив ни слова, пошел следом за ним.

В гостиной юношу уложили на софу. Прибежавшая Агафья принесла воду в тазу, небольшую бутыль и полотенце и поспешила за доктором, а Павел Никитич взял в руки нож и зажег свечу. Элен прижала к себе Лидию и отвернулась вместе с ней.

– Голубчик, слышите меня? Замечательно, слушайте. Сейчас я достану пулю, ясно? Если отложить это до прихода доктора, вы рискуете остаться без руки. Будет больно, поэтому выпейте вот это.

Виктор Андреевич подал ему бутыль, и юноша сделал несколько глотков, тут же закашлявшись. Павел Никитич обернулся к следователю.

– Держите его.

Несколько минут Элен старательно пыталась не вслушиваться в истошные крики, прикрыв Лидии уши руками. Крик резал не хуже ножа в руках ее отца, но вскоре он оборвался на особенно громкой ноте. В таз с водой что-то со стуком упало, и лишь тогда Элен рискнула обернуться.

Под толщей покрасневшей воды мерцала сморщенная пуля.

Раненый юноша тяжело дышал, выпустив из зубов воротник собственной рубашки. Виктор провел по лицу рукавом – его руки были испачканы кровью. Когда и как он снял сюртук, оставшись в одной рубашке, Элен не знала.

– Виктор Андреевич, что случилось?

Виктор глянул на нее исподлобья, окунул в воду еще влажное полотенце и вытер руки, лишь еще больше их испачкав.

– Перед тем, как идти сюда, я должен был встретиться с курьером полковника Строцкого, – он указал на юношу. Граф Штерман выгнул бровь.

– Полковника Строцкого?

– Он нашел интересующие меня бумаги и отправил их с курьером. При передаче началась стрельба.

– Стреляли, по всей вероятности, в вас.

– Скорее всего: в момент выстрела юноша как раз отдавал честь, и если бы не его резкий жест, пуля попала бы в меня.

Встретив ее полный ужаса взгляд, Виктор Андреевич коротко ей кивнул и опустил глаза. Лидия со страхом смотрела на юношу.

– Дорогая, пойдем. Наша помощь уже не понадобится. – Элен коснулась ее плеча, и девочка податливо пошла за ней.

Проводив Лидию в ее комнату и завершив, что самое страшное уже позади, и никому в доме ничто не угрожает, Элен поспешила вернуться вниз. В голове набатом бил медленно угасающий страх, затылок начинало покалывать резкой болью. Когда она вошла в гостиную, оказалось, что доктор уже прибыл и теперь бегло осматривал нового пациента.

– Павел Никитич, должен признаться, вы меня поразили… Видимо, ваше военное прошлое намного интереснее, чем вы привыкли рассказывать.

– Случалось всякое, – уклончиво ответил Павел Никитич, заметил в дверях дочь и поманил Виктора за собой. Втроем они вышли в коридор. – Виктор Андреевич, вы имеете полное право отказаться от расследования, в которое вы оказались вовлечены. Одно дело – рисковать своей жизнью на службе, но совершенно другое – вне ее.

– Благодарю за ваши слова, но я продолжу, Ваше высокородие. Уверен, сегодняшний инцидент лишь доказывает, что мы ближе к разгадке, чем кажется на первый взгляд.

Элен не была с ним согласна, но благоразумно промолчала.

– В таком случае можете расположиться в библиотеке, – Павел Никитич махнул в сторону длинного коридора. Бросив быстрый взгляд на Элен, Виктор покачал головой.

– С вашего разрешения, я бы предпочел ознакомиться с документами позже. Думаю, Елене Павловне нужно на воздух.

– В самом деле, свежий воздух мне не повредит. – Элен успокаивающе погладила отца по плечу и первой вышла во двор.

Лишь в чайном домике она заметила, что Виктор Андреевич так и придерживает снятый сюртук в тщетной попытке отряхнуть его от пыли брусчатки. Испачканный котелок обнаружился на столике, а под ним Элен разглядела запечатанный конверт.

– Какие бумаги вы запрашивали у господина полковника?

Бросив свои потуги, Виктор повесил сюртук на спинку стула, прикрыл ближайшее окно от сквозняка, для чего ему пришлось вновь выйти на улицу и защелкнуть ставни, и только после этого сел напротив. Печать на конверте сломалась с тихим хрустом.

– Я просил предоставить данные об участниках битвы на Кушке. При вооруженном конфликте с иностранными войсками всегда есть риск предательства – люди Романа Аркадьевича должны отслеживать подобные возможности и, по мере сил, пресекать или контролировать их. Если кто-то попал в зону их внимания, этот человек будет нашим первым подозреваемым.

– Отчего-то мне кажется, что вы уже предполагаете, кто это будет.

Виктор улыбнулся одними глазами.

– Вы угадали.

– Вы обещали все мне рассказать, – напомнила ему Элен.

– Для начала стоит убедиться в своих подозрениях – не мне вам об этом говорить. Не торопитесь, Елена Павловна.

– Промедление подобно смерти, – парировала она. – Вам ли об этом не знать.

Несколько раз кашлянув, дабы скрыть смех, Виктор Андреевич пронзил ее внимательным взглядом, фыркнул себе под нос и развернул документы.

Несколько листов содержали донесения агентов. Десяток бумаг описывал в деталях произошедшую битву, а длинный список перечислял всех участников боя с пометками о погибших. Отыскав фамилию поручика Милославского, Виктор задержал на нем палец. Рядом с именем значилась пометка о смерти в бою.

Развернув очередной лист, он склонился над ним, чистые глаза заскользили по бумаге, выискивая ему одному известную истину, и Элен невольно задумалась, что все же заставило его пойти на службу в полицию. Да, несправедливость по отношению к его деду имела место, но в подробности Виктор Андреевич не вдавался, а она посчитала бестактностью об этом спрашивать. Теперь же ее мучило любопытство.

Будто почувствовав ее взгляд – или, быть может, попросту догадавшись, что она неотрывно за ним наблюдает, – Виктор Андреевич поднял голову и наклонился ближе к ней, положив листок между ними. В полумраке беседки Элен увидела строки письма.

– Как вы думаете, что это?

Она придвинулась поближе, тут же почувствовав, как защекотало кожу от чужого присутствия.

– Чье-то донесение?

– Почти, – кивнул Виктор. – Это ответ представителя эмира на ультиматум генерала Комарова – тот самый ответ, который привел генерала в ярость. Прочтите предпоследний абзац.

Элен прищурилась.

– «Таким образом, мы отказываем в признании оазиса Панджшех территорией Российской империи, а также отвергаем предложенный ультиматум. От себя, как представителя великого эмира, также добавлю, что наши солдаты полностью разделяют описанную мной точку зрения и будут защищать наши земли – у всех нас одна общая цель, а перевал найдется. В силу вышесказанного и уповая на благоразумие русского командования, от лица великого эмира предлагаю вам увести русские войска и оставить земли Афганистана в их прежней неприкосновенности…".

В беседке повисло молчание. Встретив ее недоуменный взгляд, Виктор Андреевич выразительно выгнул бровь.

– Ничего не замечаете?

– Хотя бы намекните, что мне искать…

– Знакомую присказку, – терпеливо пояснил Виктор. – Была бы цель, а перевал найдется.

– Вчера так выразился полковник Вересков, – вспомнила Элен.

– Ваша правда. Это афганская поговорка. После нашей вчерашней беседы с господином полковником я подумал, что на афганской земле наши солдаты могли часто слышать такие поговорки и просто их запомнили. Но позже мне вспомнилось, что Гордей Михайлович и сам принимал участие в переговорах с представителями эмира – следовательно, мог получать и передавать информацию, практически не таясь.

– Но в таком случае для чего бы ему было нужно сражение, если он сам служил афганцам?

– Возможно, он служил не им, а третьей стороне, – бесстрастно предположил Виктор. Элен вдруг осенило.

– Британская империя!

– Именно. После того сражения отношения наших держав осложнились, до открытой войны не дошло лишь чудом. Вполне вероятно, что передавая информацию англичанам, полковник рисковал выдать себя афганцам. А действия Британской империи едва ли пришлись бы им по душе.

– И все же… Это лишь наши предположения! Признаться, мне сложно в это поверить…

– Я понимаю. Однако вспомните текст письма поручика вашему отцу. То, с какой осторожностью он подбирал слова, где находился во время боя… Все это могло указывать на то, что убийца, о котором идет речь, вовсе не рядовой солдат. К слову, помните, мы предполагали, что убитый в лагере солдат мог быть посыльным? В списках погибших значится унтер-офицер Колокольцев, сопровождавший Верескова во время его переговоров. Сами переговоры проходили без Колокольцева, но он вполне мог что-то заподозрить. Но что более странно: по словам свидетелей Колокольцева последний раз видели вечером за два дня до боя. Письмо поручик Милославский написал за день до сражения. А уже после сражения Колокольцев был посмертно признан его участником. Думаете, подобное можно было бы устроить без ведома командира?

– А если это совпадение?

– Раз так, я могу добавить еще одно. Напомните, во что любит играть ваш отец?

– В шахматы, – не раздумывая, отозвалась Элен.

В следующий миг ее настигло новое озарение. Яркие лучистые глаза удивленно распахнулись, точеные губы приоткрылись, выпустив изумленный вдох.

– Вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу сказать, – поспешно прервал ее Виктор. – Однако ваш отец отмечал талант Милославского именно в игре в шахматы, а не в карты. Разумеется, людей, которые любят и шахматы, и карты в одном только Петербурге несколько сотен, если не тысяч. Стоит ли говорить, сколько любителей по всей империи.

– Но тогда я не понимаю…

– Слишком много совпадений. А на своей службе я привык, что цепочка совпадений всегда приводит к закономерности.

Они помолчали, затем Элен тихонько шевельнулась.

– Что мы теперь будем делать?

– Вы – ничего.

– Виктор Андреевич, перестаньте…

– Елена Павловна, это все слишком далеко зашло. Я обещал вам все рассказать, я это сделал, но меня не покидает чувство, что это было моей ошибкой.

– Я убедила отца обратиться к вам, поскольку знала, что вы не подведете, – возразила Элен.

В ответ Виктор дотронулся до ее руки, нежно погладил пальцы и поцеловал их, аккуратно сжав в своей ладони.

– Ни за что на свете я вас не подведу, слышите? – неожиданно прошептал он. – Но ничто не заставит меня поставить ваше благополучие под угрозу. Потому мне остается только надеяться, что однажды вы простите мне все мои недомолвки и спорные поступки.

– О чем вы?..

Отвечать Виктор Андреевич не стал: резким движением он поднялся, подхватил бумаги и сюртук и вышел. Прежде, чем Элен успела последовать за ним, резная дверца чайного домика захлопнулась, щелкнула щеколда.

От унижения и возмущения Элен едва не задохнулась.

– Виктор Андреевич, не смейте! Откройте немедленно!..

Он вновь промолчал. Сквозь деревянную резьбу на ставнях она заметила вышедшую из дома Лидию. К ее сожалению, Виктор Андреевич тоже ее увидел и быстро зашагал ей навстречу.

– Лидия Степановна, могу я попросить вас об одолжении? – донеслось до слуха Элен. Растерянно потупив взгляд, Лидия кивнула. – Я знаю, вам дорога Елена Павловна так же, как и мне. Потому я прошу вас: до моего возвращения не выпускайте Елену Павловну из дома. Возможно, вы с этой задачей справитесь намного лучше, чем Павел Никитич.

Лидия задумалась лишь на секунду. На юном лице за этот миг отразились горечь, скорбь, сожаление и решимость. Затем она кивнула вновь.

Когда шаги Виктора Андреевича затихли в доме, Лидия подошла к домику. Элен устало прижалась к двери, так и не выпустив дверную ручку из пальцев.

– Лидия, пожалуйста…

– Простите, Елена Павловна, – всхлипнув, шепнула Лидия. – Марфу я защитить не могла.

Элен все поняла, хотя больше не прозвучало ни слова. Впору было сердиться и кричать, но сил на это не нашлось – к тому же, в глубине души крепло осознание того, что все это сделано для ее блага, пусть легче от этого не становилось. Ей оставалось лишь опуститься обратно на софу и позволить пролиться слезам досады, с которыми поделать она ничего не могла.