скачать книгу бесплатно
Окликнул уже в дверях.
– Никому про псоглавца, договорились? Славе, этому твоему Саше… никому! Считай, что подписал эндиэй.[1 - NDA – non-disclosure agreement, соглашение о неразглашении любой конфиденциальной информации: от коммерческой тайны до персональных данных.]
Видишь, Настя, эндиэй.
ЯНДЕКС-ДЗЕН «РАГНАРЁК 2.0»
Смотрим на фото. Второй слева – Валерка, 4 класс. Троечник, но видите, какие умненькие глазки! Что он делает? Ершиком моет бутылку из-под молока, мамкин помощник!
…
А тут он же с черной собаченькой. Как они друг на друга смотрят, красавцы. Валерка, не будь дурак, разберет ее уже в этом году. Такой сообразительный.
…
А вот он на линейке – пионерский галстук набок, пилотка заломлена.
…
А тут с пацанами. Костерок.
…
Еще пара карточек – теперь девятый. К Валерке уже бегают за ганжем – смотрите, какая у него куртейка чумовая. Наторговал, кормилец.
У нас временно кончились кадрики. Но тут мы можем так, с голоса – ничего особенного. Магазинчик там, два магазинчика, заправка, 93-й разбавленный. Первая мертвая девчушка. Или не первая? Ну ладно-ладно, это твое личное дело, Валерка. Конечно. Мы о других и не знаем ничего. Нет, и не будем – не будем. Прайвеси. Мы такое уважаем, что ты.
Потом вот эта
…
и вот эта карточка
…
и еще вот фото
…
Что это с ними. Горели, что ли? Самовозгорание ведь? Да мы же не спрашиваем. Давно не спрашиваем, Валерка. Господин начальник.
…
Валерка-то наш – голова! Советник президента по вопросам присоединения. У Валерки полно вопросов, ха-ха. А видели бы вы, как он присоединяет! Ух, ты мой маленький!
Вот фотки с Валеркиных вопросов.
…
Ты же у нас в следующих. Заслужил, чертяка. Не верил еще. Зря. Мы же помним кое-что, Валерий Петрович. А что не помним – сочиняем. Сказочники мы, Валерка. Как и ты.
…
Нет-нет, мы такие, мы помним. Не сомневайся, поставим тебя в лучшем виде – вот здесь.
…
Или тебя лучше на ветви?
…
Не хочешь на ветвях? Да ну ладно тебе. Некоторые из ваших повисают гораздо лучше любой гимнастки. Или не любой? Всё забываем о прайвеси. Прости, роднулька.
Ты тоже будешь. Обещаем. У тебя для этого все данные, дорогуша.
…
Тебе когда-нибудь говорили, что ты убийственно фотогеничный? Да, конечно, говорили. Тебе, наверное, каждый день это говорят.
подземное политбюро
Вечером воскресенья сидели у Славки на даче. Пиво. Остывшее московское солнце напоследок поглаживает поле для гольфа. Слава у нас знатный гольфист. Когда жил с папой-послом в Голландии, вроде бы даже блистал на юношеских чемпионатах. Он и сейчас любитель пройтись по лункам, временами втягивает в это дело разный статусный народ. Даже мне пару раз предлагал, но я не люблю этот гольф, дружище Слава. И дачу. И даже пиво это – не очень. Вот дочки у тебя хорошие. Это тебе повезло. Тебе вообще повезло… Прав Овечкин: я, наверное, завидую.
Старшей – девятилетней Милке – я из каждой поездки привожу сов: плюшевых, пластиковых, деревянных, – она их собирает. Огромный уже совятник – на два стола, застеколье книжных шкафов и коробки, коробки, коробки. Галка ругается, когда я тащу новых подселенцев, а Милка – как в первый раз – смешно тянет к сверткам обе руки, будто гимнастка, которая на вытянутых ловит булавы…
– Славка, ну что ты, параноиков мало видел? – говорю я, зачем-то отковыривая ногтем кунжут с хлебной соломки. – Одно дело – писать новости за «лайф», другое – этот же «лайф» читать ради новостей.
– Старик! – Слава так трясет головой, что мне кажется, его очки и бородка вот-вот разлетятся в разные стороны. – Костя подтвердил, что его люди проверяют краски. Они тоже уверены, что тут какая-то слякоть. Я тебе ведь не просто так говорю – не подходи к этим штукам, когда рядом стоишь!
– Ой, ну какие краски! Не в X-files живем. При всём моем сожалении.
– X-files! – кипятится Слава. – Серьезные люди занимаются! Они у тебя тоже, что ли, идиоты? Все у тебя идиоты!
Он с раздражением отодвинулся от столика, вскочил и резво сбежал с веранды в сад. Я только пожал плечами.
Еще один сторонник психохимии, оказывается. Теперь и среди наших, Настя.
Психо считают, что свой цикл граффити Хиропарактик рисует не обычными, а секретными «боевыми» красками. К тому же каждая картина – набор дьявольских деталей, способных взломать твое сознание, как вирус, заглянувший за брандмауэр. Действует это на всех, но особенно опасно для персонажей картин. Хитрым цветом и тайным кодом Хиропрактик им нашептывает, что делать, отдает невидимые приказы. То есть буквально: мой кот приказывает мне, голос из розетки приказывает мне… Приказывает он, кстати, в основном, покончить с собой, и многие уже послушались. Поэтому психо и придумали, что граффити надо стирать и прятать – тогда с верхушкой страны, которую рисует этот анонимный гад, ничего не произойдет. И ни с кем ничего не произойдет. Отсюда – цензоры и кибердружины, а также анонимные магнаты-скупщики чудом сохранившихся фрагментов.
По-моему, первым психохимию придумало РЕН-ТВ. Потом – газеты, депутаты. Сейчас уже вице-премьер говорит: ведется расследование, мол. И даже закадровый смех после этого не включают.
– Мудак ты, старик, – сказал вернувшийся Слава, ставя под стол ведерко со льдом, а на стол – извлеченные из него пару бутылочек.
– Что есть – то есть.
Чокнулись бутылочными боками.
– И что ты думаешь, – спросил я, – президентский охранник после «Покемонов» прыгнул с моста, потому что краски нанюхался? Или каббаллистические символы прочел? И почему не в тот же день, когда ее срисовали, а через полторы недели?
– Не начинай.
– Я просто спрашиваю.
– Ты не спрашиваешь, а доебываешься.
– Ты так и не ответил, как его прыжок связан с «Покемонами».
– Да что с тобой разговаривать, Митя…
«Митя» – это знак. В Конюшне все в курсе, что этого обращения я не переношу. Славка заканчивает разговор, вроде как меня осаживая. Ему невдомек, что непереносимость «Мити» я выдумал.
– Ладно, – сказал я, – не обижайся. Сволочное настроение просто. Знаешь, на прошлой неделе годовщина была…
– Да, – отозвался Слава, – так и нет ничего от родственников?
– Неа.
– Блин, Дим, сочувствую, ты же понимаешь.
– Понимаю. Спасибо, что вывез из города. Правда. Точно Галя девчонок сегодня не привезет?..
В понедельник вдруг ни с того ни с сего дали премию. Деньги Ас раздает лично. Личное поощрение – личный контакт. Не знаю, может, ему на курсах методологов вбили, что так надо. А может, сам дошел.
– Я доволен тобой, – сообщает, саркастично прищурившись.
– Рад стараться, – говорю и пробую улыбнуться соответственно, – Александр Сергеевич.
– Вот-вот, – поддакивает Ас, – старайся.
«Нестыдное довольствие» называет это Слава. Может, на «Porsche» и не хватит… хотя вот у Аса как раз «Porsche». И еще «BMW»-кабриолет и, говорят, какая-то гоночная, которую я не видел. В общем, даже если на «Porsche» и не достает, на всё остальное – с горкой. Конечно, с условием, что ты не коллега Овечкин. Но обычно никто не Овечкин.
Я так и не могу привыкнуть к этому своему статусу приглашенного на бал, Настя. Всё время кажется, будто это шутка какая-то, разводка. Сейчас в дверь войдут смеющиеся люди и попросят свои банкноты обратно.
Пять лет кряду я выходил на Каширской и считал в уме, могу позволить себе троллейбус – или надо будет шесть остановок пешком. Троллейбус почти всегда проигрывал. Я брел, сворачивая на полпути к ближайшей «Пятерке» – с двумя работающими кассами, с вечной размазанной по полу жвачкой, со встроенным запахом кисло-сладкого разложения, – чтобы купить макароны. В «Пятерке» макароны были на 21 рубль дешевле, чем рядом с домом – в «Острове».
А дома – съемная комната в хрущевской «двушке». Проводка висит по обоям, кран этот в ванной всё время… Но какой там был яблоневый сад под окнами! Самый настоящий, нетронутый, никакого асфальта, только едва заметные тропинки. Весной сад превращался в розовую сахарную вату, от которой пахло инопланетной кондитерской. А поздним летом под деревьями сидели тихие алкоголики и неспешно закусывали яблочками…
Потом я вытащу себя из всего этого, чтобы упаковать в костюм для хождения в мэрию по четвергам. Теперь никому и не расскажешь, вот только тебе. В Конюшне принято демонстрировать исключительно здоровые зубы и не ставить под сомнение родословную – а меня же взяли из «коммерса»… Но тут у многих своя маленькая тайна. На каждого Славу с папой-послом здесь есть свой я. Или Катька.
Здесь я получаю четыре редакторских оклада. Квартальные премии. Спонтанные премии от щедрот Аса. Помню, в первый год работы я пришел – 30-го, что ли, декабря – домой, и, как в дурацком кино про внезапных миллионеров, бросал в воздух пачку пятитысячных бумажек, и смеялся, когда они падали на меня. Как идиот смеялся.
– Он один у себя? – спросила меня около Асовской приемной Катька.
– Один, но позвал интернетчиков, так что поторопись.
Катька исчезла за дверью, а вместо нее нарисовался Слава.
– Может, по супу? – говорит.
– Ай ай, кэптейн.
Мы с ним и с Овечкиным ходим на обед в «Галерею художника». Супы действительно хорошие, сейчас вот – гаспачо и крем из брокколи. Слава всегда берет гаспачо, я – больше по ухе с семгой, но крем тоже сойдет. А что сегодня будет у Сашки, сказать сложно, потому что он привередничает по поводу любого блюда.
Мы со Славой отправились к свободному столику, оставив Овечкина морально убивать официанта. Болтали о разной ерунде. Вроде бы о футболе: я не любитель, но Слава – давний цсковец, он и летом в их красно-синем шарфе таскается. Потом о певице Монеточке – тут уж «цсковец», скорее, я. И вдруг Славушка как бы между прочим говорит:
– Стрелка уже на шести, ты видел?
– Дружище, ты мое описание читал, сам-то как думаешь?
– Ага, – говорит Слава, – и что будет на двенадцати, есть идеи?
– Надеюсь, всё вот это вот навернется.
Слава задумчиво жует галету.
– Да, – говорит, – неплохо бы. Но мне пташки сообщают, что Хиропрактика нашли и сейчас договариваются.
Трепло он все-таки.
– Всё забываю, – отвечаю ему, – что твои пташки служат в Avengers. Тони Старк-то уже подключился к переговорам?
Кстати, помнишь, Настя, товарища, который в рассказах об армии всё сильнее смещался из Киргизии к афганскому пеклу? На какой-то из пьянок он уже косил духов под Кандагаром. Может, позже добрался и до дворца Амина, не помню. При этом все наши были в курсе – чувак вообще не служил. Откосил по плоскостопию.
Вот Слава – такой же кочующий герой. Что бы важного ни случилось, он там. У него на всё есть свое мнение, ему всё рассказали свои люди. У него Источники. Впрочем, иногда ему и вправду попадаются кое-какие сливы. Если много лет сгружать в газеты кубометры дерьма, иногда до тебя будут долетать рикошеты.
– Список в «Независьке» хотели тиснуть, – снова типа невзначай сказал Слава. – С кандидатами в подземное политбюро. Там интересно.
– Я тебе таких нарисую полтора десятка.
– Его в редакцию прислали.
– Как в том анекдоте: и вы рассказывайте.
– Ты же, старик, не знаешь, от кого занесли.
Никакой разницы на самом деле. Ну хорошо, почти никакой.
– Да уже не знаю, – говорю. – Наши «старшие» так начали друг друга жрать, что от кого угодно.
Слава хихикнул. У него на физиономии нарисовалось то самое хитрованское выражение, по которому невозможно определить: это он выпил – или трезвый и просто шутит. Он вдруг шлепнул по столу ладонью, как в игре моего детства на вкладыши, и на крышке образовался листок бумаги. Слава чуть оторвал от бумаги пальцы, демонстрируя мелкий типографский шрифт. Его ноздри дрожали от гордости, а лицо претерпевало такие метаморфозы, будто Слава намеревается богатырски чихнуть, но из последних сил себя сдерживает.
– Откуда у тебя?
– От верблюда.
Вот она – зримая польза от многолетнего подкупа журналистов.
– И что? – спросил я, краем глаза изучая набор фамилий.
