скачать книгу бесплатно
Я почувствовал, что начал замерзать на сквозном промозглом ветру, поднял воротник, достал сигарету и, оберегая пламя ладонями, прикурил. Наконец все необходимые похоронные действия были совершены. Вереница угрюмых промокших людей, поскальзываясь на влажной тропинке, начала торопливо пробираться меж могильных оградок к маленькому автобусу, ожидавшему в стороне. Я еще раз посмотрел на свеженасыпанный холм и побрел вслед за всеми. Прощай, милая бабушка…
Домой я вернулся опустошенным. Скинул раскисшую обувь, вынул из холодильника оставшееся после визита друга вино и, не снимая костюм, устало упал на диван. Ослабив галстучный узел, я расстегнул ворот рубахи, вытащил зубами пробку и попытался точным броском закинуть ее в хрустальную вазу, что стояла на журнальном столе. Не угадал. Отскочив, пробка залетела куда-то под кресла. В бутылке еще было изрядно вина. Я посмотрел стекло на просвет и принялся цедить прямо из горлышка.
Мое настроение было серым как хмурое небо над городом. Нет, не плохим. Оно было безликим. Без красок, без звуков, без запахов. Было порожним. Словно мутно-прозрачным студнем, заполнено равнодушием. Не сказать, что я был сильно удручен смертью бабушки. Все к этому шло. Естественный ход вещей. Просто, когда такое случается, ты поневоле задумываешься над течением жизни. Над ее устройством и над финалом. Моя жизнь сейчас катилась неизвестно куда, как запущенный кем-то товарный вагон. Куда он бежит? Где и на каких стрелках свернет? Какие полустанки и станции проедет, не останавливаясь? Закончит свой путь в теплом депо или опрокинется набок в кювете, где будет медленно гнить, обрастая травой и молодыми деревьями? Я не знал. Мне ничего не хотелось. Живу и живу, что будет дальше – увидим. Как бы я раньше ни пытался планировать жизнь, из этого мало что получилось, а по правде сказать – ни черта толком не вышло. Жизнь – странная штука. Я свою пока отпустил. Как писали в прошлых романах: «положившись на Провидение». Порою мне кажется, что все процессы в моей жизни затихли, и даже время затормозилось. И оно замедляется все больше и больше. Так же, как постепенно останавливаются стрелки настенных часов, в которых изработалась батарейка. В моей жизни наступил Сезон Дождей, Большая Полярная Ночь. Я старался ни о чем серьезном не думать, я просто ждал. Все равно ведь когда-нибудь что-то изменится, что переведет мой вагон на нужный мне путь, и тогда все наладится, и моя жизнь станет совершенной и полной. Мне только и оставалось, что в это верить. И я верил, верил и ждал…
Я сделал подряд два приличных глотка и опять посмотрел на просвет бутылку. В ней плескалось еще где-то на полстакана. Я поднялся и подошел к окну. За последние дни снаружи ничего не переменилось. Я посмотрел на часы, допил вино, отнес пустую бутылку в кухню и с книгой в руках устроился в кресле. Я дожидался прихода ночи, чтобы можно было лечь спать.
Читал я до позднего вечера. За все время только три раза отвлекся – курил и пил чай. Ничем не нарушаемое безмолвие плавало по квартире огромной прозрачной медузой. Оно мягко обволакивало стены гостиной, не замечая меня. Когда за окном густо стемнело, я поднялся из кресла и, потянувшись, расправил суставы. В спальне снял изрядно измятый костюм и повесил на плечики в шкаф. До Нового года. Зевая, застелил простынею диван и, присев на корточки возле стола, минут пять следил за сновавшими в аквариуме рыбками.
Рыбки не замечали меня. Я кинул им корм, выключил свет, лег и натянул одеяло.
Всю ночь я ворочался, несколько раз просыпался, а во сне мне все время что-то являлось. Сны состояли из череды быстро сменявших друг друга событий, которые, как представлялось, ничем между собой не были связаны. Утром я почти ничего не помнил из своих смутных видений. В памяти застрял только образ странного мальчика, четкий и очень живой. Как настоящий… Ребенок был аккуратно подстрижен «канадкой» и носил синюю форму с эмблемой. Ту, в какой в эпоху Союза ходили все школьники. Мальчуган смотрел на меня – оттуда, из сна – и было что-то странное в нем. Да, что-то странное было… Я долго не мог осознать, в чем эта странность, но после понял: необыкновенным был взгляд мальчугана – взрослый, пронзительный, очень сквозной. Для столь малого возраста взгляд был удивительным. Разница представлялась чересчур неестественной и поражала сознание. Так же примерно выглядят лилипуты – взрослые люди с телами детей, – но мальчик им не был…
Из сна о мальчике я помнил только одно: какое-то время он безмолвно смотрел на меня, а после сказал скрипучим старческим голосом: «Твои рыбки скоро умрут». «Почему?» – спросил я во сне мальчугана. «Они выпрыгнут и задохнутся», – ответил мне он. Потом был темный, ничем не заполненный отрезок безвременья… И еще я помнил, что после этого таинственный школьник сказал: «Он смотрит на мир тысячью лиц». Вернее, я не видел, что эту фразу произнес именно он, я вообще никого и ничего не видел. Тем не менее, я был твердо уверен, что слова сказал именно мальчик. Все остальное я позабыл. Я и про странного школьника вскоре не думал. Мало ли какие сны могут присниться. Да еще после похорон бабушки…
Образ мальчугана всплыл из глубин моей памяти только сегодня, через три дня. Произошло это вмиг, разом, как де жа вю. Будто внутри кто-то включил экран, и на нем замелькали сцены уже виденной когда-то картины.
Накануне я до поздней ночи смотрел старый вестерн-спагетти. Уснул там же, в гостиной. Утром, выбравшись из постели, я отметил, что непогода наконец отступила – уже второй день небо было чистым и радостным. Умывшись, я убрал одеяло с подушкой в диван, позавтракал и забрел в спальню в поисках шлепанцев. В первую минуту я не заметил того, что случилось. Все казалось прежним, обыденным. Когда же я наступил на что-то упругое, мелкое, посмотрел вниз и различил на ковровой дорожке тельца мертвых рыбок. Солнце хищно кралось к ним по полу. Рыбки стремительно увядали. В аквариуме, забившись в угол и выставив клешни, испуганно замер кубинский рачок.
Виной всему стало мое невнимание. Вечером я бросил в аквариум корм и забыл задвинуть стеклянную крышку. Такое и раньше происходило множество раз, но никогда ничего не случалось. Еще вчера все было прекрасно: мои рыбки плавали, наслаждаясь покоем, а сегодня, как предрекал загадочный мальчик, они умерли, выпрыгнув на пол. Словно киты на берег Исландии. Все разом, одиннадцать штук.
Я сидел на коленях подле аквариума, трогал пальцами подсыхающие тельца, и ко мне вдруг пришла очень ясная, четкая мысль: что-то должно непременно случиться. Обязательно. Неизбежно. В самое близкое время…
3
До середины дня я занимался домашними делами. После завтрака перемыл всю посуду, скопившуюся в раковине за последние два дня. Долго отдирал сковородку. Потом принялся наводить порядок в квартире. К трем часам дня я развязался с хозяйственными хлопотами, выпил чаю и выбрался на улицу.
Солнце висело над головой ослепительным огненным сгустком. Оно блестело в лужах на асфальте и широко, от души, улыбалось. Листва на деревьях была чисто вымытой, изумрудно-яркой. На улицах было полно народу.
Я скучно бродил по центру города, рассматривая прохожих. Жадно озирался на легко одетых девушек, без всякой цели заходил в магазины, проходил их насквозь и выныривал в двери на противоположном конце зала. На входе в парк, рядом с цветочными ларьками присел на скамейку, пробыл на ней минут сорок и снова продолжил прогулку. Когда забрел в музыкальную лавку, долго разглядывал выставленные в витрине новинки, но так ничего и не выбрал. В общем, я просто убивал остаток дня, не зная, как поступить с ним более верно.
Снова очутившись на улице, я купил у толстой мороженщицы пломбир и направился через парк по малолюдной аллее.
Из-за обрушившейся на город жары мороженое в моих руках отчаянно таяло. Сперва я успевал слизывать капли, выступавшие сквозь трещины в дне стакана, однако вскоре пломбир принялся сочиться обильно. Чтобы уберечь джинсы от пятен, я выбросил недоеденное мороженое в урну и вытер руки платком.
Пройдя через парк, я вскоре поравнялся с новым кирпичным зданием, на первом этаже которого размещался салон красоты. На фасаде висела большая, выведенная готическим шрифтом, черно-белая вывеска: «Татуировки». Я остановился, разглядывая ее. Сажистые, угловатые буквы напоминали средневековых воинов в стальных вороненых доспехах. Они теснились друг к другу, точно выстроившиеся в плотную цепь, ощетинившиеся оружием пехотинцы. Лишних не было, каждый был на своем месте, каждый готов стоять до конца.
Не знаю почему, но мне вдруг захотелось войти. Словно какая-то неизъяснимая сила толкала меня к дверям. Несколько секунд я стоял напротив крыльца в замешательстве, а затем, так и не найдя объяснения своему неожиданному желанию, неспешно взошел по ступеням.
На входе мне пришлось посторониться и выпустить из салона солидную даму. Лет пятидесяти, в легком брючном костюме. Женщина бережно несла перед собой только что наманикюренные руки. Она держала их с тем видом, с каким держат хрупкую драгоценность. По ее настороженному лицу было видно, что центр мира сейчас сосредоточен для нее на кончиках пальцев. Я наблюдал за дамой. Спустившись с крыльца, она дошла до припаркованной белой «Мазды» и в растерянности остановилась. Лицо у женщины сделалось озадаченным и даже чуть глуповатым: она не знала, как вынуть из сумочки ключ. Я бросил на даму прощальный взгляд, внутренне ухмыльнулся и без промедлений шагнул за дверь.
Внутри прохладного зала, беспорядочно заставленного парикмахерскими креслами и зеркалами, я отыскал глазами администраторшу и направился к ней. Лицо и руки молодой женщины за мраморной стойкой выделялись своей чрезмерной ухоженностью. Я бы даже сказал, ухоженностью неестественной, необычайной. Ее лицо было будто скопировано с обложки глянцевого журнала и оттого казалось ненастоящим на фоне остальных виденных мною в повседневности женских лиц. Фотошопные красавицы никогда не имеют изъянов. Нет ни прыщиков, ни расширенных пор, ни шелушения кожи. И вообще у них нет проблем. Они все выглядят идеально. Наверное, мелькнуло у меня в голове, эта женщина служит рекламой посетительницам салона и, скорее всего, все услуги получает здесь даром.
Когда я задал вопрос, администраторша бегло глянула на меня, и, манерно указав своей «идеальной» рукой на дверь в конце зала, продолжила с помощью пульта настраивать телевизор.
Я не знал, зачем зашел в салон. Я никогда не испытывал желания сделать татуировку. То есть не то чтобы не мог решиться на это, нет, я вообще никогда не задумывался: хочу ли иметь рисунок на теле. Я и сейчас не ломал голову над этим вопросом. Наверное, я вошел в это заполненное модной музыкой и тонкими ароматами помещение потому, что сидеть дома в солнечный день не хотелось, а бродить по улицам без нужды уже надоело. Мне некуда было себя деть.
Я постучался в нужную дверь и, выждав пару секунд, потянул ее на себя. Внутри я никого не увидел. В небольшой светлой комнате было пусто. Я вошел, прикрыл дверь и внимательно осмотрелся.
Кабинет был вытянут от двери вперед. Окно в нем имелось только одно, справа, но зато просторное, высокое, почти во всю стену. К окну был приставлен большой стеклянный стол, на котором лежали цветные журналы и несколько пухлых конторских папок. Под столешницей, на нижней полке, виднелись несколько косметических баночек, аэрозоли, а в массивном футляре из дерева сквозь стеклянную крышку блестел набор стальных инструментов. К столу были придвинуты два офисных стула. Больше в этой стороне комнаты ничего не находилось. Слева располагался платяной шкаф, отчасти закрывавший пространство комнаты, рядом стояли кушетка и отгораживавшая ее декорированная в цветистые тона ширма, по полупрозрачным шелкам которой с ветки на ветку порхали диковинные пичуги.
Пока я с любопытством осматривал комнату, сделал несколько машинальных шагов вглубь кабинета и вдруг обнаружил человека. За платяным шкафом, подобрав под стул ноги, сидел коротко стриженный крепкий мужчина лет сорока. На нем были до крайности застиранные синие джинсы и салатовая рубаха. Он лениво жевал резинку и читал сложенную в четверть газету. Я поздоровался и еще раз быстро обвел комнату взглядом.
Мужчина ответил на мое приветствие слабым кивком и с вопросом в лице поглядел на меня. Я несколько растерялся, ведь я все еще не знал, зачем зашел в кабинет.
– Желаешь посмотреть образцы рисунков или так, от нечего делать забрел? – улыбнулся он.
– Даже не знаю… Хотя, наверное, посмотрю… – ответил я, справляясь с неловкостью.
– Ладно, садись к столу, листай. Может, что-нибудь тебя и заинтересует… В папках рассортировано по темам. Названия тем – на обложках. А в журналах так, разносортица, все подряд. Если хочется чего-то своего, оригинального, давай, выкладывай, чего именно. Постараюсь спроецировать твое мироощущение тебе на кожу.
– Я пока не уверен. Точно не знаю, чего хочу, – признался я. – Посмотрю, что у вас есть, а там видно будет.
– Хорошо, давай любуйся, – согласился мастер. Он сделал рукой широкий жест, приглашая меня свободно располагаться за стеклянным столом, и, закинув ногу на ногу, вновь взялся читать газету.
Я присел на стул. Быстро пролистав специализированные, в основном английские, журналы и вдоволь насмотревшись на хитросплетения различных по форме и исполнению орнаментов, на разноцветных птичек и бабочек, на другую пеструю чепуху, я отложил журналы в сторону и принялся изучать китайские иероглифы в папке «Восток».
Иероглифы были разбросаны передо мной причудливыми лабиринтами человеческой мысли. Мудрость, проявленная на белом поле бумаги. Одни – точно маленькие пагоды с воздушными выгнутыми крышами, другие – черные бархатные цветы. Каждый из них – загадочная магическая печать с зашифрованным в ней тайным смыслом. Следы диковинных птиц на первом снегу. Послание в вечность. Европейские буквы на фоне этих замысловатых знаков выглядят как одинокое скупое слово в сравнении с целым абзацем искусного текста. Я просмотрел иероглифы дважды и перешел к другому разделу.
Следующими в папке шли драконы. Разные по исполнению и расцветке. Один из них меня особенно впечатлил. Бирюзовый, оскалившийся, сжимающий в могучих когтистых лапах большую жемчужину серебристо-молочного цвета. Под рисунком стояла подпись: «Китайский Голубой Дракон – „Лунь“, воплощает собой Животворный Дух и Небесную Силу». Я долго рассматривал диковинного зверя, потом обернулся к мастеру и, продемонстрировав рисунок, спросил:
– Сколько будет стоить такой дракон?
Татуировщик бросил читать и поднял лицо.
– Цена зависит от размера изображения.
Я показал ему примерный размер, величиной в две ладони. Мастер помолчал, вперившись в меня пристальным взглядом, затем назвал сумму. Я опять отвернулся к столу. Такие деньги у меня с собой были.
– Нужно предварительно записаться? – спросил я, одновременно продолжая изучать драконов.
Прежде чем прозвучал ответ, я услышал за спиной шелест сворачиваемой газеты.
– Вообще-то у меня на это время клиент записан, но он уже пятнадцать минут как опаздывает. Подождем для порядка еще десять, и я набью тебе рисунок прямо сегодня, – сказал мастер.
Он не осведомился, устраивает меня предложенный вариант или нет. Поднявшись со стула, он подошел к столу, снял с полки деревянный футляр и принялся привычно выкладывать инструменты на специальный стеклянный поднос.
Я снова взялся рассеянно перебирать спрятанные в «файлы» листы, одновременно размышляя про себя: а почему бы мне действительно не сделать татуировку? Необходимые деньги у меня имелись, и свободного времени было полно. Я никогда не считался домашним мальчиком – тем, для кого общественное порицание было смерти подобно. Я никогда не страшился, что подумают обо мне родственники, друзья родителей или знакомые жены. Напротив, я всегда стремился поступать так, как сам считал нужным, а не так, как этого хотели другие. Я сам выбирал себе путь и терпеть не мог, когда меня пытались обставить флажками. Да, случалось, я ошибался. Но кто не совершает ошибок?! По крайней мере, я никогда не утверждал, что безупречен и никогда никого не учил, как надо жить. Откуда мне знать?! Мне бы для начала самому разобраться…
Послеобеденное солнце заглядывало в кабинет через приоткрытые пластиковые жалюзи, разливаясь в пространстве теплым золотистым эфиром. Из-за двери слабо доносилась противная отечественная попса перемешанная с жужжанием фенов и звуками голосов. Татуировщик сделал все требуемые приготовления, посмотрел на наручные часы и с серьезной готовностью в лице повернулся ко мне.
– Где будем бить? – спросил он.
«К черту!» – решился я. Я коротко подумал и ткнул рукой себе в спину, между лопаток, чуть ниже основания шеи.
– Ладно… – кивнул мастер.
Он сел за стол и умело скопировал на кальку выбранного мною дракона. Животворный Дух и Небесную Силу. Вышло у него хорошо. Разницы между получившимся рисунком и оригиналом в папке не было никакой. Разве что этот был точной зеркальной копией последнего. Потом татуировщик велел мне раздеться, тщательно протер кожу спиртовым тампоном, взбрызнул аэрозолем и, приложив к телу кальку, с силой ее пригладил. Отодрав от спины прилипшую бумагу, он подвел меня к большому прямоугольному зеркалу на стене, и с помощью другого, ручного зеркальца, продемонстрировал отпечаток.
Дракон, извиваясь, сползал от шеи по позвоночнику к правой лопатке. Грозно ощерившись мощной клыкастой пастью, он будто охранял меня от возможного нападения со спины. Я покрутился перед зеркалом, пытаясь представить, как мифический зверь будет выглядеть в чернильном варианте, и дал окончательное «добро».
Получив согласие, татуировщик усадил меня на стул перед зеркалом и велел держать спину прямо. Он натянул хирургические перчатки, опустил на глаза защитные пластиковые очки, еще раз брызнул мне на спину аэрозолем и, негромко буркнув: «Если тебе комсомолец имя – имя крепи делами своими», – принялся за работу.
Насколько мог, я следил за происходившим в зеркало. Машинка кровожадно жужжала где-то возле правого уха, рождая внутри меня неприятный нервный зуд. Татуировщик действовал быстро и уверенно. Лишь время от времени он ненадолго прерывался, чтобы вытереть ватным тампоном густые бурые потеки.
– Не больно? – поинтересовался он минут через десять, сдвинув очки на покрытый потным бисером лоб.
– Терпимо, – откликнулся я и посмотрел на него через зеркало.
Мне действительно было не больно. Так, лишь немного жгло слева от позвоночника.
Мастер удовлетворенно кивнул и снова надвинул очки.
– У каждого человека свой болевой порог. Все по-разному переносят боль. Поэтому я и спрашиваю… – пояснил он, продолжая рвать мою кожу металлом.
Я наблюдал за ним в зеркало и внезапно сообразил, что не вижу на его теле татуировок. Его загорелые мускулистые руки, покрытые мелким светлым волосом, были чисты. Раньше я полагал, что у таких людей обязательно должны быть татуировки. В качестве особой приметы, указующей на принадлежность к профессии. Как у байкеров и якудза. У мастера же их не было. «Может, они под одеждой?» – предположил я.
Этот вопрос не давал мне покоя, и я задал его. Я посчитал, что раз я сижу перед ним наполовину голый, а он в данный момент льет мою кровь, значит, между нами существует определенная связь, и эта связь дает мне право спросить.
– На мне нет ни единой точки, – громко, перекрывая жужжание, проговорил он. – Чтобы иметь татуировку, нужно быть к этому готовым. Я хочу сказать, по-настоящему готовым. Для меня татуировка – это не дань моде. Это стиль. Философия… Настоящая татуировка не может быть временной. Временным бывает лак на ногтях. Еще боди-арт… Разрисовал себя красками и через два часа смыл их под душем. Татуировка же – как родимое пятно, она только твоя. Такой больше нет ни у кого и не будет. Если в тебе отсутствует уверенность, что сможешь жить с нею всю жизнь, до самой смерти, лучше не делай. Есть люди, которые приходят ко мне, выбирают рисунок, я им назначаю день, а потом они, наверное, передумав, не являются… Так же, как тот клиент, что должен был сейчас сидеть здесь вместо тебя. Так правильно, – утвердительно кивнул он. – В этом нет слабости, просто человек не готов…
– Значит, вы тоже не готовы? – задал я прямой вопрос.
– Да нет, – он скосился на меня сквозь прозрачный пластик очков и неожиданно добавил. – Я вообще не хочу иметь татуировку.
Мы замолчали. Больше я не стал его ни о чем расспрашивать. Я размышлял над словами татуировщика, а он с сосредоточенным видом продолжал кромсать мое тело. Когда все закончилось, он аккуратно протер кожу ватой и протянул зеркальце.
Я развернулся спиной к стене и посмотрел на результат. Участок тела вокруг татуировки покраснел и сильно подпух, выглядел багровой подушкой. Кожу на лопатке и плече теперь сильно пекло, но чешуйчатый бирюзовый дракон мне понравился. Я удовлетворенно кивнул и негромко сказал сам себе:
– Думаю, я готов.
– Что?..
– Да нет, я так…
– Повернись, кожу кремом смажу, – велел мастер.
Я развернулся. Он помазал мне спину и закрыл рисунок специальной салфеткой, прикрепив ее к спине кусочками пластыря. Затем порекомендовал несколько дней не принимать ванну и до полного заживления ссадины не загорать на солнце.
– Периодически смазывай рану каким-нибудь кремом. Чтобы подживало получше. Когда станет чесаться и корочка начнет отставать, не отрывай, пускай сама отойдет. Ты, я вижу, парень серьезный, сумеешь.
Татуировщик замолчал и принялся убирать инструменты. Я постоял рядом еще с минуту, но он больше не обращал на меня внимания. Тогда я поблагодарил его, оставил на краю стола деньги и вышел из кабинета.
На улицах было много людей. Соскучившиеся по теплу горожане не спешили домой. Они неторопливо прогуливались по тротуарам и сидели за столиками летних кафе. Я посмотрел на часы и решил навестить знакомого, проживавшего неподалеку. Он уже должен был вернуться со своей чиновничьей службы. Сориентировавшись, я расстегнул на рубахе верхнюю пуговицу и направился в нужную сторону.
Я ощущал прилепленную к спине салфетку при каждом движении. Она задевала за ткань и иногда мне казалось, что бумажный лоскут отвалился. В такие моменты я забирался рукой за ворот рубахи и убеждался, что все в порядке. Всю дорогу я непрерывно думал о том, что теперь у меня есть татуировка. Я никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Несмотря на всю простоту свершившегося события, чувство было необычайное. Не знаю отчего, но сознание принимало его с трудом. Понимание того, что я сделал татуировку, что она навсегда, навечно, вызывало во мне какое-то особое, мистическое ощущение. Оно было сродни чувству, которое я испытал в юности, после того как в восемнадцать лет впервые познал женщину…
От приятеля я возвратился по темноте. Выложил из пакета продукты, купленные по пути, и прошел к зеркалу, что висело в прихожей. Скинув с тела рубаху, я отлепил край салфетки и принялся изучать татуировку с разных сторон. Было неудобно, но я настойчиво выворачивал шею и вертелся в поисках наилучшего положения. Рассмотреть рисунок в деталях мне удалось с заметным трудом. Татуировка выглядела теперь иначе. Кожа сильно опухла, и от этого дракон казался объемным. Рану саднило, пекло, вокруг татуировки было багрово. Но мне все равно очень нравилось. Я ни о чем не жалел.
По окончании осмотра я опять прикрепил салфетку к спине и опустился в кресло с недавно найденной в шкафу книгой «Кто убил президента Кеннеди». Это было издание, выпущенное в последний год существования СССР. Книгу напечатали на дешевой серой бумаге, зато тираж был «союзный» – почти в полмиллиона. Написана она была хорошо и очень толково, автор умел анализировать факты. Читалась книга тоже легко. Из нее выходило, что Кеннеди убила кучка политиканов и олигархов, спевшихся с мафией, а Ли Харви Освальд был просто козлом отпущения, на которого те все и повесили.
Увлекшись чтением, я не заметил, как время перевалило за полночь. Обнаружил это только тогда, когда почувствовал приступы голода. Отложив книгу, я сходил в кухню, съел парочку бутербродов, закурил и возвратился в гостиную.
Сидя за столом, я пускал дым, расползавшийся по комнате причудливой паутиной, ловил ночные звуки на улице и разглядывал фотографии на стене – кадры дедовской жизни.
Докурив, я еще какое-то время просидел неподвижно. Спать совсем не хотелось, читать тоже. Я поднялся, достал из шкафа альбом с акварелями деда и стал их рассматривать. Альбом состоял в основном из пейзажей. Чаще осенних и летних. Почти не было зимних. Все рисунки я много раз видел в детстве. Я бережно вынимал акварели из папки и аккуратно опускал перед собой. Я глядел на багряные листья, на залитые солнцем поляны, на стога под дождем, на безымянные узкие речки, заросшие осокой и вербой, и думал о деде, о недавно умершей бабушке…
Внезапно внутри меня заволновалось: я опять почувствовал, что произойдет что-то значительное. Ощущение было острым и ясным, не позволявшим в нем сомневаться. Оно требовательно привлекало к себе внимание и не давало покоя. В душе зародилось и стремительно разрослось необъяснимое беспокойство.
Я не знал, что со мной происходит. Я пытался распутать нити своих предчувствий, стараясь добраться до их исходника. Пока я разбирался в причинах тревоги, в коридоре раскатисто зазвонил телефон. После этого беспокойство сразу исчезло. Оно пропало так же внезапно, как и возникло. Я вздрогнул от громкого резкого звука и в первые секунды не знал, что предпринять. Мне давно никто не звонил по ночам. Даже не вспомнить, когда такое случалось в последний раз.
После третьего звонка я все же оправился от оцепенения и в три прыжка подскочил к аппарату.
– Да! – почти выкрикнул я, с силой прижимая трубку к щеке и пытаясь утихомирить волнение.
– Ну наконец… Полдня не могу до тебя дозвониться, – ответил мне мужской голос.
Голос был так близок, так отчетливо различим, что мне померещилось, будто звонивший находится где-то рядом, близко.
– Кто вам нужен? – немного оправившись, более спокойным тоном осведомился я. Я не узнавал звонившего. Я решил, что перепутали номер и спешил поскорее в этом удостовериться. – Кому вы звоните?
– Тебе… – мужчина назвал мое имя, фамилию.
Все правильно, путаницы быть не могло, фамилия у меня очень редкая. Настолько, что, по утверждениям деда, ее носителей, кроме нашей семьи, в стране не осталось.
– Слушаю, – растерянно произнес я, стараясь понять, кому мог потребоваться в столь поздний час. По правде сказать, мне сейчас и в дневное время мало звонили.
– Не узнал меня? – одновременно и спросил, и с удовлетворением констатировали на том конце. – Значит, буду богатым. Хотя хватит, куда еще… Саша, это же я!
– Кто? – я действительно не знал, кому мог принадлежать голос в трубке.
– Прокофьев… Вадим… Твой одногруппник. На практических занятиях я всегда сидел перед тобой. За вторым столом у окна… Вспомнил? Мы как-то пару раз напивались вместе дешевого вина «а-ля сидр». Вернее напивался ты, так как я не пьянею. А потом совершали набеги к девчонкам в общагу… Да-а-а, какие были девчонки!
После того, как звонивший назвался, я сообразил, с кем говорю. Это был мой одногруппник из института. За прошедшие десять лет мы встречались с ним только дважды. В первый раз через год после выпуска, случайно столкнувшись на улице. Во второй – виделись этой весной, на встрече выпускников. Получив диплом, Прокофьев уехал из города, и никто долго не знал, как он и где. О нем стало известно только в этом году.
За минувшие годы Вадим преуспел. Перебрался жить в Краснодар и, по слухам, даже стал хозяином крупного холдинга, издававшего международный журнал и имевшего в собственности кабельную сеть на юге страны. Кажется, он еще чем-то там занимался, продюсировал, инвестировал… В общем, по моим представлениям, был настоящим воротилой медиабизнеса. Прокофьев таким и предстал перед нами на встрече. Выглядел превосходно: ухоженный, свежий, как будто только что из первоклассного санатория. На нем отлично сидел элегантный костюм из шерстяной тонкой ткани. Дорогие часы и ботинки. Запах элитного одеколона. Из всех присутствовавших в тот день, только его широкий карминно-красный галстук был проколот изящной булавкой. И держался он очень уверенно. Словно знал, как на самом деле устроена жизнь, и что его в ней ожидает через сутки, неделю, спустя двадцать лет… И, судя по его внешнему виду, ничего плохого Прокофьева в ней не ждало. На встрече он был со всеми приветлив. Стоял с бокалом вина чуть в стороне от общего гама и легко заговаривал с каждым, кто к нему подходил. А желающих побеседовать с ним было достаточно…
– Привет, Вадим, – поздоровался я, одновременно пытаясь сообразить, зачем я мог понадобиться Прокофьеву среди ночи. Возможные варианты в голове почему-то не возникали. – Как дела? Ты приехал?
– Нет, звоню по межгороду. Дела идут более-менее ровно. Вот они и заставили меня побеспокоить тебя в этот час. Ты уж, Саш, извини, но мне твоя помощь нужна.
Я удивился, услышав последние слова Вадима. Чем я мог ему поспособствовать? Ему – твердо стоящему на ногах.
– Рассказывай, постараюсь помочь, – сказал я.
– Нужно доставить в Краснодар пакет с документами. Вылетать лучше завтра… Понимаешь, обстоятельства таковы, что время не терпит. Поэтому я и тревожу тебя сейчас, поздно ночью. Я вообще-то полдня до тебя дозвониться пытался, – с легкими нотками извинения произнес он. – Я даже расстроился, начал думать, что ты куда-нибудь на отдых уехал…
– Ты хочешь, чтобы я привез тебе документы? – я продернул провод, вернулся в гостиную и стал медленно прохаживаться по ней взад и вперед, удерживая в руке телефон.
