скачать книгу бесплатно
И бесился, дико бесился, видя, что Тим… Тим тоже смотрит. И в его раскосых зенках отражается мое безумие.
Я дико боялся откровенного разговора с другом, справедливо полагая, что тут-то нашей дружбе и настанет финиш.
Но и отдать ее ему, уступить… Не мог.
В глазах сразу красным все заливало, стоило ее представить с ним. Реально бояться себя начал!
И Тим тоже не форсировал, тоже, наверно, что-то такое ощущал… Мы с ним все же очень похожи были. Как близнецы, чувствовали одинаково.
И оба одинаково голодно смотрели на нашу подругу детства. Так смотрели, как она не заслуживала. Словно пачкали ее своими взглядами, мыслями. И уничтожали тем самым все то светлое, что связывало нас воедино, детство наше веселое и голозадое уничтожали.
Выпускной пролетел в пьяном угаре.
У меня и у Тима на руках уже были повестки.
Мы осознавали, что вот он – порог нашего будущего. И не знали, что делать с бурлящим в крови безумием.
Я ночи перестал спать, все в голове прокручивал, как тут Ветка будет без нас?
А если… Если найдет кого-то? Если влюбится? Надо же что-то делать! Надо сказать ей… Надо взять обещание. Она такая, честная очень, она никогда не обманет…
Но как быть с Тимом?
Мы сильно нажрались тогда, на выпускном. Смотрели друг на друга, не решаясь выяснить отношения до конца, определиться, кто отступит. А кто ее заберет себе. Кому она будет писать письма в армию? Кого будет ждать?
И в итоге пришли в себя на привычном месте: в родном дворе, на скамейке напротив дома.
Отсюда был шикарный обзор на окна квартиры, где Ветка жила с матерью.
Мы пялились молча на открытую створку, передавали друг другу бутылку пива, полируя пьяный коктейль в крови.
Я прикидывал, что будет, если я сейчас просто подтянусь и по козырьку подъезда перемахну через подоконник.
В ее комнату.
Она спит, наверняка.
Зажмурился, на мгновение всего проявив слабость и представив ее в постели. Голенькую. Волосы темные по подушке. Губы пухлые приоткрыты. И грудь мерно поднимается и опускается. И кожа гладкая… Я знал, что гладкая, я трогал… Типа, нечаянно, типа по-дружески. И потом следы этих фантомных прикосновений горели на пальцах…
Поймал привет снизу, разозлился, резко выдохнул, глотнул из бутылки, покосился на невозмутимую рожу Тима, оскалился, уже не в силах сдерживаться.
– Чего молчишь-то, блять?
Тим спокойно отпил из бутылки, помедлил… И сказал спокойно:
– А чего ты ждешь?
– Ты знаешь.
– Нет, не знаю.
– Знаешь! – всегда меня эта его восточная неторопливость бесила. Тимка у нас из татар, бабка – чистокровная татарка, и отец тоже, а вот мать русская была. Но мне казалось, что русской крови в нем не половина, а совсем маленький процент, настолько друг был своеобразным. Неразговорчивым, обманчиво медлительным, неторопливым… И внезапно, безбашенно резким. Его это всегда на татами выручало. Соперники видели перед собой увальня, высокого, крупного, равнодушного ко всему. И расслаблялись, прогнозируя вполне понятный стиль боя. А потом удивленно пялились в потолок, когда Тим неожиданно переставал быть восточным вальяжным парнишкой.
В обычной жизни он проявлял все ту же равнодушную медлительность. И да, меня, привыкшего действовать резко и быстро, это всегда раздражало.
И сейчас вот… Ну что он, в самом деле? Все же понимает! Зачем меня за идиота держать, не пойму?
– Помнишь… – неожиданно сказал он, доставая сигарету и щурясь на окно Ветки, – помнишь, я в седьмом классе сказал тебе, что Ветка – самая красивая?
Я молча смотрел на него, охреневая.
Во-первых, потому что не помнил такого. Мы много чего болтали, всего не запомнишь.
И во-вторых… Если это так, то… То, значит, он еще с седьмого класса… И значит, что у него, чисто по-пацански, моральных прав на Ветку больше, чем у меня…
– Охуеть.
Это все, на что меня хватило.
Забрал у Тимки так и не зажженную сигарету, достал зажигалку, прикурил, пытаясь успокоиться.
И понять, что дальше делать-то? Я же… Сука, я же не отпущу все равно! Не важно, с какого класса он ее… Даже в голове я этого слова не проговаривал. Не мог просто.
Зато мог кристально ясно себе признаться в этом.
– И что делать теперь? – голос почему-то звучал беспомощно, глупо, по-детски.
– Не знаю… – Тим пожал плечами, вздохнул… – Надо ей сказать…
– Ты ебнулся? – у меня такая мысль тоже мелькала, но даже представить себе ситуацию, в которой мы с ним, два идиота, признаемся Ветке в любви, не мог.
– Ну а что ты предлагаешь?
– Давай… Давай пусть пообещает, что дождется нас! – мысль была так себе, но другой не завелось в больной голове.
– Ты как себе это представляешь? – уныло усмехнулся Тим.
– Просто! Очень просто! – я неожиданно захотел, чтоб друг поддержал меня в моем безумии, начал говорить с напором и жаром, – ей еще год учиться! Она несовершеннолетняя! За год в школе никто к ней не подойдет, все знают, чья она! И просто взять с нее обещание, что не будет ни с кем гулять до нашего с тобой возвращения! А потом мы приедем… И уже будем разбираться между собой.
Тим смотрел на меня с интересом. Похоже, удалось-таки его зажечь своей дикой идеей.
– Хорошо, – помолчав, сказал он, – но уговор: после армии мы ей все говорим. И она сама решает, кто из нас. И тот, кого она не выберет, отступает. Не лезет. Договор?
– Договор, – согласился я, в глубине души понимая, что сделаю все, чтоб Ветка выбрала меня. Только меня.
Я любил Тима, как брата, я бы за него жизнь отдал.
Но вот Ветку я ему отдать не мог.
Глава 8. Ванька. Тогда
На проводах, которые устроили мои родители, мы с Тимом не отходили от Ветки, сажали ее рядом с собой, не в силах даже на секунду оторваться.
Моя девушка, давно уже бывшая, обрывала телефон, не веря, что мы расстались. Но я к тому моменту решил, что не надо ей больше врать и давать надежду, что у нас может быть серьезно. Я в армию иду на год, зачем ей меня ждать, мучиться?
Тим, на которого половина наших одноклассниц пялилась с вполне определенным интересом, ожидая, кого из них он выберет для последней свободной ночи перед армией, сидел рядом с мной и Веткой с типичным для него пофигистическим выражением буддистского монаха, которому вообще до фонаря на чужие ожидания.
Девочек этих он, насколько я был в курсе, всех в свое время перетрахал, но сейчас никакого интереса в ним не проявлял.
Ветка, с красными от постоянных слез глазами, цеплялась за нас обоих, не отпускала от себя, периодически всхлипывала, заглядывала в лица выжидательно и потерянно.
И от этого мне было еще хуже, еще тяжелее.
Я пил одну за одной, не пьянея, ржал с пацанами, играл на гитаре что-то из наутилуса и сектора, а у самого внутри все леденело, тяжелело и болело.
Мама и папа в итоге выпроводили нас на улицу, снабдив выпивкой, и мы остаток ночи провели под окнами в родном дворе, гогоча и бренча гитарой.
А потом, когда все уже расползлись по двору и домам, втроем пошли по местам боевой славы.
То есть, по знакомой с детства дороге в частном секторе, где столько времени провели вместе.
Мы шли, негромко разговаривая, вспоминая, как вон там Ветка упала с забора и пропорола ногу, и мы лечили ее послюнявленным с нужной стороны подорожником, а вот с той крыши мы прыгали зимой в сугроб, а весной, когда все стаяло, с оторопью увидели на месте сугроба свалку старых железных урн с острыми краями… Как мы так прыгали и ни разу не наделись на эти края ничем жизненно важным, хрен его знает.
А еще неподалеку было место, где Ветка встретилась с собачьей свадьбой, в самом разгаре, и они на нее накинулись. А мы с Тимом в тот день как раз чуть-чуть припоздали, услышали крики и лай и понеслись туда. Ох, блять, я так даже на школьной спартакиаде не бегал!
Зверюг мы, конечно, разогнали и потом долго утешали дрожащую Ветку. Она, кстати, до сих пор собак опасается…
Возле дома Тима мы остановились.
Ветка повернулась к нему, посмотрела серьезно:
– Тим, не волнуйся за бабушку. Я буду приходить! Я ее не оставлю!
– Спасибо, Вет, – кивнул он.
Его бабка уже давно никого не узнавала и не вставала с кровати, но он отказывался от предложений соцслужб отправить ее в дом престарелых и нанял женщину, чтоб приходила каждый день и ухаживала. И сам постоянно, когда было время между учебой и работой, был рядом.
А еще оставил деньги Ветке, чтоб она продолжала платить сиделке и вообще контролировать. И Ветка обещала следить.
– Вет… – я понял, что сейчас самый лучший момент для разговора, – ты нам писать будешь?
– Конечно! Конечно! – она неожиданно заплакала опять, да так горько, что мы с Тимом, не сговариваясь, придвинулись ближе.
Я обхватил ее за талию, вытирая слезы со щек, а Тим положил руки на плечи, мягко, успокаивающе поглаживая.
Ветка плакала, всхипывая и дрожа между нами, а мы… Мы смотрели друг на друга над ее макушкой. И видели отражение общего безумия в глазах.
Я в тот момент подумал, что, на удивление не хочу отобрать ее себе, скинув смуглые руки Тима с хрупких плеч. И если кому ее и доверить трогать, то только ему, моему названному брату.
Я видел, что Тим сильнее сжимает ее плечи, неосознанно крепче стискивал сам пальцы на тонкой талии, изо всех сил борясь с собой, чтоб не дернуть ее ближе рывком. Впечатать в тело, жесткое такое, напряженное, дать понять, чего хочу от нее. Чего мы оба от нее хотим сейчас.
Но Ветка ничего не понимала, она горевала по нам, предчувствуя скорое расставание, слезы текли по щекам, их хотелось не пальцами, а губами убрать…
Тим тяжело дышал, молчал, гладил ее плечи, спускаясь ниже по спине… В глазах его уже давно не было разума, только дурман желания.
И я понимал, что еще немного… И будет поздно. Нам троим будет поздно.
Но нельзя, нельзя, нельзя!!!
Ветка повернулась к Тиму, потом опять ко мне, затихла, похоже, уже просекая, что что-то происходит.
– Тим… – прошептала она, подрагивая голосом, – Ваньк… Я вам буду писать. Я вас ждать буду. Обещаю.
– Обещаешь? – низким, хриплым голосом спросил Тим, – будешь учиться и ждать нас, да? Обещаешь?
– Да, конечно, конечно! Я вас дождусь! Обещаю! Обещаю!
Торопливо начала заверять Ветка, и мы опять переглянулись через ее голову.
Это было не то, чего мы добивались… Но хоть что-то.
Она обещала ждать.
И писать.
Мы знали, что она выполнит обещание.
И, опять не сговариваясь, оставили решающее прояснение отношений и такие же решающие действия на будущее.
В конце концов, год – это немного.
Глава 9. Тим. Тогда
Я решил, что я на ней женюсь, сразу, как увидел.
Еще в далеком, голожопом детстве.
Ванька ее привел в мой двор, мелкую, хрен знает как одетую, но нам тогда на внешний вид вообще было насрать. Сами не лучше выглядели.
У Ваньки родаки скупались на рынке и в популярных тогда среди нищеты секондах.
А я так вообще вечно в обносках лазил.
Бабка искренне считала, что пацану новая одежда не нужна вообще, все равно вырастает быстро, и потому нехрен тратиться.
Ну и побиралась по соседям, собирая всякий рваный хлам.
Мне было посрать.
