Клубничная беда капитана Зубова

Он посматривает в зеркало заднего вида и постоянно натыкается на ее взгляд.

Блондинка, бодро запрыгнувшая на пассажирское рядом и специально задравшая юбку так, чтоб ему не приходилось задумываться о цвете ее трусов, никак не умолкает, рассказывая, что они не хотели, на самом деле, что их чуть ли не силой потащили, и какой это был ужас-ужас…

А Зубов посматривает в зеркало.

Воздух в машине насыщен клубничным ароматом, и его не перебивают даже дешевые блондинкины духи.

Зубов впервые в жизни не может нормально контролировать взгляд, так и липнущий то к темным глазам Клубнички, то к ее немного нечетким, словно размазанным чужими поцелуями, губам, таким пухлым и порочно-красивым, то застывает на тонких ключицах и нежной шейке, украшенной каким-то черным ремешком с поблескивающей посередине побрякушкой. Ремень подозрительно похож на ошейник, и никогда не уважавшего всякое бдсм-дерьмо Зубова кроет картинками, как он пальцем цепляется за этот ошейник, подтягивает Клубничку к себе, ставит на колени и силой проталкивает напряженный член между этих порочных размазанных губ…

Приходится неловко поворачиваться, чтоб сидящая рядом блондинка не просекла стояк и не решила сдуру, что это в ее адрес.

– Кого куда? – голос почему-то хрипит и даже ему самому кажется пугающим рыком дикого зверюги.

Тут бы девкам испугаться, но куда там! Мы же непуганые овцы! Вернее, пуганные, и не раз, но все равно бессмысленные. Дурочки.

Они по очереди называют адрес, и Зубов кривится. Клубничкина общага ближе.

Но это ничего. Нет нерешаемых задач, есть идиоты, не видящие всех вариантов решений.

Сворачивает в сторону обводной.

– А зачем туда? – тут же интересуется сменой маршрута белобрысая.

– Заправиться нужно.

– Так вот же заправка!

– Мне эта не нравится. Там бензин бодяжат.

После этого вопрос про маршрут отпадает, блондинка возвращается на прежние рельсы, подробно пересказывая события веселой ночи, Зубов глубокомысленно кивает и посматривает на Клубничку.

Ну и член успокаивает, как может, конечно. Аутотренинг не помогает, а вот сахарная рожица блондинки – очень даже. На такую посмотришь, что угодно упадет.

Правда, она, кажется Зубовские взгляды по-другому понимает, но тут реально плевать.

Он заправляет на обводной свою уже заправленную машину, разворачивает обратно в город. И первым делом добрасывает до дома блондинку.

– Может, сначала Катю? – невинно хлопает она глазками и невзначай раздвигает ноги.

Какая прошаренная овечка тут! Неудивительно, что «братишка» бегает от нее, как черт от ладана! Такая в штаны на раз залезет. И будет ее там ждать большой сюрприз… И их всех, кстати. Потому что легенда треснет по швам, Зубову придется менять дислокацию, попутно поясняя начальству, какого, собственно, хрена легенда треснула и почему это он недосмотрел. А как тут, блядь, досмотришь, если объект рысит по ночам хер знает где, спасает вот таких вот дюймовочек и не слушает профессиональных рекомендаций? Ну ничего… Зубов ухмыляется мрачно, прикидывая, как, в случае наезда со стороны Москвы, напомнит о том, что был против ее поступления в университет, и что не может постоянно находиться рядом, потому что, во-первых, это как раз и будет выглядеть подозрительно для окружающих, и, во-вторых, недостаток бюджетирования не позволяет сидеть дома. Все таки, они – двое взрослых людей, им надо что-то жрать и во что-то одеваться. А деньги, капающие на карту, позволяют только квартиру снимать и худо-бедно на дошираке существовать…

Так что, либо пусть доплачивают и запрещают объекту лазить полный учебный день в универе, и тогда Зубов ее с чистой совестью будет запирать в доме и, возможно, привязывать к батарее (конечно, никто ему этого не позволит, но помечтать-то, помечтать!), или пусть вообще самого Зубова меняют, если не устраивают результаты. Последний вариант, кстати, самый лучший…

Размышления об объекте, как всегда, приводят в состояние привычного недовольства, член окончательно успокаивается и признаков жизни не подает.

Главное, на Клубничку не смотреть. По крайней мере, пока блондинку до дома не добросит. А вот потом…

О том, какие потом возможны варианты, Зубов старательно не думает. Очень старательно.

Потому на замечание блондинки, равно как и на ее недвусмысленное предложение, он отмалчивается и настойчиво рулит к нужному подъезду.

– Кать, пошли, у меня переночуешь, – повелительно командует надувшаяся блондинка, и Зубов начинает скрипеть зубами, прикидывая, как бы тихонечко уебать надоеду по тупой головешке и оттащить домой…

Но Клубничка только отрицательно мотает головой:

– Нет, я в общагу, а то, сама знаешь, коменда…

– Так она тебя не пустит!

– Я договорилась… А вот если ночевать не приду, то точно больше не пустит…

Блондинка смотрит зло сначала на Катьку, потом на индифферентную рожу Зубова, с трудом сохраняющего невозмутимость, и осатанело шарахает дверцей.

Патриоту, видевшему на своем веку многое, на такой пассаж откровенно похеру, всем сидящим в машине – тоже.

Зубов отъезжает со двора, останавливается под сенью вязов, в темноте, прикуривает, стараясь перебить насыщенный клубничный запах, и, не думая совершенно, спокойно предлагает:

– Перебирайся на переднее, Клубничка. Тут просторней.

Потом замирает, понимая, что ляпнул, но девчонка, не возражая, пробирается между сиденьями и шлепается на переднее. Ее пышная юбчонка на мгновение задирается, и совершенно ошалевший Зубов видит, наконец, то, о чем так долго размышлял на протяжении этого вечера.

Ее розовые трусики.

Это пиздец стоит ему последних крупиц самообладания, в штанах радостно во весь рост поднимается член, и только глубокая судорожная затяжка дешевого табака помогает немного унять зверя.

– Поехали, – хрипит Зубов, неожиданно для себя кашляя и задыхаясь от засевшего глубоко в носу клубничного аромата.

Девчонка невинно хлопает ресничками, дует губы и невинно поправляет юбочку. Щеки у нее красные, волосы – блестящие, пальцы – тонкие, ножки гладкие.

И эти гольфики.

Пиздец настал, короче говоря. Полный и окончательный.

Довезти бы эту заразу до общаги и высадить, наконец, из патриота.

Ну и потом домой можно. Только подрочить перед этим. Пару раз. Пару-тройку раз.

Зубов едет, не выпуская сигареты изо рта, быстро рулит по пустынным темным улицам проклятого городишки, где нежданно-негаданно нашлась его персональная клубничная беда.

Темноволосая, манящая.

Сидит рядом, смотрит в лобовое. Краснеет. Руки на коленках чинно так, аккуратно…

С ума сойти можно. Зачем согласился? Зачем предложил? Что делать теперь?

У общаги довольно большая стоянка, освещенная одним убогим фонарем, и потому вокруг темно.

Еще есть свет прямо возле входа. Но до него еще дойти по темени.

– Давай ближе подъеду, – решает Зубов, но Катя осторожно кладет узкую ладошку на его лапу на переключателе передач.

– Не надо… Там коменда… Может увидеть, спрашивать будет… – еле слышно шепчет она, а Зубов в этот момент ни о чем думать не может, только о ее пальчиках на своей руке. Прохладных. А ему жарко. Везде, сука, жарко!

– Ладно, – он не шевелится, он – камень, он – гребанный чурбан! Убирай свою руку и пиздуй от греха, Клубничка! – Иди. Я посмотрю, как дойдешь.

– Да. – Она, помедлив, убирает руку, и становится немного легче дышать, – я хотела поблагодарить… Если бы не вы… Я не знаю, о чем думала, зачем пошла опять с ней… Но, понимаете, Лола… Она такая наивная порой… И не очень осторожная. Хотела пойти одна. Если б с ней что-то случилось… Я бы не пережила.

– Она – взрослая телка, – грубо отвечает Зубов, досадливо морщась при одной мысли о таком тупом шантаже, на который ведутся всякие маленькие Клубнички, – ей не нужны няньки. Надо о себе думать в первую очередь. Эти утырки утащили бы вас в тачку, понимаешь? Если бы не я.

– Да, – эхом повторяет она, – если бы не вы… Спасибо вам.

Она неожиданно наклоняется и порывисто целует Зубова в щеку.

Вернее, планирует в щеку, но Зубов в этот же момент поворачивается и открывает рот для того, чтоб в очередной раз прочитать нотацию о вреде хождения всяких маленьких дурочек в коротких юбочках по злачным местам, где водятся злые животные…

Припухшие полные губки попадают как раз в его раскрытые губы и замирают.

Зубов тоже застывает от неожиданности, его тупо столбняк прихватывает. А вот Клубничка, переборов первую оторопь, неожиданно мягко и невинно проводит остреньким язычком по контуру его губ… И, пользуясь тем, что Зубов, похоже, в крио-сон впадает, взволнованно выдыхает и приникает опять, уже увереннее пробуя его на вкус.

Ее дыхание – полностью клубничное, нежное и чувственное. Неопытный поцелуй, кажется, длится и длится, а Зубов все отмереть не может, поверить в реальность…

Катя, похоже, совершенно не знает, что делать дальше, и потому, в последний раз лизнув его нижнюю губу, отстраняется.

Смотрит на Зубова немного поплывшим взглядом:

– Простите, пожалуйста… Я не хотела, я… Так получилось просто, я…

Больше она ничего сказать не успевает, потому что Зубов, наконец-то, приходит в себя.

Его руки, длинные, гораздо длинней, чем может показаться на первый взгляд, перехватывают тонкую талию, и, уже через секунду Катя, взвизгнув от неожиданности, оказывается на коленях Зубова, оседлав его, словно норовистого жеребца.

Она удивленно и немного испуганно смотрит в его темные и жуткие глаза, неосознанно упирается ладошками в широченные плечи и выглядит невозможно горячо и невинно. Развратно.

У Зубова хватает соображения отодвинуть кресло водителя на полную назад и заблокировать двери.

Щелчок блокировки заставляет Клубничку вздрогнуть и растерянно оглянуться. Взгляд у нее при этом такой, словно она не понимает, где оказалась и что вообще происходит.

Зубов небрежно роняет ее на свою грудь, придерживая за спину неумолимой жесткой лапой, и наконец-то отпускает себя. Наплевав на все на свете. На задание, возможные проблемы и смутное будущее, которого у них нет.

Зачем оно, будущее, когда есть настоящее?

Когда в руках его – клубничная девчонка, мысли о которой сводят его с ума уже на протяжении нескольких дней.

Она сладкая такая, что невозможно осознать реальность.

Понять, это сон или нет?

Да неважно.

Клубничка, кажется, сопротивляется, упирается руками в плечи, одновременно потираясь розовыми трусиками о болючий стояк. И тут не поймешь, нарочно она это делает, прекрасно зная, что и где у мужика находится, или на чистых инстинктах.

Зубов не думает, не анализирует. Пришло время действовать.

Губы у нее, припухшие, нереально красивые, невозможно вкусно-клубничные. Этот вкус торкает в голову, мгновенно выбивая все предохранители, и Зубов действует, как привык, напористо и жадно, не давая Клубничке опомниться и сделать судорожный вздох.

Целует, нагло проникая языком в сладкий ротик, перехватывает ее за затылок, не позволяя отклониться, шарит второй лапой по узкой спинке, задирая пышную юбочку на заднице и размашисто припечатывая ладонь сразу на целую ягодицу.

И рывком к себе ближе, позволяя проехаться еще разочек по стояку, чтоб поняла, наконец, что делает с ним.

– Покатаемся, Клубничка, а? – хрипит он, отрываясь на мгновение от сладких губ и рассматривая возбужденное и растерянное лицо девчонки.

Она явно хочет что-то сказать, но не удается, потому что для разговора надо чуть больше воздуха в легких и чуть больше времени.

Зубов не дает ей ни того, ни другого, опять прижимается к ее губам, уже по проторенной дорожке жадно посасывая остренький язычок, упиваясь неуверенным ответом, тихими стонами. И тем, что она перестает отталкивать и обнимает его за шею, царапая ноготками толстую шкуру на шее.

– Хорошая такая, – шепчет Зубов, отрываясь от губ, чтоб попробовать все остальное на вкус. У нее столько сладких местечек, что невозможно сделать выбор. Хочется сожрать всю. Полностью.

Он прикусывает шейку, проходится по горлу вниз, к плечам и, откидывая на руль спиной, к небольшой вкусной груди.

Клубничка гнется, словно гимнастка или танцовщица, талия тонкая, голенький живот подрагивает от нахальных прикосновений рук и языка. Для того, чтоб достать туда, куда хочется, Зубов чуть приподнимает ее, полностью укладывая на руль и радуясь, что сигналка на патриоте дубовая, и сразу нажать не получится. А то бы на весь двор сейчас орала.

Он щедро лижет живот дрожащей девушки, нетерпеливо задирая на ней коротенькую тряпку, изображающую одежду, и добираясь до груди.

Замирает на секунду, судорожно выдыхая от охренительного зрелища.

Ее грудь, небольшая и стоячая, с собранными в остренькие вершинки сосками – само совершенство.

– Ты – охренительная, – делится впечатлением обычно немногословный Зубов, прежде чем с наслаждением куснуть чувствительный сосок.

Клубничка вздрагивает и стонет уже не переставая, ее длинные ножки беспомощно елозят с двух сторон от кресла, пытаясь хоть во что-то упереться, а промежность розовых трусиков совершенно мокрая. Зубов тяжко мучается от того, что не может сейчас попробовать ее на вкус так, как того хочется, полноценно, но ничто не мешает хотя бы пальцы в трусы сунуть.

Он мягко тянет ее на себя, Клубничка скользит по рулю, опять усаживаясь на колени и наконец-то упирая одну ногу в сиденье позади, а одну Зубов легко перекидывает себе на плечо. Гольфик, уже приспущенный, дико будоражит, а растяжка еще больше заводит.

Ох, как он с ней сейчас поиграет! Такая Клубничка попалась, такая сладкая!

На его пальцы в трусиках она реагирует дрожью и широко раскрытыми в удивлении глазами. Опять оглядывается, словно не осознавая происходящее, а затем упирается своим расфокусированным и немного испуганным взглядом в темные глаза Зубова.

– Я… – неожиданно шепчет, потом облизывает губы, сводя Зубова с ума этим простым движением, – Я не…

– Что? – он отвечает, одновременно проталкивая два пальца в нее и упираясь большим в клитор, – что, Клубничка?

– Ай… Что вы… Ай…

Она стонет, не в силах сказать ни слова, дрожит, и эта вкусная дрожь еще сильнее отдается в нем.

Зубов понимает, что кончит сейчас прямо так, не снимая штанов, просто от одуряющего аромата клубники, забившегося, похоже, в каждую его пору, от ее глаз безумных, от волос, рассыпанных по плечам, от острых возбужденных сосков, бесстыдно задранной футболки и гольфиков на ногах.

Такое с ним точно впервые. Такого с ним точно никогда не было.

Единственное, что может быть еще круче, это вид Клубнички, прыгающей на его члене, и вид Клубнички, делающей ему минет. Он сегодня непременно это все осуществит. Непременно.

Вот только доведет девчонку в первый раз пальцами, судя по вздохам и подрагиванию вокруг пальцев, ей недолго ждать… Расслабит.

И потом вставит на всю длину.

Когда пальцы упираются в преграду, а Клубничка сводит брови и раскрывает глаза, дергаясь в немом протесте, Зубов даже не верит сначала в происходящее.

Не может такого быть! Не может!

Но оно – есть.

Девочка – самая настоящая девочка, невинная и неопытная. Совсем.

И это такой феерический облом, что он даже в первую секунду не тормозит, машинально продолжая ласкать Клубничку опытными пальцами.

– Ты… – решает уточнить Зубов, надеясь, что ему показалось все же, – ты…

Она закусывает губу, неловко шевелится, пытаясь избежать его пальцев, кивает, краснея еще сильнее.

– Черт… Почему не сказала?

Хотя, когда бы она тебе сказала, тупой ты ублюдок? Ты ей дал шанс сказать? Нихера.

Осознание своей звериной сущности и полной невинности Клубнички, как ни странно, вообще не умаляет желания взять ее. И Зубов, не думая, только надеясь, предлагает:

– Давай? Я осторожненько…

И мягко, ритмично толкается пальцами в нее, одновременно лаская клитор. Уговаривает, то есть, по всем правилам. Очень уж хочется в нее. До боли.

Кажется, если не возьмет сейчас, то член, нахрен, отвалится.

– Я… Боюсь… – всхлипывает она и сжимается боязливо на его пальцах.

Зубов понимает, что сладкое ему сегодня не светит, выдыхает и дергает ее на себя, впиваясь опять настойчивым ртом в ее мягкие распахнутые губки. Одновременно он правильно и ритмично двигает пальцами, доводя Клубничку до дрожания и судорожных всхлипов прямо ему в губы.

Девчонка кончает настолько красиво и неожиданно, что это само по себе кайф.

Смотреть, как она потерянно выгибается и кусает губки, ощущать, как судорожно сокращается на его пальцах, понимать, что это, наверно, первый ее оргазм, полученный с мужчиной…

Когда Клубничка затихает и доверчиво укладывает голову ему на плечо, Зубов лишь выдыхает, аккуратно вытаскивает мокрые пальцы из гостеприимной влажности и, не удержавшись, облизывает их, жмурясь от кайфа.

И дико сожалея о том, что могло бы сейчас быть, если бы она не боялась, а позволила.

В принципе, он прекрасно понимает, что мог бы и уговорить. Чуть поднажал бы… И все. Ну куда бы она делась от него здесь?

Но это было бы безвыходное положение для нее, а ставить женщин в безвыходное положение, заставляя принять его условия, не по-мужски.

Даже если член болит, и все ноет внутри.

5.

– Охренеть, картина маслом…

Других слов и комментариев ситуации, предстающей перед глазами, у Зубова просто не находится.

Его объект, совершенно сумасшедшая, но, как он до этого считал, все же гетеросексуальная девка – гребанная каратистка, на днях в очередной раз умудрившаяся его разозлить до нервной трясучки, сидит на кухне в их съемной хате и обжимается с Клубничкой!

Той самой, которую он полторы недели назад жарко тискал в патриоте и, скрипя зубами, отпустил восвояси целую и практически невредимую, узнав о полной и абсолютной ее невинности.

Отпустил, да еще и какое-то напутствие умудрился дать, что-то типа: «Не езди больше со взрослыми дядями, девочка»…

Или еще банальнее…

Он и сам толком не помнил, чего нес, потому что не в себе был основательно.

Это не удивительно, учитывая жесточайший облом…

Хотел, понимаешь, со сладкой Клубничкой отжечь, а пришлось в одиночестве грустно передергивать…

А аромат ее клубничный так на пальцах и остался. Тех самых, что в нее засунул, скот…

Ох, и вкусная она была, ох, и сладкая…

Ох, и дурак он…

И особенным дураком себя почувствовал, когда придурастая бестолочь, которую ему, не иначе, в наказание за что-то определили, через пару дней после жесткого облома в патриоте пригласила ненормальную блондинку к ним домой, а та возьми, да и заявись с Клубничкой…

Ох, и тяжело ему тот вечер дался!

На одном нерве и злости продержался!

Девки явились, как к себе домой, Лола тут же утащила «братишку» в туалет, не иначе, член несуществующий искать, а Зубов с Клубничкой сидели на кухне, друг напротив друга, и молчали.

Тупо, как в каком-то старом, советском еще фильме.

Зубов старался не смотреть на девчонку, а она пару раз открывала ротик и тут же закрывала, краснея, бледнея и сводя его с ума своим клубничным ароматом.

Ну вот за что ему наказание такое?

Такая беда невозможная, клубничная?

Зубов надеялся, что «братишка», поняв опасность ситуации, выпроводит девок из квартиры, то эта мелкая сволочь решила поиграть.

В итоге все чинно смотрели кино. Впятером.

«Братишка», в обнимку с развратно пищавшей ей в шею на особо острых моментах блондинкой, Клубничка, напряженная и красная, сам Зубов. И последним в ряду, но не последним по значимости – стоящий колом Зубовский член.

Причем, Клубничка этот момент просекла и краснела еще сильнее, периодически кидая испуганные взгляды на его достоинство, которое от ее внимания менее достойным не становилось, естественно.

Очень был тяжелый вечер, короче говоря.

Выматывающий.

Зубов искренне надеялся, что больше такой хрени не повторится. Время шло, он успокаивался.

Мелкая коза-провокаторша, вроде, поняла свою ошибку…

И вот теперь, изучая картину маслом, да еще и на своей кухне, да еще и настолько неожиданную, Зубов не знает, как реагировать на подобное безобразие.

Клубничка, оторвавшись от так называемого «братика» Зубова, испуганно отшатывается к плите и опрокидывает на себя неизвестно откуда там нарисовавшуюся кастрюлю в непонятным варевом, тут же гнусно завонявшим на всю кухню.

Часть этого дерьма оказывается на нежных бедрах Клубнички, и она взвизгивает.

Зубов, отмерев и не думая, откуда на их кухне образовалось это дерьмо (а чего тут думать, овца-диверсантка наварила, не иначе, травануть его решила и свалить на волю под его предсмертные корчи), подхватывает Клубничку на руки и тащит в комнату.

Тяжести в девчонке никакой, так бы и таскал ее на руках, но сначала надо посмотреть, какой урон нанесла эта зараза его нежной девочке.

Вовремя вспомнив, что надо блюсти конспирацию, потому что Катька не в курсе, что его «братик» на самом деле девка, иначе бы вряд ли с ним обжималась (Нет, но какая сучка, а? Понятное дело, что «братишка» смазливый получился на редкость, но тогда нахера было с ним, Зубовым, тереться в машине? Неужели и эта ничем от других не отличается?), Зубов рычит на «братишку Арсика», требуя принести аптечку.

Клубничка стонет и явно страдает, а Зубов впервые теряется, потому что раньше первую помощь не приходилось оказывать таким нежным, клубничным девочкам. И дотрагиваться, после произошедшего в машине, страшновато. Тут и без того член уже по стойке смирно встал, едва запах ее учуяв. Собака Павлова гребанная.

Коза-диверсантка приносит аптечку, смотрит скептически на них, бормочет что-то про прогуляться.

Тон ее категорически Зубову не нравится, явно что-то опять задумала, сучка мелкая, но Клубничка стонет так жалобно и пальчиками скользит по короткой юбочке, поворачиваясь, чтоб ему удобно было смотреть очаг поражения… Все это вводит в ступор, и, несмотря на то, что многозадачность – его конек, тут Зубов начинает лагать как старый «Пентиум», который пытаются поженить с игрушкой последнего поколения.

Объект демонстративно закатывает глаза, Катька начинает опускать юбочку, пряча от намертво прикипевшего Зубовского взгляда часть вкусных бедер, и ситуация становится невыносимой.

Тут подопечная, словно решив помочь Зубову, примирительно говорит про тревожную кнопку и свои планы на спортзал… И Зубов решает не перебарщивать с опекой.

В конце концов, сейчас надо помочь Клубничке, она страдает, а бестолковая Машка, его непутевый объект защиты, только помешает. Пусть идет. Потом он обстоятельно расспросит про возмутительную сцену на кухне. Потом. Сначала помощь, скорая, возможно, проехать в травмпункт, ожоги, там…

Хлопает входная дверь, и они остаются одни.

В тишине, разбавляемой только тихими жалобными стонами Клубнички и тяжеленным дыханием самого Зубова.

Он машинально вытирает остатки мерзко пахнущего варева с гладкого бедра доверчиво лежащей перед ним Клубнички, даже не заметив отбытия Машки из квартиры и ощущая только, как опять его накрывает волной клубничного аромата. Самого сладкого, самого вкусного, самого убойного.

Он словно отключает возможность критически оценивать ситуацию, чем всегда гордился Зубов, погружает в сладкий морок, сходный с тем, что был до этого, в машине, но хуже, гораздо хуже!

Потому что там было тесно, неудобно, непонятно… И в итоге обломно.

А здесь…

Зубов перехватывает горячий Клубничкин взгляд и тонет в нем, застывший, пораженный в самое сердце огнем, сжирающим его изнутри.

Катя кладет свою ладошку на его пальцы, все еще продолжающие машинально водить влажной салфеткой по бедру и сама, с нажимом, тянет его одеревеневшую ладонь под юбку. К промежности и, ставшим для него своеобразным фетишем, розовым трусикам.

Все выглядит настолько однозначно, настолько… разрешающе, что у Зубова спирает дыхание.

После произошедшего в машине он был уверен, что Клубничка, испуганная его напором, будет бегать от него десятыми дорогами.

После феерического просмотра фильма под прицелом его одноглазого приятеля, Зубов в этом окончательно убедился.

И даже выдохнул.

Сам он совершенно не планировал ее преследовать и пытаться что-то объяснить, навязать или продолжить общение.

Нет, не настолько он отбитый, чтоб брать и портить чистую девочку.

Для женщин, насколько он знал, первый опыт – это важно. Это, типа, на всю жизнь. У Зубова не было целочек, он не любил возни и подскоков с подлежаниями.

Зачем мучиться, когда вокруг полно готовых и опытных?

И вот теперь он даже теряется от такого недвусмысленного предложения.

– Ты чего, Клубничка? – хрипит он, не имея сил убрать пальцы, уже нащупавшие сладкую сердцевинку и машинально погладившие ее, заставив девочку, словно послушный музыкальный инструмент, задрожать и застонать.