скачать книгу бесплатно
Отобедал. В лифте с ним поднимается расфуфыренная ярко накрашенная китаянка – скорее всего, проститутка. Поглядывает на него, призывно выставляя ногу. Максим воображает настоящую любовь к ней. Нет, возможна только телесная близость. Несколько мгновений ему даже хочется взять ее за руку и поволочь в номер… Делается смешно.
Каждая женщина, которая с ним спала, была женщиной вообще? А Милена стала женщиной, отставленной от всех? Принцип всеобъемлющей любви, универсальности любви наталкивается на уникальность объекта любви и необходимость отделить его от всех, сделать всех остальных фоном, и ломается, как клинок о камень. Максим перестает себя понимать и, на всякий случай, усмехается вслух. Расфуфыренная девушка презрительно отворачивается.
В номере большой телевизор (он включает его негромко, для фона), огромная кровать, шикарная ванная комната (оплачивая командировку, в бухгалтерии не вникали в детали – вот насколько ему доверяют!)…
Оставшиеся дни он не ездит на заседания, засыпает и просыпается по московскому времени, почти не покидает гостиницу.
Перед вылетом китайские таможенники находят в его ручной клади крохотную пилочку для ногтей. «Такие предметы нельзя проносить на борт». Молодцы! Очевидно, этот запрет односторонний…
В Москву его доставляет умирающий «Антон Чехов».
* * *
А там – неожиданная апрельская оттепель. Все тает, течет, падает с крыш. Столица в ярком, ярком солнце.
– Милена? Это я. Я прилетел.
– Уже прилетел? Ну-у хорошо-о, – она явно не проснулась, хотя на часах двенадцать двадцать. – Ты ко мне прие-едешь?
Максим представляет себе, как она потягивается, лежа под шелковым одеялом.
– Ну… да… Сразу? Или позволишь заскочить домой – бросить вещи?
– Как хочешь… Купи по пути зеленого чая, у меня закончился.
Неподражаемая.
По пути он решает, прежде всего, все-таки, отвезти документы на работу – чтобы сразу отделаться от начальства и попросить оставить его на пару дней в покое. Потом отправляется домой, где принимает душ и звонит матери своей и матери Милены, которая, оказывается, в Питере, в гостях у родителей бородатого литератора. Ха-ха-ха.
Он уже собрался, надел любимый легкий плащ – так неожиданно тепло в апреле… Звонок. Это Милена:
– Привет! Ты уже прилетел?
– Да. Шутить изволите?
– В каком смысле?
– Я же тебе звонил.
– Ах да. А я думала – мне только приснилось.
Нет, она бесподобна.
– Через сорок минут буду у тебя.
Он едет в метро. В кармане – коробочка с золотым сувениром из Поднебесной. Людей не много. Он немного взволнован. Радость вперемежку со страхом. Всю жизнь ты был храбрым трусом – да, Максим?
Выйдя из станции в любимом районе, ее районе, он с упоением вдыхает слегка загазованный влажный воздух – родина, и никакой тропической гнили. На привычном месте – ларек «Цветы», где он привычно покупает букет. Затем – в бакалее – упаковку зеленого чая. Один двор, другой. Приятно шагать по дворам. Звонок:
– Алло! Ты сегодня приедешь?
– Однако ты нетерпелива, – он смеется. – Я уже в трех минутах ходьбы от твоего дома.
– Купи зеленого чая.
– Уже купил.
Сердце его начинает учащенно биться.
* * *
Он сразу понял. Только она открыла дверь. Да, только она открыла дверь. Только открыла дверь.
Вот в те секунды. В ту секунду, когда увидел ее глаза. В долю секунды. Или – это еще тоньше, чем любая измеримая единица – была насечка на ленте времени, когда он понял.
Но – по закону бытия – все превращается в процесс. …Когда рождается человек?.. Покидая утробу матери? Или обретая в утробе человеческие черты? Или при слиянии сперматозоида с яйцеклеткой? Или когда родители (по крайней мере, один из них) решают завести ребенка?..
Когда рождается мысль?
Мысль Максима о том, что в глазах любимой – безумие.
Первый его вопрос – такой естественный:
– Что с тобой?
Она поворачивается спиной. Она странно одета. Черт знает как.
Она двигается на полусогнутых ногах, медленно, и, чтобы ответить, поворачивается всем корпусом – будто не способна менять положение головы с помощью шеи:
– Что со мной?.. Все в порядке. Или что-то не так? Может быть, у меня волосы зеленые?..
Он натянуто улыбается:
– Нет, конечно.
Дальше – пять часов кошмара.
Она говорит бессвязно, бросая темы. Путает слова, факты, даты. Повторяет одни и те же действия.
В следующей последовательности: «ты голоден с дороги – пойдем обедать»; разогревает еду, ставит тарелки; он начинает есть, она лишь пьет чай; идут в спальню; она говорит «я тебе такая не нравлюсь» и начинает переодеваться, координация подводит, пытается надеть трусики поверх джинсов, бюстгальтер поверх халатика; он останавливает ее, старается помочь; она замечает – что-то не так – ее душат рыдания; поход в ванную, где она тщательно и долго вытирает остатки косметики, а слезы рекой; обратно в спальню – измученная, говорит, что хочет спать, ложится в кровать и задремывает.
Через пятнадцать минут просыпается – и все повторяется…
Каждый раз он старается ее «вразумить» – мы уже ели, ты уже переодевалась…
Бесполезно…
На четвертый раз он, сам сходя с ума, когда она опять разогревает не успевающую остывать еду, отводит ее от плиты и трясет за плечи:
– Милена! Милена! Милена!
Она смотрит сквозь него.
– Милена! Очнись! Посмотри на меня! Да что с тобой! Когда это началось? Что ты приняла? Боже, Ми-лена!!.
Его крики чудом возвращают ее издалека – она словно трезвеет (о, ненадолго).
Ее короткая исповедь: первые приступы в тринадцать лет; в вузе училась кое-как; худшие месяцы – ноябрь и апрель, хотя в промежутках она – абсолютно нормальный человек (попытка улыбнуться); потому-то у нее нет друзей (набегают слезы); она всегда была одинока; чертовы родители зачали ее, небось, по пьяни (слезы струятся); она недоношенная (рыдания); всегда одинока, но появился он; теперь, когда Максим увидел это – он «пошлет ее на хер», ведь такая – никому не нужна. Милена в истерике, момент просветления заканчивается. Она проваливается обратно в болезнь. Как сквозь все зеркала, вспоминает он.
После восьми она засыпает, наконец, крепко, до утра.
Он звонит ее матери. Рассказывает. Какой ужас! Нет, ничего такого раньше не случалось. Она выезжает домой ближайшим поездом. Скорую? Ни в коем случае. Ее же увезут в больницу. Напичкают сильнодействующими препаратами. Только не это.
* * *
Может быть, утро принесет что-то хорошее, Максим? Может быть, утро подарит ей облегчение?
Ты провел ночь без сна – и мозг твой искрил от перегрузки. Ты лихорадочно сопоставлял тысячи деталей, впечатлений, обломков разговоров, начиная со дня знакомства, хлопал себя по лбу, вскликивал «Слепец!», подпрыгивал с дивана и подходил к ней и вглядывался в ее лицо. И говорил вновь – «Ну конечно же!.. Слепец, слепец!»…
На рассвете она зашевелилась. Потянулась, откашлялась. Открыла глаза (ее прежний серо-голубой свет). Увидев его, радостно бросается на шею:
– Милый! Ты вернулся! Когда прилетел? Ночью? Почему не разбудил?
– Ты крепко спала.
– Мне надо умыться и привести себя в порядок.
Она скрывается в ванной и, судя по звукам, чистит зубы и принимает душ. Позже шумит вода в унитазе.
Наконец, она появляется – сияющая, свежая, прекрасная…
(Мир собирается воедино. Будто ничего не было. Ничего и не было.)
– Так почему ты меня не разбудил? – она улыбается, вытирая волосы полотенцем. – И почему прилетел раньше?
– Какое сегодня число? – холодно спрашивает он.
– Седьмое.
– Нет, восьмое.
– Этого не может быть…
Он протягивает ей мобильный телефон. Она не верит. Смотрит в свой телефон, в электронный календарь. Включает компьютер, чтобы заглянуть в интернет.
– Я что: проспала седьмое? – она тоже уже все понимает, но не хочет признавать правду.
– Нет, ты не спала.
– А что же я делала?
– Ты не помнишь? Тебе… было плохо…
Наверное, не надо было это говорить: она снова выключается, проваливается, взгляд меняется…
– Странно, что все часы идут неправильно, – заявляет она.
Он сидит еще рядом с ней, но уже бежит; он еще беседует с ней, терпеливо пытаясь нащупать дорожку к рассудку, но уже пустился наутек, сломя голову; приезжает ее мать (белая, как полотно), и он с великолепным спокойствием встречает ее, спокойно все пересказывает, давая тыл (она благодарит); он еще полчаса остается с ними, но уже давно удрал; говорит о необходимости обследования, а сам мчится и мчится прочь со всех ног…
* * *
Итак, все кончено, Максим. Милены больше не существует. Ты вычеркиваешь ее из своего будущего. Ты же не хочешь переломать себе жизнь. Две недели спустя звонит ее мать: Милена полностью поправилась, ничего подобного с ней раньше не было, она очень переживает из-за того, что тебя нет рядом. Тра-ля-ля.
Тебя нет рядом, Максим.
– Милена мне все рассказала. Она больна с детства. А вы это скрывали.
– О нет, у нее легкая возбудимость, сильная утомляемость, да, но не больна…
– Хватить брехать.
– Ну а как же ваши планы пожениться?
– Какой диагноз? Врачи Милене не нужны, потому что вы и так все знали, не так ли? Ну: какой же?
– Ты жестоко с ней поступаешь…
– Биполярное расстройство?
– Она страдает без тебя…
– Шизофрения?
– А как же готовность нести свой крест…
– Крест должен быть по плечу. А теперь диагноз! – кричит в трубку он.
– Милена с детства пьет лекарство, – мать называет препарат, не решаясь произнести вслух главное.
– Просто назови диагноз!! – орет Максим.
Мать вешает трубку…
* * *
И вот проходят полтора месяца. Он один. Ничего не происходит. Разве что – как-то ночью – плохо. Банальный скачок давления, но все равно – неприятно. На Страстной неделе схематично исповедался и причастился.
Пасха.
