Следующий день

Юноше не хотелось сознаваться в своих чувствах. По крайней мере, сделать это планировалось как-нибудь не так и не сейчас. Вообще, эта набирающая разбег история, нравилась и не нравилась ему одновременно. С одной стороны, тут не присутствовало ничего плохого или предосудительного. Ну, понравилась девушка, ну чего тут такого?? Однако, как она ему понравилась??!. Наверное, это как, и являлось основным противоречием внутри себя. Он чувствовал, что слово понравилось совершенно тут не подходит. Луций несколько раз признавался себе, что перед Авелией становится робким, мягким и податливым. И это при том, что по одному только щелчку его пальцев, девушка будет ему доступной, без каких-либо помех или припонов. Так в чем же дело? Однозначного ответа не существовало. Точнее сказать ответ существовал, но юноше он не очень нравился. Луций считал его неким проявлением слабости. Ну негоже, вот так, со всего размаху, не разбирая ничего перед собой – влюбиться в рабыню, да еще так крепко, что не видеть и не слышать ничего вокруг. Только она. Только для неё. Тьфу !! Противно аж!! И вот надо же такому случиться!!! И ведь именно с ним!!! Луций, как и любой другой юноша этих лет, сильно зависел от общественного мнения. Его, как и всех остальных, сильно волновало, что скажут окружающие, что они подумают. Еще совсем недавно, стоя возле зеркала и заглядывая в отражение, ему виднелся красивый, уверенный в себе парень, воспитанный в лучших традициях Рима, у которого имелся опыт общения с женщинами, и надо отметить, опыт весьма обширный. Но только дело доходило до Авелии, бравада и уверенность куда-то уходили, превращая ловеласа в робкого, ласкового кота. И самым запутанным и непонятным Луций видел то, что ему нравилось превращаться в этого кота. Ему вообще хотелось отдаться Авелии всему без остатка, стать ее рабом, а не сделать ее своей наложницей. Почему так происходит, он не понимал. Единственное, что он отмечал для себя совершенно точно, так это то, что Авелия разительно отличалась от всех остальных, до этого ему известных, девушек. Какая-то неведомая чистота, непорочность не только тела, но и мыслей. Все это, так изящно объединённое в одном человеке, влекло его. Он желал ее так сильно, что виски стучали, но не так как остальных. Авелия светилась как богиня, которую надо заслужить, надо заработать. Нужны подвиги, нужны страдания, и только после этого можно наедятся на взаимность. Юноша раздражался и трепетал одновременно. Что это слабость?? Или так и должна выглядеть любовь?? И с чего я решил, что она такая?? Ведь знакомы мы всего ничего. Его мысли прервала Авелия.

– И у нас воробей, хорошая птица. Считается, что видеть его в чужой стороне, напоминание. Напоминание о том, что богом ты не забыт, что он видит тебя и присматривает за тобой. Но я и без птицы знаю, что бог меня любит, – при этом она мягко улыбнулась, спрятала глаза, и покраснела как черешня.

Луций не понял, как это она и без птицы, так лихо всё понимает. Погруженный в собственные размышления, он и не предал этому робкому признанию никакого значения. Он пытался разобраться в себе самом. Мысли роились в голове, будто пчелы. Временами он поднимал голову и кидал напряженные взгляды по сторонам. Один такой, сосредоточеннее чем обычно, угодил в Авелию. Самоанализ оказался заершенным. Больше смотреть он никуда не мог. Все остальное растворилось, расплылось и пропало. Какая-то белая пелена вокруг Авелии, а если точнее, то только она и больше ничего. Девушка сидящая на краю телеги, казалась еще краше, чем обычно. Черные волосы, будто бы купались в потоках встречного ветра. Они казались волнами, набегающими и откатывающимися, оставляя видимым на небольшое время, прекрасный лоб и румяные щечки. Однако, волосы являлись всего лишь прелюдией. Они не шли ни в какое в сравнение с глазами. Взгляд во истину был изюминкой этой богини. Из-под опущенных век, светящимися мягкими лучами вырывался самый чувственный и прекрасный взор, что доводилось видеть Луцию. Взгляд, наполненный сердечной добротой, трепетом, немножко строгостью. Одним словом, взгляд любимых глаз. Юноша чувствовал, что не может, не хочет жить, без хозяйки этого прекрасного взгляда. Сердце от ощущения Авелии рядом стучало с утроенной силой, разгоняя кровь по жилам сильнее и стремительнее. В голове помутилось. Всё, кроме нее потерялось и престало существовать. Не в силах более сдерживать свои чувства, он подсел ближе, и уже хотел притянуть ее к себе, но не успел. Авелия, обвив его шею руками, словно лозами дикого винограда, бросилась навстречу и перестав контролировать себя и вообще чего-либо вокруг, впилась в него губами, будто в спелый нектарин. Сколько длился поцелуй они не знали, но когда он закончился, оба дышали так тяжело, как будто разгрузили целый воз камней. Счастье, словно водопад, бурными потоками пота, лился наружу с изможденных голов. В этом молчании, в этой отдышке, все казалось понятным без слов. Наконец-то, все точки расставились по своим местам. Недосказанности закончились и надо отметить, закончились хорошо. Авелия сидела рядом с Луцием, у изголовья повозки, положив свою голову на его плечо, жмурясь от заходящего солнца, и до конца не веря в происходящее. Так, в безмятежном молчании, можно бы ехать целые дни напролет, но, как тучи среди ясного дня набегают на небо, так и душу Авелии заволокли сомнения. Она подняла свою маленькую головку с плеча, и устремила в Луция вопрошающий, испытывающий взгляд.

– Что об этом скажут твои родители? – печальным, немного потухающим голосом спросила она.

– А что они должны сказать?

– Я же рабыня, а ты ..

– Ничего не скажут. Почему они должны чего-то говорить? Ты моя, и на этом всё.

Авелия, при этих словах, внутренне насторожилась. Она не понимала, что Луций имеет ввиду. То есть, общий смысл казалось ясен, но как он видит дальнейшие отношения между ними, оставалась не совсем понятно. Конечно, девушке хотелось бы большой и чистой любви, той, о которой с томными улыбками воспоминаний рассказывали ее подруги, той, ради которой стоит жить, со слов ее матери. Но после этих, каких-то резких слов, ей показалось, что он видит их светлые чувства несколько по-иному. Возможно, Луций имеет в виду, что она ЕГО рабыня, и этого уже никто не отменит. По известным причинам, такого развития отношений ей не хотелось, и о подобном, конечно же, не мечталось. А может быть, я вообще зря поверила в любовь, ведь в плане социальном, между нами действительно пропасть – рассуждала она. Но, что тогда значит этот поцелуй? А может ничего и не значит!!! Может это те самые воздушные замки, которые я успела понастроить у себя в голове. Она искоса посмотрела избранника, не желая верить догадкам, пытаясь найти подтверждения своей первой мысли. И тут, её как током ударило. Луций сидел к ней полубоком, ища глазами что-то впереди и перебирая пальцами по краю телеги. Ей показалось, что он нервничает и вообще находиться в каком-то возбужденном состоянии. Это смотрелось настолько ему несвойственно, что Авелия отвернулась. Еще секунда, и она смогла угадать его переживания, точнее, причину их. В это же мгновение, всё стало на свои места. Почему-то всё стало понятно. И хотя ни одного слова не было произнесено, но и без этих слов, картина стала абсолютно понятной. Как и откуда материализовались эти мысли, Авелия не знала, но то, что эти мысли точны, была уверена абсолютно. Сомнения, даже толики их пропали. Уверенность, чем-то бескрайним, обрушилась на неё. Она больше не боялась и не сомневалась. Авелия чувствовала, что является объектом этих переживаний. Это льстило ей, но глядя на разобранное состояния Луция ей того не хотелось. Уже в следующее мгновение девушка поняла, что не хочет, чтобы Луций еще когда-нибудь в жизни волновался. Она почувствовала ответственность за него на себе. Иудейка чувствовала его беспокойство, и от того ей становилось тревожно. Авелия открыла для себя, что теперь ей будет хорошо, только тогда, когда ему станет хорошо. Без него хорошо невозможно. В этот момент, девушка отчетливо осознала, что влюбилась в этого человека, раз и навсегда. И раз это так, раз теперь этого невозможно обойти или изменить, то в голове не может быть места для плохих мыслей. Всё!!!! С этого мгновения её сердце не слушается её. Оно теперь его. Поэтому зачем сомнения? Любит он меня или нет? Кратковременны его чувства или нет?? На любовь Авелии к Луцию это повилять не может. Юная дева приняла это. Приняла всем своим естеством, душою, дыханием. Она впустила в себя то чего боялась. Но не страх или переживания наполнили её. Наоборот. На душе стало спокойнее, глупые переживания ушли из головы. Руки, сами собой, обвили шею Луция, и от его ответного тепла, по телу девушки растеклось умиротворение.

Начало смеркаться, когда молодая пара появилась на вилле. Их встретил несколько озадаченный Палла, и еще несколько рабов, готовых помочь разгрузиться. Озадаченность, а точнее сказать, удивление Паллы обуславливалась тем, что из терм приехало всего два человека, тогда как перед уездом, Флавиан распорядился накрыть столы к ужину на всю семью. А поскольку Палла слыл ответственным виликом, столы уже томились в ожидании, готовые к приему гостей.

– С приездом вас, молодой господин, – начал вилик, – как отдохнули?? При этом, в сторону Авелии он даже головы не повернул, дабы поприветствовать молодую красавицу. Девушка, уже успевшая привыкнуть к положению рабыни, внимания на это не обратила, однако Луция сие неуважение покоробило. Он справедливо считал, что раз он ее себе выбрал, отношение к ней должно быть подобающим.

– Скажи-ка мне Палла, ты не ослеп часом?? – раздражаясь, начал Луций. Палла молниеносно почувствовал недовольство в голосе господина, но причину своего проступка определить не мог, поэтому крутил головой влево и вправо силясь разыскать.

– Я не слышу ответа!! – плавно повышая голос, продолжал юный господин, краснея. Палла еще быстрее закрутил головой пытаясь определить свое прегрешение. Он шарил взглядам по повозке, может быть с ней что-то не в порядке, смотрел на рабов, может быть с ними что- то не так, и вскоре остановил взгляд на Авелии, точнее на том расстояние, которое отделяло её от Луция. Расстояния не было, она сидела совсем рядом, почти в обнимку с Луцием, а руки их оказались соединёнными вместе. Все прояснилось в туже секунду.

– Юный господин, – начал, сгибаясь Палла во внушительном поклоне обоим, – я не успел договорить, потому что не мог подобрать слова. И вы справедливо сердитесь на меня. Да чего уж там!! Я и сам злюсь на себя, за свое глупое молчание. Но ведь старого вилика можно понять. Я не сразу разобрал кто это с вами рядом. Сначала мне показалась, что эта Авелия, но приглядевшись получше, я понял, что нет!! Это Афродита, не иначе. А как может глупый раб приветствовать богиню??? – он уставился на Луция, потом перевел взгляд на Авелию, и в тоже мгновение пал ниц пред ней, громко бормоча:

– Ты, что вышла из пены морской, и почтила присутствием нас. Добро пожаловать в наш дом, царица цариц. Будь здесь хозяйкой, а мы будем твоими рабами … – он продолжал бы еще и еще, если бы его не прервала Авелия, спрыгнувшая с повозки, и поднявшая того на ноги.

– Прекрати немедленно, – сказала смущенная такими речами девушка вилику.

Луцию же напротив, понравилось это действо. Вмиг он забыл обиду на Паллу, и даже решил того наградить.

– Все ли готово к нашему приезду?

Палла окончательно сообразил, что Флавиан не едет следом, и значит, не будет ужинать дома. Следовательно, кормить надо только молодого господина, ну и «Афродиту».

– Конечно Луций. Все готово!! – ответил он решительно.

Проследовав за Палой в триклиний, их взору предстали пустой стол и застеленные покрывалами три ложа. На немой вопрос Луция, вилик ответил, не задумываясь:

– Все блюда готовы, и через мгновение предстанут перед вами, – теперь он уже крутил головой от Луция к Авелии и бил поклоны обоим, давая понять молодому господину то, что урок усвоен, и впредь ошибок допущено не будет.

Луций уволился на ложе, с ближней стороны от входа. Он занял самый ее центр, оставляя на кушетке места, справа и слева от себя. Авелия, шедшая следом, не поняла, куда ложится ей. Толи он хочет находиться один во время еды, толи напротив, хочет, чтобы она возлегала рядом. Девушка застыла в нерешительности, не зная, что делать и куда садится. Луций заметил эту смущенность:

– Ты можешь сама выбрать, куда хотелось бы лечь, – при этом весело ей улыбнулся.

Авелия пыталась вспомнить, что же в этом случае правильнее сделать. По законам этикета, тем, которым она обучалась в Карфагене, ее место находилось против него, но нынешнее положение, и веселое настроение Луция, говорили ей сделать по-другому. Хотелось к нему, хотелось быть рядом, но еще и хотелось чтить традиции и богов. Ведь если бы не бог, ей не быть бы с Луцием. В итоге она рассудила так: раз сказка в моей жизни еще может происходить, раз любовь существует и для меня тоже, пускай же она будет правильной любовью юноши и девушки, а не юноши и рабыни. И окончательно уверовав в правильность своего решения, она выбрала место напротив Луция.

– Пускай так и будет, по крайней мере, пока, – его глаза лукаво моргали, заигрывая и предупреждая о том, что там ее место не навсегда, и что всякому терпению есть предел.

Палла, одобрительно кивнув пошел на кухню распорядиться, чтобы кушанья начали подаваться. И только оказавшись там, одним кивком выстроил рабов – поваров вокруг себя и тихо объявил:

– Молодой господин, , влюбился. Тем, кому голова дорога, рекомендую прислуживать Авелии, так же, как и остальным хозяевам.

– Вот еще, – с неудовольствием фыркнула, в ответ, толстокожая повариха, работающая на кухне уже больше десяти лет.

– Кто сказал??? – Палла искал глазами, ту, которая осмелилась спорить. Все притихли, ожидая дальнейшей расправы. И она не заставила себя ждать. В миг определив виновную, вилик схватил ее за волосы, и потащил на задний двор. Повариха, знавшая Паллу не один год, не сопротивлялась, а покорно следовала за ним. Перед выходом они остановились, Палла стоявший уже почти в дверях проговорил:

– Начинайте накрывать стол, – и не дожидаясь никакого ответа, вышел с поварихой вон.

Трудяги знали, что с ней будет, и в глубине души признавали, что повариха сама виновата в гневе Паллы. Посему наказание, в виде ударов ногами, и таскание за волосы по улице, является справедливым. Тутошние рабы воситывались в суровой дисциплине, и второй раз приказ управляющего не надо было повторять. Вазы с салатами, тарелки с яйцами, рыбные нарезки, первыми отправились в триклиний. Следом за ними, внесли гретое вино, изрядно разбавленное водой и сдобренное пряностями так сильно, что казалось, в комнату внесли целый сад благоухающих цветов. Далее, на пороге появились музыканты, но Луций выгнал их прочь. Сегодня, ему хотелось быть только с Авелией вдвоём. Раб-виночерпий, разлил вино в кубок Луция, и хотел уже налить Авелии, но она отказалась. Иудейка не пила горячительных напитков. Никогда не пила. Ей подали гретый апельсиновый сок с гвоздикой и корицей. Закончив вносить первую часть трапезы, рабы удалились, оставляя молодых людей наедине с самими собой.

– За прекрасный день, что подарили нам боги!! Хвала Минерве, что наставила меня на путь правильный, и помогла выиграть в поединке. Слава Венере, сотворившей тебя, и отдавшей в мои руки, – закончив он, сбрызнул из кубка несколько капель на пол. А после, словно человек прошедший пустыню, осушив его залпом до конца.

Авелия ответила счастливой полуулыбкой, и отпила несколько глотков сока. Оба оказались голодными после бани и потому набросились на еду с утроенным аппетитом. Спустя мгновенье, комната наполнилась похрустыванием салата, стуком приборов по тарелкам, да счастливым дыханием двух голодных едоков. Вначале ужин проходил в молчании, и лишь веселые перемигивания во время трапезы, отвлекали молодых людей от еды. Наконец, утолив первую волну голода, им захотелось поговорить. Точнее сказать, Луцию захотелось поговорить. Авелия же теперь, поддерживала юношу во всём. Кушать – значит кушать, говорить – значит говорить. Он хлопнул три раза в ладоши, вызывая виночерпия и остальных рабов сменить им блюда.

– Скажи, ты чувствуешь себя так же как и раньше?? Там у себя дома, было так же?? – он откинулся на ложе и с довольной, несколько ненадменной улыбкой наблюдая за ней.

Авелия ничего не отвечала, продолжая таскать шпинат из салата.

– Что же ты молчишь? У вас в Иудеи, ты ужинала хуже или лучше этого? – продолжал он.

Авелия задумалась над ответом. Она всю жизнь училась говорить не первое, что придет в голову, а пыталась разобраться, сравнивая ужины. Эта черта «взвешивать» являлась ее украшением и проклятием одновременно. С одной стороны, она характеризовала Авелию как девушку умную, целеустремленную. Но с другой, из-за пауз, что иудейка брала на раздумье, людям казалось, что она глупенькая. Так произошло и сейчас. Луцию начало казаться, что его счастье не такое уж и безмятежное, как вдруг Авелия, вернувшаяся из кулуаров своего сознания, бодро ответила:

– Здесь лучше!!, – выпалила девушка. Лицо ее во время раздумья казалось серьезным, глаза сосредоточенными, но когда слова полились из уст красавицы, лицо обрело былую округлость, а взор, присущую ему мягкость.

– Ага!!! я так и знал, – Луций чуть ли не хлопал в ладоши от радости, – Правильно говорил отец, про Луция Пизона. Его окружают только самые лучшие повара.

– Еда здесь не причём, – тихо, но при этом уверенно проговорила Авелия, разглядывая мозаику на полу.

Луций не понял, о чем это она и с удивлением уставился в ее сторону.

– У римлян лучше вышколены рабы? Красивее триклиний? – он говорил то, что приходило ему в голову, пытаясь угадать, о чем думала девушка.

Вместо ответа она отрицательно покачала головой, продолжая разглядывать пол. Однако, по губам пробежала нежная снисходительная улыбка, в миг осветившая лицо, багряным заревом.

– Что же тогда? – спросил он больше себя, чем ее, при этом постепенно догадываясь, куда клонит Авелия. Когда же мысль окончательно сформировалась, и в смысл в намеках отпал окончательно, душа молодого человека запела и воспарила в небеса. В первый раз в жизни он почувствовал любовь!!! Причем не ту любовь, которую хочешь глазами, слышишь ушами, осязаешь прикосновениями!! Нет, совсем не ту!!! Он ощутил дыхание любви чем-то сокровенно внутренним, чем-то, что нельзя описать словами, но оно непременно есть. Луций чувствовал, как это что-то, словно раскаленная лава, поднятая из недр его души, ураганом плывет прямиком к ней. Как она должна поглотить, окутать, сжать, скомкать Авелию. Но еще больше он чувствовал другое. Это другое – та же самая лава, но пущенная в ответ прелестной иудейкой, обволакивающая и стесняющая теперь уже его. О как прекрасен плен этой лавы??!! Они обжигали друг друга, хотя правильнее сказать жгли!! Жгли без остатка, не боясь сжечь полностью. Более того, они жгли бы еще сильнее, просто сильнее было некуда!! Глядя на Авелию, он больше не видел рабыню. Он видел девушку мечтающую жить для него, быть для него, и даже броситься с самой высокой башни вниз головой, лишь бы навсегда остаться с ним. И не потому, что он сын Флавиана, не по крови. Луций чувствовал, что она отдается ему, потому что он Луций. Побочных причин не существовало. Она любила его и лишь его. От него она хотела, только его и больше ничего. Сейчас он понял, в полном значение слова понять, что это девушка, будет рада чему угодно, где угодно и когда угодно, лишь бы он был бы с ней, лишь бы он был рядом. Сердце застучало еще сильнее. Никогда в жизни, он не чувствовал так хорошо как сейчас. Всё внутри пело и клокотало от взаимного счастья, о котором, надо признаться, он никогда и не просил, а теперь, не за что не отдал бы. Хотелось кричать, хотелось прыгать и бесится как ребенок, которому хорошо, лишь от того, что солнце встало над его постелью.

Тем временем, Авелия поняла, что Луций угадал ее намек. Да и чтобы не понять его, надо быть особенно тупым. Словно дикий бык, возлегая напротив, он раздувал ноздри, бороздя ее облик голодный взглядом. Сейчас, казалось, он сделал бы всё, что она не прикажет. Но она не хотела приказывать.

– Ты догадался, Луций? – осведомилась она нарочито робко. Причем ответ она знала заранее, но отказать себе в наслаждении услышать его из уст любимого мужчины, не могла.

– Получается, что и у меня, это самый лучший ужин в жизни, – с нескрываемой радостью, практически прокричал Луций.

– И какова же причина? – ее лицо раскраснелось, но в этот раз, краска не связывалась со стыдом. В этот раз ее разжигал огонь любви. В этот раз Авелия завидовала своему счастью, не веря, что это происходит именно с ней.

Вместо ответа, Луций обошел стол, сел на кушетку рядом с ней, плавно обнял, и грубо притянул её к себе, не давая той даже вздохнуть.

– Ты будешь моя, только моя, – и после этих слов, в которых, казалось, не было ничего такого, но в тоже время было всё, юноша крепко поцеловал её.

Авелия не планировала вырываться, хотя ее девичья скромность кричала изо всех сил «уймись, пора немедленно остановится», но как можно прекратить, то о чем мечтала всю жизнь. Как можно погасить то, что так неожиданно свалилось на тебя, в самом проклятом месте земли. Она чувствовала как первородная страсть, так кружащая голову, начинает брать верх над рассудком. Да и наплевать!! Теперь на всё плевать, ведь впереди только он.

Утро застало Авелию в кубикулуме Луция. Его не было, по всей видимости, уже давно, ибо постель остыла, и не хранила остатков тепла возлюбленного. Она, еле слышно подобравшись к выходу, прислушалась нет ли кого за дверью, и убедившись в отсутствии таковых, быстроногой ланью, выпорхнула из комнаты. Минуя атриум, Авелия направилась на кухню, в надежде встретится с матерью, но там найти её не представилось возможности. Зато на кухне оказались поварихи, еще вчера подруги и товарищи по рабскому несчастью. Но не сегодня. Сегодня, при одном только её появлении кухарки побросали дела и замерли, приготовясь получать ценные распоряжения из управляющих уст. Эта остановка труда подействовала и на Авелию, ведь так прислуга ведет себя только когда в помещение входит хозяин. Подумав, что она, возможно, кого-то не заметила, Авелия вытянулась в струнку, так же как остальные, приготовляясь подчиняться. Время шло, а звук распоряжений ниоткуда не доносился. Девушка осторожно огляделась, выискивая причину, но обнаружить ее не смогла. На кухне находились только они. Переведя взгляд на рабов, Авелия совсем запуталась. Те стояли в том же положении, не смея дернуться или произнести хоть бы звук. Что же тут происходит? А-а-а, наверное, это дружеская шутка!!! В большой семье секретов не бывает и их отношения с Луцием стали известны. Веселая улыбка, словно лучик солнца, пробежала по ее лицу и осталась на нем. Однако нет!! Никакого веселья на чумазых, залитых потом лицах, не наблюдалось. Напротив, кухарки казались максимально сосредоточенными, готовыми уловить любое, даже еле слышимое слово и воплотить его в дело. Она разглядывала поваров и не понимала, что происходит. Это были, вроде бы они, и не они одновременно. Что же произошло? Авелия вглядывалась в знакомые физиономии, но не узнавала никого из них. Черты лица, одежда, всё казалось таким же, но взгляд и поведение кардинально поменялись. Ей чудилось, что она попала в общество, совершенно незнакомых ей людей. Поварихи, все как один, смотрели в пол, и лишь Рина смотрела на нее с искренней симпатией, радуясь за счастье молодой девушки.

– Доброе утро, – обратилась Авелия ко всем, немного боязливо переводя взгляд с одной кухарки на другую, – Рина ты не видела маму?

– Здесь ее нет, госпожа, – с радостной улыбкой, во все оставшиеся зубы, пропела Рина, – она, по-моему, в комнате Эмилии, готовит ее к пробуждению, и к сегодняшнему дню.

Авелия огляделась по сторонам. Только теперь ей стало понятно, что произошло и насколько изменилось отношение к ней. Эти вчерашние сестры отделили ее от себя, сделав непонятно кем, точнее тем, кого надо бояться и лишний раз не связываться. От этого нового чувства внутри покоробило. Обида, ядовитыми каплями, поставила ожог на прекрасном утреннем настроении. Авелия справедливо считала, что не заслуживает подобной участи. Не заслуживает хотя бы потому, что находясь когда-то давным-давно дома там в Иудеи, не ставила рабов в положение нелюдей. Напротив, сколько девушка себя помнила, она была дружна с рабами и оттого ими любима. Заслужить любовь людей, было для неё делом понятным и приятным. Получить же их «уважение» таким способом, оказалось противно. Что-то менять в Остии она не собиралась. Более того, давно ли она стала неровней им?? Да и вообще стала ли??

– С каких это пор, я стала тебе госпожой? – обратилась она к Рине. В голосе звучало негодование и раздраженность.

Рина, даже в лице не поменялась. Искренне радуясь за вчерашнюю подругу, она даже не заметила гневные нотки в голосе новой госпожи. Выросшая, с самого измальства в подчинении, и не пробуя на вкус свободу, она даже представить себе не могла, что в такое утро, что-то сможет обидеть Авелию. Сейчас, прямо на глазах Рины, происходило чудо!! Разыгрывалась сказка о бедной девочке, которую полюбил богатый принц, и по всем законам жанра, дальше будет только хорошо и навечно. Именно поэтому, утерев сальным рукавом блестящий пот со лба, она еще более радостно ответила: