Притчи мудрого кота

Вот и сейчас, вглядываясь в каждого из присутствующих в классе, он довольно быстро выделил среди большинства девочку, чье радужное сияние в отличие от окружающих сверстников было намного тусклее, с насыщенными вкраплениями фиолетовых пятен. Определенно, этот цвет говорил о чувстве страха перед предстоящим ощущением неловкости. Оставалось только незаметно выяснить причину этого беспокойства.

– Итак, дети. С этого момента вы можете считать себя настоящими учениками, которым предстоит узнать очень много нового и интересного, – торжественно нарушил тишину притихшего класса Учитель. – В этом деле вашим основным инструментом будет обыкновенная пишущая ручка, с помощью которой вы сможете закрепить полученные знания.

Мельком взглянув на ауру вызвавшей беспокойство девочки, Учитель заметил, как в ней испуганно заиграли насыщенные фиолетовые цвета.

– Но для этого необходимо научиться письму и чтению. Хотя, уверен, что некоторые из вас уже могут похвастаться этими умениями.

Учитель убедился в этом, заметив всполохи оранжевых цветов гордости над несколькими головами первоклассников, в числе которых была и девочка. Правда в ее случае вспышка, довольна тусклая, почти тут же сменилась насыщенно-фиолетовым страхом.

– Что ж, умеющим определенно будет поначалу несколько легче, чем остальным. Но стоит использовать полученную фору с умом и щедростью, закрепляя свои навыки и помогая своим товарищам.

Немного помолчав, залюбовавшись детскими аурами, переливающимися цветами, Учитель добавил:

– Поддерживая другого, вы сами станете только сильнее.

Взяв в руку ровный цилиндрик белого мела, Учитель повернулся к доске.

– Слово, которое я сейчас напишу на доске, очень простое, но при этом ёмкое. Мне бы хотелось, чтобы каждый из вас попробовал его повторить в своей тетради как сможет.

Занеся руку над грифельной доской, Учитель услышал за спиной шелест тетрадных страниц и звук открывающихся пеналов. Вдруг его осенила догадка по поводу беспокойства девочки – на парте перед ней лежала только тоненькая тетрадь. Обернувшись, Учитель увидел, как сосед девочки подвинул свой открытый пенал на середину парты в безмолвном предложении воспользоваться его содержимым.

В тусклом радужном свечении над двумя белыми девичьими бантами фиолетовые цвета, перекрываемые отблесками золотистой благодарности, заметно поблекли. Искренне улыбаясь, Учитель уверенно вывел белыми печатными буквами на черной доске: БЛАГО.

Свобода

Приступ волнительного беспокойства, в очередной раз вызванный двумя вступившими в конфронтацию внутренними голосами, заставил молодого слесаря выйти из помещения заводской столовой на морозный воздух улицы, так и не заказав обед. Бодрящая свежесть не помогала прервать внутренний спор, возникший из-за хамства повара, стоящего сегодня на раздаче пищи. Всякий раз, когда слесарь третьего разряда сталкивался с несправедливостью, невежеством, а тем более хамством, то впадал в ступор нерешительности, поскольку в этот момент с одинаковой силой в нем начинали говорить сразу два внутренних голоса, не позволяющие отдать предпочтение в пользу одного из них, благодаря одинаковой силе правоты и убежденности обоих. Нельзя было с уверенностью отнести один из голосов к представителю зла, а другой – добра. Скорее, это были два субъективных, диаметрально противоположных друг другу мнения, носителем которых был сам молодой специалист. Но именно ощущение состояния обычного сосуда, не способного самостоятельно выбрать что-то одно из помещенного в него содержимого, доставляло слесарю мучительные страдания. Он чувствовал себя безжизненной старой тряпкой, о которую можно преспокойно вытирать ноги, пока шло напряженное внутреннее противоборство двух голосов, которое утихало, не выявив победителя, или же заменялось новым.

Вот и теперь, отрывисто вырабатывая теплый пар из леденящего холодного воздуха, молодой рабочий понимал, что внутренний диалог ни к чему конкретному не приведет. Из состояния обреченного слушателя его вывел вышедший из здания мастер, который, дружески положив руку на плечо своего подчиненного, проникновенно произнес:

– Слушай, малой. Трубы горят, не могу. Смену отработать совсем тяжко. Сгоняй за крепким, а?

– Так нельзя же, – недоверчиво посмотрел на мастера вчерашний выпускник училища.

– Знаю, что нельзя. Поэтому и шмонают всякий раз на проходной, а тебя нет. Вот и прошу, сгоняй. Плохо мне совсем.

– Начальник вежливо попросил. Ничего зазорного не вижу, – раздался в голове молодого слесаря первый голос.

– Нечего задания не по работе давать, – тут же парировал второй голос.

– Так если и правда плохо человеку, – не сдавался первый.

– Пусть тогда идет и отпрашивается, – наседал второй.

– Не отпустят, пока норма не сдана, – аргументировал первый голос.

– Пусть сдает и топает домой лечиться, – не сдавался оппонент.

– Так подлечится сейчас и сдаст, – настойчиво уверял первый.

– Да пошли вы! – неожиданно для себя вслух прервал слесарь своих неугомонных сопровождающих.

– Чего-о-о-о-о?! – обалдело протянул мастер. – Ты как со старшими разговариваешь, пацан?!

И, видимо, желая привить уважительное отношения к возрасту, зло толкнул в грудь молодого слесаря, от чего тот попятился назад, стараясь удержать равновесие.

Механическое воздействие застало врасплох двух спорщиков, сидящих внутри молодого слесаря, резко оборвав их безрезультативные пререкания. Внезапно почувствовав свободу из-за отсутствия каких-либо сдерживающих его дальнейшее поведение голосов, внешне, казалось, забитый парень, согнув правую руку с крепко сжатым кулаком, резко сделал выпад прямиком в челюсть, ничего не успевшего сообразить мастера. От неожиданности тот с размаху сел на пятую точку, болезненно морщась от прикосновения прикладываемой к ушибленному месту ладони.

– Не. Пей. На. Работе. – отчетливо, с нажимом на каждое слово сказал слесарь, настороженно прислушиваясь к полной тишине внутри себя.

С внутренним ликованием из-за разрушенных оков постоянных сомнений слесарь повернулся на скрип двери, в проеме которой показалась любопытствующая румяная голова повара.

– Скройся, рожа, – без тени раздумий отреагировал слесарь, припечатав ногой полуоткрытую дверь.

Повар не порывался вернуться. Внутренние голоса тоже.

Надо

Это была уже его третья по счету поисковая экспедиция к бывшим местам кровавых боев страшной войны, о которой сейчас ничего не напоминало в изменившемся за долгое время ландшафте. Изгибающаяся линия заросших мхом и травой траншей и окопов среди густого леса высоких стройных сосен, скорее, походила на вереницу оврагов, созданных самой природой.

Непосвященному трудно было даже представить, что именно здесь в течение нескольких дней ожесточенно оборонялся батальон, отчаянно вцепившись в мерзлую землю на остром выступе укрепленного района.

Он, ветеран той войны, входил в состав экспедиций в качестве консультанта и живого участника боевых действий, проходивших пятьдесят два года назад в этом месте. Возраст, к сожалению, препятствовал участию в раскопках, да и сами переходы от лагеря экспедиционного отряда до места работ давались с трудом. Но он хорошо знал эти окрестности, несмотря на произошедшие изменения, и никто лучше в отряде не мог сориентироваться по оставшимся с тех времен топографическим картам с нанесенными данными о дислоцируемых здесь войсках. Частая отдышка и физическая усталость, непрерывно сопровождающие ветерана в этих поездках, беспокоили его в меньшей степени. Больше волновал вопрос мотивов других членов этих экспедиций, в составе которых в основном были школьники старших классов. На торжественных сборах они говорили возвышенные слова о долге, необходимости отдать дань павшим, но за ними скрывался обычный дух юношеского авантюризма, зовущий в места далекие от дома и родительского контроля. Ветеран понимал, что в этом возрасте большего и нельзя требовать. Ведь мальчишки не кривят душой, когда заявляют о чувстве патриотизма и значимости дела, которым они занимаются. Скорее, они просто не осознают, что они говорят, не вникают в значение сказанных лозунгов. Им это нужно произнести, как и руководителям отрядов, чтобы привлечь внимание спонсоров и убедить их профинансировать такие поездки.

Выступая в роли консультанта и эксперта, он хотел донести, что дело, которым решили заняться эти мальчишки, не нуждается в оправдании перед павшими. Он твердо верил в то, что физическое прикосновение к истории прежде всего необходимо живым – родственникам погибших солдат и самим участникам поисковых экспедиций. Для последних, по мнению ветерана, необходимость заключалась в понимании значения слова "Надо".

Когда ему самому было двадцать с небольшим, он, командуя взводом вверенных ему бойцов, очень ясно понимал это слово. Именно им он руководствовался, когда танк неприятеля, методично утюжа траншею, загорелся от брошенной бутылки с горючей смесью. Это слово заставило поднять оставшихся людей в безумную рукопашную, когда вражеская пехота подошла слишком близко к единственному уцелевшему орудийному расчету, все еще ведущему прицельный огонь по технике противника. Благодаря этому слову молодой лейтенант, приволакивая раскроенную осколками снаряда правую ногу, переносил пулемет с одной огневой точки на запасную, мысленно соображая, как растянуть остатки ленты еще на несколько минут упорного сопротивления. Тогда он знал: "Надо" является единственной, главной и самой эффективной мотивацией в те моменты, когда другие, более рациональные, теряют всяческий смысл.

А теперь, смотря на подрастающее новое поколение, ветеран с горечью приходил к выводу, что это слово вымарывается, затаптывается, заменяясь предприимчивыми и более выгодными. Вот и сейчас, с трудом разведя костерок из мокрого мха, набухшего от влаги из-за непрерывного, идущего вторую неделю мелкого дождя, ветеран глубоко вздохнул, видя, как трое школьников в намокших бушлатах вяло и нехотя орудуют саперными лопатками в коричневой грязи бывшего блиндажа.

– Внучки, погрейтесь немного, а то работа у вас совсем не спорится, – по-старчески участливо сказал ветеран.

– Чему тут спориться при такой погоде, – проворчал один из старшеклассников, поднимаясь из земляной выемки к костру. – И вообще, тут техникой надо выкапывать, а не лопатками грязь черпать.

– А грунт, вынутый ковшом, потом просеивать что ли? – отреагировал на рациональное предложение другой.

– Да хоть бы и так, – заключил недовольный. – Кости и черепа так поднять проще и быстрее, чем их по одной выкапывать.

– Вы, ребята, не похоронная команда, чтобы только кости перезахоранивать, – вставил свое слово ветеран.

– А что же мы тогда здесь делаем? – недоуменно спросил третий старшеклассник.

– Вы живым помогаете, родственникам павших солдат, – не углубляясь в истинные причины, пояснил старик. – А мертвым неважно, как их прах будет лежать, просто в земле или в гробу.

– Хотя моему ротному, наверное, важно, -добавил он, предавшись воспоминаниям. – Очень набожный был человек. В этом блиндаже я его последний раз и видел.

– А разве вера тогда не запрещалась? – удивился третий старшеклассник. – Еще и для капитанского звания.

– Скорее, не приветствовалась. Верить ты мог в кого угодно, лишь бы это общим интересам не мешало да и других не смущало, – ответил ветеран.

– А в чем общий интерес заключался в то время? – наивно поинтересовался любопытный подросток, поправив козырек налезавшей на глаза совершенно промокшей армейской кепки.

Пожилой консультант надолго замолчал, сосредоточенно глядя на густой едкий дым костра. Он вспомнил, как сержант одного из его отделений тогда, в пылу горячего боя, не на приказ, нет, а на звенящее слово "Надо", прозвучавшее почти как просьба, молча кивнул уставшей, закопченной от пороха и слипшейся крови, головой и, стиснув покрепче лязгнувший железом ППШ, скрылся в плотном облаке дыма в поиске хотя бы одной пулеметной ленты.

Она не изменила бы ход предрешенного боя. Противник уже обошел с обоих флангов этот изрытый дымящимися воронками участок, о чем говорили гулкие раскаты где-то за спиной, но пока еще оставалось хоть одно исправное орудие и не было приказа оставить позиции, нужно было держаться и продолжать сковывать силы противника на этом куске выжженной земли.

Тогда, потеряв сознание от разорвавшейся совсем близко ручной гранаты, лейтенант так и не узнал, получилось у сержанта найти патроны или нет. Но даже теперь сильно постаревший командир стертого с лица земли взвода помнил этот лихорадочный блеск в темно-карих глазах своего физически изможденного подчиненного.

"Нет, не поймут" – подумал ветеран и, так ничего не ответив, тяжело поднявшись, медленно пошел в сторону другой точки раскопок, в которой также вяло ковыряли грязь в намокшей одежде другие мальчишки.

Проводив взглядом удаляющегося пожилого человека, старшеклассник подкинул несколько толстых веток в разведенный костер и, пожав плечами, сказал:

– Ладно, пацаны, вы грейтесь, а я повыкидываю землю совковой лопатой. Надо, так надо, чё…

Сюжет

Ранним воскресным утром настойчивый телефонный звонок заставил разлепить уставшие веки, налитые свинцовой тяжестью короткого и беспокойного сна.

– Да.

– Привет, дружище! – бодро донеслось из трубки. – Прости, что так рано и в выходной, но горю. Писатель, черт бы его побрал, подвел. Рубрика не заполнена. В тираж очередной выпуск газеты сдавать надо, а у меня пусто. Выручай, срочно нужен какой-нибудь рассказ на любую тему.

– Но у меня нет ничего нового. Все уже использовано. А тебе же только эксклюзив подавай.

– Что, даже незаконченного ничего нет?!

– Не-а.

– Ну, придумай. Прошу, очень нужно. Авторский гонорар твой.

– Ладно, попробую.

Наспех умывшись и позавтракав, обдумывая на ходу тему заказа, никому неизвестный автор сел за стол, аккуратно заправив в печатную машинку белый лист бумаги. Неподвижно глядя на чистое пространство, которое предстояло заполнить определенным сюжетом, он с тревогой осознал, что в голове такая же белоснежная пустота, как и перед глазами.

"Хорошо," – подумал автор ненаписанного рассказа, – "значит, любая тема…Что значит любая?! В таком запросе нет никакой заинтересованности, разве только в том, чтобы несколько столбцов рубрики были заполнены каким-то текстом. Ну и подход, черт возьми."

Скривившись от недовольства, вызванного таким выводом, он посмотрел поверх листа в окно, за которым распускалась сочная весенняя зелень, поторапливаемая теплыми солнечными лучами.

"Весна. Все расцветает, просыпается от зимнего сна… И почему календарный год начинается посредине зимы? Вот оно – начало года, это же очевидно. По весне рождение, а зимой смерть. Все логично, но никому дела нет до логики. Всё построено на эмоциях. Вся жизнь. Никакой последовательности и разумности. Все мы совершаем поступки, ведомые чувствами, а не лаконичными соображениями. Взять того же редактора. Предлагал же ранее ему свои рассказы, он отказывал. А сейчас, когда приперло, "вынь да положь". А будь он последователен, то помимо основного именитого автора, заключил бы договор с дублером на такие случаи или сразу с несколькими работал, чтобы обезопасить свои тиражи от форс-мажоров. Сейчас, наверное, так и сделает. Так что смысла нет специально что-то придумывать для его незаполненной рубрики. Ему неважно, каким сюжетом она будет наполнена. Набор слов, не более. Главное, чтобы выпуск был сформирован…"

Усмехнувшись, писатель без имени придвинул к себе печатную машинку и со злостью начал стучать по клавишам, печатая на белоснежном листе начало своего нового рассказа: "Ранним воскресным утром настойчивый телефонный звонок заставил разлепить уставшие веки, налитые свинцовой тяжестью короткого и беспокойного сна."

Статист

В помещении с шершавыми бетонными стенами, где уличный свет едва пробивался снаружи сквозь зарешеченное окно под потолком, находились двое. Один из них настороженно смотрел на внешне спокойного человека в военном френче, сидящего перед ним за массивным дубовым столом. Он сосредоточенно заполнял один из бесчисленных формуляров, лежащих несколькими высокими стопками по правую руку, перенося данные из объемного списка по левую, лишь изредка внимательно поглядывая на того, кто сидит в томительном ожидании перед ним.

– Прошу немного подождать, – вежливо произнес человек за столом. – Формальности должны быть соблюдены неотложным образом. По опыту своей службы должны понимать.

– Да, конечно, – с готовностью произнес вынужденный посетитель. – Просто я до сих пор не понимаю по какой причине меня здесь удерживают.

– Вы помещены под арест на время проведения следствия в рамках мероприятий антикоррупционной программы. Вам должны были об этом сообщить при задержании, – не отрываясь от письма, буднично произнес следователь.

– Сообщили, но я ничего не понял из этого. Должны же быть предъявлены конкретные обвинения.

– Об этом чуть позже. Наберитесь терпения, – сухо заключил следователь, бросив быстрый взгляд на сидящего перед собой.

Спустя несколько долгих минут он, наконец отложив автоматическую ручку, повернул в сторону задержанного только что заполненный формуляр и заговорил вновь, для начала представившись.

– Старший следователь антикоррупционного комитета Равнов. Проверьте внимательно свои личные данные. Если все верно, поставьте свою подпись и дату вот здесь, – ткнув при этом пальцем в определенном месте казенной бумаги.

– Что это? – с некоторым вызовом спросил подследственный.

– Форма протокола допроса. Вы расписываетесь за корректность ваших личных данных, указанных в нем.

– А разве я не под всем протоколом должен поставить свою подпись? – обеспокоенно удивился подследственный.

– Согласно утвержденной процедуре комитета, нет, – беспристрастно прокомментировал человек во френче и, предупредив явное желание возразить находящегося перед ним, быстро продолжил.

– Послушайте, у нас с вами, к сожалению, очень мало времени. Наш разговор строго регламентирован. Поэтому перейду к самой его сути. Перед нашим недавно сформированным комитетом стоят две основные задачи: искоренить коррупцию и сократить численность государственных служащих. Это должно быть сделано максимально эффективно и в сжатые сроки. Поэтому утвержденная программа проводится по принципу центезимации, для обеспечения которого был отменен мораторий на смертную казнь, а сам комитет наделен чрезвычайными полномочиями. Из составленного обобщенного реестра государственных служащих с помощью математического алгоритма случайных чисел был отобран один из каждой сотни, в итоге попавший под следствие. Я предельно ясно описал вам сложившуюся ситуацию?

– Не совсем, – оторопело ответил вчерашний чиновник, удивленно округляя глаза от только что услышанного. – Что за рулетка такая? Причем тут мораторий? И в чем конкретно обвиняют именно меня?

– Конкретно вас обвинить пока не в чем, если только сами не желаете в чем-то сознаться. Вы просто выбраны случайным образом из общего реестра. Так сказать, жертва сложившихся обстоятельств, – сказал следователь, виновато разводя руками.

– Что за бред! – вскочив со стула, вскрикнул подследственный.

В то же самое мгновение в комнату вошли двое крепких мужчин в таких же военных френчах и замерли в полной готовности физического усмирения вспыхнувших в казенном помещении эмоций. Следователь, не поднимаясь из-за стола, подал едва заметный знак вошедшим, после чего они незамедлительно вышли, осторожно прикрыв за собой массивную дверь.

– Я прекрасно вас понимаю. Не очень-то хотелось бы оказаться на вашем месте в роли статиста, – примирительно произнес следователь. – Сам бывал в подобном положении, не в таком конечно, но все же похожем. Вы, кстати говоря, отчасти были тому причиной.

С этими словами человек во френче чуть подался вперед так, чтобы свет настольной лампы смог осветить его уставшее лицо.

– Не узнаете? – спросил он, добродушно улыбаясь. – Я вот так сразу вас узнал. Несколько лет назад я участвовал в конкурсе на вакантное место подразделения вашей службы. На втором этапе выяснилось, что один из претендентов на это место является сотрудником этой же службы, но только в более низком чине. Собственно, в его пользу конкурсная комиссия и вынесла свое итоговое решение. Не спорю, мои познания в области этой службы из-за отсутствия опыта были намного меньшими, чем у своего человека. Но, честно говоря, я был обескуражен от осознания того, что меня использовали в качестве статиста конкурса, итог которого был уже заранее предрешен. И признали это только в самом конце, когда сам факт стал совершенно очевидным.

– Так это просто месть? – удивленно произнес подследственный от только что сделанного открытия.

– Да что вы! – поспешил заверить следователь, судорожно дернувшись от такого вывода. – Ничего подобного. Обыкновенное совпадение, не более того. Я эту историю припомнил только, чтобы вам наглядно объяснить, что порой становишься заложником стечения обстоятельств непреодолимой силы. Разница сложившейся ситуации с приведенным примером в том, что я вас в темную не использую, а довольно подробно излагаю причинно-следственную связь вашей участи. Решение сверху принято, процесс запущен. На мой взгляд, меры, конечно, кардинальные, но вместе с тем справедливые. Уж поверьте мне, слепой случай в этом процессе затронул одинаково всех без исключения в независимости от рангов, регалий и положения. На вашем стуле сидели очень высокие чины.

– И что, все определенные жребием причастны? – хмыкнул подследственный.

– В ряде случаев этого мы, к сожалению, не знаем. На некоторых из числа определенных мы имеем компрометирующие материалы. Документам в свое время просто не давали ход по причинам, с которыми мы сейчас боремся. В этом случае следствие ведется по упрощенной процедуре, основываясь на этих материалах. В других, как ваш, например, сложнее, точнее сказать, несколько длиннее. Проводим разъяснительную беседу, так сказать…

– Итог, которой предрешен, – мрачно закончил предложение подследственный чиновник.

Сотрудник комитета, взглянув на свои наручные часы, ответил:

– Не совсем. Все зависит от вашего содействия. Разработанная программа мероприятий подразумевает разумное замещение выбранных другими кандидатами на выбывание. Слепой отбор мы используем для быстродействия процесса, но при этом понимаем, что незавидной участи избежали многие запачканные по уши. Поэтому стремимся максимально повысить эффективность применяемых мер.

Следователь встал, размял запястья и потянувшись, продолжил:

– Берите бумагу, ручку и коротко изложите факты коррупционного характера, касающиеся ваших коллег или руководства. Без размазывания, только самую суть. Дата, человек, обстоятельства. Чем больше, тем лучше. Времени вам на это отвожу в полчаса, больше не могу, итак из графика выбиваемся.

Немного покачавшись с каблука на носок, следователь вышел из кабинета, куда сразу же зашел крепкий мужчина в военном френче, встал у двери, скрестив руки за спиной, и замер, отрешенно направив свой взгляд в стену прямо перед собой. Оглянувшись в сторону выхода, подследственный нервно сглотнул, придвинулся к столу и нерешительно потянулся к чистым листам бумаги.

Спустя ровно тридцать минут постового сменил хозяин мрачного кабинета.

– Ну что? – спросил он, сев за свое рабочее пространство и придвинув к себе исписанные нервным почерком листы. – Даром времени не теряли, я смотрю?

Бегло изучив написанное, старший следователь миролюбиво улыбнулся сидящему напротив человеку, от волнения покусывающего нижнюю губу.

– Что ж, вы очень помогли следствию, что несомненно будет учтено при комиссионном решении. Список необходимо будет сопоставить с уже отобранными кандидатами на выбывание. А то может так статься, что все указанные вами лица уже у нас. Его величество случай. Сами понимаете, какое уж тут разумное замещение?

– На сегодня вам необходимо только поставить свою подпись под личными данными протокола и ожидать дальнейших этапов следствия.

С этими словами он подал ручку и придвинул к подследственному наполовину заполненный формуляр протокола. Немного воспрянув от ощущения надежды на благополучный исход, бывший чиновник, ставя свою подпись, поинтересовался.

– Все-таки не понимаю, почему такой варварский метод взят за основу? Почему высшая мера, почему не заключение или депортация в конце концов?

Человек в военном френче устало откинулся на спинку стула и, помассировав пальцами сомкнутые веки, безразлично ответил:

– Слишком хлопотно депортировать. А в тюрьмах и без того народу хватает. С бюджетного содержания опять же на бюджетное что ли переводить? И потом, результат нужен как можно быстрее. Вот и решили прибегнуть к старому, но эффективному способу, который в критических ситуациях применялся для восстановления дисциплины в войсках. Очень жестоко, но вне армии так еще не пробовали. Это хорошо, что комитет решает поставленную задачу не по принципу децимации. А то с учетом стремительно выросшего числа государственных служащих 10% населения не досчитались бы, – закончил мрачной шуткой следователь.