Вавилон. Пламя

– Интересно, – сказал он.

– Интересно не это, – Лилит стряхнула пепел, упавший ей на штанину. – А то, что каждая последующая инкарнация не помнит своих прошлых жизней. Могущество кицунэ происходит из демонической памяти, которая несет опыт всех предыдущих инкарнаций. Там… – она зажмурилась и нахмурила лоб, вспоминая. – В них есть частица старого мира. Что-то… древнее, чем сама память. И оно проходит белой нитью через все жизни, и связывает их. Но другие воспоминания – нет. Память самой Минг заканчивается там же, где и у людей, в детстве, в беднейшей деревушке на западе Аньянга, когда она была обычным человеческим ребенком. Пока ее не принесли в жертву местной кицунэ, которая взяла ее в подмастерья.

Варац вскинул брови, и удивленно проморгался.

– Любопытно, – сказал он.

– Крайне, – Лилит посмотрела на него насмешливо. – Признай, что чародеи чудовищно, патологически бесполезны. Я за день узнала о кицунэ больше, чем куча чародеев за много тысяч лет. И это не потому, что я такая одаренная.

Варац с улыбкой повел бровью.

– Знаешь, сколько открытий так и не стали открытиями по самым разным причинам? – спросил он после небольшой паузы. – Какие-то звучали настолько безумно, что канули в лету времен, потому что никто не воспринял их всерьез. Какие-то просто не были увековечены, потому что были сделаны безграмотными крестьянами. Такие иногда заканчивают в фольклоре, и это одна из причин, по которой я продолжаю утверждать, что народные сказки и мифы так же валидны, как труды крайне уважаемых чародеев, – он посмотрел на Лилит с легким озорством. – И я тоже принял важное решение оставить при себе все, что узнал от тебя. По двум причинам: во-первых, научный труд – дело крайне утомительное, а я уже выбрал искусство над академической жизнью. Во-вторых, не хочу тратить время, увековечивая опыт, если могу потратить его, получая новый.

– Очень в твоем духе, – улыбнулась Лилит и добавила негромко и искренне: – Спасибо.

Варац кивнул.

– Инкарнации… Они все еще там, где-то очень глубоко. Спрятанные. Но я их почувствовала. Думаю, они за дверью по типу той, в которую ломился сатори, – она затянулась. – И меня пугает мысль о том, что будет, если ее открыть.

Варац постучал пальцами по колену.

– Думаешь, они есть и в тебе?

– Не знаю, – тихо ответила Лилит. – Но во мне есть что-то. Что-то, чего я по глупости коснулась, когда помнила лишь свое имя. И это что-то сжирает меня изнутри.

Она проморгалась, и отвернулась.

– Как зловеще, – улыбнулся Варац.

– Зловещая демоническая херь, – кивнула Лилит. – Знаешь, почему ты мне сразу не понравился? Ты желал умереть, тогда как мне приходилось идти на немыслимое, лишь бы избежать смерти. Я сразу поняла, что ты выпил Виталонгу не чтобы продлить жизнь. Ты надеялся, что она тебя прикончит, верно же?

– Так, или же я надеялся наказать себя жизнью столь долгой, что она непременно меня утомит, – улыбнулся чародей. – И не прогадал.

– Ты кошмарен, – покачала головой Лилит. – Но ты пережил ее прием, не покрылся коркой и не отрастил вторую голову, или какие там еще бывают побочные эффекты.

– Они индивидуальны, – Варац встал с кровати. – Чай или вино?

– Глупейший вопрос, – фыркнула Лилит. – Что у тебя?

– Бессонница, гипервозбудимость, проблемы с вниманием, – пожал плечами Варац. – Все остальное уже было раньше. Может, стало чуть хуже, но не факт что это связано с зельем.

– Вот о чем я и говорю, – ответила Лилит почти с досадой. – Кому так везет?

– Так это и не везение, как раз, – насмешливо ответил Варац, открывая шкаф и доставая бутылку. – Ровно наоборот. Шанс умереть на месте был крайне высок, как и шанс выжить с дефектом. Шанс же выжить без дефекта был очень низок, и именно такого исхода я боялся больше всего. Понимаешь, дорогуша, как ужасно мне не повезло?

Лилит шумно выдохнула, и несильно ударила ладонью по подлокотнику.

– Ты! Кошмарен! – повторила она, и чародей рассмеялся. Он достал два бокала, и вернулся на кровать. Один он протянул Лилит. – Вздыхаешь, закатываешь глаза и жалуешься на скуку, пока такие как я выгрызают свое выживание зубами.

– И весьма успешно, насколько я могу судить, – хлопнула пробка. Варац наполнил бокалы.

– Вот именно. И я планирую так это и оставить, – Лилит сделала небольшой глоток. – Поэтому слушай мой план. Я закончу работу, и сдам заказ. А потом буду искать решение, пока не отыщу его, или пока демоническая херь меня не прикончит. Минг говорит, что это неизбежно. Но она покорна перед судьбой, в отличие от меня. Я этой суке уже начищала рожу прежде. Не вижу, почему теперь должно быть иначе.

Варац легко улыбнулся, проникновенно глядя на Лилит.

– Ты в себе, – заметил он. – Это радует.

– Не полностью, – не согласилась Лилит. – Будь я в себе, я бы не спросила тебя, поедешь ли ты со мной на Север. Но, как видишь, спрашиваю.

Она отвернулась, и глотнула, постукивая по бокалу ногтем указательного пальца.

– Ни в коем случае. Я предпочту и дальше оставаться в занюханном Чинджу, бездельничать, жрать грибы и творить кошмарные скульптуры, – тонко улыбнулся Варац. – Это же куда интереснее, дорогуша, о чем ты вообще думаешь?

– Скотина, – тихо рассмеялась Лилит. Варац поклонился головой.

– Безусловно. И заметь, ни разу этого не отрицал.

Лилит задумалась, потом кивнула.

– Пожалуй. Если хочешь знать, это одно из твоих лучших качеств.

Они легонько чокнулись, тихо звеня тонким стеклом бокалов.

День первородного пламени.

Это был праздник зарождения мира, света и тепла. За несколько дней город обильно украшали, чтобы в назначенную ночь ни один уголок, ни один переулок не остался неосвещенным. С самого утра город будет гудеть: приезжие торговцы и купцы будут разворачивать открытые лавки, пекари будут месить заготовки, по улицам будут носиться взмыленные подмастерья, расплачивающиеся за забывчивость своих мастеров. Дети будут бегать по городу с кусками ткани в руках, собирая костюмы в последний момент. Кто-то более подготовленный будет отсыпаться днем накануне праздника, который не утихнет до самого утра. Лилит принадлежала бы к этому привилегированному меньшинству, не поддайся Варац и Къол охватившей город подготовительной лихорадке, и не локализуй ее внутри их арендованного коттеджа.

Все утро, вплоть до полудня, они что-то тестировали с громкими скрежащими звуками. Что-то постоянно стучало и падало, слышались вопли и ругань, иногда прерываемые радостными возгласами и смехом.

– Нога, кретин!!! – послышался отчетливый крик, после вновь перетекший в неразборчивое карканье.

– Взрослые вроде люди, – заметила Лилит сама себе, глядя в потолок. Она откровенно бездельничала, апроприировав для этого дела диван.

Сегодня в ней бушевали игривые настроения. Было любопытно и даже нетерпеливо увидеть, что с таким рвением разрабатывали Варац и Къол все это время. До этого Лилит доводилось бывать лишь на приемах в Синепалке, которые примерно раз в год закатывал Варгул. Местная знать относилась к ней пренебрежительно, как и к любому, кто к этой самой знати не принадлежал. Кто-то из злопыхателей Варгула однажды пустил слух, что она любовница мэтро, чтобы попортить ему кровь и принизить его статус. Лилит это не уязвляло; знать смотрела сквозь нее ровно до того момента, пока у них не возникала нужда в ее услугах, и это все, что ее волновало. Деньги аристократов Севера она ценила стократ больше, чем их уважение.

– Это будет катастрофа! – радостно сообщил Варац, спускаясь с лестницы. – Мне конец!

Насвистывая, он упал в кресло и выдохнул. Къол спустился следом за ним.

– Вставай, пошли! Где ты там их держишь, своих страшилищ? – он поправил кучу свернутых пергаментов, которые держал подмышкой.

– В надежном месте! Лилит, прими решение! – размахивая рукой, прокричал Варац. – Что делать с Ежом?

– Оставь Ежа быть, дорогуша, – отмахнулась Лилит. – Не знаю, что вы там задумали, но явно ничего хорошего.

– Явно, – Къол расплылся в белозубой улыбке, потом вновь обратился к чародею, растекшемуся по креслу: – Пошли! Время!

– Все торопитесь, – простонал Варац, скорее скатываясь, чем вставая с кресла. – Никакого покоя старику!

– Кончай кривляться, – Къол решительно подтолкнул его между лопаток.

– А вы куда, собственно?

– За скульптурами, – пробасил островитянин. – Их надо доставить к наместнице.

– Приходи в студию, дорогуша, – обратился Варац к Лилит. – У нас с тобой сегодня работы непочатый край.

– Какой, к черту, работы?

– Важной! Не спорь!

– Пошли-пошли, – поторопил Къол. – До вечера, Лилит!

– Да и вам не хворать, – она упала назад на подушки, слушая как закрывается входная дверь, и широко зевнула, прикидывая, сколько у нее есть времени на дрёму.

В студии Лилит ожидала молодая аньянгка с испещренными оспинами щеками. Варац рылся в шкафах, энергично выбрасывая из них вещи, а девушка сидела на стуле, покачивая ногой с безразличием и скукой.

– Я не вовремя? – спросила Лилит слегка насмешливо, глядя на то, как Варац отправляет в полет бархатную темно-зеленую тряпку.

– Крайне! – возмущенно ответил чародей. – Ты поздно!

Он решительно захлопнул шкаф, после чего повернулся к девушке.

– Заклинаю, аджумма, приступайте к работе! – взмолился он, складывая ладони вместе. – У нас времени до заката!

– У всех времени до заката, – сухо ответила аньянгка, поднимаясь и окидывая Лилит оценивающим взглядом. – Прошу.

– Как такой огромный манекен, – Варац широким шагом прошел в другую часть студии. – Умудряется постоянно исчезать в этой дыре? Я теряю самообладание! Решительно невозможно!

Он звонко хлопнул в ладоши. Лилит подошла к туалетному столику, и присела.

– За шкафом смотрел? – крикнула она. – Я его там видела какое-то время назад. Плечо торчало.

Варац ненадолго притих, а после до Лилит донесся торжествующий вопль, за которым тут же посыпались ругательства. Аньянгка слегка поморщилась, и принялась доставать из большой сумки закупоренные баночки.

– …который не додумался его покрасить! – закончил свою тираду Варац, внося в комнату деревянный манекен на длинной ножке и ставя его посередине комнаты. Он остановился на месте, медленно вдохнул, выдохнул и сказал уже гораздо спокойнее: – Безумие, чистой воды безумие.

Он посмотрел на аньянгку, которая как раз ракончила разгружать свой арсенал. Лилит уже поняла, что ей предстоит долго сидеть под пляшущей кисточкой в попытках не расчихаться от пудры. Она тоскливо вздохнула.

– Это обязательно? – она посмотрела на Вараца через зеркало перед собой.

– Разумеется, обязательно. Думаешь, я тебя пущу в высший свет в таком виде?

– Это непрофессионально. Я наемница, а не эскорт, – буркнула Лилит. Аньянгка взяла в руки ее лицо и сделала попытку повернуть его к свету, и Лилит непроизвольно дернулась от ее прикосновения. – Без рук, пожалуйста.

– Как я работать буду, без рук? – спросила аньянгка, сердито упирая руки в бока.

– Не знаю. Вы тут профессионал, вот и разберитесь, – махнул рукой Варац. – А вот ты, дорогуша, недооцениваешь силу верно подобранного образа. Нет такой профессии, в которой изящно выглядеть – хуже, чем ходить пугалом.

Бормоча что-то нелестное вполголоса, аньянгка принялась раскладывать кисти. Она протянула Лилит небольшую баночку с белым, жирным кремом.

– Намажьте на все лицо. Тонко.

– Тонко это сколько? – Лилит зачерпнула из баночки пальцем. – Так хватит?

Варац задумчиво вгляделся в лицо Лилит. Потом обратился к девушке:

– Акцентируйте на глазах. Белый, черный и лиловый. Что у нас сейчас в моде? Я слегка отстал от общественной жизни.

– Природные цвета: зеленый, голубой, желтый. Симметрия, высокая обувь. Для молодых людей – темные шляпы с большими полями, – вздохнула аньянгка.

Варац поморщился как от зубной боли.

– Мог бы и не спрашивать. Нет, так не пойдет. Придется черпать вдохновение откуда-то еще, – он деловито оглядел манекен, покорно ожидавший воли своего хозяина. – Лилит! Расскажи, что было дальше, будь любезна.

– Уверен, что истории о борделе – подходящий источник вдохновения? – с усмешкой спросила Лилит, неумелыми движениями втирая крем в веки.

– Более чем. Прошу, кирья. Ради искусства.

– Ладно, – хмыкнула Лилит. – Разве что ради искусства.

Лилит не спешила рассказывать Идри и Дарири о том, где она работает и почему не появляется в башне сутками. Однако, чародеи не были дураками: они знали, что Лилит во что-то впуталась. Разговоры о перспективе отправить ее учиться в Пиргос зачастили и приобретали все более настойчивый характер. Лилит яростно отстаивала свое право и дальше оставаться необразованой; одна мысль о том, чтобы жить под гнетом церкви, изучая совершенно не интересующие ее руны, вызывала в ней острое желание разбежаться в стену. С каждым днем башня все больше напоминала ей тюрьму, а Идри и Дарири – тюремщиков, и Лилит возвращалась туда все неохотнее.

Работа же, напротив, вызывала в ней все больший интерес. Информация, которую Лилит так скрупулезно собирала и запоминала, наконец-то начала приносить какие-то плоды. Лилит удалось наладить вполне стабильный канал сбыта сведений через старого друга в своей бывшей банде. Торговать конфеденциальной информацией было рискованно, но это был необходимый риск, в котором Лилит видела возможности. И она легко шла на него, стараясь быть внимательной и держать ухо востро.

После разговора с мадам Лилит все свое время посвятила раздумьям на тему того, что она может предложить Плети. Ответ не находился – ей казалось, что она ни в чем не хороша. Она попробовала сунуться в бесконтактное доминирование, но эта игра была ей чужда и непонятна. Лилит то и дело чувствовала на себе требовательный взгляд мадам, в котором с каждым днем было все меньше терпения.

Она долго наблюдала за тем, как работают другие девочки. Как они общаются, как ведут себя в процессе. И, конечно же, наблюдала за клиентами. Она искала ответа на вопрос: что отличает двух одинаковых в своей красоте девушек? Почему к одной возвращаются, а к другой – нет? Ответов на этот вопрос было много, но Лилит свела их к одному простому тезису: понимание нужд клиента. Проблема была в том, что она, Лилит, не понимала. Не понимала фундаментально: когда речь заходила о близости и ласках, ее мозг тут же опустошался, превращаясь в белое полотно. Даже мысль о чужом прикосновении вызывала в ней парализующий ужас.

Лилит тогда долго смеялась над тем, что при всем этом она добровольно работает в бордели. Она смеялась над собой, над ситуацией, и от нервного напряжения из-за возложенных на нее ожиданий. Происходящее стало казаться сюрреалистичной, жестокой шуткой. Она бросила серьезный подход и попытки что-либо понять, и подошла к одной из коллег, с которой они были в приятельских отношениях. "Сегодня, когда ты будешь работать, я хочу смотреть. Не возражаешь?". На комментарий о том, что на работе надо работать, а не себя развлекать, Лилит только игриво подмигнула.

На предложение о безучастном наблюдателе клиент заявил, что согласен только в том случае, если Лилит облачится в монашескую одежду. С трудом сдерживая внутренний хохот, она легко на это согласилась.

Пока она наблюдала за ними, она чувствовала себя декорацией. Декорацией, служащей для доставления удовольствия.

Тогда ее осенило. Костюмы, переодевания, притворство, иллюзии: все это – дешевые фокусы, призванные имитировать реальность. У нее же в руках был мощнейший инструмент, способный эту реальность создать. Самые дикие фантазии, самые невероятные сценарии, воплощенные в чужом сознании кончиками ее пальцев. Мадам говорила об этом с самого начала, но тогда Лилит не поняла, что она имеет в виду. Зато понимала теперь.

Лилит приступила к работе. Она начала усиленно практиковаться – Идри и Дарири удивленно хвалили ее новообретенную тягу к знаниям. Ментальная магия давалась ей непросто; прошло немало времени прежде чем она научилась работать с барьерами и волей, с чужим сопротивлением, подстраиваться под мышление, которое у всех работало по-разному. Но она трудилась, и труд приносил плоды. Лилит спала все меньше; работы в Плети тоже был непочатый край.

Она разбила процесс на три пункта: выяснить желания, изобрести сценарий сообразно им, и воплотить его. На каждом этапе возникали свои сложности. Иногда образы были совсем неочевидными, и Лилит плохо чувствовала эмоции, которые они вызывают. Это могло кончиться тем, что вместо чьей-то мечты она могла воплотить в жизнь худший возможный кошмар.

Разработка сценария страдала от полного отсутствия опыта. Этот пробел Лилит старалась восполнить разговорами с девочками, которые посвящали ее в тонкости того, что именно стоит за желаниями клиента. Просто теории, разумеется, было недостаточно, поэтому Лилит продолжала наблюдать за процессом, стараясь понять, что происходит между его участниками на чувственном уровне.

Совсем скоро секс и связанные с ним игрища перестали вызывать у нее смущение и наталкивать на дурные воспоминания. Это превратилось в механику, в процесс, который можно было разобрать на составляющие и проанализировать. В этом не было никакой мистификации, тайны, чего-то притягательного или соблазнительного. Но именно эту иллюзию нужно было создать для того, кто платил деньги.

Потому что платили они не за то, чтобы кончить. Они платили за чувство вожделения, за интригу, за неземной опыт. Они платили за иллюзию.

И именно этим она и занялась в воплощении своих сценариев. Процесс выглядел так: сначала она отвлеченно беседовала с клиентом, с целью немного расположить к себе и понять, что перед ней за человек. Чтобы снять напряжение, создать доверие и немного приоткрыть разум, во время беседы Лилит поила клиента успокаивающими травами. Это была подготовка, целью которой было смягчить и взрыть почву, прежде чем погружать в нее руки.

Далеко не все клиенты знали, чего хотят, и совсем небольшое их количество было в состоянии сообщить о своих желаниях четко и вслух. Но Лилит все равно всегда спрашивала, даже если уже знала ответ. В основном для того, чтобы они почувствовали уверенность от контроля над происходящим. Жестами, взглядами, языком тела она давала понять, что они во главе процесса, что он начинается и заканчивается по их слову, и происходит в комфортном для них темпе. Это было не совсем так, но в Плети ничего не было важнее иллюзии, и кольца были лишь ее частью. Совсем небольшой, как вскоре поняла Лилит.

После установления контакта с клиентом Лилит приступала к основному действию: проводила некоторое время в его мыслях, давая ему освоиться с новыми ощущениями. Когда она привыкала и адаптировалась к его мышлению, она воплощала сценарий в жизнь. Интенсивность происходящего во многом зависела от его ожиданий и настроя, и Лилит выбирала фантазии в соответствии с ними.

Чужой разум – очень странное и крайне запутанное место, где легко спутать пол с потолком, и ошибиться в интерпретации, особенно когда речь о чем-то столь неоднозначном и спорном, как сексуальные предпочтения. Хоть Лилит и владела дикой магией, она все еще оставалась самоучкой, которая практиковалась на опыте и училась на ошибках. И ей пришлось много раз оступиться прежде чем она набралась опыта и отшлифовала процесс. По большей части ей удавалось сгладить углы самостоятельно, но несколько крупных скандалов были неизбежны. Мадам прикрывала Лилит и заступалась за нее, но в ее взгляде читалось ясное "надеюсь, ты этого стоишь".

И она изо дня в день доказывала, что стоит, работая все глаже и постепенно обрастая собственными постоянными клиентами. Работать с ними было приятнее всего; она знала их, а они знали ее, и на уже установленном взаимном доверии попасть в цель и чувствовать процесс ей было гораздо легче.

Однажды мадам пришла к ней в рабочую комнату во время перерыва.

– На тебя растет спрос, – сказала она с едва слышимой ноткой одобрения в голосе. – А повышение спроса означает, что и цена должна расти. Одна проблема – твой сеанс длится в два, а то и в три раза дольше сеанса любой другой девочки. Думаю не нужно пояснять, что для меня это означает убытки.

– Быстрее не получится, – пожала плечами Лилит. – Это очень деликатный процесс.

Это прозвучало заносчиво, и мадам это почувствовала. Она сощурилась на Лилит. Та стушевалась под ее взглядом.

– Извините, я не то имела в виду.

Мадам склонила голову на бок.

– Я рада, что ты нашла себя в этой работе и можешь хорошо ее выполнять, – сухо сказала она. – Ты вправе собой гордиться. Но как только мне покажется, что с тобой слишком тяжело иметь дело, ты отсюда вылетишь. Потому что ты провела здесь больше времени, чем любая другая, не зарабатывая для меня ни гроша. И теперь тебе нужно очень, очень стараться, чтобы окупить вложенное в тебя время. Я ясно выражаюсь?

– Да, Эдне, – Лилит изо всех сил старалась не отводить взгляд от буравящих ее ярко-зеленых глаз.

– Вот и славно. За твои услуги я начну брать оплату по времени, и можешь сидеть с ними хоть сутками.

Лилит согласно кивнула.

Постепенно к ней пришло чувство глубокого понимания процессов в собственной работе, а вместе с ним и уверенность. Лилит успела истосковаться по ощущению, что она хороша в том, что делает; оно не посещало ее со времен банды. Она наслаждалась этим чувством, и всеми силами укореняла его в себе. Оно стало ее хребтом, ее основой, на которой держалось все прочее. С каждым днем Лилит понимала себя все лучше.

Появились деньги. Они открыли для нее новый, доселе невиданный мир: раньше Лилит даже не смотрела на витрины магазинов и лавок, зная, что у нее ни гроша за душой. Ей казалось, что вещи ее не интересуют. Она ошибалась.

В ее взгляде вновь появилась гордость и заносчивость, походка стала тверже, даже в осанке появилась какая-то сила. Теперь лавочники заискивали перед ней, и стремились впихнуть побольше барахла, а она его скупала, просто потому что ей нравились вещи, нравилось чем-то обладать, даже если это что-то было ей не нужно. Особенно она тяготела к украшениям. Ей нравилось золото.

– Золото? – Варац недоверчиво посмотрел на нее. – Какая кошмарная безвкусица. Совершенно не твой металл.

– Это единственное, в чем я раскаиваюсь, – Лилит сокрушенно покачала головой и звонко чихнула от летавшей в воздухе пудры. – Прошу прощения, аджумма.

Аньянгка, слегка поджав губы, продолжила резво работать кисточкой.

– Что же, хочешь сказать, у тебя никогда не было соблазна нарушить границы? Залезть куда не просят, перетряхнуть ящики с грязным бельем? – Варац что-то делал, но Лилит не видела, что именно: он полностью закрывал манекен своей спиной.

– Разумеется, был. Но это трудно сделать незаметно, особенно если опыта нет. Я однажды облизнулась на подпольное дело одного каменщика, и залезла туда. Он почувствовал, и переполошился. Выпихнул меня из головы, заверещал, пришлось его силой усаживать и волю ломать, после чего стирать воспоминание. Грубо отработала, испугалась, руки потом до конца дня тряслись. Но пронесло. И заплатили потом хорошо.

– Кто-то из банды? Верил тебе на слово, хочешь сказать?

– Ну, во-первых, я за три года в банде хорошо себя зарекомендовала. А во-вторых у нас с моим контактом были особые отношения. Скажем так, мы оба слишком хорошо понимали выгоду этого сотрудничества, чтобы нарушать его.

– Первая любовь?

Лилит брезгливо поморщилась, и снова чихнула.

– Фу, уважаемый чародей. Нет. Скорее старая дружба, основанная на глубокой неприязни и ненависти.

– Одно и то же, – махнул рукой Варац. – Продолжайте, кирья.

Дарири с подозрением смотрела на ее новые вещи, которых становилось все больше. Формально у Лилит не было своей комнаты – в башне вообще не было комнат в традиционном смысле этого слова. Были частично огороженные стенами закутки, в которых хранилось всякое. Тот закуток, где стояла кровать Лилит, был загроможден разного размера сундуками, абсолютно неспособными вместить весь ее хлам. Вокруг царил страшный бардак; гора вещей захватила кровать и полки, камни и украшения валялись вперемешку с одеждой и нижним бельем, и отыскать во всей этой горе что-то конкретное было решительно невозможно. Выглядело это тоже не лучшим образом, и Дарири со вздохом покачала головой.

– Я тут подумала, – сказала она, опираясь плечом о каменную арку с чашкой горячего кофе в руках. – Что не хочу знать, откуда ты берешь деньги. Что-то мне подсказывает, что ответ мне все равно не понравится. Только прошу: будь осторожна. Если ты в банде, это лишь вопрос времени, когда это станет проблемой.

Лилит слегка закатила глаза, сидя на корточках спиной к чародейке. Она как раз перерывала один из сундуков, выискивая свою новую теплую шаль, которую на днях купила у оренхайского торговца.

– Да… – Дарири прокашлялась. – Если что, я помогу. Раз ты уже впуталась, выпутаться будет непросто, но…

– Все в порядке, мам, – перебила ее Лилит. – У меня все под контролем.