МКД

скачать книгу бесплатно


Общедомовая жизнь Герды

Усталость материала  – деградация механических свойств материала (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB) в результате постепенного накопления повреждений под действием переменных (часто циклических) напряжений (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B5%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D0%BD%D0%B0%D0%BF%D1%80%D1%8F%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5) с образованием и развитием трещин (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%80%D0%B5%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0), что обуславливает его разрушение (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%A0%D0%B0%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8B%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5&action=edit&redlink=1) за определённое время. 

Википедия

В данной главе я развиваю ранее высказанную мною мысль о том, что усталость материала бывает не только у неодушевленных предметов, но и у одушевленных существ тоже.

Герда, поселившись в МКД, была сразу же воспринята как «чужак». После этого, сколько лет она в МКД жила, она все равно так «чужаком» и воспринималась. Хотя после несколько лет проживания в МКД все соседи ее знали, но все по-прежнему считали ее «ненашей». Главной причиной этого было, видимо, то, что она «доставляла неприятности» «самой» Жанне Анисимовне и «самому» Семену (они так говорили); а также потому, что и та, и другой советовали соседям обращаться с Гердой «пожестче».

Таким образом, общедомовая роль Герды начала сводиться к роли «козла отпущения». Каждый «уважающий себя» собственник считал хорошим тоном сказать про Герду что-нибудь язвительное, «уличить» ее в чем-нибудь «непотребном», и пройтись по поводу ее «психики».

Одно время Герда считала исключением из числа таких людей Жанну Анисимовну, другое время- Жоржетту Алексеевну, но впоследствии выяснилось, что даже в то время, когда она считала этих соседок друзьями и оказывала им многочисленные услуги, они другом ее совершенно не считали, а, принимая от нее услуги, за спиной делали ей гадости, и оправдывали эти гадости «благородными» и «общественно- полезными» побуждениями.

Долгое время (и даже десятилетия), Герда считала те неприятности, которые непрерывно валились на нее в МКД, несчастливым стечением обстоятельств. Поскольку Герда была убеждена, что против стечения обстоятельств не попрешь,– сколько ни пытайся,– то «переть» она и не пыталась. И только после смерти мамы Герда начала понимать, что все эти многочисленные обстоятельства были, собственно говоря, всего лишь одним обстоятельством, которое носило название «Жанна Анисимовна». Но, поскольку понимать это Герда начала постепенно, то даже в переходный период между полным непониманием и полным пониманием она продолжала с Жанной Анисимовой «дружить», и продолжала ей помогать.

Интересным было при этом то, что ни Жанна Анисимовна, ни Жоржетта Алексеевна, и ни один из «уважающих себя» собственников не замечал, сколько Герда делала для МКД хорошего, и насколько они должны были быть ей за это благодарны.

Например, та же Жанна Анисимовна и Семен считали, что хорошее отопление в их подъезде (в других подъездах оно было намного хуже) дано им «за их заслуги перед Отечеством», в то время как поддерживалось это отопление, на самом деле, благодаря одной только Герде (подробности этого см. в главе «Досье Тепла»).

Можно здесь привести еще и такой случай. Когда в «неблагополучной» квартире на втором этаже начались кровавые побоища, и площадка перед подъездом стала залита кровью, то все «уважающие себя» жители начали (вместе со своими детьми) ходить по этой крови так, как будто это было вполне естественным и нормальным делом. В числе «уважающих себя» жителей были и Ульяновичи с их детьми. И только одна Герда начала «приставать» к «мастерице» КК, чтобы она распорядилась эту кровь отмыть. «Приставала» Герда к этой мастерице очень долго, поскольку та, если что-то и делала, то делала всегда только наполовину, а в большинстве случаев предпочитала вообще ничего не делать. Кровавую лужу мастерица вначале удалила тоже наполовину, и больше ничего делать с ней не хотела. Герда же заставила ее свою работу все-таки сделать.

Кроме этого, было много еще и других случаев, за которые жители подъезда должны были быть Герде благодарны, но, тем не менее, благодарны они не были.

Лично-производственнная жизнь Глеба

Глеб был человеком увлекающимся, а потому его личная жизнь складывалась довольно бурно.

В первый раз Глеб женился по любви, и у них с женой родился сын. Через некоторое время жизнь у них с женой почему-то перестала складываться, и они развелись. После развода жена с сыном уехала в Германию. В Германии они неплохо, вроде бы, устроились и начали неплохо, вроде бы, жить. Зла они на Глеба не держали, и отношений с ним не теряли. Они писали ему письма, звонили, поздравляли его с днем рождения, и он тоже им звонил и тоже поздравлял.

Затем Глеб снова женился по любви, и снова у них с женой родился ребенок,– на этот раз дочь,– но семейная жизнь снова не сложилась, и через некоторое время они тоже развелись. Жена с дочерью после развода уехали в Беларуссию.

Потом Глеб снова женился и снова развелся…ну, в общем, как оно у него в семейной жизни пошло- так оно и продолжилось.

Единственным, что в жизни Глеба оставалось постоянным- была его мама, с которой он жил в одной квартире. Мама была человеком постоянным. Ни разводиться с Глебом, ни уезжать в Германию и Беларуссию она не собиралась, и Глеб жил с ней мирно-спокойно до тех пор, пока мама не умерла.

Хотя мама умерла в солидном возрасте,– время ее, как говорится, пришло, и ничего с этим было не поделать, -но Глебу стало без нее все равно одиноко.

Чтобы немного развеяться, он начал ходить в гости к маминой подруге, с которой мама когда-то вместе работала, и которая жила в одном с ним подъезде. Он пил у нее чай, разговаривал о разных разностях, и после этого жизнь начинала казаться ему веселее. Он начинал чувствовать себя так, как будто бы пообщался с мамой.

Жил Глеб, в общем-то, так, как жило большинство людей в их подъезде: не лучше и не хуже. Он работал, общался с приятелями, заводил романы с женщинами, но больше не женился- хватит уже.

Работа у Глеба была простой и незамысловатой, но она приносила ему средства для существования, а к большему Глеб и не стремился.

Затем мамину подругу, Марию Жановну, выбрали председателем совета дома, и Глеб от души порадовался: вот сейчас она наведет в их доме порядок, вот сейчас она сделает капремонт, вот сейчас она обустроит двор, а Глеб начнет ей во всех делах помогать…в общем, как говорится, размечтался….

Общедомовая жизнь Глеба

Глеб, как и Герда, был тоже советским человеком, и тоже недвуличным. Он так же, как и Герда, страдал от этого своего недвуличия, и в постсоветской жизни он страдал от него тоже больше, чем в советской.

Работа у Глеба была связана с коммунальными делами. Когда у него появлялась возможность, он использовал свое «служебное положение» в общественных целях: садил вокруг дома деревья, подрезал ветки… приводил этот уродливый дом хоть как-то в порядок. Хотя работал Глеб не начальником, а рядовым сотрудником, но и в качестве рядового сотрудника у него время от времени появлялись возможности для МКД что-то сделать, и он это делал.

Но никто из соседей,– как и в случае с Ганной,– вклада Глеба в обустройство МКД не замечал и его не ценил. Все улучшения в доме жильцы приписывали не Глебу, а некому мифическому «начальству», которому, якобы, «положено было» улучшения в их доме делать.

А на самом деле, никто даже не задумывался о том, что этому дому вообще ничего не было положено! Глеб-то об этом задумывался, но и он и сам не мог понять- а почему так-то? Что за загадка такая была в этом доме? Ведь все окружающие их МКД дома постепенно ремонтировались, обустраивались, озеленялись, прихорашивались, а их дом как стоял пугалом посреди города, так и продолжал стоять, и никто из «начальства» как не собирался его ремонтировать и обустраивать, так и не собирался!

Вот даже рядом с соседним домом,– ровесником их дома,– появилась детская площадка! А у них перед домом как был 40 лет назад пустырь, так он и сейчас есть! И как не было перед их домом парковки, так ее и сейчас нет!

Как была посреди двора 40 лет назад огромная лужа, так она и сейчас есть! Как не проехать было 40 лет назад по двору на машине, так и сейчас не проехать! Как были пешеходные дорожки…ну это были, честно говоря, вообще не дорожки…Некое узкое пространство между забором и подъездной дорогой намекало, правда, на то, что оно является, как бы, пешеходной дорожкой, но даже когда на этом пространстве не стояли машины, то пройти по нему было все равно нельзя: оно было покрыто острыми камнями и рытвинами.

А вот зелени вокруг их дома за 40 лет сильно поубавилось. Прежняя зелень «начальству» почему-то так сильно не нравилась, что оно всю ее повырубало и поуничтожало.

Когда в их городе началась война против тополей, то «начальство» в первую очередь занялось теми тополями, которые росли перед их домом. А ведь какими роскошными были до вмешательства начальства эти их тополя! Они стояли перед домом двумя высокими плотными рядами, и превосходно защищали дом от пыли, солнца и шума! Но «начальство» решило, что эти плотные ряды необходимо проредить, и сделало так, что ближайший к дому ряд оказался полностью стертым с лица земли, а от дальнего ряда остались одни только стволы, похожие на телеграфные столбы. Когда Глеб пожаловался на этот вандализм в Управу, то получил от нее очень странный ответ: «рядом с вашим МКД были вырублены аварийно-опасные ясени». Затем на месте вырубленных «ясеней» Управа посадила какие-то невнятные кустики. Посадила она их прямо в строительный мусор (потому что возле дома была не земля, а строительный мусор), и даже землю под них не подсыпала. И из этих кустиков в дальнейшем ничего путного так и не выросло.– Как «оказалось», кроме тополей, в строительном мусоре ничего вообще расти не может!

Остальные «ясени» так и остались стоять в виде телеграфных столбов без веток. Как только ветки начинали на них отрастать (потому что тополя, что ни говори- это невероятно живучие деревья), то Управа тут же снова их обрезала. Видимо, Управа задалась целью сделать из обычных тополей пирамидальные. Видимо, пирамидальные тополя показались ей «презентабельнее» простых…

Дальше- больше. Перед домом был вырублен еще и весь шиповник и уничтожена вся трава. Это деяние стало уже «совместным проектом» Управы и УК «Уют».

Шиповник было всем людям невероятно жалко. Посадил этот шиповник жилец первого этажа 5-го подъезда под своими окнами. Вскоре после его посадки шиповник так хорошо разросся, что начал радовать соседей пышной зеленью и благоуханными цветами. Сажал сосед шиповник с огромным трудом. Он выбил ломом ряд ям в строительном мусоре (которого рядом с 5-м подъездом было столько же, сколько и с другими), засыпал их землей, и посадил в ямы отросточки. Поскольку в земле все растет намного лучше, чем в строительном мусоре, то вскоре отросточки превратились в большие кусты. Самым приятным в этих кустах было то, что у них был здоровый, бодрый и жизнеутверждающий вид, и они были совсем не похожи на чахлые управские кустики.

Но затем в один, отнюдь не прекрасный день, жители обнаружили, что весь шиповник оказался вдруг вырублен. Глеб обратился в Управу, и Управа ответила, что она здесь «вообще не причем». Однако же, Глеб выяснил, что, Управа была, все-таки, причем, и что дело было в следующем: руководитель Управы как-то раз сделал замечание директору УК по поводу мусора возле дома (не строительного, а бытового ), и УК сразу же на это замечание «отреагировала» и решила проблему с мусором тем, что уничтожила перед домом всю растительность. Глеб обратился в УК, и УК ответила, что она все сделала «по нормативам», потому что ближе 1,5 м от дома ничему расти не положено. Глеб спросил, а почему УК тогда вырубила шиповник на расстоянии дальше 1,5 м от дома, а вместе с шиповником срезала еще и все мальвы, и УК ответила, что ничего страшного в этом нет, потому что на следующий год «все снова отрастет».

Но на следующий год ничего не отросло. Похоже было, что УК втихаря полила пространство перед домом какой-то отравой. До этого Глеб любил смотреть из своего окна и любоваться на зелень и цветы, но после диверсии УК он смотреть из окна вообще перестал, потому что смотреть ему стало не на что: под его окном посреди голой земли виднелась одна только крышка канализационного люка- и больше ничего: ведь траву УК тоже скосила.

Скошенная УК трава выглядела совсем не так, как скошенная сотрудниками Думы (рядом с Думой) трава, а выглядела она невероятно жалко и уныло. После покоса скошенная УК трава вскоре засыхала и превращалась в желтую щетку, и в таком щеточном виде стояла до дождей. Как только после дождей она чуть-чуть отрастала, так по ее «душу» тут же являлись косильщики УК и снова возвращали ее в состояние желтой щетки. Если же лето выдавалось засушливым, то желтая щетка «радовала глаз» целое лето без перерыва.

Картина запустения дополнилась еще и тем, что тополя, которые стояли напротив дома за шиповником и мальвами, Управа тоже исковеркала. Эти тополя она превратила уже не в телеграфные столбы, а в низеньких уродцев. Летом, когда милосердная листва их уродства скрывала, смотреть на тополя было еще можно, но зимой они становились совсем уж страшными и начинали напоминать фильм ужасов: так жутко начинали выглядеть их наросты, наплывы на стволах, и их искривленные и обрубленные ветки. Но тополя даже в таком виде пытались выживать. Поскольку они, видимо, поняли, что вырастить нормальные ветки Управа им все равно не позволит, то они начали выпускать молодые ветки из пазух старых большими пучками. Но как только эти молодые ветки немного отрастали, так Управа тут же являлась «по их душу» и их кастрировала, и возвращала тополя к их «нормальному» состоянию фильма ужасов.

Если на тополя стало можно смотреть только летом, то на траву стало можно смотреть только ранней весной. Но как только весенняя трава чуть-чуть отрастала, косильщики УК тут же делали из нее желтую щетку, и выйти ей из состояния желтой щетки больше не позволяли. Таким образом, рядом с 4-м и 5-м подъездом образовалась «ухоженная и презентабельная» (как, видимо, казалось УК) «лужайка». «Лужайка» эта состояла не только из желтой щетины, но еще и из проплешин голой земли и вышеупомянутой крышки люка, и выглядела чудовищно, но зато бытового мусора на ней больше не валялось! УК проблему с мусором успешно решила!

Глеб попытался покосам УК хоть как-то воспрепятствовать, но добился только того, что УК перестала уничтожать мальвы (которые, несмотря на ее усилия, со временем все-таки отросли).

Так что вы видите- Глеб старался делать все, что мог, чтобы МКД хоть как-то украсить, но никто из соседей его усилий продолжал не замечать. О том, чтобы Глебу хоть кто-то из соседей начал помогать- и речи быть не могло.

Но неужели же жители МКД не понимали, что Глеб действовал в их интересах?

Ну некоторые действительно не понимали, а некоторые просто не хотели понимать, потому что им просто нравилось относиться к Глебу плохо. Глебу, как и Герде, отводилась в МКД роль «козла отпущения», и ничего с этим было не поделать! А немалую роль в том, что Глеб попал «в козлы», сыграла одна особенность, которая была присуща только этому МКД, и никакому другому: Глеб считался в МКД жителем «не той категории», и, как человек «не той категории», «ничего путного», по мнению «категорийных» жителей, он сделать не мог!.

Про все эти категории будет подробно рассказано в главе «Приведение массы к общему знаменателю». Здесь же можно заметить, что категория того или иного жителя МКД сильно зависела от его принадлежности к медицине. Поскольку Глеб отношения к медицине не имел, то он, с одной стороны, относился к низшей категории. Но, поскольку мать Глеба была медиком и входила в число приближенных к Марии Жановне (бывшему медику) лиц, то Глеб, с другой стороны, относился не совсем к низшей категории… В общем, точнее, чем то, что «он был не той категории», тут не скажешь!

Как человеку «не той категории» Глебу постоянно ото всех в доме доставалось. Глеб был незлобивым и добродушным человеком, и никогда в таких случаях сдачи не давал. А большинство жителей МКД, как вы поняли, были далеко не незлобивыми, и сами всегда «давали сдачи»,– причем, не только «за дело» но и «без дела»! Даже если «дело» заключалось в том, что человек ничего плохого им не делал, а им только казалось, что он хочет им что-то плохое сделать, то они тут же, без предупреждения, «давали ему сдачи», и все проблемы с этим человеком «решали» «превентивно»!

Глеб же не был таким. Даже впоследствии, когда Марта Карловна объявила на него облаву и начала натравливать на него жителей МКД, – он и тогда никому не стал давать сдачи, а просто начал людей избегать.

«Ох, люди, люди»,– говорила Мария Жановна. Никто из людей даже не задумывался о том, что Глеб, при желании, мог дать бы им такой сдачи, что мало бы им не показалось! Ведь Глеб был крупным мужчиной и даже посмотреть мог так, что душа в пятки уходила,– не говоря о том, что он мог так же и прикрикнуть.…но Глеб считал такое поведение для себя недопустимым, а потому люди бессовестно этим пользовались…

…А я так скажу: нарвались бы эти люди на Семена- узнали бы они, почем фунт лиха! Но обстоятельства сложились так, что на Семена они не нарывались, а потому продолжали думать, что ничего страшного в том, что они обращаются с Глебом таким образом,– нет…

У Глеба оставался только один друг: Мария Жановна, которая по-прежнему его поддерживала и по-прежнему его защищала. Конечно, одной Марии Жановны для того, чтобы изменить отношение к Глебу в доме, было мало (учитывая то, что Глеб был еще и «не той категории»), но, все-таки, кроме Марии Жановны, в доме были и другие люди, которые относились к Глебу дружелюбно, а были даже и такие люди, которые Глеба уважали,– Герда, например…

Досье Марии Жановны

Мария Жановна до пенсии работала завотделением крайбольницы, и пользовалась в ней большим авторитетом. Многих людей, с которыми она работала, она и сейчас встречала каждый день, потому что они были ее соседями, и продолжала пользоваться у них авторитетом и сейчас. Мария Жановна старалась и дома сохранять тот дух товарищества, который царил у нее на работе, и держала свои двери открытыми для всех. Соседи ходили к ней день и ночь, и она всех их принимала, и со всеми разговаривала, и выслушивала все их жалобы, и гладила их, если они были расстроены (образно говоря), по головкам, и поила их чаем, и угощала их пирожками.

Среди тех людей, которые ходили к Марии Жановне, были люди, которые действительно нуждались в ее поддержке и которым, кроме нее, действительно не к кому было пойти, но были и совершенно другие люди- так называемые энергетические паразиты, которые притворялись больными и несчастными для того, чтобы получить от Марии Жановны свою долю внимания.

Одним из таких «энергетических паразитов» была Жоржетта Алексеевна, и Мария Жановна сама это почти что понимала. Стоило им пообщаться, как у Марии Жановны сразу же что-нибудь случалось: то поднималось давление, то отказывали ноги, то нестерпимо начинала болеть голова…Но такие случаи Мария Жановна приписывала естественным причинам, и с Жоржеттой Алексеевной,– милой интеллигентной женщиной, – старалась их никак не связывать. Ведь Жоржетта Алексеевна была так одинока, и так нуждалась в ее поддержке…

… дело здесь было не только в природной доброте Марии Жановны, но еще и в том….еще и в том… что Мария Жановна немного «подсела» на роль Мать-Терезы… и… и она на нее даже так подсела, что выйти из нее больше не могла. К тому же… к тому же, болезни были Марии Жановне, в каком-то смысле, даже приятны, и приносили ей, в каком-то смысле, немалые… дивиденты…как только Мария Жановна поправлялась после очередной болезни, она садилась на лавочку рядом со своим подъездом, и тогда каждый проходящий мимо,– не только в ее подъезд, но и в другие,– останавливался рядом с ней, и сочувственно спрашивал ее о здоровье, и заботливо интересовался ее делами… каждый… каждый… каждый…

В периоды хорошего самочувствия Мария Жановна тоже часто садилась на лавочку, и возле ее лавочки снова останавливался каждый проходящий, и каждый проходящий рассказывал ей о своих делах, и расспрашивал о ее делах, и Мария Жановна чувствовала таким образом связь со всеми людьми, и ее жизнь становилась насыщенной и интересной…

В каком-то смысле Мария Жановна была духовным центром дома, и она это понимала, и ей это нравилось. Но лучшим качеством Марии Жановны было то, что она понимала: быть духовным центром – это не только собирать похвалы и приятные пожелания от соседей, но еще и активно соседям помогать. Она считала, что несет ответственность за всех тех соседей, кто ей доверяет, и старалась помогать им по мере сил.

У Марии Жановны было двое детей. Они жили отдельно от нее своими семьями. Сын жил в нашем городе и забегал к Марии Жановне почти каждый день, а дочь жила в Москве, и с ней Мария Жановна виделась редко. Муж Марии Жановны был хорошим человеком и хорошим семьянином. Он помогал ей во всех домашних делах.

У Марии Жановны, как почти у всех жителей МКД, была дача, но она на ней не работала: не могла из-за больных ног. Муж вывозил ее иногда на дачу, но больше для того, чтобы развеяться, а не для того, чтобы поработать. Работал на даче муж сам, а Мария Жановна делала то, что нужно было делать по дому: варила, стирала, убирала, и тому подобное.

Благодаря всему этому, у Марии Жановны, несмотря на болезни, все в жизни было хорошо. Но все хорошо было в ее жизни только до того момента, когда в доме воцарилась Марта Карловна. После того многое хорошее потеряло для нее значение, – да и не только для нее, но и для многих других жителей дома. Тем более, что многое хорошее с этого времени из МКД вообще исчезло…

…

Поскольку в дальнейшем повествовании Мария Жановна будет упоминаться очень часто, то я начну называть ее просто Марией,– в надежде на то, что даже если ей это и не понравится, то она, конечно же, как человек широких взглядов, этого не покажет.

Досье Софии

София была старожилом дома,– хотя не настолько «старым», как Мария и Жоржетта, которые жили в доме с момента его заселения,– но все-таки- старожилом.

София была женщиной «в возрасте». Возраст ее находился примерно посредине между возрастом Марии и Жоржетты, однако же, почти все в доме называли ее не по имени-отчеству, а по имени. Некоторые люди называли ее по имени потому, что сами были такого же возраста, а некоторые- потому, что София называть себя по имени-отчеству никого не обязывала. Поэтому и я тоже буду называть ее просто по имени.

София переехала в МКД еще в советское время, и жила она сначала в третьем подъезде, а затем переехала в первый, да так в первом и осталась.

Несмотря на то, что фактически София относилась к третьей категории населения (про разделение на категории см. главу «Приведение массы к общему знаменателю»), но «нулевая категория» относила ее ко второй (всего категорий в доме было 5,– от высшей нулевой до низшей четвертой,– и вторая категория находилась посредине). Произошло это, видимо, потому, что когда, во время «заседаний» на лавочках, представители «нулевой категории» рассказывали собравшимся о своих «заслугах перед Отечеством», то София их никогда не перебивала и никогда от них не уходила, а выслушивала их излияния до конца, и выслушивала, как им казалось, со вниманием. Видимо, за это София и получила у них «повышение».

Во время «заседаний» на лавочках разговоры шли не только о «заслугах перед Отечеством», но и о «менее приятных» вещах: о луже во дворе, о ямах и колдобинах на дороге, об облупленных подъездах, о дырах в крыльцах, через которые забегали крысы, и о многом другом. Эти непорядки собравшимися очень сильно осуждались и даже «сурово порицались», но как только София предлагала написать по этому поводу заявление, так «осуждение» собравшихся тут же куда-то испарялось. Жоржетта хваталась за сердце и умирающим голосом сообщала, что, если бы не это (слабый жест в сторону сердца),– то она бы конечно… Мария ни с того-ни с сего начинала хвалить проходящему мальчику его собаку (ужасно неприятное и приставучее существо). У кого-то вдруг начинал «перекипать на плите суп», кто-то «вспоминал», что ему надо «срочно» выгулять собачку, кому-то «срочно» понадобилось покормить кошечку,– в общем, все собравшиеся тут же расплывались, рассасывались и разбегались рысью. Оставалась в таких случаях обычно одна только Жанна, которая авторитетным голосом начинала вещать о том, что непорядки в доме сильно преувеличены, и что коммунальные службы в доме работают очень хорошо.

София хмуро уходила домой, но разговора этого не забывала. Как только она видела во дворе кого-нибудь из мастеров или главного инженера КК, она сразу же к ним подходила, и спрашивала, когда в их доме будет сделано то или это. Мастера и главные инженеры ссылались на какие-то, кажущиеся им убедительными, причины, и уходили, но София замечала, что такие разговоры были совсем не бесполезны, и что иногда после них кое-что в доме менялось- не кардинально, конечно же, но все-таки немного менялось…

С Жоржеттой София общалась давно, но всегда ее недолюбливала. Хотя излияния Жоржетты по поводу ее «заслуг перед Отечеством» София, как полагалось, выслушивала до конца, и никогда их, как полагалось, их не перебивала, но вообще-то она считала, что Жоржетта говорит много лишнего. Мария нравилась Софии немного больше, но ей казалось, что и Мария свои заслуги тоже преувеличивает ( не заслуги «перед Отечеством», о которых София будучи не медиком, ничего не знала), но заслуги в наведении порядка в доме.

Мария считала себя лидером 2-го подъезда и всего дома в целом, и говорила, что стоит ей только глазом моргнуть, как все жители МКД тут же подпишут ей любое заявление. Но на деле все оказывалось далеко не так. Даже на заявлении по поводу пресловутой лужи Мария достаточного количества подписей не собрала. А ведь если бы она их собрала, то коммунальщикам,– при всей их изворотливости и нечистоплотности,– пришлось бы с этой лужей все-таки что-то сделать!

Более охотно София общалась с людьми «своей категории»,– с такими, как Сима. Симу София считала здравомыслящим, серьезным, и деловым человеком. Нравилась она ей еще и потому, что она не разглагольствовала о своих заслугах, а просто делала, что могла. Если Сима собирала подписи, то ей удавалось собрать небольшое их количество,– но это были реальные подписи. Поэтому София старалась Симу во всем поддерживать.

София любила порядок, и хотела, чтобы порядок был и в их доме. Время от времени София собирала подписи по тому или иному поводу в своем подъезде; время от времени общалась с депутатами. Один раз она даже выступила на местном телевидении- но даже после этого в МКД ничего не изменилось…С возрастом заниматься общественными делами Софии стало трудно. Она ожидала, что ее место добровольного активиста займет кто-нибудь другой, помоложе, но желающих на это место не нашлось. Хотя многие люди продолжали возмущаться недостатками в доме, но все ждали, что разберется с этими недостатками кто-то другой, а не они. Когда председателем совета дома стала Марта, и когда она начала «разбираться» с недостатками по-своему, то, как ни странно, методы ее «разбора» многих людей стали устраивать…

– Глаза у них у замазаны, что ли?– думала София.

Но до Марты председателем совета дома была Мария. Когда Марию выбрали в СД1, София отнеслась к этому положительно. Она подумала, что, несмотря на склонность к преувеличениям, Мария с этой работой все-таки справится. Но Мария ничего даже сделать не успела. После ее избрания в доме сразу же началась какая-то непонятица, и на месте председателя вместо Марии очень быстро очутилась Марта.

Марту София знала плохо, но те мероприятия, которые она начала проводить в доме, ей сразу же не понравились. В частности, не понравилось ей то, что Марта сразу же обязала людей платить себе зарплату, ничего еще не сделав. У Софии не было материальных проблем, которые не позволяли бы ей платить СД2 зарплату, и она не была жадной, но она считала, что зарплату нужно платить за проделанную работу, а раздавать авансы неизвестно кому неизвестно за что- и вредно, и нечестно.

Однако же, к Сусанне,– члену СД2 от их подъезда (хотя Сусанна фактически членом СД2 не была, но в его работе постоянно участвовала),– София отнеслась хорошо. Об истинной роли Сусанны в РП1 она не знала, а потому винила в нем одну только Марту.

София наблюдала за деятельностью Марты и видела, что та отделывается одним только словоблудием на собраниях, а по существу ничего не делает. Ну насадила она дурацких цветочков на газонах- а толку-то что? Что их дому, с его проблемами, до тех цветочков?

Вон лужа как стояла во дворе, так и продолжала стоять! (так много разговоров про эту лужу идет потому, что она занимала все пространство между 1-м и 2-м подъездом, и не давала людям выйти со двора посуху). Вон коммунальные проблемы люди как решали самостоятельно, так и продолжают решать!– Сама София в мартином чате не участвовала, но знала, что после устранения аварии в чьей-нибудь квартире (а аварии в квартирах случались постоянно), Марта приписывала в чате заслуги устранения этой аварии себе.

Правда, Марта начала делать в их подъезде ремонт. Но София знала, что начался этот ремонт совсем не благодаря Марте, и что деньги на ремонт выделила не Марта, а КК. Так что заслуги Марты, как София считала, в этом ремонте совершенно не было. Правда, Марта бегала по их подъезду, орала на рабочих, и делала вид, что руководит ремонтом, но кого она могла этим цирком обмануть? Разве что дураков? Однако же, оказалось, что Марта со своим цирком все-таки не просчиталась, и что многие люди действительно в этот ее цирк поверили…

А затем Марта начала обхаживать и ее саму. Она начала подсаживаться к ней на лавочку, и рассказывать ей о том, как много она для дома всего делает, и как она жизнь в доме распрекрасно улучшает. Но София ее расказам не доверяла. Единственный рассказ, в который она поверила- это был рассказ о Глебе.

София знала, конечно же, о том, что Марта имеет на Глеба «большой зуб», и что она вполне может наговорить на него лишнего. Глеб писал много заявлений на СД2 в прокуратуру. Несмотря на то, что последствий эти заявления для Марты не имели, но она все равно была на Глеба очень зла.

Марта сказала, что Глеб состоит на учете в психдиспансере, и что позволять душевнобольному человеку вмешиваться в дела совета дома – нельзя. София спросила, откуда ей об этом известно. Та ответила, что- из «доверенных источников». Еще она сказала, что болезнь Глеба- наследственная, и что с отцом Глеба происходило то же самое: он тоже повсюду писал никому ненужные заявления, и тоже на всех жаловался.

София поверила Марте потому, что нечто подобное она слышала от жителей 2-го подъезда и раньше.

Затем София узнала, что Герда организует против СД2 какую-то подписную кампанию, и начала узнавать подробности. Хотя обычно к таким кампаниям она присоединялась сразу же, но к этой кампании она отнеслась настороженно,– из-за Герды. Хотя сама она с Гердой не была знакома, но слышала о ней от жителей 5-го подъезда примерно то же, что от жителей 2-го подъезда о Глебе.

Но затем, когда она узнала о сути заявления (заявление составлял юрист), то свое отношение к Герде она сразу же изменила. Правда, Герда заявление к ней на подпись не принесла, но София, преодолев свое предубеждение, заговорила с ней об этом заявлении сама. К ее удивлению, Герда оказалась общительным и здравомыслящим человеком. Она рассказала Софии о том, какие ответы она получила на заявление и о том, что Марту после этого начала «трясти» ФНС.

После этого София начала с Гердой общаться, и можно даже сказать, с ней подружилась. Взгляды на деятельность СД2 у них были одинаковыми, и отношение к жизни у них, в общем и целом, было тоже одинаковым, а потому темы для разговоров у них всегда находились.

К сожалению, результатов гердино заявление все-таки не принесло. ФНС «потрясла» Марту, «потрясла», да так никаких нарушений в ее деятельности и «не выявила».

…

Герда, прежде чем начать общаться с Софией, выяснила, не относится ли она к категории медиков, и только после этого пошла с ней «на сближение». Со временем она начала Софии доверять и рассказывать ей много такого, чего другим не рассказывала.

Однако же, Герду удручало то, что София не хотела собирать подписи. Сама София объясняла это плохим состоянием своего здоровья, но Герда не знала, действительно ли это состояние было плохо, или она просто отговаривалась. Знала она только то, что София ей- не помошник. Однако же, в небольших вещах София ей все-таки помогала, а потому Герда рассказывала ей различные подробности о деятельности Марты, о которых мало кто знал. Она старалась также развеять иллюзии Софии о том, что в бедах дома виновата одна только Марта. Герда говорила, что не меньше Марты виноваты и Светлана, и Семен, и Жанна, и Жоржетта, и Сусанна, но София оставалась в убеждении, что эти люди виноваты не были. Всех их София считала людьми приятными и порядочными, и относилась к ним как к жертвам Марты.

Герда говорила, что знает этих людей лучше нее.

– Да вот,– говорила она,– посмотри на 2-й подъезд, который расположен рядом с твоим! Ведь ты его хорошо знаешь, и знаешь, что он далеко не так хорош, как кажется!

София подтверждала, что 2-й подъезд действительно не так хорош, как кажется, и приводила в пример Глеба.

Герда, вообще-то, имела в виду не Глеба, а того человека, который всегда поддерживал Марту на собраниях, но пыталась Глеба защитить:

– Глеб же так много сделал для обустройства дома, и столько раз писал против Марты заявления, и столько раз пытался вывести ее на чистую воду, и разразоблачал мартины тайные делишки!

– Ну а что толку,– возражала София, – если все это только его болезнь? Ведь все же говорят, что он- с отклонениями, и не только Марта говорит, но и медицинские специалисты говорят,– вот Жоржетта и Светлана, например, говорят…

– Но ведь Мария тоже медицинский специалист, а она о Глебе всегда говорит только хорошее!

– Ну, у Марии с Глебом какие-то свои дела- нам этого не понять!

В общем, переубедить Софию Герде так и не удалось. Правда, когда София услышала, как сильно жительница 5-го подъезда ругает Светлану и Семена, то о них она свое мнение все-таки изменила, но о других- нет, не изменила!