скачать книгу бесплатно
– Чего же я хочу, по-твоему?
– Тебе одиноко, тебе нужен человек рядом. Ты не любишь засыпать одна. – ответил он и поцеловал меня нежно в плечо.
– Мне сейчас совсем не нужна близость. Слишком много раз обжигалась – теперь другие приоритеты.
– Просто останься со мной сейчас. — его голос звучал мягко и маняще.
– Завтра рано утром будет совещание. У меня очень строгий босс. Я не могу опаздывать. Мне еще нужно переодеться в деловой костюм.
– Босс тебя простит, если ты немного опоздаешь. Ты мне нужна сегодня. – И посмотрел таким ласковым и заботливым взглядом, что я решила поверить ему.
Удивительно, каким разным может быть человек в разных обстоятельствах. Мы болтали полночи, закутавшись в одеяло. Вспоминали прекрасное прошлое, смешные истории, смеялись, как в старые добрые времена. Как будто и не было разлуки. Как будто мы знали друг друга не одну жизнь. Что-то неуловимое, ценное было между нами. Он сдержал слово и ни разу ко мне не пристал. Потом меня потянуло в сон, и я прилегла у него на коленях. Не помню, как оказалась кровати. Скорее всего, он ночью меня перенес. Утром проснулась от звонка мобильника.
– Вики, ты так сладко спала. Решил тебя не будить. Завтрак на столе. Можешь не приходить сегодня на конференцию. – И положил трубку. Я ничего не успела ответить.
Вечером я была, как всегда, в центре внимания.
– Какое прелестное изумрудное платье. Подчеркивает ваш изящный стан, – подошел и с ходу в своей манере сделал мне комплимент опасный импозантный мужчина.
– Денис Александрович, вам тоже идет ваша бирюзовая рубашка. Любите выделяться на общем скучном фоне? – поддержала разговор.
– Мы похожи с вами в этом? Правда же?
– Всегда отвечаете вопросом на вопрос? – парировала я.
– Очаровываюсь вами с каждой минутой все больше и больше.
В этот момент к нам подошел босс, напряженный и озадаченный.
– Разрешите, Дмитрий Александрович, украду у вас мою сотрудницу на один танец.
– Лучше не очаровываться. Где есть очарование, там есть и разочарование, – я успела с опозданием ответить уже недовольному инвестору. Тот хотел что-то ответить и не успел.
Протянула руку родному человеку, и только мы закружились в нежном танце, как я впала в какое-то практически медитативное состояние: всем телом чувствую, что дует сильный ветер, я вижу горы, пахнет чем-то сырым. Облака, высота, шум, море. Ощущение, что я падаю вниз, как если бы я была птицей и мне нужно было расправить крылья. Мгновение – и я оказываюсь на палубе, в моей руке его рука, как будто так было всегда. Мурашки по коже, адреналин, сводит внизу живота. А в голове всего одно слово: «Сохрани». Тогда не смогла его ни с чем связать, просто продолжала кружиться в танце. В тот вечер для меня никого не существовало, в кругу людей мы были абсолютно одни.
Позже я увидела, как мой босс на повышенных тонах о чем-то разговаривал с Денисом Александровичем. Тот резко жестикулировал, явно стараясь сдержать свой гнев, а после развернулся и ушел. До возвращения домой я не поднимала эту тему с шефом. Инвестор ко мне больше не подходил: он так и не вернулся. Мы с моим любимым боссом вновь были счастливы.
После командировки состояние моего здоровья резко ухудшилось. Чувствовала слабость и недомогание, потеряла аппетит. Но к врачу не шла, тянула и все списывала на акклиматизацию.
Примерно через месяц после нашего путешествия сказка была разрушена. На совещании босс сидел темнее тучи. У меня было плохое предчувствие. Сразу поняла, что случилось что-то серьезное.
– Сегодня инвесторы сообщили, что ответ по нашему проекту отрицательный. Я вас всех предупреждал и заблаговременно готовил, что компания будет переживать кризис. Издержки нужно будет уменьшить – сократить штат и урезать зарплаты на двадцать процентов. Трудно об этом говорить, но это необходимые меры, чтобы остаться на плаву.
– Отвечаю за себя: я не готов сидеть за такую зарплату, – первым, ожидаемо для меня, отреагировал любимчик Коля.
– Тебя не держу, Николай. Две недели на отработку – и счастливого пути, – с пониманием ответил начальник.
За следующую неделю многие написали заявление на увольнение. Штат почти не нужно было сокращать. После заседания я пыталась поговорить боссом, как-то поддержать. На нем не было лица, он стал холоден и безразличен. В поездке у нас все только стало налаживаться. Неужели он снова меня оставит? У нас только начало все налаживаться. Из-за денег, неудачи в бизнесе, в своей реализации? Каждый раз босс убегал от разговора, уходи в себя, закрывался, оправдывался срочным делом, занятостью. И это было только начало моей темной полосы. Состояние ухудшалось, и у меня появилась серьезная задержка. Сделала тест. Две полоски! Еще тест – и снова две! Сдала анализы. В тот момент хотелось просто раствориться, умереть, исчезнуть. «Вы беременны, срок 3—4 недели».
Собиралась сообщить эту новость боссу. Как всегда, в понедельник пошла на работу. Похожу к офису… Небо рухнуло. Все было опечатано.
– В выходные приезжали серьезные люди, искали какие-то документы. Все опечатали. Сообщили, что будет судебное дело. Наверное, что-то нашли, – сразу же сказал подбежавший охранник и, как бабка на базаре, стал строить догадки.
Сказать, что была в отчаянии, – ничего не сказать. Около месяца упорно пыталась найти бывшего начальника. Абонент не отвечал. Просто исчез навсегда из моей жизни, как и в первый раз, ничего не объяснив, так и не узнав, кто у меня под сердцем. Тогда не видела другого выхода. Без работы, без средств к существованию, без моральной поддержки, в дикой депрессии и апатии, на самом дне, казалось на тот момент очевидным и верным решением сделать аборт. Этот шаг был для меня самым тяжелым.
Расплатилась. Больше я никогда не забеременела, так и не встретила верного, надежного мужчину. Боялась мужчин, боялась открываться, влюбляться, доверять, боялась вновь ошибиться и пережить эту невыносимую, адскую боль и выстроила вокруг себя броню. Закрыла свое сердце навсегда. Иногда по ночам слышала плач. Мне казалось, это плакал ребенок. Всю жизнь медленно сходила с ума от чувства вины.
Нежеланный ребенок
Туман, холод, дождь, нескончаемый громкий крик – мой крик. Все говорят, что младенцы ничего не помнят. Это неправда. Каждый раз, когда я остаюсь одна, закрываю глаза и слышу одно и то же, чувствую холод, сырость, запах гнили и металла. Мне страшно. В младенчестве меня нашли в мусорном баке – пришли на громкий крик. Так я хотела жить. Не знаю, сколько пролежала там, прежде чем меня отвезли в больницу на осмотр, а потом прямиком в детдом. Меня выкинули, как ненужную вещь, как выкидывают слепых котят. Никогда не знала своих родителей и причины – почему они так поступили. В детдоме я быстро поняла, что никто не приходит на твой крик. Материнской нежности, любви, заботы я так и не узнала. Нянечка была одна на двадцать детей и просто физически не могла успокоить каждого ребенка, спеть песню, убаюкать. Выполняла только жизненно необходимые функции: накормить да поменять подгузник и то не всегда успевала. Друзей у меня никогда не было. Дикая, резкая, много раз сбегала. Жизнь на свободе делала меня еще сильнее, укрепляла силу воли. Каждый раз уходила, чтобы сражаться, бежать, двигаться дальше, а иногда просто смотреть в небо и завидовать вольным птицам, мечтая о крыльях, чтобы навсегда улететь из этого ада.
С младенчества я обладала необычным тембром голоса. Именно этот голос меня спас в тот роковой вечер на свалке – так голосила, что до сих пор тот пронзительный голос стоит в моей голове. По ночам, когда душа рыдает и ноет от пустоты, когда снова слышу крики новорожденного ребенка, я достаю блокнот и пишу стихи. Бумага впитывает всю мою тоску, обиду и боль, а когда пропеваю то, что получилось, меня постепенно отпускает и становится немного легче. Слова рождаются из ниоткуда, как бы сами собой. Я просто отдаюсь невидимому потоку, разрешаю чему-то большему, чем я сама прийти и выразиться через буквы мелодии – так появлялись мои первые стихи и песни. В детдоме меня часто просили что-нибудь спеть на тематических концертах, это была единственная моя отдушина. Невероятное чувство. Когда сотни глаз устремлены лишь на тебя, появляется такой бешеный прилив сил и энергии, который пульсирует диким потоком по всему телу. В такие моменты я чувствовала себя особенной, будто рожденной с особым даром. Все изменилось после одной встречи. Тогда я перестала петь, замолчала на долгое время.
В детском доме меня часто отправляли из группы в группу, а в четырнадцать лет перевели в другой интернат. Туда переводили трудных детей, которые часто сбегали, неудобных, непослушных. Мне было все равно: нигде я не чувствовала себя дома. В первый учебный день ко мне на перемене подсел смешной парень. У него были рыжие растрепанные волосы и лицо, усеянное веснушками. В тот момент, как обычно, я делала заметки в свой блокнот, писала и зарисовывала маленькие истории.
– Что пишешь?
– Веду дневник.
– Зачем эта фигня?
– Чтобы скорее забыть эту хрень, в которой я живу.
– Помогает?
– Процентов на тридцать.
– Как бы я тоже хотел все забыть.
После этих слов я повернулась и посмотрела парню в лицо еще раз, но уже внимательнее. Золотистые волосы гармонично сочетались с голубыми глазами и худощавым бледным лицом. В глазах увидела знакомую боль, особенно близкую, словно она отличалась от боли других. Все дети здесь были травмированы, но он был мне как будто знаком.
Парень продолжал:
– При рождении мне поставили диагноз – легочная недостаточность. По ночам часто случаются приступы – в любой момент могу задохнуться. Родители сразу отказались от меня, совсем их не помню. Думаю, им легче было снова родить здорового ребенка, чем мучиться со мной. Хочу лишь одного – посмотреть в глазах матери и спросить, почему она не сделала аборт. Ведь котят топят.
– Мне тебя не жаль! – резко отрезала я.
Не люблю привязываться. С годами выработалась автоматическая реакция пресечения любых эмоциональных связей. Так проще. Сама по себе я сильнее, но привязки делают меня уязвимее.
– Я не жаловался. Это называется коммуникация. Ее люди используют для того, чтобы узнать друг друга лучше.
Я не ответила.
– Ты со всеми такая приветливая? – не отставал он.
– Тебе еще повезло. Обычно я сразу посылаю.
– Значит, после уроков я поведу тебя в свое любимое место.
– Зачем?
– Ты же новенькая. Тебе нужно освоиться. В одиночку всегда сложнее.
Не знаю, зачем я тогда его послушала и согласилась. Что-то притягивало меня к нему, не могла это объяснить, но внутри чувствовала: он мне для чего-то нужен.
После уроков мы пошли в это особенное место. На неухоженном канале возвышался старый арочный мост. Живописно и безлюдно, что для меня было большим преимуществом.
– Ты красивая. Наверное, тебя много раз забирали домой?
– Пробовала неоднократно. Не уживалась, особенно с родными детьми. А тебя?
– Мне повезло меньше. Здесь как с котятами. Все хотят маленьких… ну ты знаешь… Либо таких, как ты, симпатичных. Так что шансов изначально было немного. Но у меня созрел четкий план, как проникнуть в доверие. Я нашел ее в соцсетях. Это была писательница, училка. Прочитал ее книгу и стал общаться с ней виртуально, затем сообразил музыку на ее стихи. Потом напросился в гости. В детдоме разрешили. Тогда я был уже в восьмом классе, не сдал экзамен, не ходил в школу, прогулов накопилось много. Меня уже даже судили за кражу. С друзьями в спортивном магазине украл кроссовки и так… по мелочи. Все разбежались. Меня загребли. Суд отпустил по малолетке. Она оформила опеку. Думаю, хотела меня перевоспитать, но скоро мне надоело. Дисциплина была еще строже, чем в интернате. Тотальный контроль, уборка, уроки. Запрещала навещать друзей из детдома, а я там провел всю жизнь. С этим не смог смириться и вернулся.
– Понимаю. Много раз сама уходила от приемных. Расскажи, как у вас здесь все устроено.
– Как везде. Колония строгого режима: подъем, завтрак, школа, домашка, ужин, сон. Четкая иерархия. Я из волчат, могу тебя крышевать. Тебя и пальцем здесь никто не тронет.
– Кто медведь в группе?
– Может, видела? Ромка Толстый. Розовощекий крупный поц. Ему повезло: в прошлом ходил на бокс. Любого может уложить. С ним лучше дела не иметь. Псих, отбитый на голову. Его батя под наркотой забил до смерти на его глазах матушку. Отца посадили, а Ромку к нам перевели. На этот раз окончательно. Его и раньше сюда временно сдавали. Успел заработать авторитет.
Что еще рассказать. Воспиталка здесь есть – Танк – мощная баба с усами, Гитлер в юбке. Если невзлюбит – пиши пропало. Может и в психушку сослать. Сама все гладко подстроит – не придерешься. Они это часто практикуют в воспитательных целях. Так наша Танька уехала здоровая, а вернулась психом. Теперь ей постоянно нужно двигаться. Не может усидеть на месте. Действия такие бессмысленные. Вектора нет. Ходит из угла в угол. Дико бесит. Подсадили ее на какие-то лекарства – теперь «неусидка». Пашка много раз туда попадал, потом один раз уехал да так и не вернулся. И меня тоже забирали несколько раз. В первый раз был совсем малым. Сказали – в санаторий. Как дурак, поверил. Потом уже знал, чего ждать. Сначала вязка в изоляторе. Лежишь в веревках, не можешь пошевелиться, а если будешь сопротивляться – вколют галоперидол. Укол для шизофреников, после которого одно желание – вскрыться. У меня была и там своя деятельность. Я не раз проникал в кабинет медсестер. Крал лекарства, потом перепродавал нарикам, либо менял на сигареты. Циклодол хорошо шел по сто рублей. Можно было обмениваться с медсестрами на передачки. Их приносили тем, у кого были родственники. Но адресатам передачи отдавали не всегда. Предприимчивые сестры перепродавали их нам за деньги. Какие права у психов? Им все равно никто не верит – передавали или нет. Можно списать на то, что те забыли: они же там под таблетками, «овощи». Со временем я выработал свою стратегию, чтобы туда не попадать.
В общем, нужно балансировать. Будешь паинькой перед воспитателями, старшие тебя уничтожат, изобьют до переломов. Лучше бунтовать, но нужно смотреть, какая воспиталка, чтобы в санаторий не угодить.
Так с Сашкой мы подружились. Сбегали всегда, когда предоставлялась возможность. Одинаковая боль нас объединила, и я быстро освоилась. С ним мне нечего было бояться: он уже заслужил авторитет – от сопливых зайчиков дошел аж до волков. Уже через неделю я знала, кого можно подкупить из старших, чтобы постояли на шухере, прикрыли где надо, не разболтали лишнего. Знала, кого обходить стороной, кого чмырить или игнорить, в общем, влилась в режим. По ночам по-прежнему просыпалась от озноба и дикого ужаса, по-прежнему слышала детский плач и крики о помощи, часто просыпалась в холодном поту и чувствовала пустоту в груди – бездну, которую ничем нельзя заполнить.
В тот вечер мы пошли с Сашкой на дискотеку. Пробрались под видом старшеклассников. Помещение было пропитано запахом дешевого спиртного и дымом. Я запомнила все детали:
Ритм, бит, движение.
Запах алкоголя, сигарет.
Прикосновение – тело к телу.
Танец, дыхание, пульс.
Мурашки по коже…
После не захотели возвращаться в интернат – и пошли на свое место провожать закат.
Когда смотрела на воду, у меня появился комок в горле, свернуло живот. Всегда, когда приближалась к воде, понимала о себе что-то важное. В тот вечер, чтобы отвлечься от боли, я перевела взгляд на небо и запела, а Сашка смотрел на меня, не отводя взгляда.
– Не знал, что ты так умеешь.
– Раньше меня часто приглашали на мероприятия. Иногда даже платили. Когда я сбегала, это было моим единственным источником дохода: пела в переходах и общественном транспорте, пока не попалась. На улице свои правила. Ну ты знаешь. Серьезные люди довольно доступно объяснили, что за каждым местом закреплен свой человек и за место нужно платить. Не смогла потянуть такие суммы, плюс еще и в минусе осталась. Так я завязала с этим бессмысленным делом. Розовые очки у меня отобрали с самого рождения, поэтому…
Сашка неожиданно схватил рукой мое лицо и стал жадно целовать. Потом стал покрывать мелкими поцелуями все тело. Мои ноги дрожали. Я закрывала глаза, чтобы надолго запомнить детали. В тот вечер мы почти ничего не говорили друг другу: все давно было понятно без слов.
Так прошло первое лето в интернате. Наступила осень. Это был уже не мой Сашка: он изменился.
За лето набрала лишних шесть килограмм, увеличился аппетит. Сашка стал импульсивным, нервным и часто переходил на крик без видимых на то причин. Как-то назвал меня жирной. Сказал, чтобы худела и меньше ела. Жутко ревновала. На него положила глаз Катька Петрова, строила ему глазки. Так бы и выдавила! Но сам Сашка не был против ее внимания.
Мое состояние ухудшалось с каждым днем, старалась не есть. Помню, как-то даже упала на уроке в голодном обмороке. Меня попросили зайти на беседу к заведующей по воспитательной работе.
– Аня, не буду ходить вокруг да около. Ты предохраняешься?
– Почему вы спрашиваете? Это мое личное дело.
– Конечно, твое дело. Ты развлекаешься. Беременеешь. Потом твое личное дело превращается в наши хлопоты! Так? Хорошо устроились. – Заведующая молча протянула мне пакетик, где было написано «Тест на беременность», и стаканчик. – Были задержки?
– У меня часто бывают. Я не беременна.
– Вот сделаешь тест – я успокоюсь. Твой набор веса, аппетит, обмороки заставляют напрягаться. Бери стакан и иди в туалет без разговоров, а я тебя здесь жду.
Руки жутко вспотели. Она окунула тест в стакан и подождала десять минут. Мне показалось, прошла целая вечность, потом как гром среди ясного неба:
– Так и знала. Пойдешь на аборт. Я обо всем договорюсь. Поняла! Придешь в следующую среду. Смотри – никому не говори. Свободна.
Дальше все как в страшном сне. Не помню, как вышла из школы и дошла до нашего с Сашкой места, где мы проводили наши солнечные летние дни.
Увидела там два силуэта и не поверила глазам. Подошла ближе. Чуть не умерла, аж вскрикнула и закрыла глаза руками от отчаяния, лишь бы не видеть этот ад. На том самом месте, где недавно целовал меня, Сашка зажимал Катьку – шлюху.
Не помню как, но рассказала ему. Он посмотрел на меня и отвел взгляд. Как будто чужой человек, сказал: «Мне не нужна брюхатая. После аборта поговорим».
Сама от себя не ожидала таких эмоций: как дикий зверь, побежала на него и стала пинать что есть мочи ногами. Катька отпрыгнула и стала орать. Я была в ярости, глаза горели – это называют состояние аффекта. Потом он схватил рядом лежащую палку и ударил меня прямо по животу.
– Я буду более гуманным, чем моя мать. Лучше убить его еще в утробе, чтобы не мучился зря, – орал он.
Острая боль пронзило все мое тело, я свернулась калачиком и упала на землю.
– Отлично, остынь тут. Отрезви мозги. Еще пожалеешь, тварь. На кого руку подняла?
Они ушли. Я лежала и видела, как они взялись за руки и, как мы когда-то, медленно скрывались из виду. Не знаю, от чего мне было больнее – от удара или от его слов.
Меня снова предали, кинули, и я снова одна. Положила руки на живот и посмотрела на воду. Вновь меня затошнило. Ровно в тот момент поняла что-то важное, как озарение, или болевой шок. Это решение повлияло на всю мою дальнейшую судьбу: «Не хочу своего ребенка выбрасывать в мусор!» Над головой в тот момент пролетела огромная птица, похожая на орла. Это был знак. Хочу сохранить, не хочу продолжать сеять боль и одиночество по своему роду. Поняла, что никогда не брошу своего ребенка. Рожу, воспитаю и поставлю на ноги, и никто мне не нужен. Тогда еще не представляла, через что мне предстоит пройти. Но знаю, все было не напрасно.
Теперь у меня не было Сашкиной крыши. Все надо мной издевались, дразнили брюхатой свиньей. Многие воспитатели стали на меня смотреть с презрением: «Нагуляла…» Все знали мою историю. Настала среда, но, несмотря на все издевательства, я не поменяла своего решения.
– Анна Владимировна, не пойду в больницу сегодня и вообще никогда не пойду на эту операцию. Не подпишу бумаги на аборт. Хочу оставить ребенка.
– Ты вообще в своем уме! Ты не понимаешь. Мы тебя кормим, поим, учим за свой счет. Оплачиваем твою операцию. Тебя никто не спрашивает. На что ты собираешься кормить ребенка?
– Я знаю, что государство помогает в таких случаях. Мне предоставят отдельную комнату, как Наде Ермоловой.
– Мы не можем нести такие затраты. Ты портишь статистику, если бы все рожали, мы бы разорились. За Надьку сделал взнос ее дядька. У нее срок какой был? Что ты сравниваешь? У тебя ничего нет. Плодить здесь нищету не позволю!
– Я приняла решение, – сказала я и ощутила такое внутреннее душевное спокойствие, которого не чувствовала никогда. Я знала, что впервые принимаю правильное решение.
– Кто ты здесь такая, чтобы принимать решения? Сама еще как ребенок. Прибежишь еще просить об операции. Тебе не рассказывали про заведение на Серпуховской? Как туда легко попасть таким, как ты. Оттуда все шелковые возвращаются. Вижу, тебя нужно проверить голову.
– Я от своего решения не отступлюсь, – сама удивилась, каким железным голосом это произнесла. Голос ни разу не дрогнул.
