скачать книгу бесплатно
Глаза Амалы вспыхнули. Ей все-таки обидно. Как не обидеть человека в такой ситуации? Девушка молчала, слегка отвернувшись. Потом спросила.
– Тебя кто-то ждет?
В принципе, для многих это и не препятствие. Ну ждет – и ждет, мы же не в средние века живем. А меня не ждет никто, уже давно. Но так Амале будет легче.
– Да, что-то вроде того.
По крайней мере, это не прямая ложь. Амала молча встала и отошла от меня. Жаль – почему люди не могут оставаться друзьями в такой ситуации? С ней приятно танцевать, она вообще мне нравится. Зачем было ломать абсолютно всё, все отношения?
Амала так и не сказала мне ни слова до окончания вечеринки.
Кристи ушла в свою комнату вместе с Бо – продолжать праздник. Дежурство было у Вэня, мы с Сай убирали последствия вечеринки, а потом сели втроем попить жасминового чаю.
Сай с ногами забралась на кушетку для обследований, я занял второе эргономическое кресло на колесиках, Вэнь поставил чашку на пульт, ровно горящий синими огоньками, – в случае медицинского ЧП сообщение придет именно туда. Ночные дежурства – спокойные. Дневные ты обычно используешь для профилактик и приема больных, а в ночь – занимайся, чем хочешь.
Иногда мы здесь и засиживаемся поэтому – играем во что-нибудь, треплемся. И нам хорошо, и дежурному приятно.
И мы обсуждали вечеринку и танцы Кристи, ее сборник, ее успехи, трепались о том, о сем; а вторым слоем сознания я как бы наблюдал за всем этим и думал, как же мне хорошо с ребятами, какие они свои, родные, ведь совсем недавно еще все вместе спасали девочку Линь, и таких случаев было у нас уже много, когда мы действовали четко, быстро, слаженно – вместе; и я на каждого из них могу положиться, и они на меня – тоже. Какие они разные, и по-своему каждый интересен; вот Сай – призер Евразии, между прочим, по стрельбе из лука. Спортсменка континентального уровня! И сама такая прямая, стремительная, точная – как стрела. А Вэнь совсем другой, мощного телосложения, медлительный, доходит до него все не сразу, но в работе крайне аккуратен, а руки – золотые. И еще он скульптор, не разбираюсь настолько в этом виде искусства, чтобы оценить его уровень, но мне нравится. У нас перед входом статуя – змея с чашей, это он слепил. И статую Цереры перед Первой базой – он же с еще одним парнем из техников. Да что уж говорить, ребята просто золотые, и понимаем мы друг друга давно с полуслова – хотя так же было и на нашей Шестой Спасательной, с которой я ушел. Такой у нас мир – куда ни поедешь, где ни начнешь служить – везде обязательно встретишь хороших, своих ребят, с которыми и помолчать можно, и чаю выпить, и попеть под гитару. И работать хорошо с ними.
Но кроме этого, поселился во мне еще и третий, омерзительный такой, холодный тип, который смотрел на все это сквозь прищуренные веки и цедил: веселитесь? По – детски – наивно смотрите на мир? А мир-то ваш на самом деле построен на грязных тайнах – только раньше все это называлось «политикой» и делалось открыто, а теперь вас растят, как поросят на убой, а вы наивно радуетесь, как юнкомы, и думаете, что этот мир принадлежит вам. Что вы сами в нем что-то решаете…
Не то что этот тип постоянно портил мне настроение, нет, мне удавалось отвлечься. Но временами ледяной укол в сердце чувствовался, и, наверное, это отражалось на моем лице. Потому что разговор вдруг зашел обо мне. Или просто Амала что-то сказала Сай.
– Кстати, Амала к тебе неровно дышит, ты знаешь? – она так и спросила, прямо.
Я пожал плечами.
– Ну… возможно.
– Амала красотка, – высказался Вэй, – глазища такие… и умница, космогонистка.
– Да, она симпатичная.
– Симпатичная, – Сай, к которой я как раз подъехал на стуле, ткнула меня пальцем в ребра. Я едва чай не расплескал, – да она красавица просто! А ты, Стани, реально, какой-то сыч! Ты уже второй год здесь… И ты же свободен. Это что – новая мода такая?
– На русском такой анекдот есть, – вспомнил я, перейдя на родной язык, – изобрели новое лекарство от Спида-прим. Называется Спи-Один.
И предусмотрительно отъехал от коварной Сай.
– А если серьезно, – спросила девушка, – забыть не можешь? Болит?
Я вспомнил Марселу. Да нет. Давно уже воспоминание о ней стало светлым.
– Нет, не болит. Не знаю. Но как-то это все было… очень серьезно, что ли. Нужно больше времени, наверное.
Узкие глаза Сай смотрели на меня как сквозь прицел.
– Иногда я жалею, – произнесла девушка, – что еще не изобрели телепатию. Телеэмпатию. Чтобы вот проник в другого человека – и сразу все понял, что с ним, почему.
– Аппаратная телепатия вполне существует, – возразил Вэнь, – мы же сами используем ее для диагностики.
– Да нет, я не о том… – Сай махнула рукой.
– Понимаю, – я кивнул, – мне тоже часто хотелось бы так. С пациентами, например, – а то мямлят что-то, мямлят, не поймешь. И еще мне хотелось бы понимать авторов книг. Вот прочитал – и понял, что автор думал на самом деле, что он чувствовал, откуда это все у него идет. Правду он в конце концов пишет – или нет.
– Но какой интерес кому-то писать в книге неправду? – удивился Вэнь.
Даже такой отдаленный намек на проклятого Цзиньши был для меня облегчением. Может быть, надо просто рассказать все ребятам. Но как? Вот как я сейчас начну им рассказывать… даже о том, что Аркадий, возможно, погиб не по нелепой случайности, что его… страшно сказать, убили. Как? Да, мы откровенны друг с другом, мы говорим обо всем, но это… это слишком перевернуло бы все их представления о мире.
Мои – нет, не до такой степени. Возможно, Аркадий потому и дал мне эту книгу, и она легла на подготовленную почву. Ведь я сын своей матери. Ведь для меня Освобождение – не просто «славные дела наших отцов».
А они… зачем им вообще об этом думать? У них работа, служба, вон колонизация дальних планет начинается… у них дружба, любовь, интересная, яркая жизнь.
– Это ведь была твоя соученица по ШК, эта самая Марсела? – спросила вдруг Сай. Они все еще об этом… ну лучше уж говорить об этом.
– Да.
Я подъехал к пульту и налил себе еще одну ароматную чашечку. Хорошо, что мои коллеги умеют правильно заваривать жасминовый чаек. Просто вот нет ничего лучше после бурной вечеринки.
– В школе у всех бывает какая-нибудь любовь, увлечение… но чтобы так долго – это редкость. И тем более, после того, как партнер по этому увлечению уже нашел кого-то другого.
– Причем этот другой – тоже наш товарищ по ШК, – заметил я, – наш друг. Мы втроем дружили – я, Марсела и Костя. Но я в общем совершенно не в обиде. Наоборот, странно, что сначала она все-таки выбрала меня. Костя всегда был ярче, интереснее. Член совета ШК, его всегда везде выбирали. Лидер. Он умел влиять на людей. У него многое получалось лучше – он и в спорте молодец, многоборьем занимался, даже добился серьезных результатов на региональных соревнованиях. Одна учительница у нас говорила про него – гармонично развитая личность. И в качестве Службы выбрал науку, он эколог, и там тоже достиг успехов.
– Кажется, у тебя комплекс неполноценности, – заметил Вэнь.
– Да брось ты. Это совершенно объективно. Я не говорю, что я хуже. Но ведь в любви дело такое – любовь до сих пор явление более-менее биологическое, невольно все тянутся к самым сильным, ярким, доминантным. А Костя – он такой. Я сам всегда был под его влиянием. Ведь вы меня знаете, я скорее из тех, кто следует за кем-то…
– Ну уж к тебе-то многие тянутся! – возразила Сай, – вот даже Амала… а ведь какая девушка! И наверняка, она не первая.
– Да я о себе ничего плохого и не говорю. Я просто говорю, что Костя – он объективно лучше меня во многих отношениях. И я не удивляюсь, что Марселита…
– Вы действительно странные. Все трое, – вынес суждение Вэнь, – ну кто во взрослом возрасте вспоминает какие-то школьные любовные дела, школьное соперничество?
– Наверное, те, – негромко заметила Сай, – у кого все это вызвало очень серьезные внутренние изменения. Может быть, травму. Остался какой-то сильный гештальт, который надо закрыть. Стани, я не помню, кажется, ты не рассказывал – а где вообще была ваша школа?
– В Кузине. Это такой город на Уральской Дуге, в ее центре, хотя скорее в сторону Челябинска. Прямо у гор. У меня там мать выросла тоже, и когда меня родила, то переехала из Ленинграда, решила пожить в этом месте, тем более, что у нас там красиво, и вообще. Но никаких травм там у нас не было, все хорошо… Вот гештальт… – я умолк.
Может быть, действительно, происходило между нами тремя что-то такое, что невозможно забыть до сих пор?
– В Америке, говорят, сейчас модны семьи по три-четыре человека. По крайней мере, когда детей планируют, то подписываются сразу несколько человек. Вроде общины получается. Это у нас в Евразии все еще парные семьи в основном, – заметил Вэнь.
– Меня мать вообще одна растила. Ну и представить, что мы бы сформировали семью втроем… я как-то не могу. Нет. Да и я не испытываю никаких чувств к Косте, как и он ко мне – ну только дружеские. Мы оба чистые гетеро.
– Наверное, это у тебя от матери, – предположила Сай, – она любила твоего отца, и так и не завела другого партнера после его гибели.
– Насколько я знаю, у нее были мужчины. Но так серьезно – нет. Ни с кем она не жила. И мне говорила, мол, я не хочу тебе другого отца, у тебя есть отец, и его ты должен помнить. Хотя я его, конечно, никак не мог увидеть – только на экране.
– Ну вот. Все-таки есть такое явление, как однолюбы. Может быть, ты это унаследовал. Но если с твоим отцом это еще понятно… там героическая история, он погиб и все такое. Светлая память. То в твоем-то случае никаких причин цепляться за воспоминания нет, правда?
– Да что ты к нему пристала? – Вэнь звякнул чашкой о пульт. – Может, человеку хочется быть одному. Ему, может, так хорошо?
– Тебе так хорошо? – спросила Сай напрямую. Я подумал.
– Наверное, нет, не очень. Но сейчас… здесь… я не готов.
Меня вдруг осенило.
– Вот именно. Мне нужно на Землю. Мне нужно понять, что происходит вообще, разобраться в себе, в мире. Понять, почему у нас все так сложилось. И там, на Земле… Все-таки я не системщик по натуре, я земляшка. Мне нужны корни, надо их держаться, чтобы жить. И тогда, может быть… да наверняка. Тогда я пойму, кто мне нужен и почему.
Цзиньши, «Черное время»
«Задолго до Войны творцы нередко предупреждали об опасности цифровой диктатуры, полной прозрачности каждого человека, даже верующие ссылались на Апокалипсис Иоанна, где пророк предсказывал нанесение печати дьявола на каждого в последние дни человечества. Этой печатью в свое время верующие считали электронные чипы и тому подобную маркировку.
Теперь мы живем в этой диктатуре, в условиях полной, абсолютной прозрачности. Никакие особые чипы, никакая маркировка уже не нужна – люди радостно установили коммы в височную кость, чтобы иметь возможность в любой момент пользоваться всей мировой сетью. Жизнь без нейроимпланта представляется нелепой, на это идут только совсем уж забавные чудаки или редкие больные, которым это запрещено по каким-то причинам – и те носят с собой комм постоянно.
Нейроимплант представляется высочайшим достижением цивилизации – человек расширил свою память до безграничных пределов, может легко вызвать из этой памяти любые нужные сведения, легко общается с другими даже не произнося звуков – это уже почти телепатия. Может развлечь себя в любую секунду какой угодно музыкой, книгами, фильмами, играми. Без всяких специальных аппаратов сохранить в памяти комма в виде трехмерных снимков или видео все, на что упадет взгляд. Да, это прекрасно. И еще комм дает возможность контроля извне.
И в этом современный человек не видит никакой беды. Приватная сфера якобы защищена, те картины, которые он не хочет демонстрировать, в комме не сохраняются; те области памяти, которые он не хочет показывать другим, скрыты под специальными паролями. Остатки же государственных структур кажутся гражданину СТК совершенно безобидными. Что ужасного в том, что электронный мозг ведет учет рабочего времени каждого гражданина на Службе? Ведь это основа современной цивилизации: только Служба, и только определенное число служебных часов (а до недавних пор это были целых 20, а раньше даже 30 часов в неделю!) дает гражданину право пользоваться системой распределения потребительных ценностей (СРПЦ). Это представляется справедливым. Каждый – даже если это гениальный, но еще не раскрывшийся до конца поэт, даже если это духовный искатель или будущий великий спортсмен – обязан отдавать обществу долг на примитивной и не совсем подходящей ему работе. Обязан гробить себя и отдавать свое время, уставать, рисковать тем, что его потенциал уже никогда не раскроется – ради права получать самые элементарные жизненные блага.
И для того, чтобы учесть этот отданный долг, и необходима всеобщая регистрация и постоянный контроль гражданина электронными системами. Вы можете отбывать свою Службу в Антарктиде, а затем приехать в скандинавскую деревушку и там через комм заказать себе домой любые предметы потребления, и всемирная электронная система будет знать, что вы отдали свой долг, оплатили свое право на жизнь, и выдаст вам то, что полагается.
Но кто сказал, что всеобщая регистрация, учет и контроль используются только для этого?
Сканеры могут в любой момент установить местонахождение вашего комма – а выбросить прибор, как это делалось с наручными коммами или, в старые времена, с мобильными телефонами, уже невозможно. Совершивший преступление, неблаговидный поступок – или несправедливо обвиненный, как мы это видели в предыдущих главах – никуда не скроется, не уйдет, его везде настигнут суровые и справедливые трудовые коллективы. Тебе некуда бежать – тебя найдут везде! Дружба и товарищество неотвратимы!
И наконец, не будем забывать о существовании ОЗ. Вы серьезно убеждены в том, что единственная существующая в мире спецслужба не имеет доступа к чужим нейроимплантам? Вы очень и очень наивный человек. Вся история человечества учит одному: ОЗ не только имеет прямой доступ к вашему комму (его, собственно, и так имеет все человечество), но и вскрыть ваши пароли и прочесть все, что угодно, для ОЗ не составит труда. А поскольку аппаратная телепатия в наше время весьма усовершенствована – как знать, возможно, ОЗ имеет доступ даже к вашим тайным помыслам, которые вы и комму не доверяете. Достаточно лишь поставить в нейроимплант небольшое приложение, позволяющее присоединить нейросканер к пользователю – совершенно незаметно для последнего.
Поздравляю вас! Впервые в истории человечества мы имеем настоящую, не иллюзорную Полицию Мысли!
Прослушка и слежка за гражданами всегда были ограничены физическими возможностями спецслужб – невозможно постоянно следить за каждым. Обычно спецслужбы отслеживали тех, кто вызывал подозрение. Наверняка и сейчас ситуация не изменилась. Но возможно, дорогой читатель, ты уже вызвал подозрение анонимного агента ОЗ, и прямо сейчас твои мысли, твое восприятие этой книги, даже твои тайные сны поступают в его полное распоряжение. И как знать, не решит ли этот агент, что ты уже зашел слишком далеко в отрицании счастья коллективизма, и не пора ли тебя убрать – с помощью, конечно, совершенно естественной случайности…»
Станислав Чон, Церера, год 32 КЭ.
Все-таки бред.
Я выключил книгу и задумался. Читать Цзиньши, пожалуй что, и интересно. Как мы читаем фантастику, наполненную сладостной жутью невозможного. Но как я вообще мог воспринять это хоть сколько-нибудь всерьез?
Я потряс головой. Пульт равномерно мерцал лампочками. Одиннадцать вечера, коллеги разошлись по комнатам, у Кристи сегодня ночует Бо; Вэнь пошел смотреть первенство Марса по фигурным полетам, у нас тоже, кстати, строят купол, где он сможет опробовать собственные крылья. У Сай сегодня игра, в системе очень популярны ролевые игры онлайн – здесь ведь не соберешься актерствовать в реале, как на Земле. Сейчас они играют по известному миру «Великого Льда» (серия романов, фильмы, сериалы, интерактивки) – эпическая, совсем еще недавняя история освоения Антарктиды, спасения популяций пингвинов и другой живности, на фоне которой творятся нешуточные страсти.
Сквозь ситалловый купол мерцают звезды – прозрачность здесь усиленная, так что можно положить затылок на подголовник и смотреть прямо в Космос. Не видны ни Солнце, ни Земля, только Юпитер сверкает крупной жемчужиной. Как же далеко мы забрались. Если долго смотреть в это небо, внутри возникает музыка, очень тихая, она нарастает, пробирает насквозь. Я никогда не сохранял такую внутреннюю музыку в комме, хотя и мог бы. Но у меня нет честолюбия композитора, да и вообще я давно музыкой не занимался. А записывать для себя – зачем? Музыка есть всегда, под настроение придет новая.
У меня даже и нет каких-то логических возражений автору «Черного времени». А что? Формально он прав. У нас отмирают законы, у нас уже нет специальных судебных органов. Есть ОЗ, которая непонятно как работает – теоретически она контролируется Советами, практически точно я не знаю. Что там творилось во время революции и Освобождения – я не спец. Мать тоже рассказывала… всякое. Ее рассказы, если честно, несколько отличались от парадного, черно-белого изложения – на нашей стороне сплошь прекрасные сверкающие герои, а с той – одни подонки.
Правда, с цифрами он сильно врет – не понимаю, зачем, проверить же нетрудно. Население мира нисколько не уменьшилось, а наоборот – начался взрывной рост! Какие там 600 миллионов убитых…
Но пусть – ведь даже и несколько тысяч убитых – это все равно прискорбно, кто же спорит.
Но вот когда Цзиньши начинает про нашу обычную жизнь, мне хочется ржать в голос. Ужасное угнетение детей в школах-коммунах! Невероятная тяжесть пятнадцати, ну пусть двадцати обязательных часов Службы! Прямо-таки гнет и трагедия, губящая великих творцов.
Подавление желаний! Сексуальных желаний! Впрочем, наверное, Золотой Лев имеет в виду какую-нибудь там древнюю порнографию, раньше ведь было принято самоудовлетворяться, глядя на похабные и примитивные видео… Нельзя сказать, что сейчас люди этим не занимаются, конечно, но для этого есть целый отдельный мир психологически рассчитанных, достоверных интерактивок, при изготовлении которых живые люди не занимаются похабщиной, да еще, как это было раньше, за деньги. Вот уж где кошмар! Или, может быть, он имеет в виду подавление каких-нибудь желаний вроде педофилии, насилия… Да, такие желания подавляются – а как иначе он представляет себе функционирование общества?
Теоретически трудовой коллектив может убить! Ни за что! Звучит как полный бред. Правда, он там приводит даже какие-то примеры – но ведь даже и в них не так, чтобы трудовой коллектив вот сознательно решил кого-то убить! Абсолютно все известные мне – от пациентов, от друзей, знакомых, по сети – случаи осуждения кого-то сводились лишь к моральному порицанию, иногда – к возмещению ущерба (это когда наш Витек краску с памятника отмывал), ну или к рекомендации пройти лечение у психотерапевта. Заметим – не медикаментозное, не аппаратное даже лечение.
Впрочем, и сами «преступления»… ну какие преступления бывают в наше время? Детские шалости вот случаются – что-то испортили, набезобразничали, поступили безответственно, попытались удрать на космодром. У взрослых… в основном, разборки, сложные этические ситуации. Он ее бросил, она его оскорбила. Кто-то ребенком своим не занимается. Ну и трудовые косяки – кто-то напортачил, что-то забыл, кто-то регулярно оставляет свинарник за собой… За что тут наказывать всерьез?
Трудно понять, что он имеет в виду, говоря об ужасах нашей жизни. О том, что мы якобы ни на что не влияем. Да любой человек, хоть какое-то время поработавший в Совете – а поработали ведь почти все – прекрасно знает, как все это функционирует, и как и на что мы влияем.
Почему, интересно, меня все-таки зацепила эта книга – и до такой степени, что начала портить настроение? Что я к миру стал относиться с подозрением? Побежал даже к Торресу, выяснять, о боже, не пристукнула ли зловещая ОЗ несчастного диссидента!
Я нахмурился. Достал бутылочку минеральной воды, открутил крышку.
Да все просто – Аркадий. Мертвые тигриные глаза, глядящие в черное небо.
Смерть – всегда психическая травма для окружающих. Для меня эта смерть далеко не первая. И вроде бы я должен это хорошо знать. Но получается, схалтурил сам с собой. Не проработал ситуацию, не дал себе отчета, как зацепила меня гибель Аркадия (может, было не до того – много работали, занимались спасением Линь, вот и не подумал). А подсознание услужливо подсунуло мрачную книгу… очень уж все легло одно к одному. Аркадий дал мне эту книгу (все же он был странным человеком! Да все это поколение несколько отличается от нас). Аркадий тут же погиб. В книге дан намек, что погиб, может быть, и не случайно.
Но не случись этой аварии, будь я в здравом уме – я бы и не подумал воспринять это всерьез.
…С детства не люблю минералку с газом. И здесь специально для меня включают в заказ безгазовую. Пока у нас большую часть продуктов возят с Марса. Хотя вот с водой это совсем глупо – мы поставляем воду на Марс, а нам оттуда ее везут закупоренную в бутылках. Но будет ли когда-нибудь на Церере поставлена хоть одна фабрика? Вряд ли… Зачем серьезно колонизовать этот кусок космического льда? Зачем нам автономия? То есть… пригодилась бы, но по большому счету человечеству это не нужно. По-настоящему вон народ готовится на Сиань, Нью-Атлантис, а теперь и на Радугу.
Я рассмеялся. Если посмотреть со стороны, можно подумать, что сумасшедший. Или что комм развлекает меня какой-нибудь комедией. А смеялся я своим мыслям, своему облегчению. Это же надо так вовлечься в безумную, бредовую литературную аферу. Кто такой этот Цзиньши? Кто-то из стариков, поколения моих родителей, наверное – но воевавший с другой стороны. Или не воевавший, а просто потерпевший. Мне-то доводилось сталкиваться и с такими в пансионате. Редко, конечно – ведь большинство не потерпели, а наоборот, обрели реальную свободу, возможности, стали убежденными коммунарами. Но парочку таких пострадавших я видел. Однако они не считали себя такими уж несчастными. Воспринимали как данность – ну да, вот были у меня миллионы, яхты, виллы, сады и наложницы. Все отобрали, а наложницы пошли ядерную физику изучать. Но потом я честно отрабатывал Службу в комплексе садов – давно мечтал розы выращивать, пользовался всеми благами цивилизации… То есть какие страдания? Это обычная жизнь. Один у нас даже был военный преступник, который после Освобождения лет десять провел в ЗИНе – до того, как их расформировали. И тоже ничего, интегрировался, жил, как человек. Даже симпатичный в чем-то – впрочем, наши подопечные все были по-своему симпатичны.
Но что может заставить человека в наше время сочинять вот такой бред? И на что он рассчитывает – что ему кто-то поверит? Да ведь чтобы поверить в такое, надо и самому серьезно страдать, и не от того, что девушка бросила – личных переживаний никто не отменял, и не от смерти близкого – природу пока победить не удается, а именно от общественных проблем. А такого не бывает! Не взяли на работу, куда стремился – есть огромный выбор аналогичных или хотя бы похожих. Не вписался в коллектив – найди другой, нигде не получается – иди на терапию, выясняй, в чем дело. Обидели почем зря – ищи справедливости в Совете. Хочешь что-то изменить в обществе – баллотируйся, активничай, обязательно заметят и выдвинут в совет какого-то уровня, а там тоже все зависит от твоей активности. Сколько времени тратишь на общество – столько и результата будет. Конечно, если хочешь что-то изменить, но сам на это не тратить ни времени, ни сил – тут тебе никто не помощник.
Такое ощущение, что гора упала с плеч. Как же все это, оказывается, мучило меня в последнее время.
Вот даже сейчас сижу на дежурстве… вот так угнетает нас Служба. И ведь служба в Системе считается тяжелой, двойной коэффициент (ну ладно, на Марсе и Луне полуторный), рабочее время не 15 часов, а столько, сколько нужно – у нас, например, получается все 40. Так бОльшую часть этого времени ты тупо сидишь за пультом, и если это не горячее дневное время – не делаешь вообще ничего. Или занимаешься личными исследованиями, на научную карьерку работаешь, любопытство удовлетворяешь. Или развлекаешься. Только спать нельзя, ну так заглотнул вигилин[8 - Медикамент, поддерживающий состояние бодрствования (фант.)] – и проблем нет.
Каждый раз, когда смотришь талантливый фильм или читаешь книгу – ты целиком под влиянием автора, ты увлекаешься, пытаешься понять его взгляд на мир… А потом это наваждение проходит, ты возвращаешься к собственному взгляду, к своей, реальной жизни. Чем бы заняться, подумал я. Можно посчитать факторы изменения веса. Я забросил таблицу, которую давно уже составлял. Но работать не очень-то хотелось. Послушаю лучше музыку. В последнее время я пропустил довольно много новинок у авторов, за которыми слежу. «Ленту», попросил я у комма, закрыл глаза для удобства и стал просматривать названия. Венский оркестр открыл сезон вечно юным Моцартом, «Три симфонии»… Венцы вообще специализируются на древности. У Второй Филармонии Шанхая две новинки, в том числе, «Космическая дуга» Сунь Хана, это интересно, это надо послушать. Или я, как любой системщик, уже болезненно-ревниво воспринимаю все, что пишут о Космосе? Легкий писк ворвался в сознание, и я с сожалением сбросил ленту.
Так и есть, мигает красным квадратик Четверки.
– Салвер-один, что у вас?
Стеклянный экран вспыхнул, на нем – озабоченное лицо инженерши Лю.
– Салвер-один, срочно нужна помощь в вакуумном.
Я поднялся, потянул медрюкзак из ящика.
– Что случилось?
– Потеря сознания. Сейчас он уже пришел в себя. Это техник новенький, Керим Мурад. Рвота…
– Покажи, – попросил я. Пациент жив, ничего срочного, надо понять, что брать с собой.
Парень сидел, согнувшись, на эстакаде, лицо бледное. Дышит, судя по всему, нормально. Медкибер уже рядом суетится.
– Выведи мне данные кибера! – попросил я. Вообще-то это все знают, Лю могла бы сообразить. Наверное, растерялась. Через секунду на мой комм потекли данные. Давление 100 на 60, пульс 84, температура 37,2, сахар 5,3, общий анализ крови – «работаю»…
