скачать книгу бесплатно
Я не стал объяснять Лю, что не умею летать, и дойти до ангара могу только через их цех, молча кивнул и двинулся к указанному выходу. По дороге меня еще три раза остановили, обняли, спросили, как жизнь и где мой медкибер, не собираюсь же я воевать с пациентами безоружным, голыми руками? Наконец я добрался до цели.
Мигель Торрес, высокий аргентинец, возился со скутером как раз у выхода в цех. Он тестировал что-то, сидя в кабине. Увидев меня, помахал рукой – мол, подожди секунду. Еще некоторое время сосредоточенно вглядывался в машинный монитор. Потом выключил его и вылез из кабины.
До сих пор мы не были близко знакомы, хотя красивое ла-платского, испанского типа лицо с большими черными глазами я, конечно, запомнил. Торрес пожал мне руку.
– Пойдем куда-нибудь, где потише, – попросил я, из вежливости сразу перейдя на испанский – родной язык Марси. Торрес кивнул.
– Только времени мало. Идем в скутер.
Я нырнул в кабину четырехместной машины вслед за инженером. Колпак над нами закрылся, отрезая лязг и шум ремонтных работ. Торрес повернулся ко мне.
– Ты хотел поговорить…
Я зажмурился. Сразу быка за рога.
– Ты ведь член ОЗ.
– Ну да, – аргентинец кивнул. Теперь можно, сказал я себе. Да, ты его почти не знаешь, но он из ОЗ. Он поймет. Да и скорее всего ведь это чепуха. Просто эта чепуха такого свойства, что нормальным людям и говорить-то об этом стыдно.
– Ты знаешь, у нас недавно было ЧП на Тройке. Один погибший.
– Да, помню его, планетолог. Аркадий Дикий, – Торрес произнес имя с немного смешным акцентом, – ты его знал?
– Немного. Дело не в этом. Мигель, я ни хрена не понимаю в технике. Скажи – такая вот авария, это вообще возможно?
Торрес некоторое время молчал, постукивая пальцами по джойстику ручного управления.
– Почему ты решил, что невозможно?
Я рассказал о случайно услышанной беседе техников. Можно было поинтересоваться и у них, конечно – но отчего-то я решил, что Торрес должен знать результаты.
– Да, я в курсе.
– Черный ящик?
– Ничего особенного. Просто крики. Действительно авария была странная, – признал Торрес. – Очень даже странная. Техники говорят, что сбой ПО, но сами очень удивлены. Так не бывает обычно.
Я опустил глаза. Странно, мерзко, неприятно. Как будто это возвращает нас во времена, когда еще существовали враги. В страшное время, когда моя мать была молода.
– Это… может быть стечением обстоятельств? Просто сбой?
– Да, – Торрес кивнул, – в принципе, это могло быть стечением обстоятельств. Странных, редких. Но в мире нет ничего невероятного… Вот как-то так говорят специалисты. Восстановить сейчас логи работы бортового ПО невозможно.
– Но… это может и НЕ быть просто случаем? – выдавил я из себя. Черные глаза аргентинца уставились на меня.
– Да, такая вероятность есть, – сказал он наконец, – техники высказывали и такую версию. Искусственная помеха… как раньше говорили, вирус, намеренно внедренный в мозг скутера. Непредставимо, чтобы в наше время кто-то решал свои проблемы таким образом, но… я единственный член ОЗ на Церере. Я проверил эту версию. И ничего не нашел. Нет людей, которым Дикий или Сян могли бы мешать – по крайней мере, их нет здесь, а с Земли такую помеху внести невозможно. Нет возможности переписать такой вирус, минуя контроллинг со стороны и искинов, и живого персонала. Просто технической такой возможности нет, не забывай, ведь я сам инженер. Все глухо, понимаешь? В теории вирус мог быть – на практике в скутер никто его внедрить не мог.
Я сидел, переваривая информацию. Торрес тем временем продолжил.
– А теперь расскажи мне, почему ты задаешь эти вопросы. Вы с Диким не были близкими друзьями.
– Да, мы познакомились как раз незадолго до аварии.
– У тебя есть основания для подозрений? Новая информация? Связи Дикого, мотивы возможного убийцы? Все-таки вы с Диким одноязычны, он мог поделиться с тобой чем-нибудь особенным… опасениями, например.
Понятно, что Торрес не знает о книге Цзиньши. Имеет ли такая книга отношение к ОЗ? Вряд ли… Ведь она никому не угрожает, никто ее даже особенно всерьез не воспримет, и я не воспринял бы – разве что в глубине души что-то царапает. Но все это просто бла-бла-бла. ОЗ тут ни при чем.
Но вот эти слова отпечатались в мозгу, словно вбитая татуировка: «Все выглядит благопристойно – несчастный случай, внезапная болезнь, катастрофа, необычный (или даже обычный) отказ техники…».
И если есть малейшая вероятность, что гибель Дикого связана с книгой, именно Торрес – тот единственный человек на Церере, с которым нельзя об этом посоветоваться.
– Я мало знал о нем. Он показался мне.. несколько странным человеком. Необычным.
Торрес пожал плечами.
– А что в нем показалось тебе необычным?
– Ну… не знаю. Может, и ничего особенного – он прилично старше меня, он ученый, а не салвер, он… ну другой совсем. И в то же время стремился пообщаться со мной, уж не знаю, почему. По-моему, он чувствовал себя как-то… одиноко, что ли.
Я говорил торопливо, чтобы не сквозила в паузах невысказанная мысль.
– Не обращай внимания. Меня просто потрясла гибель Дикого так скоро после нашего знакомства. Кроме того, я слышал разговоры техников… вот и решил на всякий случай спросить у тебя, ведь как член ОЗ, ты должен был бы это знать точно.
Торрес наклонил голову.
– Я ничего особенного не нашел. Вероятно, все же несчастный случай. Если тебя это утешит – я передал материалы на Марс в наш отдел. Может, они что-то накопают. Конечно, гибель человека – это большое ЧП, тут надо делать выводы, просто так не спустишь на тормозах. Можешь поинтересоваться в ОЗ Марса, как идет расследование.
Я кивнул, взялся за ручку люка, чтобы вылезать. Сама идея этого разговора была глупой. Что я надеялся услышать от Торреса? Я посмотрел в его красивое, с правильными чертами лицо.
«Может ли член ОЗ тайно убить человека, если этого требуют интересы общественной безопасности?»
Конечно, я не задам ему этого вопроса. И не знаю, что он ответил бы на это – скорее всего, что конечно же, нет.
Но из черных глаз аргентинца, чудилось мне, просверкивает та же сталь, которую я видел иногда в глазах матери. И эта сталь отвечала мне: «Да. Ведь мне приходилось убивать. Ведь для того, кто перешагнул эту грань, нет в сущности ничего невозможного».
– Спасибо, – сказал я, – это скорее психотерапия для меня самого.
– Без проблем, – улыбнулся Торрес, – всегда пожалуйста.
По случаю вечеринки стол в дежурке был накрыт серебристыми светоотражающими одеялами, а Сай повсюду развесила гирлянды из фольги. Двойной юбилей – не шутка, Кристине тридцать, и сегодня три года, как она работает здесь, на Церере. В серебряном блеске скатерти как-то терялись церерские деликатесы – груды свежей зелени, фрукты в вазах, настоящий сыр, между ними салатики из консервов. Сухой закон формально не нарушался, но в бокалы с безалкогольным шампанским Вэнь плеснул чуть-чуть этанола. Бо, друг Кристины с «четверки», приволок новое произведение нашей оранжереи – букет бледно-коралловых роз; цветы были официально выданы для юбилярши. Кристина зарывалась носом в розовую кипень и улыбалась счастливо, как младенец, блестя сахарно-снежными зубами на черном лице. Кроме нас, в дежурку набились любимые пациенты Кристины – человек восемь, подруга Сай с «двойки» – Альбина, подруга Вэня – Тошико, словом, жизнь кипела у нас ключом. Официально дежурила Сай, но никаких плановых приемов – разве что кому-нибудь срочно приспичит к медикам.
А если и приспичит – что мы, не обслужим? Мы тут все четверо сидим, можем и отвлечься на несколько минут! Хотя, честно говоря, нам уже слегка весело.
– А теперь сюрприз! – объявил Бо, поднимаясь с бокалом в руке, – вы все, конечно, читали сборник Кристи, «Глаза змеи»… Кто не читал, сейчас об этом жутко пожалеет. Потому что «Глаза Змеи» занял второе место в рейтинге стихотворных сборников Системы!
– У-у-у-у!!!!
Я орал с остальными совершенно искренне. Второе место в Системе – это круто! Конечно, это не рейтинг Земли, но тем не менее.
– А-а-а!
– Крис-ти мо-ло-дец! Крис-ти мо-ло-дец!
К Кристи все лезли обниматься, а она все так же сверкала зубами и не переставала смеяться.
– Предлагаю выпить за это!
– Ребята, мы сидим с будущей профессиональной поэтессой!
– А думаете, я уйду из Системы на Землю? – возражала Кристина, -да никогда в жизни! Вы что -думаете, я ради Службы тут?
Она даже фыркнула от такого предположения. Я встал.
– Ну так как насчет выпить? Я лично всегда считал «Глаза Змеи» великим произведением. Уверен, что надо подавать сборник на рейтинг Земли!
– Ха! Земляшки… Они понятия не имеют о Пространстве, – вмешался Бо.
– Сначала пьем!
Я осушил бокал. Это уже третий на сегодня – и все с этанолом. Мне стало почти весело. Почти легко. Почти так же, как месяц назад…
Альбина – евроазиатка, как и я, румынско-китайского происхождения – взяла гитару, пробежалась по ладам. Кристина поднялась, протянула руки к Бо. Мне вдруг вспомнилось, что в древние времена тридцатилетие девушки считалось чуть ли не концом ее молодости. Гитаристка подключила оркестровку на инструменте, и старинное танго резко потянуло в ритм.
Первыми встали Кристина и Бо, сбрасывая ботинки – подошвы у магнитные, иначе трудно ходить. А вот танцы в Системе, при низкой гравитации – особый вид искусства, и Кристина специально им занималась. Народ жаждал зрелища. Бо откинул пару стульев в стороны, освобождая место – и подхватил партнершу, уже начавшую входить в ритм. Это удивительное зрелище – как танцоры взлетают к потолку и медленно опускаются к полу, одновременно совершая сложные ритмичные движения. Алое платье медленно крутилось вокруг темной, ладной фигуры Кристи, белая рубаха Бо блестела, как снег; Кристина была одного роста с китайцем, но это не мешало ему вертеть и подхватывать партнершу на руки; мелькало алое, белое и черное, руки и ноги; ритм захватил всех, и народ постукивал и похлопывал в такт танцующим. Танго сменилось попурри из современных мелодий, танцоры импровизировали. Бо бросал Кристи вверх, она делала немыслимые сальто, потом ребята вместе, как две птицы, кружились в воздухе. Некоторые уже повскакали с мест – невозможно усидеть под такую музыку.
– Танцуют все! – крикнула Альбина. Пары закружились рядом с именинницей. Передо мной вдруг очутилась Амала с «Двойки». Как и почти все, она была в обычном комбезе, только черные волосы распустила по плечам и вплела цветы; в темных глазах сияли звезды.
– Стани? Пойдем?
Я встал. Танцор я, честно говоря, так себе, но и Амала, вопреки стереотипам об индийской крови, все-таки не Кристи. Так или иначе, мы справлялись с ритмом, и ритм даже захватил меня, я точно угадывал движения партнерши, раза два даже умудрился прокрутить ее вовремя, я почти забыл о том, что теперь ведь все иначе… нет, все в точности как раньше, как всегда. Мы веселились, нам было так здорово вместе, и кто-то пустил подсветку, затемнив помещение, а кто-то взорвал самодельную бомбу с конфетти, и блестки ложились нам на головы, на плечи… Альбина оставила инструмент играть самостоятельно и тоже пустилась в пляс.
После танца я забился в угол. На меня все навалилось снова. Черт, как же я мог все это забыть… я живу в антиутопии. Нет, конечно, в книге много чуши, это понятно; но вспоминались мертвые глаза Аркадия Дикого. Его лицо не было обезображено действием вакуума. Так еще хуже – казалось, что глаза смотрят на меня с упреком. Его… убили? Да с чего бы? Это ведь чушь, это бред. Он никому не мешал. Но в книге верно указан один факт – никто не контролирует ОЗ. Никто не может это проверить.
Как мы можем так жить, как я мог так жить – не задумываясь ни о чем, просто работая, просто общаясь с милыми, приятными сердцу ребятами, друзьями…
Торрес? Неужели инженер-аэрокосмик способен на такое? Ну ладно моя мать. Осколок героического прошлого. Там можно представить все, что угодно. Но обычный инженер, обычный славный парень с «Четверки»…
– Стани? – Амала присела рядом со мной, – ты чего такой смурной?
Смуглая рука коснулась моей. Черные большие глаза Амалы смотрели встревоженно. Я забыл, кем она работает, она у нас не часто появлялась – но спросить вот так неловко. Я выпрямился и улыбнулся.
– Как у вас там, на «Двойке»?
– Да хорошо, – индийка тоже улыбнулась рассеянно, – я-то мало связана с делами базы, сижу в башне, задачки решаю… знаешь, теоретическая космогония это больше математика. Но я занимаюсь формированием астероидов и малых планет, наблюдения тоже нужны. И пожалуй, даже просто сидеть на Церере куда продуктивнее, чем на Земле, настраивает на совершенно другой лад. Многое начинаешь понимать иначе, более глубоко. Наверное, так же и с медициной…
– Люди – они везде люди, – произнес я мрачно, – и на Земле, и на Юпитере. И в других системах…
Я усмехнулся собственному афоризму. Это правда: люди везде остаются людьми; нам, салверам, все равно, где работать.
И вот я сижу в дальнем Космосе, среди мертвых камней, у черта на куличках, и переживаю из-за межчеловеческих отношений. Из-за того, что общество – до сих пор слишком сложная и непонятная штука.
– А кстати, насчет других систем… Ты знаешь, что дали добро на колонизацию 61 Лебедя? Планета будет называться Радуга, Российскому Совету официально дан приоритет. Сиань и Нью-Атлантис давно полным ходом осваиваются, теперь еще одна планета будет.
– Что, серьезно уже пришло подтверждение от пионерской экспедиции? Я так отстал от жизни?
– Конечно, лекарь! У тебя, по ходу, депра, исцели себя сам. Пришло подтверждение, начато строительство города!
– Ничего себе! – я переваривал новость, – это означает, что уже очень скоро будут набирать колонистов…
– Я решила подать заявление! – воскликнула Амала, – и плевать, если там космогония будет вынесена из списков служб – ею я могу заниматься и в свободное время! Я могу служить кем угодно, есть образование инженера-программиста, да и астрофизики там точно нужны…
– А что тебе, на Земле надоело? – поддел я девушку. Амала засмеялась.
– Это меня спрашивает церерианин, на Церере!
– Про что перетираем? – подсел к нам Вэнь.
– Про колонизацию! Ты слышал, что разрешили начинать широкое заселение Радуги?
– Конечно. А вот если ты об этом не слышал – это еще один симптом!
– Да мне не до того просто, – я повернулся к Амале. – Послушай, но ведь это совсем другое. В Систему мы вербуемся на время. Это считается чуть ли не подвигом, некоторые вон специально добиваются этого ради карьеры. А тут… на всю жизнь ведь.
– Ну межзвездные полеты теперь возможны, почему так уж фатально, – возразил Вэнь.
– Я не про то… конечно, если поймешь, что ошибся, вернуться можно будет. Невозможно представить, что Совет одобрит иной порядок. Но официально ты все-таки вербуешься навсегда. До конца жизни. А там… там нет многого из того, к чему мы привыкли на Земле.
– Угу… да построят там все очень быстро! – убежденно воскликнула Амала.
– А Тадж-Махал? Тоже построят? Кельнский Собор?
– Ну… после войны многие памятники – уже новоделы… – заметил Вэнь.
– Да, а землю, по которой ступали Конфуций, Христос, Симон Боливар, а вокзал, у которого Ленин произносил речь с броневика, гору Пэкту – все это тоже построят? Березовые есенинские рощи, долину Рейна? Нас связывает с Землей слишком много. Корни. Что будет с деревом, если корни полностью обрубить? Откуда брать живительную влагу?
– Ну ты поэт, – засмеялась Амала, – значит, иной мир – это не твое. Ничего страшного! Люди разные. Я иногда тоже не знаю, если честно… вроде и хочется, но вроде и страшно, как ты говоришь, обрубать корни. Потом, есть же еще друзья, есть мама и папа, бабушка, тетки, сестры… Не знаю!
– Да, это еще более существенно, – согласился я.
– В общем, я просто легкомысленная особа! – заявила Амала и придвинулась ближе ко мне. Я посмотрел в ее лицо. Красивая ведь девушка, даже очень. И черные глаза – почти как у Марселы. Даже больше, и ресницы длиннее.
– Ничего ты не легкомысленная, – возразил я, – просто пассионарий и рвешься в неизведанные дали. А я старый ворчун.
– А что ты делаешь завтра вечером, старый ворчун? – откровенно высказалась Амала. И внутри меня все сжалось в ледяной колючий комок.
Просилось «пока не знаю», но сказанное нейтральным тоном, это означало бы принципиальную готовность к встрече. Почти флирт. Черт возьми, «после этого, как честный джентльмен, вы обязаны жениться». Надо высказаться определенно. Не хочется, это отнимет последние силы – но надо. Я собрался.
– Завтра вечером у меня дежурство. Вообще извини, со временем очень плохо.
