Музыка в пустом доме

Через полчаса таксист высадил Аню возле мусорных баков, выставленных вдоль кирпичной стены. Трехэтажный дом стоял справа: серую дверь подпирали две водосточные трубы, которые в темноте можно было принять за колонны. Но было светло, и Аня рассмотрела осыпающуюся штукатурку и ржавые потеки. Окна первого этажа замурованы решетками, с которых свисают искусственные цветы. Такие обычно продаются в ритуальных салонах. На втором этаже в одном из открытых окон сидел худой рыжий кот. Лапой он прижимал к подоконнику нечто, напоминающее лягушку. К окну, прихрамывая, подошла полная женщина. Закурила, потом взяла кота за шкирку и скинула с подоконника.

Аня подошла поближе и крикнула:

– Простите, а как попасть в парадную? Я в седьмую квартиру. Дергаю дверь, не открывается.

Женщина закашлялась, обнажая редкие желтые зубы.

– Тяни сильнее, сильнее тяни, только аккуратнее, а то пришибет. – Она выдохнула дым и добавила: – В парадную, господи ты боже.

Внутри воняло.

Катя жила с родителями, но сейчас они уехали на дачу в Озерки, поэтому на всю квартиру Гуф читал про мутные замуты. Аня поморщилась, хотя песню знала. На кухне был накрыт стол: «мимоза» в хрустальной лодочке, тонко нарезанные колбаса и сыр, хлеб, соленые грузди, чипсы. За столом сидели два незнакомых парня: один разливал по стопкам водку, второй рассказывал, как влюбился в девушку и не знает, куда пригласить ее потрахаться. Когда в одном предложении он использовал слова «эйфория», «гондон» и «интерпретация», Аня поняла, что парень учился на филфаке. На подоконнике сидела именинница с сигаретой. Аня протянула подарок: новый диск Земфиры и роман Бегбедера «Романтический эгоист». Книгу она покупала себе, но читать не стала, потому что в сравнении с гениальными «99 франков» этот роман провальный. После фразы «Любовь – это когда выдумываешь человека до того, как знакомишься с ним» писателю нужно время, чтобы написать что-то стоящее.

Оказалось, Аня опоздала на целый час, а вшестером за час можно выпить две бутылки вина. Парни пошли в ларек, где вино продавали без документов. Катя предложила Ане на выбор водку «Эталон» – филологи принесли ее с собой – и чай «Ахмад». Выбор был очевиден.

На кружке с надписью «Выше нос» нарисована поросячья морда. Выпуклый розовый пятачок упирается в большой палец. Аня дует на чай мутно-зеленого цвета и смотрит на Катю, которая по-прежнему сидит на подоконнике и болтает ногами в огромных тапочках в виде кур. В руке у Кати чайная кружка с золотистой каемкой, но, судя по сморщенному носу, в кружке – водка. В кухне накурено, окурки в пепельнице выстроились в форме ежика, колючки-фильтры торчат в разные стороны, как иголки. Гости обсуждают личную жизнь, которой ни у кого из них нет. Один из филологов поглаживает челку и рассуждает, какими продажными бывают девушки. Например, его соседка каждую зиму ходит в новой шубе. Он уже сбился со счету, сколько мертвых животных на ней видел: оно и понятно, филолог не обязан хорошо считать. Шубы соседке дарят ухажеры на черных машинах. Приезжают за девушкой по вечерам, пока филолог читает у себя в комнате, – свет фар вынуждает его подходить к окну и отвлекает от Достоевского. Привозят девушку обратно утром, когда он идет на пары, а его мама – на работу в школу: она учительница английского и в жизни таких шуб не носила. Поэтому, а еще потому, что много читает, он таких женщин осуждает и сам бы никогда не согласился трахаться со шлюхой. Аня спрашивает, есть ли у него деньги, чтобы купить шлюхе шубу, но филолог отвечает вопросом на вопрос, обращаясь сразу ко всем присутствующим:

– Вот вы бы стали спать с кем-то за деньги?

Катя спрыгивает с подоконника, подходит к раковине. На Кате короткие джинсовые шорты со стразами на тощей заднице. Шорты впились в складку между ягодиц, и она незаметно их поправляет.

– Ты дебил, что ли? – спрашивает Катя филолога. – Я буду заниматься любовью только по любви. Скромность украшает девушку.

– Но не греет, в отличие от шубы, – улыбается Аня и отпивает чай.

– В Питере никто не носит шубы, это тупо, – возражает Катя. – Они мокнут и начинают вонять.

– Да при чем тут шубы? Я про деньги спрашиваю, – вносит ясность филолог.

– Да ну тебя, придурок! – Катя дает понять, что тема закрыта, ставит в раковину свою кружку и моет руки.

Тем не менее обсуждение отношений продолжается, но становится слишком сложным: произносятся фразы «я не это имела в виду» и «не в деньгах счастье». Аня думает, что очень часто счастье именно в них, особенно когда их много и можно не откладывать из карманных денег на брендовые шмотки, а просто идти и покупать все что захочешь. Но свои мысли она держит при себе.

Когда гонцы возвращаются с вином, на кухне становится жутко тесно, но принесенный ими вместе с бутылками уличный запах оказывается к месту. Первую бутылку выпили сразу – разлили на шестерых, закусили. Катя предложила поиграть в «Крокодила» или в «Мафию», но для этого нужно переместиться в комнату: там просторнее. Решили сначала выпить вторую бутылку – и выпили. Закусили колбасой. В дверь позвонили, и Катя ушла открывать. Сидевший рядом с Аней филолог рассказывал анекдот про кальмара. Анекдот неприличный, но смешной.

– Это мой брат Денис, – сказала Катя, когда вернулась. В руках она держала букет красных роз. – И его жена Ира.

– А это – для несовершеннолетних алкоголиков, – сказал Денис и поставил на стол пакет с новой партией вина, который тут же распотрошили филологи.

Денисом оказался тот же Денис, который зимой подвозил Аню до бара и которого она представляла себе каждый раз, когда мастурбировала. На Денисе была красная рубашка в клетку и потертые голубые джинсы с дырками на коленях – Аня же до мелких подробностей знала, как он выглядит без одежды. В левом ухе у него была сережка в форме крестика, на шее тоже висел крестик. Аня смотрела, как Денис открывает вино, вкручивая штопор в пробку. От жены Дениса веяло попсовым яблочным ароматом – так навязчиво, будто она работала консультанткой в «Лэтуале». Она протянула Кате подарок, и Аня поняла: Ира действительно работает консультанткой в «Лэтуале». На ее тонкой загорелой руке не было обручального кольца, и села она рядом с именинницей, а не с мужем, поэтому Аня перестала нервно стучать ногами под столом.

Последней фантазией, связанной с Денисом, было вот что. Она сидит за первой партой в аудитории 1411. Только что закончилась лекция Десятова. Через несколько минут заходит Денис. Недолгий поцелуй. Сидеть на столе неудобно, но и лежать тоже. Одной рукой он натягивает презерватив, другой трогает ее грудь. Аня смотрит на незапертую дверь. В любой момент может вернуться Десятов и увидеть, как Денис стоит, широко расставив ноги, и держит Аню за затылок. Рот зашит. В этой фантазии ее набитый стонами рот зашит блестящими нитками. Денис сдавливает ей горло, в котором застревает воздух. Она смотрит прямо – в его лицо, читает его мысли и кончает. Открывается дверь, и кто-то входит.

Эта фантазия появилась рано утром, вместе с первыми лучами света. Выглянула из-за шторы, напугала свернувшуюся клубком Аню. Через несколько минут фантазия снова скрылась за шторами, но сейчас, когда до Дениса можно было дотянуться рукой, внутри живота гудели сирены.

Аня вышла на балкон через маленькую Катину комнату: кровать, шкаф, письменный стол. На столе – ноутбук HP, ворох подарков в оберточной бумаге и гора библиотечных книг. Над столом – фотографии в рамках: черно-белые люди, вероятно родители, на фоне пальмы, Катя на Красной площади, Денис с шаром для боулинга в руке. Аня достала телефон и сфотографировала Дениса. Камера самсунга громко пискнула.

Из переполненной пепельницы на балконе снова торчали окурки, но теперь в форме башенки. Какие-то были без фильтра: наверное, Катин отец – водитель автобуса или философ. Аня взяла окурок и зажгла спичку. Вонь ужасная. Так пахнет, если поджечь мусорку в жаркий день, – она знает, поджигала. Большинство ее сексуальных фантазий пахнут так же. Если прямо сейчас тихонько сбежать из квартиры, никто не заметит ее отсутствия. Она сможет вернуться домой на такси, быстро залезть под одеяло, открыть фотографию на телефоне и успокоить трясущиеся руки.

– Не рановато тебе курить?

Аня повернулась и увидела Дениса. Поверх рубашки он накинул плед, которым была заправлена Катина кровать. Оказывается, на балконе было прохладно.

– Да я не курю, просто подышать вышла.

Денис достал из пачки «Мальборо» сигарету и закурил. Губы у него сухие, потрескавшиеся. За окном ничего не видно дальше соседнего забора, но Аня сделала вид, что рассматривать кирпичную стену интересно.

– Восемнадцать-то тебе есть? – спросил Денис.

– Есть. А вам сколько? Тридцать пять?

– Тридцать два, – ответил Денис. – Неужели так плохо выгляжу?

– Да нет, нормально. – Аня отвернулась и надела капюшон. «Нормально» прозвучало подозрительно, он мог догадаться, что она запала на него, но слово не воробей и так далее. – Значит, вы брат Кати?

– Значит, брат. А ты, значит, ее подруга?

– Ну не прямо подруга, учимся в одной группе.

– Мне кажется, мы с тобой уже встречались.

– Не помню, вряд ли.

– Да точно встречались! На остановке. Я ждал сестру, но она задержалась на пересдаче. Я подвозил тебя до Фонтанки, да?

– Не помню, – ответила Аня. – Мало ли кто предлагает подвезти. А вашу жену не смущает, что вы девушек подвозите?

– Во-первых, жена бывшая. Развелись полгода назад, но продолжаем вместе ходить на дни рождения родственников. А во-вторых, что плохого в том, чтобы подвезти мерзнущую девушку? Это как подобрать котенка на улице. Жалко ведь.

Балконная дверь открылась. Внутрь протиснулась Катя и прижалась к Денису. Денис пустил ее под плед и приобнял. Вторую часть пледа протянул Ане, но она отвернулась. Наговорила глупостей, дебилка! Катя вытащила изо рта брата сигарету, затянулась, закашлялась. Силой мысли Аня заставляла себя отодвинуться от Дениса: он положил руку на плечо сестры, вторую – на Анино плечо, и его шея оказалась слишком близко, чтобы можно было хоть немного сохранять самообладание. Пытаясь глубже дышать, Аня произнесла:

– Кать, мне папа позвонил, сказал, пора домой.

– А говоришь, что есть восемнадцать, – улыбнулся Денис. – Приятно было снова познакомиться, Аня.

Улизнув с балкона, Аня направилась прямиком в коридор. Из туалета вышел филолог. На брюках у него осталось маленькое мокрое пятно, слева от ширинки. Он остановился перед зеркалом, пригладил челку и тихо спросил:

– Слушай, а ты бы за сколько согласилась? Ну, это… – Он несколько раз неуклюже качнул бедрами вперед-назад, изображая фрикции.

– Достоевского обчитался? – спросила Аня. – Иди копи на шубу.

Следующие две недели Аня мастурбировала с помощью: банана, массажной расчески, огурца без кожуры, бутылки с кетчупом, морковки. Она перестала покупать сосиски в тесте и есть после пяти. Перестала ходить с папой на прогулки и пить чай с бабушкой. Перестала думать. Мозг фокусировался только на одной мысли, и единственный способ самопомощи лежал в ее письменном столе. Визитка Дениса, которую она доставала примерно семь миллионов раз за день, чтобы просто прочитать его имя. Любовь – это когда выдумываешь человека до того, как знакомишься с ним. Фотография на телефоне в ужасном качестве, визитка, два коротких разговора. Аня знала, что мужчины всегда врут. Наверняка и Денис соврал о разводе.

В университете Аня садилась поближе к Кате, чтобы на лекции по стилистике спросить про Дениса. За две недели удалось выяснить следующее: Денис живет на Петроградке, работает торговым представителем, любое слово имеет функционально-стилистическую окраску. Пять лет назад похудел на тридцать килограммов. Тропы основываются на трансформации значения. Катя прикрылась толстой тетрадью с Микки Маусом на обложке и достала телефон: на фото стокилограммовый парень в рыжей дубленке размера XXL. Катин «Алкатель» был старый, с трещиной через весь маленький экран, и сама фотография напоминала скорее помятую обертку от жвачки. Но Ане все равно срочно захотелось в туалет. Когда она вернулась, Катя заканчивала выделять оранжевым маркером признаки функциональных стилей. Закрыв колпачок, она сказала, что не советует связываться с братом.

Между лекцией по стилистике и занятием по социологии всегда был часовой перерыв, который обычно заполнялся растворимым кофе и сигаретами в курилке первого этажа, но сегодня Аня решила прогулять последнюю пару и прийти домой пораньше. Утром папа уехал в Москву выступать в рок-клубе, но уже завтра вернется. Вечер одиночества можно потратить на подготовку к зачету по отечественной литературе, а можно позвонить Денису. Настроенная сдать зачет без подготовки, Аня пришла домой и выпила две бутылки пива «Сибирская корона лайм». Закусила «Кириешками» с сыром. В отличие от мамы, которая предпочитала водку, папа пил только пиво, и в холодильнике всегда стояли две-три бутылки. От пива закружилась голова, захотелось есть и писать. С телефоном в руке она пошла в ванную, пописала и позвонила Денису.

Бритва с тремя лезвиями плохо брала жесткие волоски на голени, поэтому Аня взяла папин станок «Джиллетт». Лучше для мужчины нет. Побрила ноги, вытерла досуха и намазалась кремом после бритья. Посмотрела на себя в зеркало, втянула щеки. Глаза немного покраснели. Нужно накраситься так, чтобы Денис не заметил ее стараний: это отпугивает мужчин. Аня взяла тушь и накрасила ресницы, едва касаясь их щеточкой. Кожа на ногах зудела: бритва «Джиллетт» оказалась слишком острой, в двух местах на лодыжках выступила кровь. Аня вспомнила, что мама депилировала ноги специальными восковыми полосками, и решила купить себе такие же. Припудрила раскрасневшиеся щеки, достала выпрямитель для волос и провела им по прядям, распушившимся после душа. В дверь позвонили.

С коробкой пиццы в руках, в тех же голубых джинсах, на пороге стоит Денис. Джинсы подвернуты почти до колен, на ногах черные кеды. Аня замечает, что его глаза блестят под стеклами очков. Денис протягивает пиццу и достает из задних карманов джинсов по маленькой банке колы. Обе банки теплые, надо убрать в холодильник. Денис недавно побрился, и на правой щеке у него большое розовое пятно.

Когда они сидят вдвоем на полу и молча едят пиццу, Аня замечает, как много у Дениса седых волос. По телевизору показывают четвертый сезон «Секса в большом городе». Тот, в котором Кэрри начинает жить вместе с Эйданом. Пока кола охлаждается, Аня пьет третью бутылку пива. Денис пьет воду. За окном стоит гомон. В пятницу вечером всегда кричат: кто от ужаса, кто от удовольствия.

Кэрри снова рассталась с Эйданом и курит на крыльце своего дома. Денис спрашивает, где и ему можно покурить. На балконе или на кухне? Папа курит на кухне. Пепельница – банка из-под индийского кофе. Загнутые края папа закрутил спиралью, получилось красиво. Пока Денис курит, присев на край подоконника, Аня рассматривает его левую щеку. Кожа гладкая, загорелая, чуть ниже подбородка сгусток запекшейся крови. Серые волоски ближе к шее короткие, почти прозрачные. Денис берет в руки оставленную папой книгу, листает. Страницы серые, тонкие.

– Тебе правда есть восемнадцать? – спрашивает Денис и встает с подоконника. Ростом он чуть выше Ани.

– Правда, – отвечает Аня. – Показать паспорт?

Денис подходит ближе, запах его крема после бритья щекочет ноздри. Он хочет увидеть паспорт. Но для этого нужно пойти в ее комнату. И они идут в ее комнату. Незаправленная постель, плед на полу у кровати. Аня делает вид, что ищет в ящике стола документы, перебирая свои тетради и блокноты. Денис берет один из них и открывает. Это блокнот со списком прочитанных книг и просмотренных фильмов. На последней странице список мест в Петербурге, куда надо сходить. Последняя запись: «Петроградка».

– Не могу найти, – говорит Аня и закрывает ящик. – Наверное, папа брал, чтобы купить билеты в театр.

– Допустим, – улыбается Денис. – Вы живете вдвоем с папой?

Аня кивает и садится на край кровати, быстро засовывая под подушку розовую пижаму.

– Да, вдвоем. Я приехала сюда учиться год назад, а до этого жила с мамой. Сейчас она вышла замуж, родила нового ребенка – неважно, в общем.

– Значит, папа перенял эстафету. – Денис снова улыбается и берет Аню за руку. – Пойдем, проводишь меня.

– Тебе уже пора?

– Не пойми меня неправильно, – говорит он серьезно, глядя на нее сверху вниз, – но пока я не буду уверен, что тебе есть восемнадцать, в твою комнату я больше не зайду.

– Пригласишь меня в свою? – спрашивает Аня с улыбкой. Она вся дрожит.

Они идут в коридор и там долго пытаются попрощаться. Денис обнимает ее, отпускает, снова обнимает, гладит по волосам, целует в правую щеку, целует в левую. Сумасшедшая соседка снизу кричит на кошку, которую сама же подобрала на помойке два дня назад.

Когда дверь наконец захлопывается, Аня идет в свою кровать с окурком, который вытащила из пепельницы. Наверняка на нем осталось около миллиона мертвых клеток с пальцев и губ Дениса. Он правда только что сидел на этой кровати? Кажется, что комната наполняется теплой бурлящей водой. Аня ныряет. Хочется, чтобы он вернулся и они поплавали вместе. Повсюду был его запах, и Аня жадно глотала его ртом, носом, всеми порами на теле. На телефон пришло два сообщения: от папы – закрыла, не прочитав. Второе – от Дениса.

Через полчаса Аня спустилась в бар в соседнем доме, села за самый дальний столик и открыла свой дневник.

Бармен протирает металлический стакан салфеткой. Мышцы на его руках так напряжены, что, будь стакан хрустальным, уже лопнул бы. Из открытого окна доносится плач ребенка. Поворачиваюсь: девочка под самокатом, голова без шлема. Мама достает маленькую ножку из-под колеса, ощупывает, обнимает дочку с раскрасневшимся сопливым лицом. Предгрозовой воздух, судорога веток за окном. Ветер гонит тучи. Снова вспоминаю Ирину Аллегрову и маму. Отворачиваюсь к барной стойке. Между ног зудит.

Две девушки в платьях-комбинациях. На блондинке – черное, лямка сползла на загорелое плечо. На рыженькой с пушистой челкой – цвета сирени, полупрозрачное, мятое. Обе девушки высокие и худые, руки тянутся к стаканам, паутиной переплетаются. Перед ними четыре коктейля: два в высоких бокалах, с цветочной посыпкой сверху, еще два – в рюмках, по цвету напоминают коньяк. Бармен продолжает натирать стакан, улыбается. Он то приближается к девушкам, то отходит к стене, заставленной разноцветными бутылками. Девушки громкие, суетливые. Рассказывают о своем отпуске на острове Капри. Говорит блондинка, поправляя лямку комбинации. Где это – Капри?

На Капри много обеспеченных мужчин. Они приходят в местные бары и клубы, готовые угощать девушек дорогим шампанским ночь напролет только за то, чтобы те посидели у них на коленях. Многие девушки уезжают с ними на блестящих «мерседесах», в салонах которых учтивые водители включают музыку погромче, когда дело доходит до секса. «Но мы не такие», – говорит рыженькая и отпивает коктейль из рюмки. На Капри есть заведение, куда их пригласил сам хозяин. Говорит, пейте и ешьте все что хотите, только тусуйтесь у бара всю ночь. На вас клюют. Так и сказал. Тусовались. Клевали. Мужчины: взрослые, богатые, стройные, загорелые, опасные.

Еще две-три такие истории, еще четыре коктейля – и музыка громче, движения хаотичнее, пространство заполняется смехом и дымом, и вдруг громкий треск, как от дров в печи. Из соседнего зала выходит официантка с подносом. На подносе торт с зажженными свечами. Одна, две, три, четыре и пять. На официантке – юбка в шотландскую клетку, кеды. Ставит белый торт с клубникой на стойку перед блондинкой, улыбается. Бармен наконец убирает начищенный стакан, кладет тряпку и аплодирует. Играет ужасно глупая песня про день рождения, которую любит моя мама. Рыженькая девушка целует подругу в губы. Губы задувают свечи, откусывают кусок торта, улыбаются. Язык облизывает край верхней губы, на которой остался след масляного крема. Бармен наклоняется через стойку, что-то шепчет девушке, потом поправляет лямку комбинации и тут же опять берет в руки стакан и тряпку. Движения агрессивные. Молчит. Дышит. Смотрит на блондинку. Дышит. Даже я слышу, как он дышит.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.