Непокорная на княжеском отборе

Оказывается, Бранибор всё время лежал рядом. Но при этом вёл себя очень тихо, я даже дыхания его не слышала. А может, просто не замечала, погружённая в собственные переживания.

Близость огромного мужчины пугает и завораживает одновременно. Очень быстро до меня доходит, что я совершенно голая под покрывалом, и мы вдвоём в его постели.

– О-ой… – скулю жалобно и быстро забиваюсь в дальний угол кровати, сжимаясь в комок.

От ужаса кровь колотится в висках, а горло стягивает спазмом, так что невозможно сделать вдох. Тело холодеет и отказывается слушаться. Мгновенно покрываюсь ледяными мурашками и начинаю колотиться как в ознобе.

«Только бы не тронул! Пожалуйста, только бы не тронул!» – умоляю мысленно, сама не знаю кого.

Бранибор мгновенно распознаёт, что я чувствую.

– Не бойся, Нас-тя… – тянет моё имя. – Не думаешь же ты, что я притронусь к тебе сейчас? Обижу израненную и обессиленную?

Думаю, именно так я и думаю! Что ещё ждать от вас, кроме боли?

Но вслух не могу ничего произнести. Огромный мужчина пугает меня до чёртиков. Дрожу и кутаюсь в мех, не в силах выдавить из себя ни слова.

– Успокойся, краса ненаглядная, доверься мне, голубка сизокрылая. Не обижу, и в обиду никому не дам. Говорю как есть, а слово моё – крепко.

Почему-то хочется в это верить. Да и есть ли у меня выбор? Я в доме Бранибора. При этом даже не подозреваю, что находится за его стенами. Но интуиция подсказывает, что без помощи князя мне здесь не выжить.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Получается не очень, но дрожу всё же меньше.

– Игорь, тоже так говорил, – выпаливаю первое, что приходит на ум.

– С кем ты меня ровняешь? Неужто думаешь, что я, какой же слизняк, как и он? Ратники с девками не воюют. Женщин обижать в моём княжестве не велено. Это всех и каждого касается, любого сословия. Коли поступает мне жалоба от обиженной жены, что крестьянин, либо ремесленник поднял на неё руку, у меня одна расправа – выпороть на конюшне, чтобы неповадно было гонять тех, кто слабее, – в голосе князя звучит обида.

– Бить, может, и не станешь… Я другого боюсь… – бормочу, кутаясь в покрывало.

В этот момент остро чувствую свою наготу. Ему достаточно руку протянуть, запустить её под пушистый мех и тогда… Даже подумать страшно.

– Я не насильник, если об этом речь. А то, что мы в одной постели оказались… Так ты в моей опочивальне, другого места в доме для тебя нету. Точнее, оно-то найдётся, да только неподходящее для этакой неженки. Не мог же я тебя в стылые, необжитые покои выставить? Слишком уж ты хрупка. А на дворе мороз. Здесь самое тёплое и спокойное местечко для тебя.

Если бы так. Замираю в уголке, не смея спорить. Смотрю в темноту и прислушиваюсь.

Постепенно напряжение отступает. Князь действительно не делает попыток дотронуться. Лежит с краю и посапывает тихонечко, будто спит.

За окном же разыгралась настоящая буря. Ветер ревёт, с утробным гулом кидаясь на каменные стены, воет в трубе. А в комнате уютно и тихо. В печи потрескивают догорающие поленья, под меховым покрывалом тепло. Слабость вновь накатывает медленными волнами, заставляя забыть о тревогах и провалиться в сон.

Когда я в следующий раз открываю глаза – за окном уже утро.

Князя рядом нет, а в комнате гораздо холоднее, чем ночью. Приподнимаюсь на постели, кутаясь в покрывало, и оглядываю комнату. Моё внимание привлекает шум возле печки.

Оборачиваюсь в ту сторону и встречаюсь взглядом с девочкой-подростком. На ней добротная, но без изысков одежда, на ногах – короткие валенки, на голове – шерстяной платок.

– Ой, разбудила, поди! Ты уж прости, велено печь растопить, а то озябнешь, – говорит она, то и дело бросая в мою сторону любопытные взгляды.

– Нечего страшного. Как тебя зовут? – с интересом разглядываю девчонку.

Печь прислали попить, наверное, служанка в доме князя.

– Улькой кличут, а так Улита я, – отвечает, одновременно выгребая из печки золу.

Ты не знаешь, где моя одежда? – спрашиваю, надеясь, что девочка сможет мне помочь.

– Дык, князь её в сундуке запер. Это я от Вереи слышала, когда она вечеряла с нами. А для тебя новые наряды шьют. Бранибор велел в седмицу управиться, всё, что требуется подготовить.

– А ты можешь принести мне хоть какую-нибудь одежду? Мне встать с постели хочется.

– Верея не велела. Она сама придёт. Поглядит сперва, коли разрешит, тогда и встанешь. Но голышом валяться, знамо дело, не пристало. Рубаху тебе уже справили. Вон она, в изголовье лежит.

Глава 6

Бросив взгляд в указанную сторону, я, действительно, обнаружила аккуратно сложенный льняной наряд. То, что девочка назвала рубашкой, на деле оказалось длинным, просторным одеянием. Его вполне можно было носить как платье, потому что подол доставал мне почти до щиколоток.

Я живо выбралась из-под покрывала и натянула рубашку.

– Ты ляг на место, застынешь. Я сейчас печку истоплю, а потом Верея придёт. Коли разрешит подняться, мы и обувку, и верхнее платье притащим, – девчонка с деловитым видом принялась орудовать в печи.

Я послушно улеглась в постель и продолжила расспрашивать Улиту.

– Ты здесь, в этом доме живёшь?

– Да, и я, и матушка, она у князя стряпухой служит, и старший братец мой. Это он раньше у Бранибора в опочивальне порядок поддерживал, а как ты появилась, так меня на его место приставили. Мы внизу обитаем с другими слугами и дворовым людом, – ответила девочка.

– Внизу? Тут несколько этажей получается?

– А то! В княжьем тереме находишься, как-никак. Внизу – подклети, посредине, вот где опочивальня Бранибора – горницы да светлицы, а над ними – вышки.

– Надо же… А что же князь, не женат, получается? – решаюсь задать волнующий вопрос.

– Не довелось ещё. Но ненадолго это. До весны только. Снег сойдёт, и со всех концов княжества соберутся в тереме лучшие красавицы. Из них-то Бранибор и выберет себе суженую по сердцу. Уж было объявлено. Для будущей княгини покои готовят. Там красота… Да ты сама, коли захочешь, можешь посмотреть. Я тебя свожу, – тарахтит Улита, не переставая, впрочем, заниматься своими делами.

Вскоре, благодаря усилиям девочки, в печи разгорелся огонь, и комната быстро обогрелась.

– Сейчас на стол соберу. Проголодалась, поди? Я мигом обернусь, – заверяет меня служанка и уносится прочь, хлопнув дверью.

Спускаю босые ноги на дощатый пол и шлёпаю к окну. Ступни моментально зябнут, но я не обращаю на это внимание. Хочется посмотреть, что находится снаружи.

Кусочки стекла, из которых выложена незамысловатая мозаика, замёрзли по краям, на них образовались причудливые морозные узоры. Но серединки всё-таки остались прозрачными, чем я и пользуюсь. Забираюсь с ногами на лавку, стоящую под подоконником, и выглядываю на улицу.

На первый взгляд кажется, что за окном нет ничего, кроме снега. Его много, очень много. От ослепительной белизны режет глаза.

Белая земля вдали сливается с сероватым горизонтом, вот и всё, что выхватывает взгляд. Но присмотревшись, вижу обледенелые, занесённые снегом постройки, а также деревья, укутанные белыми шапками.

– Где же это я оказалась? – бормочу себе под нос, не переставая разглядывать заснеженную местность.

О том, как жили князья в старину, я знаю лишь по урокам истории в школе. Но мои скудные знания вовсе не гарантируют, что в этом мире, всё точно так же. Ведь здесь, как я понимаю, есть настоящее колдовство. Иначе как нож смог притащить меня сюда?

Но судя по тому виду, что открывался из окна, да и по убранству комнаты – живут здесь совсем не так, как в нашем мире. И ни о каких благах цивилизации можно даже не мечтать.

Хотя, откровенно говоря, никакого сожаления, оттого что с благоустроенной и комфортной жизнью пришлось распрощаться, я не испытываю. Вот ни капельки! Оказавшись здесь, я чувствую себя на удивление спокойной.

Нет, душевная боль от потери близких и предательства мужа никуда не делась, она всё так же живёт в сердце. Но по какой-то причине не так сильно разъедает внутренности, как это было в больнице. Дышать стало легче, вот как это ощущается. Только в чём причина, понять не получается.

– Зачем встала с постели? Да ещё босыми ногами по холодным половицам! – раздаётся вдруг строгий голос Вереи.

Оборачиваюсь и вижу старуху возле входной двери.

– Со мной всё хорошо, – отвечаю, смутившись.

– Это я решать буду. Возвращайся в постель. И особо-то не егози, о добром здравии не болтай.

– Почему? – удивляюсь, но шлёпаю обратно к кровати.

Верея прищуривает глаза и качает головой. Она резко разворачивается, отчего многослойные юбки её колыхаются, а многочисленные амулеты на шее начинают звенеть, и шагает за мной.

– Жалею, вот и говорю. Пока хвораешь, князь тебя не тронет.

Внутри всё в момент холодеет. Пока хвораю – не тронет. А потом? Ужас накатывает от одной только мысли о том, каким образом этот здоровяк может меня тронуть. Но для чего ему это? И тут на ум приходят слова Улиты о скорой женитьбе Бранибора.

– А зачем ему меня трогать? Я слышала, что у него скоро свадьба, – бормочу, вцепившись пальцами в меховое покрывало.

Верея вновь качает головой и вздыхает.

– Так-то оно так… Да кто ж этим мужам своевольным запретит с другими девками забавляться? А ты ему сразу приглянулась, тут ничего не попишешь. В опочивальне своей оставил, девчонку вместо парня к покоям приставил. Это о чём говорит? Что надолго ты здесь. До весны уж точно будешь его постель согревать.

– А если я откажусь? – выдавливаю едва дыша.

Спасть с князем я однозначно не намерена. На данный момент я просто не могу представить себя занимающуюся сексом с мужчиной. Тело протестует, болезненно сжимаясь от одной только мысли об этом.

За всю свою жизнь я спала лишь с Игорем. И это было по любви. Другой причины лечь в постель с мужчиной для меня не существует.

– Эх… Девонька… Кто ж тебя спрашивать-то будет…

Глава 7

Верея не убедила меня оставаться в постели. Просто лежать без дела целый день, я не смогла бы в любом случае. Поэтому выпросила у знахарки разрешения осмотреть жилище князя. Тем более что Улита, вернувшаяся в комнату с подносом в руках, с радостью вызвалась меня сопровождать.

Старуха поворчала, но всё же согласилась с тем, что держать меня в постели нужды нет. Махнув рукой, она потопала прочь из комнаты, бормоча что-то себе под нос и позвякивая амулетами.

О князе я старалась не думать. Тем более что он сам говорил о том, что не насильник. К слову, убеждал, что его слово – кремень. Вот и отлично, посмотрим, так ли это на самом деле.

Служанка ловко расставила на столе принесённые тарелки с едой, а затем унеслась за одеждой и обувью для меня.

Завтракать, судя по всему, здесь предпочитали сытно. На белой скатерти, которую постелила на стол Улита, стояли многочисленные крынки, чашки и миски, а в них: пирожки, ватрушки, творог, мёд, сметана, масло, даже мясо и солёные грибы в деревянной плошке. А в запотевшем кувшине – молоко.

Забираюсь с ногами на лавку, стоящую возле стола, и без раздумий вгрызаюсь зубами в поджаренный бок пирожка. Вкус у него довольно необычный, тесто явно не из пшеничной муки и с непривычным привкусом, но меня это не смущает. Очень уж есть хочется. Ведь вчера за весь день у меня во рту не было ни крошки.

Да и, говоря откровенно, в последние две недели я почти не ела. Сначала находилась в полной прострации из-за потери ребёнка и предательства мужа, поэтому кусок в горло не лез. А потом оказалось, что выбор доступных мне блюд ограничен: жидкая каша и водянистый суп из больничной столовой. По сравнению с теми «деликатесами», здешняя еда вполне даже аппетитная.

Особенно хороши – творог и сметана. Жирные, свежие, желтоватого цвета, с насыщенным сливочным вкусом. Ничего подобного я в жизни не ела! Магазинные молочные продукты, даже очень дорогие, к которым я привыкла, и наполовину не смогли бы сравниться с этими натуральными лакомствами.

Вскоре вернулась Улита. Она притащила целый ворох нарядов и, дождавшись, пока я доем, принялась наряжать меня в непривычную, слишком длинную и объёмную одежду.

– Я и валеночки принесла. Мы на двор-то пойдём? Я тебе всё-всё покажу, и кузню, и бани, и курочек наших! – тарахтит она, заплетая мне косу и завязывая её красной лентой.

Я согласно киваю. Очень хочу посмотреть, на терем и на сам город. Уверена, что выглядит он более чем необычно.

– Красота! Платок на голову повяжи, – командует неугомонная Улита. – Да не так! Волосы спрячь-то. Дай, я сама!

Наконец, накинув мне на плечи обшитый мехом полушубок, девочка тащит меня за собой в сторону двери.

На пороге замираю. Сердце заходится в скачке, а по спине бегут мурашки. Почему-то в последний момент становится страшно покинуть эту комнату, увидеть непривычный чужой мир. Ведь пока я здесь, в четырёх стенах, ещё можно строить предположения, что это всё понарошку, просто чья-то масштабная шутка. Ведь одно небольшое помещение вполне можно переделать под опочивальню князя, но вот сделать древним целый город, гораздо сложнее.

Даже в самой глухой деревушке обязательно найдётся что-то современное, за что сразу уцепится глаз – разбитый асфальт, автомобиль, да мало ли что ещё. И вот сейчас мне до ужаса страшно выйти на улицу и увидеть настоящее средневековое поселение.

– Ну чего ты? Идём, – поторапливает девочка.

– Князь не будет сердиться, что я ушла? – спрашиваю на всякий случай.

– А чего ему? Ты ж не пленница, – пожимает плечами и топает вперёд.

Я делаю глубокий вдох и шагаю следом. Вместе с Улитой проходим несколько просторных залов, заглядываем в некоторые комнаты, которые девочке хочется мне показать.

– Тут пиры с дружинниками проходят, здесь вот горницы необжитые. Князюшка не женат пока, вот и тихо тут, да пусто. А как свадьбу сыграет, детишки пойдут. Будет шумно и весело. Ой, я же покои княгини хотела тебе показать! – восклицает и хлопает себя по бёдрам. – Ступай следом!

Почему-то мне не слишком хочется любоваться на комнату будущей жены князя. Какое-то неприятное чувство в груди разливается при мысли о женщине рядом с ним. Давлю его в зародыше и наигранно весело заявляю:

– Веди, интересно взглянуть на хоромы!

Покои, приготовленные для княгини, совсем не похожи на спальню князя. Здесь несколько комнат, соединённых между собой. Стены покрыты штукатуркой и разрисованы цветочным орнаментом, потолки побелены. Да и мебель более утончённая. Столы, сундуки, лавки и шкафчики – искуснее вырезаны и покрыты узорами.

– Видишь? – Улита  с восторгом окидывает взглядом опочивальню, с большой кроватью. – Это ещё не всё! Перины будут из лебяжьего пуха, покрывала шёлком шитые, а все полы устелют коврами заморскими. Это всё уже приготовлено,  ждёт своего часу! Ох, а какие отрезы тканей лежат в сундуках! Тонкой, как паутинка, нежной, как облако! Сквозь кольцо протянуть можно, настолько невесома. Есть и парча, и золотое шитьё. И посуда для княгини приготовлена особая – из серебра, а украшенья-то… Жемчуга и самоцветы!

Девочка мечтательно закатывает глаза и прижимает пухлые ладошки к груди.

– Повезёт кому-то… – бормочу в ответ, совершенно не разделяя радости Улиты.

– Ещё как! – кивает она. – Ну, пойдём, двор покажу. А там и к князю заглянем. Он в кузне, вместе с Горыней. Хочешь посмотреть?

– Хочу.

Вслед за девочкой выхожу на улицу и замираю, поражённая величественным видом, открывшимся перед глазами.

Глава 8

С высокого крыльца вижу деревянные домики за бревенчатой оградой, но вовсе не они вызывают восторг.

Дальше, прямо за селением высятся горы, склоны которых густо поросли хвойным лесом. Огромные, величественные, и, как мне кажется, ужасно древние. Самые высокие вершины, что можно рассмотреть с того места, где я стою, скрыты за пеленой облаков. И всё это великолепие густо присыпано снегом.

Из оконца в комнате князя я ничего подобного не видела. Скорее всего, оно расположено с другой стороны дома.

Вдыхаю морозный воздух. Он необычный, слишком свежий, слишком насыщенный кислородом и хвойным ароматом. Чувствуя головокружение и лёгкую эйфорию.

В своём мире я бывала в горах, и не раз, но никогда не ощущала ничего подобного, там красиво и не более того. Здесь же царит первозданная и насыщенная магией атмосфера. Магией… Сама не знаю, почему на ум пришло это слово.

– Ого, какое великолепие… – выдыхаю, не сводя глаз с чуда природы.

– Где? – удивляется девочка.

– Горы.

– А-а-а… – пожимает плечами и сходит с крыльца.

Бросаю удивлённый взгляд на Улиту. Неужели она не чувствует того же? Хотя она ведь родилась у подножия этих скал, они для неё привычная часть окружающего мира.

– Идём.

 Начинает водить меня за собой по двору, рассказывая, что и где находится.

Вот конюшня, вот поварня. Возле неё кладовые, а дальше погреба, – показывает на округлые каменные постройки с двустворчатыми деревянными дверями. – Вот ледники, там амбары. А дальше скотина княжеская зимует. Идём, идём, на бурёнок поглядишь. Ух и холёные!

Моя провожатая тащит меня за руку по расчищенным от снега дорожкам, виляя между постройками.

Тут и там снуют какие-то люди: мужчины, женщины, подростки. И все чем-то заняты. Кто-то сено тащит, кто-то дрова. Девушки носят воду из большого колодца, устроенного прямо возле поварни, дети волокут из кладовых корзинки, наполненные овощами или яйцами.

На меня посматривают с любопытством, но не заговаривают и ничего не спрашивают. Им, действительно, неинтересно, откуда я взялась, или князь запретил говорить об этом? Даже словоохотливая Улита ни разу не задала мне ни единого вопроса по этому поводу.

Полюбовавшись на ухоженных коров, мирно жующих сухую траву в чистых стойлах, заглянув на птичий двор, отправляемся в самый дальний конец поместья. Вижу, что ограда там обрывается, потому что прямо за постройками находится довольно широкая река, в данный момент скованная льдом.

– Это бани, а летом моемся в купальнях, они ниже, вон там, погляди, – машет рукой в сторону каких-то будок, занесённых снегом. – Ладно, потопали обратно. Ты, гляжу, уже замерзать начала.

– Холодно, – киваю. – Но я бы ещё погуляла, посмотрела. Очень уж тут красиво. А там за рекой что? Лес?

– Ага. Только ты одна туда не суйся. Даже на опушку не ходи. Вмиг утащат, – понизив голос до шёпота, бормочет Улита.

– Кто? – тело моментально реагирует острой тревогой.

– Есть кому. Кто первый увидит, того и добыча.

 Девочка быстро суёт руку за пазуху, достаёт маленький кожаный мешочек на шнурке, сжимает озябшими пальцами и твердит:

– Чур, чур, чур…

Это поведение настораживает меня ещё больше. Что за страшные существа обитают в лесу? Хотя, возможно, она имеет в виду диких зверей?

– Животные? – спрашиваю, но при этом боюсь услышать ответ.

Девочка отрицательно качает головой и, подхватив меня за руку, тащит прочь от реки.

–Так кто утащит-то? – любопытство лишь нарастает, не успокоюсь, пока не узнаю.

– Да мало ли в лесу нечисти? Думаешь, они зимой в спячку впадают? Нет! А если впадают, то не все, это уж точно. Белянка по прошлой зиме вот так за шишками для растопки отправилась, а науза обережная развязалась и дома лежать осталась. Вот и сгинула девка. Не вернулась. Искали, кликали всем народом. Не нашли, – Улита сделала страшные глаза и подняла вверх указательный палец.

– Заблудилась?

– Какой там! Она в чащу ни ногой, а окрестности хорошо знала. Это нечисть её выманила и забрала себе. Сидит, поди, теперь в каком-то овраге, кикимориных  детей нянчит.

Тут только до меня начинает доходить, что Улита, так же как и её сородичи, верит в нечистую силу, наделяя природу магическими способностями. В этом нет нечего удивительного, ведь люди испокон веков объясняли всё непонятное – волшебством. Вот и здесь, то же самое. Девочка заблудилась в лесу и замёрзла, но верящие в потусторонние силы селяне объяснили это происками кикиморы.

Вроде бы логично себе объясняю, но неприятный холодок продолжает гулять по спине, а все волоски поднимаются от мурашек.

Возвращаемся к хозяйственным постройкам. Здесь немного теплее, чем у реки, и как-то спокойнее, что ли.

– А вот и кузня. Заглянем? – девочка тянет меня в сторону бревенчатого сруба, над крышей которого вьются клубы дыма.

Робею, ведь Улита сказала, что князь там, но перебарываю себя и заглядываю в распахнутые ворота.

Стоит мне сделать шаг вперёд, как озябшее лицо обдаёт горячим воздухом. Из белоснежной, ледяной сказки мгновенно попадаю в жаркий, искрящийся и грохочущий мир.

В большой печи гудит огонь, его шум совсем не похож на уютное потрескивание дров в камине, Нет, этот огонь поёт как живое существо, время от времени выстреливая в воздух пучками искр. В кузнице остро пахнет дымом, гарью и мужским потом. А яростное пение огня заглушаю мерные и звонкие удары молотом о наковальню.