Октябрический режим. Том 2

Яна Седова

Октябрический режим. Том 2

Государственная Дума III созыва. Сессия 1909-1910 гг.

Довыборы в Г. Думу

В сентябре прошли дополнительные выборы в Г. Думу.

Предвыборная кампания в Петербурге была отмечена закрытием (6.IX) собрания кадетов в Соляном городке. Рассказывая о визите русских депутатов в Лондон, Милюков заявил: «Теперь, после нашей поездки, нам принадлежит право громко сказать: в России больше нет самодержавия, нам принадлежит право сказать, что власть Русского Царя ограничена!». На этом участковый пристав попросил председателя остановить оратора, а после отказа предложил закрыть собрание. Кадеты покричали-покричали, да и разошлись. В фельетоне «Биржевки» вскоре появилось упоминание о «тех благословенных временах, когда П. Н. Милюкову еще не приходилось спорить с г.приставом о том, какой у нас режим».

В обеих столицах были избраны кандидаты кадетов – бывший министр Кутлер и Н. Н. Щепкин. Чем только не объясняли более умеренные круги эту победу! Указывали на мастерски проведенную в Петербурге избирательную кампанию, на жалкие 12 тыс. голосов, «да еще на ¾ еврейских, польских», полученные Кутлером из 87 тыс. возможных, на ничтожность кандидата московских октябристов Н. В. Щенкова в качестве заместителя Плевако, на бОльшую симпатию всякого избирателя к оппозиции. Однако поражение центра, приложившего немало усилий для победы – Гучков даже перебрался на некоторое время в Москву, чтобы лично руководить битвой, – было бесспорно.

Октябристу октябристГоворил, дрожа, как лист:«Что же дальше? Пас иль вист?Горизонт куда не чист!Нас не то, что террористИль иной социалист, –Осмеет и гимназист…Дело schwach и даже triste!»Октябристу октябрист,Хоть и был весьма речист,Не сказал ни пас, ни вист,Но издал протяжный свист…»,

– насмешливо писал Вл. Лихачев.

Бывший октябрист Львов 2 после московских выборов заявил, что теперь остается лишь два выхода – либо фракция сложит депутатские полномочия, либо Правительство вступит на путь либеральных реформ.

Пуришкевич ликовал. Причины своей радости он кратко изложил в следующей телеграмме, посланной им в редакцию «Биржевки»: «МОСКВА, 28-го сентября. Из октябристских щенков, как видно, крупной собаки не бывать: одолел революционный сброд Первопрестольной и выбрал Щепкина. Сердечно рад и полагаю, что чувства мои разделит вся правая Россия, ибо враг открытый менее опасен родине, чем октябрист, шаг за шагом рубящий корни тысячелетнего русского дуба и готовящий ему медленную гибель. Выборы в Москве и Петербурге показали, что октябристская партия – миф, и вся она – в Думе. Пуришкевич».

Неугомонный депутат послал Гучкову поздравительную телеграмму по случаю победы кандидата его противников, а затем и письмо с развернутым изложением тех же мыслей, которые были выражены в шутовской корреспонденции для «Биржевки». «У вас нет партии как таковой, у вас нет духа, объединяющего партии, вы – мираж, вы – марево, вы живы только одним П. А. Столыпиным, и всякий раз, как его властная рука не может вам дать направления (а он, как премьер, естественно, не может вести за вас агитационной борьбы), вы непременно садитесь в лужу».

Довыборы прошли и в Одессе, вместо покойного Пергамента. Октябристы и тут проиграли, прошел А. Е. Бродский. Вскоре Сенат отказалися распубликовать его избрание, и он сложил полномочия.

От Курской губ. в Думу был избран А. П. Вишневский, по убеждениям «немного правее Маркова 2-го».

Съезд октябристов

Осенью в Москве прошло два политических съезда подряд – монархистов и октябристов. Оба собрания направили Государю по телеграмме, однако правым Августейший адресат ответил непосредственно, на имя митрополита Владимира, а «октябрям» лишь передал благодарность через председателя Совета министров.

Съезд октябристов (4-8.X) был особенно любопытен: поддержат ли провинциальные члены партии действия своей думской фракции в минувшую сессию, особенно в вероисповедных вопросах? Многие надеялись увидеть «нечто вроде суда октябристов над своим начальством».

Однако съехавшиеся делегаты беспокоились о другом – об отрыве фракции от страны (П. С. Чистяков, Г. В. Логвинович) и об отступлении от Манифеста 17 октября. Думских октябристов призывали добиться издания закона о неприкосновенности личности, отмены чрезвычайных и усиленных охран.

В первый же вечер на торжественном обеде многим «испортила аппетит» речь В. К. Севастьянова из Ростова-на-Дону: «Нужно спросить, куда спряталась в третьей Думе физиономия «Союза 17 октября»? Она утрачена. Лицо потеряно. … Вот в том-то и наше несчастье, что о принципах мы не думаем, о них мы забыли…».

Перед самым завершением съезда Б. А. Рулев из Коломны произнес яркую речь о «темных силах», препятствующих проведению в жизнь Манифеста 17 октября. Оратор призвал фракцию при необходимости обратиться за помощью непосредственно к Монарху так:

«Великий Государь. Темные силы, как некогда бюрократия, стали средостением между Тобой и народом.

Народные представители не в состоянии осуществить дарованной Тобой свободы. Помоги же нам, Великий Государь, ибо мы бессильны…».

Речь Рулева имела невероятный успех. «Съезд подымается с мест, старики плачут, раздается гром аплодисментов. Крики. Несмолкаемые рукоплескания оглашают зал. Оратор, окруженный толпой делегатов, стоит, сам ошеломленный своими словами. Волнение продолжается около 10 минут».

Председательствовавший Гучков ловко вышел из затруднительного положения, провозгласив «Ура Государю Императору», на что слушателям пришлось откликнуться. Этим ярким аккордом завершилось последнее заседание.

Таким образом, съезд не потянул фракцию вправо и даже, наоборот, уполномочил ее на еще более радикальный поворот влево. По справедливому замечанию Рулева, партия полевела. Но фракция-то осталась на месте, поэтому ей пришлось пережить в дни съезда немало неприятных минут.

Думские октябристы защищались как могли. «Мы явились сюда не для экзамена или оправданий, – заявил Шубинский. – Государственные люди не оправдываются. Мы ищем лишь вашей моральной поддержки…».

Попытка одного из делегатов проф. Н. А. Шапошникова указать на необходимость подчинения лидеру вышла неудачной: «Нас называют «гучковскими молодцами». Я согласен, что это действительно так, потому что необходима дисциплина…». Это признание было встречено остальными участниками съезда с негодованием: «Пусть говорит сам за себя, но пусть нас не впутывает господин «гучковский молодец»!..» (Хвощинский), «Я – крестьянин. Но разве соглашусь я носить такое название, разве служу я кому-нибудь, кроме родины и Царя…» (Челышев). Сам Гучков лишь «поморщился».

Поправение или полевение Правительства?

Интервью Столыпина Гарвею

23.IX Председатель Совета министров дал интервью сотруднику саратовской газеты Н. Гарвею. Столыпин назвал споры о природе нынешнего государственного строя «бесплодными»: «Как будто дело в словах, как будто трудно понять, что манифестом 17 октября с высоты престола предуказано развитие чисто русского, отвечающего и народному духу, и историческим преданиям государственного устройства? Государю угодно было призвать народных представителей себе в сотрудники. Можно ли после того говорить, что народное представительство что-либо "урвало" от царской власти».

Как-никак, Столыпин ушел от ответа на им же поставленный вопрос. «Хорош глава Правительства, который не знает, при каком государственном строе он управляет», – негодовал Аджемов.

В своей беседе Столыпин сделал упор на хозяйственные реформы, в первую очередь – земельную, заключив своими знаменитыми словами: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!». А где же политические свободы? «Сперва гражданин, а потом гражданственность», – заявил Столыпин. В сущности, это повторение доводов, изложенных им с думской кафедры осенью 1907 г. («деньги – это чеканенная свобода», «создание на низах крепких людей земли» и т. д.). Однако либералы скорбели о правении Правительства, а Гучков успокаивал, что интервью было продиктовано «внешними условиями».

Отказ в распубликовании Наказа

Наказ Г. Думы был окончательно ею утвержден в последнем заседании второй сессии – 2.VI.1909, а затем внесен в Правительствующий сенат для распубликования. Однако Сенат отказал в распубликовании, найдя в тексте документа целый ряд противозаконных положений:

контроль над выборным производством (обязанность министра внутренних дел и Сената);

распространение дисциплинарной власти Председателя на всех ораторов, включая представителей Правительства, не подведомственных Г. Думе,

включение вопроса о частных железных дорогах в сферу ведения финансовой комиссии и др.

Ввиду решения Сената комиссия Г. Думы по Наказу частично изменила его текст, но по некоторым статьям сохранила прежнюю редакцию.

С тех пор правые получили повод не исполнять Наказ, ссылаясь на его незаконнность.

Правительство забирает назад либеральные законопроекты

Перед самым началом сессии Министерство внутренних дел забрало обратно из Г. Думы, на основании ст. 47 ее Учреждения, два либеральных законопроекта – о смешанных браках и об отношении к отдельным исповеданиям.

Это решение, на котором настаивал еще прежний обер-прокурор, прозвучало, как удар колокола, и словно подвело черту под майской «вероисповедной полосой». Гучков заявил совету старейшин (13.X), что его фракция внесет в Думу взятые Министерством законопроекты от своего имени.

Однако «Земщина» напечатала статью, доказывающую, что радоваться рано, поскольку министерство на стороне веротерпимости. Действительно, Столыпин вскоре успокоил либералов в лице Каменского: «Пора было бы привыкнуть, что законопроекты берутся правительством на Западе из парламента иногда по пяти раз для переделки, и это ровно ничего не значит», и обещал вскоре внести проекты заново. Тихомиров отметил в дневнике, что Столыпин «свои вероисповедные глупости продолжает поддерживать».

Вскоре законопроект о смешанных браках был направлен для исправления в Синод. Частным образом министерство сообщило депутатам, что будет отстаивать основные начала прежней редакции и добиваться от Синода уступок. Дело не было безнадежно: новый обер-прокурор Лукьянов добился обновления состава Синода. Консерваторы – митрополит Московский Владимир, митрополит Киевский Флавиан, архиепископ Волынский Антоний, епископ Холмский Евлогий и др. – не были приглашены. На смену им пришли архиереи более либеральных взглядов. Однако Столыпин не преуспел, а при его преемнике были взяты из Г. Думы и другие законопроекты, так и не попавшие на ее повестку за шесть лет.

Обратные симптомы

Да, либеральным кругам было от чего закручиниться! Беседа с Гарвеем, случай с Наказом, взятие назад вероисповедных законопроектов – все это было воспринято как предупреждение Правительства октябристам.

Однако скорбели и правые, почувствовавшие на своей шкуре неприязнь кабинета при подготовке полтавских торжеств и в дни кювенепского судилища. «…к сожалению, – писал «Свет», – в наших правящих сферах еще жив ветхий бюрократический Адам. Независимая патриотическая мысль и энергия их пугает. Правых они опасаются так же, как и левых».

Несколькими многозначительными шагами Правительство доказало, что не отступает от своего прежнего либерального пути. В Москве чрезвычайная охрана была заменена усиленной, то есть смягчена. Особым циркуляром Министерство внутренних дел призвало осторожнее передавать дела в военные суды ввиду наступившего успокоения. В августе был упразднен Совет государственной обороны, на который в свое время нападал Гучков. Летом в «России» появилась многозначительная статья Сыромятникова о национальном вопросе: лица нерусского происхождения должны чувствовать себя полноправными гражданами. Статья осуждала презрение к инородцам, свойственное правым партиям.

Беседа с Гарвеем показала, что Столыпин летом 1909 г. – это тот же Столыпин, что и в ноябре 1907 г. Смутившие либералов действия – это лишь уступки консервативным и церковным кругам, симптомы борьбы, которую приходилось вести кабинету. «Правительство остается самим собой. Оно не поправело и не полевело, – говорил Столыпин гр. Уварову 17.X. – … Изменились взгляды не правительства, а взгляды тех, которые говорят о поправении правительства».

Прогрессивные круги имели собственное толкование тактики Председателя Совета Министров. «…правительство П. А. Столыпина пытается дать русскому орлу двойной вид: одно лицо обращено к западным державам и носит квазиконституционное обличье (без которого нельзя заключить иностранного займа), а другое глядит на Восток, заводит татарский режим и сочувствует ярому антисемитизму и «черной сотне».».

Отъезд из Ливадии и переезд из Зимнего дворца

Осенью правые заговорили, что Столыпин в опале. Во-первых, потому что он подозрительно быстро покинул Ливадию после доклада Государю. Во-вторых, ввиду переезда из Зимнего дворца.

Как известно, после взрыва на Аптекарском острове премьер жил во дворце ради удобства организации охраны, а летом переезжал на Елагин остров. И вот теперь впервые со дня назначения Столыпину предстояло занять роскошную квартиру в доме министерства внутренних дел на Фонтанке. Переезд состоялся 1.XI.

Октябристы утверждали, что наступило успокоение и нет нужды в особых мерах безопасности; Зимний же дворец понадобился для Двора. Тем же успокоением объясняет переезд отца и дочь Столыпина. Киреев же писал, что перемена вызвана попреками в том, что министр «хочет играть роль вице-царя и живет посему в Зимнем дворце».

Как бы то ни было, пребывание министра и его семьи во дворце – мера временная, вынужденная. Сидя взаперти, дети отчаянно шалили, не щадя никого: то построят пирамиду из вещей свиты эмира Бухарского, то забросают бумажными стрелами старую фрейлину, то запрут в театре пожилого священника, заблудившегося в дворцовых лабиринтах. Усиление контроля над этой веселой компанией исправило положение, но все-таки ей было совсем не место во дворце, имевшем важнейшее государственное и историческое значение. Рано или поздно переезд был неминуем.

Первое заседание. Вопрос о повестке

10.X открылась третья сессия Г. Думы III созыва. У главного подъезда Таврического дворца был установлен синематограф, снявший входящих депутатов.

Перед началом заседания в Екатерининском зале настоятель дворцовой церкви совершил панихиду по скончавшимся членам Г. Думы третьего созыва и молебен. Присутствовал весь Совет Министров во главе со Столыпиным. После богослужения был трижды исполнен Народный гимн, покрытый криками «ура!». В это время министры как раз спешно покидали Думу, чтобы поспеть на молебен в Г. Совет, и Лукьянов шутил об этом совпадении: «с первыми звуками народного гимна правительство демонстративно удалилось».

Октябристы начали сессию с того, что предложили поставить на повестку в первую очередь законопроект о землеустройстве, хотя ранее Совещание предполагало начать с проекта об условном осуждении, а затем – о землеустройстве. Милюков пожурил руководящую фракцию за то, что она правеет вслед за Министерством. Октябристы (Люц, Гучков) возразили: важные политические вопросы – неприкосновенность личности, исключительные положения, гражданская ответственность должностных лиц – они тоже хотят поставить на повестку. Однако в заявлении центра эти политические вопросы отодвигались на третье место после законопроектов о землеустройстве и о местном суде, которые грозили отнять львиную долю сессии. Разумеется, предложение октябристов было принято и условное осуждение пока не попало на повестку.

Тектонические сдвиги в III Думе

Октябристы левеют

Вернувшись с московского съезда, кн. Голицын заявил, что в нынешнюю сессию тактика октябристов будет левее и, возможно, они пойдут вместе с кадетами. На вопрос журналиста об опасности испортить таким образом отношения со Столыпиным депутат ответил: «Наши отношения с премьером уже достаточно испортились и так».

Вскоре подобное заявление сделал и Гучков: «Третья сессия Думы может ознаменоваться тем, что, несмотря на все личные симпатии к П. А. Столыпину, руководящий центр во многих вопросах должен будет перейти в оппозицию к правительству».

Однако через несколько дней Гучков и Каменский поодиночке были приняты Столыпиным и успокоились, решив не создавать конфликт с Правительством. По слухам, премьер сказал, что не настолько самолюбив, чтобы в каждом разногласии с Г. Думой видеть выражение недоверия к себе, а Правительство может отстоять свои взгляды в следующих инстанциях.

Фракция правых октябристов

В центре было и другое течение, противоречившее настроениям московского съезда: Гучков и его «молодцы» – это не настоящие октябристы, а подлинные октябристы должны объединиться в новую фракцию. Группка эта образовалась всего из 12 членов, бывших умеренно-правых и октябристов (Гололобов, от. Лебедев и др.). Сюда вошли и священники, покинувшие фракцию «Союза 17 октября» после «вероисповедной полосы».

12 лиц – ничтожная сила для III Думы! Вскоре Гололобов назвал еще меньшую цифру – 10 человек, утешаясь тем, что в действительности его единомышленников среди октябристов не 10, а 110, и они скоро примкнут к новой фракции.

Русская национальная фракция

Если октябристы перейдут в оппозицию, то освобождается место правительственной фракции. Ввиду такой перспективы умеренно-правые и националисты наконец сговорились и объединились в одну группу. Новая фракция получила название русской национальной.

«Была богатая невеста из славного богатого рода и был захудалый обнищавщий жених с хорошими министерскими связями и недурным положением в свете, – острил

Вязигин. –

Они повенчались, но брак их может быть бесплоден.

Однако все ждут, что явится хороший друг дома и исправит недочеты такого брака».

Новую фракцию возглавил П. Н. Балашов, бесцветная личность, сильная только своими богатством и связями, – его отец Н. П. Балашов был членом Г. Совета. «Биржевка» потом отметила, что «таланты» лидера националистов «так явно не отвечают роли, им на себя взятой». Руководящая роль во фракции принадлежала Крупенскому.

Число членов национальной фракции составило внушительную цифру 93. Это, конечно, меньше, чем 130 голосов у октябристов, но в союзе с правыми (51 лицо ) можно было обойти центр. А в союзе с октябристами можно было провести что угодно. «Созвездие – Столыпин, Гучков, Балашов – было поясом Ориона. Все, что предлагалось Столыпиным, если с ним были согласны Гучков и Балашов, имело большинство и проходило через Думу».

Главный упрек против националистов заключался в том, что они прислуживаются Правительству и его руководителю. «…вы просто бессловесно, слепо, преданы тому лицу, которое имеет власть». Говорили, что фракция помогает Столыпину даже вопреки собственному мнению, «голосует не всегда так, как она думает, а голосует так, как то нужно правительству»,

Националисты отвечали: «Идти по одной дороге с русским правительством не значит ни быть на поводу у правительства, ни вести на поводу это последнее. Вместе с тем идти по одной дороге с русским правительством более к лицу русским людям, чем якшаться с наймитами инородческих верховодов». «Гг., мы идем не за Правительством, мы идем с Правительством, потому что Правительство и мы идем за единым знаменем, общим нам и им, это знамя – русское национальное знамя, и пока Правительство идет за этим знаменем, мы будем с Правительством».

Кроме того, Балашов однажды заметил, что его фракция поддерживает думскую, а не министерскую редакцию ряда законопроектов, например, вероисповедных.

Законопроект о землеустройстве

Предыстория

Как мы помним, Шингарев критиковал Указ 9 ноября в том числе за то, что он-де плодит чересполосицу, поскольку не требует обязательного сведения укрепленных участков к одному цельному отрубу. Тогда депутату отвечали ссылкой на уже внесенный в Думу особый законопроект о землеустройстве. В начале третьей сессии Г. Думы III созыва наконец-то дошел черед и до этого особого законопроекта.

Открытые по Высочайшему Указу 4 марта 1906 г. землеустроительные комиссии были завалены ходатайствами крестьян о разверстании их надельных земель. В 1907 г. было около 200 000 таких ходатайств, в 1908 г. – 400 000, с января по июнь 1909 г. – 400 000. Главноуправляющий землеустройством и земледелием Кривошеин подчеркивал: «Не подумайте, что все это отдельные, бегущие из общины домохозяева, побогаче и половчее. Нет, свыше 75 % поступивших до 1 января этого года ходатайств – это целые общины, ищущие сплошного разверстания или выдела отдельных селений и выселков, выразившие свое решение приговорами, составленными большинством 2/3 голосов.

Однако по 1 января 1909 г. было удовлетворено всего 76 000 ходатайств. Чтобы дать землеустроительным комиссиям законодательную базу для разверстания отдельных домохозяев, потребовался этот законопроект.

Приведенное число ходатайств и его рост, говорил Кривошеин, – лучшее доказательство потребности в широком развитии землеустройства. «И, не будучи сторонником чрезмерного оптимизма в этом трудном сложном и весьма медленном деле, я все же бодро смотрю на будущее нового закона: ему обеспечено сочувствие сельской России».

Законопроект. Связь с законом 9 ноября

Законопроект устанавливал порядок выдела земель отдельным селениям из многоселенных общин, раздела земель больших общин на меньшие, разверстания угодий между членами общин на отруба, раздела угодий, находящихся в общем пользовании крестьян и частных собственников и т. д. Облегчалось устранение чересполосицы как внутри общин, так и во владениях тех крестьян, которые выделились из своих общин. Местные землеустроительные учреждения получали широкие права в разрешении возникающих споров. Половцову законопроект казался «прекрасным», Савичу – «лучшим в мире».

Кривошеин отмечал, что законопроект «не есть какое-либо выступление против общины». Закон 9 ноября уже облегчил отдельным членам общины выход из нее. «Дальнейшая судьба общины решится самой жизнью, и новый законопроект, напротив, не одним только отдельным хозяевам, но и каждой общине, страдающей от чресполосицы, дает в равной мере возможность улучшения своего хозяйства». Половцов назвал законопроект «второй ступенью к крестьянской свободе» – первой был закон 9 ноября.

Кутлер возражал, что связь с законом 9 ноября другая. Закон 9 ноября узаконяет чересполосицу, создавая такое положение, при котором община с ней не может бороться, а закон о землеустройстве призван уничтожить чересполосицу. «Таким образом, закон 9 ноября сваливает все в беспорядочную кучу, а закон о землеустройстве должен эту кучу разобрать».

Хутора – за и против

Вновь, как и при обсуждении закона 9 ноября, возник спор о преимуществах и недостатках хуторской формы ведения хозяйства.

Среди преимуществ назывались свобода хозяина, производительный труд семьи, разработка всей земли (в то время как при чересполосице некоторая доля земли простаивает межами), надзор за полем, уменьшение пожаров (в то время как в деревне дома легко загораются друг от друга), почти полное уничтожение пьянства, уменьшение потрав, захватов, порубок.

Крестьянин Дворянинов, приветствуя законопроект, говорил: «при той распущенности, которая теперь царит в деревнях, жить становится прямо невозможно – потравы, порубки, всевозможные безобразия прямо-таки заставляют бежать из деревни. Ко мне во время летних каникул масса крестьян приходила с жалобами, что их потравы чисто разорили. Это такое неискоренимое зло, что с ним бороться невозможно. Когда делаются потравы, лучше в волостной суд и не ходи: никаких взысканий по решению суда не делается. Нынче в одной деревне потравы, завтра – в другой, друг другу прощают и каждый год травят. Затем масса порубок, с которыми также никакой справы нет. При выделе же это все может устраниться, всякий свой участок оберегал бы от потрав и порубок, а при чресполосном владении невозможно каждому оберегать свою собственность».

Гр. Капнист, докладчик земельной комиссии, упомянул, что в России, благодаря малой культуре земель, благодаря тому, что в земли не вкладывались значительные капиталы, – очень легко провести разверстание.

Препятствовали выселению на хутора отсутствие воды и затраты на перенос построек. Среди недостатков этой формы ведения хозяйства назывались необходимость стойлового содержания скота (в то время как в деревне скот пасется в общем стаде), неудобство для хуторян ездить в церковь и школу и невозможность устроить хутор на малом количестве земли.