Литературный оверлок. Выпуск №4/2019

Обрадовался Николя и во дворец Петровича сразу впустил. Сели ужинать, Карла на стол суп «трататуй» модный подала, картошку в мундире с копченым салом. Все у них по-домашнему, как и у нас. Но сама с Петровича все глаз не сводит, понравился, должно быть. Николя тем временем «Бужеле» надрался и за столом уснул носом в жульен. Слова друг другу Петрович и Карла даже не сказали, не сговариваясь, на вокзал бежать кинулись, так их внезапная любовь и страсть обожгла.

Ехали они конечно, в Россию, уже не электричками, а в скором поезде, пусть и в общем вагоне. Других билетов в Париже не было. Всю дорогу лежали на третьей полке на баулах челноков и ворковали. Но интима меж ними никакого не случилось. Глухонемые все время мешали достойно уединиться, всю дорогу по вагонам ходили, фотопортреты Сталина предлагали купить черно-белые. Но за эти сутки, воркуя с Карлой, Петрович прилично парлекать выучился.

А потом случилась любовная оказия. Стал губернатор с полки слезать, чтобы по нужде в туалет пойти, тут паспорт у него из штанов и вывалился. Упал и раскрылся прямо на той странице, где жена с детьми вписаны. Заплакала Карла и на стоп кран нажала. Долго за ней Петрович по рельсам бежал. Да куда там, Карла-то какая, длинноногая, не догонишь!

Вернулся он домой грустный и признался всему областному народу, что свой античный подвиг до конца не выполнил, не оправдал, стало быть, доверия.

– Еще как выполнил, – Хором отвечали клевреты, – Ты же Петрович, новую Троянскую войну предотвратил. Саркази бы из-за Карлы на нашу область войной пошел, аки Наполеон с двунадесятью языками! Вот так и состоялся у Петровича античный подвиг, известный теперь на всю нашу страну.

Губернатор и няня

Как только Петрович шоколадку «Марс» ест, сразу свою няню вспоминает. Ест и плачет. Няня у него чернокожая была. В те далекие, суровые советские времена, часто негров по-дешевке на Кубе у Фиделя Кастро покупали. На наши плантации привозили, в нефтяных трюмах, сахарную свеклу полоть, картошку копать, собирать огурцы. Однако Петрович из простой плантаторской семьи был, и вроде его родителям, чернокожая кормилица не полагалась. А молока в тот суровый год не было, даже из под коровы. Год не молочный был, а минеральный по Восточному календарю. Сжалилась одна негритянка и Петровичу самостийно сиську дала. Хотела всего раз покормить, а он как клещ присосался, так год от груди кормилицы, отвалится не мог. А еще на няню дед Петровича глаз положил, проходу не давал. Ему тоже сиську хотелось по причине беззубости и несварения твердых продуктов. Так вместе и мучили няню: на одной сиське Петрович висит, на другой возбужденный дедушка, да еще и няню щупает, благодарность выражает. Дед Петровича тоже лес любил и научную книгу о грибах нашего региона писал, а грибы на неграх-рабах часто испытывал, на предмет съедобности. Найдет в лесу неизвестный гриб, накормит негра и ждет, когда негр помрет или не помрет. Даже на человеческие жертвы шел ради познания окружающей природы, пищевого производства и торжества науки.

Няню-негритянку Петрович никогда не забывал, а как губернатором стал, сразу ей у обладминистрации избу срубил, из голубых елок, что прямо у парадного подъезда росли и могуче фасад украшали. Думал, будет на чай в гости к няне ходить, да счастливое детство вспоминать. У самовара они вместе всего один раз посидели за глинтвейном и тортом «Птичье молоко». Уехала няня на свою историческую родину, избу цыганам вместе с самоваром продала. Ностальгия замучила по хорошим сигарам и крепкому рому.

Детство, отрочество и юность Петровича

Больше всего любил Петрович в детстве со спичками баловаться. То стог сена подожжет, то дом, то детсад, то школу. Потому архивов о его пребывание в этих учреждениях доподлинно не сохранилось. Одни легенды, сказки, были и саги. Односельчане Петровичу шалости эти всегда прощали, считали, что пиромания его, служит заменой половому удовлетворению. Прост он был в обращении с учителями. Вместе «Беломор» на переменках курил. Только строчку пронзительную из школьного вальса на выпускном вечере на всю жизнь запомнил: «Здесь десять классов пройдено и здесь мы слово Родина, впервые прочитали по слогам». Хороши успехи за десять лет учебы, только и подумал Петрович, слово Родина по слогам прочитать!

А самые теплые воспоминания о первой учительнице остались. Когда из армии возвращался в родную деревню заехал, хотел повидать. К деревне подходит, видит, какая-то пьяная баба с зеленого бугра катится. Присмотрелся и обрадовался: «Да это же, моя первая учительница, Марьиванна!»

Любили в те времена, праздники. На Октябрьскую, Первомай, по три недели гуляли, каждый день в новой избе. А если из гостей идут и не кувыркаются, значит – плохо угощали. Не боялись в те времена шумно гулять, здравпункт в деревне был, советская власть о здоровье крестьян хорошо заботилась, местный фельдшер всегда здоровье поправит. Даром, что армянин, Амбарцум Саркисович. Бабы его по-простому звали «Амбар Сараич».

По – началу противился фельдшер, конфузился очень:

– Вы бабы, как угодно меня называйте, только с постройками не путайте!

Но потом привык, прижился, теперь тоже с красным носом и в телогрейке ходит.

Умелым мальчиком Петрович рос. Велосипед деревянный смастерил с колесами из железных мисок. С горы покатился да в березу лбом угодил. Тормоза не сообразил поставить.

В отрочестве Петрович часто в ночное ходил, мустангов пасти с местными амазонками. Ничего хорошего. Девки очень бесстыжие и с одной грудью. Какому пареньку такое понравится? Силикон тогда еще не изобрели, стало быть, протез не сделаешь. С женским полом в юности Петровичу не очень везло. Пригласил он одноклассницу на первое в жизни свидание за гумно, да и пукнул нечаянно. Пытался казус исправить, все подошвой по траве чиркал, а звук, как назло, все время не тот выходил. Вот и не пришла к нему больше зазноба вечерами на звезды смотреть. Следующую возлюбленную Петрович сразу домой ночевать привел, с чемоданом. А она вдруг не с молодым легла, а в кровать к матери пристроилась. Причем села на кровати и сидит молча, только на панцирной сетке качается.

– Ты чего не спишь, – спрашивает ее мать Петровича, – Уже второй час ночи, у меня глаза слипаются…

– Да я если засну, – отвечает молодуха, – Могу Вас, мамаша, во сне нечаянно ударить!

Целую ночь, мать Петровича глаз не могла сомкнуть. Лежит под одеялом и думает, вдруг огреет, чем-нибудь или в глаз даст. Так и не проснешься вовсе! А утром, незадачливую невесту из дома выпроводила.

Только Петрович пенял ей с укором и слезами:

– Зря ты мама, она ведь хорошая, пусть и гермафродит.

– Ой, – всплеснула рукой мамаша, – Как же ты с ней жить собрался?

– Да как брат с сестрой, – смутился Петрович.

В этот же день расстроившийся паренек таблеток «седуксен» с горя наглотался, но не помер от отравления, а только в психиатрический диспансер попал.

Звонят из этого лечебного учреждения и говорят:

– Приезжайте, забирайте сына домой, под расписку!

– А на хер он мне нужен, – с горяча, отвечает мамаша Петровича, донельзя историей с невестой-гермафродитом расстроенная.

Удивились в больнице:

– Как же так, он ведь ваш сын!

Отважилась забрать его из больницы только бабка, да и то пожалела об этом. Прямо за воротами лечебницы Петрович неожиданно в лоб ей кулаком дал и заявил:

– Надоели вы мне все!

Однако заметили селяне, что отрок растет нравов строгих и основательный. Спросишь, что, а он голову долго чешет, вроде, как полным дурачком прикидывается, а сам соображает задним крестьянским умом, как лучше и заковыристей ответ держать.

И лесную кладовую Петрович с юных лет охранять пытался осмыслено. Пойдут, бывало, бабы в лес за спелой малиной, а смышленый парень, уже с утра в малиннике сидит, да как зарычит злобно на всю округу и начнет кустами трещать! Бабы сразу корзинки и ведра побросают и ну, бежать без оглядки из лесу с криками:

– Караул, медведь объявился!

Кто-то в деревне предложил его десятником выбрать. Да нашлись сомневающиеся, дескать, какой из него десятник, сопли всегда по колено, да и работать с ним как? Пузо голо, пятки в клетку, выполняем пятилетку?

Однако в десятники выбрали и Петрович получил свой первый в жизни руководящий опыт.

А какой Петрович гармонист был, первый парень на деревне. Сядет, бывало, на солнечной поляночке дугою выгнув бровь. Меха тальянки Чайковским терзает. Так бровь выгнутой на всю жизнь и осталась, словно удивляется он красоте окружающего мира, с тех пор не перестал.

В эти же младые годы иностранцев Петрович шибко не полюбил. Приехала к ним в колхоз немецкая делегация по обмену сельскохозяйственным опытом. Но немчура, давай над словом «колхоз» потешаться, дескать «коль» – по ихнему, – «капуста», а «хост» – штаны. Вот и выходит, что наш «колхоз» – это по всем признакам – немецкие капустные штаны. А потом и вовсе ехидно говорят:

– Вот мы у себя работаем, чтоб жить, а вы тут живете, чтоб работать!

Смолчал тогда Петрович, только желваки на щеках перед немчурой катал.

Но многое в той, советской жизни он тоже не понимал и не принимал. Например, почему районная газета называется «За изобилие». Какая-то двойная мораль в этом сквозила. Ибо «изобилие» Петрович еще как-то мог представить: сапоги кирзовые, телогрейка новая с каракулевым воротником, каждый день макароны с киселем на столе, шмат сала, да четвертинка вечером. Наконец, мопед «Верховина» с двумя скоростями и приемник «Спидола». Это чтоб вечерами по деревне возле клуба гоголем тарахтеть и доярок завлекать. А вот, что означает понятие «за изобилие»? Большая загадка. Никак его ум такого простора потребительского охватить не мог.

Петрович и овчина

В те суровые времена из колхоза на работу или учебу в город трудно уехать было. Паспорта в сельской местности не выдавали. Вот и пришлось Петровичу, сумасшедшим притворятся. Залез он на русскую печь и стал, молча овчину жевать. День жует, второй жует и на вопросы односельчан упорно не отвечает. Только нежно блеет. Связали его веревками и в той же овчине срочно свезли в психиатрическую больницу. Врач молоточком ему по лбу сильно стукнул и сурово спросил:

– А что тебя паренек еще беспокоит?

– Когда Святое Писание читаю, разные эротические мысли возникают, – Пуская слюни, отвечает Петрович.

Но врач хитрый попался и решил дело так:

– Из колхоза я тебя так выдерну – в армию служить отправлю. У меня знакомый военком есть, вместе богатых призывников от службы отмазываем. Вот за одного такого призывника ты и служить пойдешь, в теплое место – на китайскую границу.

Очень был Петрович такому мудрому решению благодарен. И справку ему врач не стал писать с формулировкой «олигофрегн» и от беспросветной колхозной жизни избавил. А послужить Родине Петрович не прочь, крестьянскому парню служба не в тягость. И наблюдение полезное Петрович из сумасшедшего дома вынес. Приметил он, что в этом заведении на дверях туалета не дама и мужик изображены в профиль, а нарядные курочка и петушок. Это нововведение Петрович, потом в своей администрации использовал.

Губернатор и десять негритят

Если какой проситель зайдет в приемную губернатора, то все равно, что в детский сад попадет. По тесной приемной десять хорошеньких негритят бегают, в прятки, в салочки, в лапту играют. А то и живые джунгли Петровичу из фикусов и алоэ смастерят, масок африканских из столешниц красного дерева, художественно настрогают. Этих негритят Петрович любит и лелеет больше, чем всех детей области. Они ему моментально национальный проект по улучшению демографической ситуации выполнили. Да и появились они, можно сказать чудесным образом. Поехала Дуракова на Кремлевскую елку на живого Деда Мороза посмотреть. Так восторженно смотрела, что этот хитрый Дед ей шоколадного зайца подарил. Да и вовсе не заяц это был, а сенегальский посол. Вернулась из под елки Дуракова, уже брюхатой и родила сразу десять негритят. Вначале испугался Петрович, а затем понял всю свою губернаторскую выгоду. Негритят он, конечно, у Дураковой отнял, лишив родительских прав. Какие ей права еще нужны, если сразу десять родовых сертификатов за один поход в роддом, огребла! Да и ни к чему негритята ей, коли даже не помнит, с кем и сколько раз под елкой была, то ли с зайцем, то ли с Дедом Морозом, то ли с сенегальским послом, а может со всеми сразу? Все какие-то рождественские сказки рассказывает про непорочное зачатие.

Поперла прана из чакры

Очень губернатора демографическая проблема беспокоила. А тут Чардаш с советом пришел: – Давай Петрович, клуб тантрического секса прямо в администрации откроем. В борьбе за рост народонаселения, все средства сегодня хороши, а то, не ровен час, россияне вовсе вымрут, а земли наши китайцы заселят.

– А как обоснуем, весь этот разврат? – Вопрошает губернатор, – Мы же славяне, а не индусы какие ни будь…

– Зря сомневаешься, Петрович, – Увещевает его Чардаш, – Между прочим, занятия йогой здоровье, работоспособность и сексуальность повышают за счет питания организма праной. Это энергия такая, халявная, прямо из космоса. А космос – бездна, значит, энергия эта неисчерпаема. Индусы толкуют, что человек под эту энергию и создан.

– А причем тут секс тантрический? – Все еще сомневается Петрович, – Не флюиды же из космоса идут, чтоб народ сексом озаботился.

– А притом, – Настаивает Чардаш, – Что прана концентрируется и выходит полезным способом из чакр, коими тело человеческое усыпано. И главная, Муладхара, самая мудрая и важная чакра у мужчины, аккурат промеж ног располагается, между пенисом и анусом. Там и есть сосредоточие мудрости и энергии, основа всего в мире.

– Вот те раз, – Захохотал Петрович, – Хороши индусы, коли, мудрость у них между ног находится. Однако давай тантрический секс внедрить попробуем, авось, может действительно демографии поможет. Пусть теперь попрет прана из чакры! А то прет у нас из этих мест, не то, что области нужно.

Собрал Чардаш вечером первую группу чиновников и чиновниц в столовой администрации, чтобы пробный сеанс тантрического секса провести. Да за вход еще с них плату взял. Впрочем, раздеться служащих и уговаривать не пришлось – мигом с себя одежду сбросили, да друг на друга алчно поглядывать стали. Началось все с невинных хороводов, взаимных поглаживаний с соседом справа и слева. Тихоныч, впрочем, сразу о Дуракову тереться стал, даже, когда она еще в шубе была, а уж когда обнажилась, вовсе с ума сошел и публично пахом к ее стройному бедру прилепился, глаза закатил и сопит. А потом Чардаш властно Дураковой овладел и минут тридцать не отпускал. Стонет Дуракова, а Чардаш все секс не прекращает. Петрович, даже забеспокоился:

– Ты хотя бы другим шанс потантрировать дай, а то Тихоныч, глядя на вас, совсем любовным томлением извелся!

А Чардаш все не кончает и отвечает губернатору назидательно:

– Искусство тантриченского секса и состоит в том, что мужчина учится семяизвержение задерживать, а самые продвинутые тантристы, могут даже семя обратно в член втягивать!

– Стоп! – Кричит ему в недоумении Петрович, – Как же так, без семяизвержения демографию подымать?!

Тут и понял Петрович, что никакая демография его чиновникам не нужна, а хитрый Чардаш просто в администрации решил свальный грех организовать. Прекратил все это безобразие губернатор, однако до сих пор наша власть атмосферой разгула дышит. Во как, прана поперла на нашу область, прямо из космоса, Петрович и остановить ее больше не в силах!

Карма губернатора

Объявился в кабинете у Петровича таракан. Громадный такой, черный, шибко усатый и наглый. Пьет чай, бывало, губернатор, полдничает, только руку с бутерброда снимет, а бутерброда уже нет. Видит он, как тараканище с поживой улепетывает, а сделать ничего не может. Голыми руками давить противно, а пока башмак снимаешь, чтоб супостату в лоб дать, таракана с бутербродом и след простыл.

Дезинсекторов вызывали, травили. А таракан от отравы, еще толще и проворнее стал, носится по кабинету, как борзая.

Тут Дуракова в кабинет губернатора лак для волос «Прелесть» приносит.

– Да на что мне лак твой бабский, – Вопрошает Петрович, – Я же укладок по утрам не делаю, да чуб мой – не ирокез панковский!

– Знаю Петрович, – Вразумляет его Дуракова, – И лак не затем. Ты им на таракана пшикни и никуда он уже от тебя не убежит.

Смекнул губернатор, и в засаде долго сидеть не пришлось. Как только вылез таракан на стол за очередным бутербродом, пщикнул на него Петрович лаком из баллончика, таракан и увяз. Только лапами беспомощно перебирает. Снял с наслаждением губернатор с ноги ботинок, размахнулся, чтобы вредное насекомое порешить, да так и застыл с ботинком руке в глубокой задумчивости и печали.

– Убей его, Петрович! – Кричит Дуракова и под локоть толкает, – А то сейчас обсохнет и убежит!

– А стоит ли отягощать Карму, – Мудро ответил ей губернатор, – Может, я в другой жизни тоже тараканом стану?

Как Петрович цыганским бароном был

Приглянулась в этом таборе Петровичу хорошенькая цыганочка. Есенией звали. Глаза черные, зубы золотые, коса до пят, а пятки толстые. За такой и сам босиком на край света с табором уйдешь. Долго кочевал Петрович за ней с шумной толпою цыган по Бессарабии, руки просил, коня и сердца. Уверял, что полцарства отдаст, но за что конкретно, недосказывал.

А цыганка все его любви не верила. Говорит, дескать, ты сам мне сердце свое вперед отдай и путь нам, цыганам жизненный освети.

Не стушевался Петрович, разом вырвал из груди своей сердце пылкое, да понес его словно керосиновый фонарь навстречу таборным людям. Сразу смекнули цыгане, что отважней защитника и барона им не найти. Сердце ему обратно одна сильная цыганка-гадалка зашила цыганской иглой, волшебным пометом летучих мышей грудь помазала, заговоры набормотала и зажило на Петровиче это самодеятельное хирургическое вмешательство, как на собаке. За одну ночь ему цыгане всем табором дом построили из упаковочных ящиков, женили утром на красавице Есении и двенадцати ее сестрах сразу.

Стал Петрович очень справедливо баронствовать, каждый день пятимос есть и всех кошек по древнему цыганскому обычаю марганцовкой красить, на счастье. За порядком он тоже следил, чтоб наркотой цыгане не торговали. Даже ключи от машин на ночь забирал и после 18 часов, никто табор без его разрешения покинуть не мог, разумеется, без уважительной причины. Разве, что в командировку или к родственникам в Чугуев, какой цыган намылится.

А Есения ему через девять месяцев двух близнецов родила. Авеля и Каина. Цыгане своим детям всегда необычные имена дают. Сестры тоже в скорости понесли. Так Петрович из своих цыганят целую футбольную команду «Чавале» создал с запасными игроками и судьями, особенно бесенятам удавались договорные матчи.

Губернатор и хобби

В любом человеке всегда дремлет, какой-либо талант, а уж в таком человеке, как Петрович, талантов спит, пожалуй, целая коммунальная спальня. Ошибочно принято считать, что таланты проявляются в раннем возрасте. А как быть, коли, еще мальцом их не обнаружил? Надобно искать их в себе насильно, возможно и по команде сверху. Для этого и придумали в нашей области хобби. Даже флегматичный вице-губернатор Тихоныч, стал на досуге декоративных курочек разводить. Иногда в склерозе забудется и ну помощников в кабинет созывать:

– Цып-цып, мои цыплята!

Квохчет и деньги им, как просо сыплет. Смотрит радостно, как они по ковру ползают и деньги клюют, как петушки молодые дерутся. У Чардаша склонности к живописи проснулись, к модному ныне бодиарту. Заходит к нему раз Петрович, а Чардаш на аппетитной заднице Дураковой гуашью бабочек рисует, щекочет деваху по интимным местам, дорогой, мягкой беличью кисточкой. Он весь женский пол в администрации постепенно этим бодиартом разукрасил и защекотал. Губернатору так понравилось увлечение Чардаша, что он приказал персональную выставку прямо в родной администрации провести. Только выставки никто не понял, шепчутся, дескать, губернатор совсем сума сошел, всех чиновниц догола раздел и краской обмазал. Да, непросто, новое искусство в народ дорогу торит! До него областному люду еще дорасти требуется.

Опасно, однако, хобби бывает, чревато необратимыми последствиями. Один чиновник из обладминистрации сильно увлекся выжиганием по фанере. Портрет Есенина с трубкой удачно сработал, затем выше художественную планку взял – Ельцина выжег и тоже с трубкой. Еще больше стараться стал, когда за портрет самого Петровича взялся. Заперся ночью на кухне и выжигает. Трое суток прошло, а у него все свет горит, а жена на кухню зайти не может. Звала, в дверь стучала, причитая:

– Дай хоть омлет на завтрак пожарить, не голодной же на работу идти!

А он – ни гугу. Только электровыжигатель сильней шипит, да жженой фанерой воняет – хоть из квартиры беги или пожарных вызывай. Но четвертые сутки пришлось вызвать санитаров.

А что особенного? Может от проснувшегося таланта человек увидел окружающий мир иначе, чем все мы. Вот и Дуракова стала дома картины из рыбных костей выкладывать. Особенно удачно получались у нее полотна на тему трудовых подвигов области. Знатные люди хорошо из рыбьих костей выходили, большой портретной схожести образов. Глядя на нее, начальник таможни, тоже принялся к изобразительному искусству, лихо приобщатся, порнографические журналы собирать. Хот он и пожилой папик, видит уже плоховато, но нужные позы помнит хорошо.

Да и сам губернатор хобби приобрел, талант в себе ощутил, невиданную тягу к прекрасному. С недавних пор, стал украшать пространство в своем кабинете окурками. Очень демократично, неординарно и совсем немного места на стенах и потолке уже осталось. Все это как нельзя лучше отражает сущность самого художественного творчества, ибо основано оно на противоположности деятельностей, поскольку любой художник нагло утверждает, что как бы вынужден создавать свои творения, по неодолимому влечению природы или пристрастию к дурным и не очень привычкам, возможно по указанию Бога. Прекрасное – есть жизнь, так почему же творчество, инсталляция посредством обыкновенных «бычков» не может быть прекрасной и актуальной? Это определение столь широко и верно, что даже клюквенный кисель, сваренный женой губернатора и залитый в красивую форму для образования фигурного желе, оказывается произведением искусства, ибо не только удовлетворяет эстетическое чувство губернаторского гостя, но побуждает к высоким душевным размышлениям, какие обычно обуревают гостя нашего города, впервые увидевшего скульптуры нашего знаменитого областного ваятеля Кишко.

Губернатор и памятники

Богат наш край памятниками. Истории вовсе никакой – область по капризу Хрущева всего полвека, как глобусе России появилась, но куда не плюнь, обязательно в памятник попадешь. И это мудро, поскольку мы сами с усами творцы истории, как можем, пишем ее и ваяем. Поставили памятник Пушкину и, неказистый Александр Сергеевич из алюминия получился, будто скульптор только одно и знал, что он – курчавый арап. Стоит Пушкин возле театральной банкетки с цилиндром и перчатками, словно не стихотворец известный, а иллюзионист какой. Еще минута и зайца за уши из цилиндра вытащит!

Пришвина с берданкой и собачкой в обнимку сваяли – невольно поймешь, что был он большой знаток и любитель природы. Толстой – непременно в крестьянской рубахе, босой и с очень большой головой. Сразу видно, не фермер какой-нибудь, а великий писатель.

Бунин тоже характерный – сухонький, нервный и язвительный интеллигент, иммигрант неисправимый.

Другие исторические персоны так же удивительны. Могучий основоположник русского марксизма Плеханов, вышел похожим на объездчика времен сталинской коллективизации. Злые языки говорят, когда памятник торжественно открывали, одному местному плехановеду так плохо стало, что его той же простыней сразу накрыли, что с памятника сорвали.

Автором большинства этих замечательных творений, является широко известный в наших краях, заслуженный многими почетными званиями и премиями скульптор Кишко. Он очень прост в своем творчестве и в общении с власть предержащими. Зайдет в администрацию, очередной скульптурный заказ пробивать и скромно о себе сообщает:

– Рядовой художественного фронта Кишко, по приказанию губернатора прибыл!

А еще этот известный скульптор нацлидера из меди отлил. Приволок шестикилограммовую статуйку к Петровичу и шепчет, как змей искуситель:

– Я, идею вылепить нацлидера долго в тайне вынашивал, в тайне держал. Лепил по фото, где он, в кимоно на татами сидит, из его же книги про дзюдо. Копировать, конечно, не стал, а художественно осмыслил: поза у него пусть и жесткая, зато взгляд теплый. Чтобы факт этот подчеркнуть, я нацлидеру глазки голубые в скульптуру вставил, из перламутровых пуговиц и в них лампочки вмонтировал, с теплым и мягким светом. Подарим нацлидеру его же изваяние, захочет на стол поставит, захочет, как ночник может использовать, чтобы в туалет не заблудиться. Да и меди в нем, на полторы тысячи долларов. Не понравится скульптура, так во вторцветмет всегда можно ее сдать.