«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том I. «Надо уметь дерзать»

Ей оставалось лишь рожать каждый год по ребенку своему любовнику Уврару – богатейшему армейскому поставщику и банкиру. Теперь Наполеон был хозяином положения, он уже не нуждался в тех, кто когда-то оказывал ему протекцию, тем более, что с появлением в Тюильри Львицы Директории наверняка при его дворе привились бы легкие нравы времен Директории! Кроме того, Бонапарт не любил вспоминать время, когда он – худой, с впалым бледным лицом, похожим на пергамент, как он сам говорил, с длинными волосами, ниспадающими по обеим сторонам лба на подобие «ушек спаниеля», сзади собранными в не напудренный хвостик, в поношенном генеральском мундире – был вынужден в униженной манере гадальщика по руке просить ее – Королеву Счастливой Жизни – о рекомендательном письме комиссару 17-й дивизии для выдачи ему – будущему завоевателю Европы – сукна на пошив нового генеральского сюртука, жилета и форменных брюк. Не исключено, что за его «пророчеством» в этот момент могла ехидно наблюдать со стороны томная кокетка, полная непринужденности и небрежности, генеральская вдовушка бальзаковского возраста («слабая на передок» и уже давно «пустившаяся во все тяжкие»), легкомысленно запутавшаяся в долгах, которая очень скоро милости ради выйдет за него замуж и станет императрицей Франции! Так бывает или C`est la vie…

Остаток своей жизни Терезия провела в Париже, затем в Шиме – владениях своего последнего мужа Франсуа-Жозефа-Филиппа де Рике, графа Караман, 16-го принца Шиме, скончавшись много позже своей более удачливой подруги, императрицы Жозефины – в возрасте 61 года, много позже той яркой и бурной «на всё» эпохи, активной участницей которой ей довелось быть, задавая тон во многом и в моде, в том числе…

…Под стать Терезии Тальен была и ее знаменитая подруга, модница и соперница Жюли (Жюльетта) Рекамье (1777—1849). Ее дом долго был самым модным. Любвеобильная хозяйка встречала всех гостей словами: «Хотите посмотреть мою спальню?» – и тут же вела их туда, и гости громко восхищались роскошной постелью, стоявшей на возвышении в облаке белого муслина. Современницы были потрясены откровенной гордостью, с которой Жюли демонстрировала свою красоту. «Похоже, что она думает только о себе, а остальные ее совершенно не интересуют», – записала мисс Берри. Жюли, как впрочем, и ее подруги-«светские львицы», умела шокировать. Однажды во время бала в своем доме она удалилась в спальню, разделась и легла в постель, небрежно набросив на себя муслиновые простыни, отделанные кружевами. Комната была полна мужчин, с вожделением лицезревших ее великолепное белое тело вплоть до пушистого «Венериного холмика», над уже приоткрытыми влажными от желания розово-пунцовыми «райскими вратами»…

Пройдут годы и (повторимся!) поборник патриархального, консервативного отношения к женщинам Наполеон Бонапарт, став Первым консулом Франции, запретит появляться в его дворце женщинам, у которых была не совсем безупречная репутация или, вернее, слишком бурное прошлое. Он никогда не забывал, каким огромным влиянием пользовались эти дамы – «величаемые», пардон, «горизонталками». Однажды, когда при нем кто-то случайно упомянул об этих некоронованных законодательницах как в политике, так и в модах на дамские туалеты, он дико вспылил: «Мною не будут управлять шлюхи!»

…Кстати, отнюдь не исключено, что подоплекой к таким заявлениям Наполеона могло быть и его соперничество с генералом (потом маршалом) Жан-Батист-Жюлем Бернадоттом. Этот известный бахвал и фрондер умел заводить такие знакомства, которые раздражали могущественного Первого консула, а потом и императора Франции Наполеона Бонапарта. Так, он энергично бравировал своим знакомством с такой одиозной в понимании строгого моралиста Бонапарта знаменитой француженкой той поры, как (вышеупомянутая) несравненная и очень дорогая «жрица любви» мадам Жюльетта Рекамье. Знаменитая «дегустаторша» крутых мужиков прелестная Жюльетта соглашаясь с Жерменой де Сталь, что не Бонапарт [которому она уже во времена Консулата дважды давала от ворот (вернее, своих «райских врат») поворот: сначала когда он (по слухам) пытался «зазвать» ее в свои любовницы через Фуше, потом – через сестричку Каролину, ненавидевшую «старуху» Жозефину], а именно Бернадотт, является «подлинным героем века», могла подтвердить это по «женской части». Интересно и другое: как-то не в меру разоткровенничавшийся во время сеанса «терапии» Бернадотт сдуру якобы ляпнул ей про Бонапарта такие слова: «Я не обещал ему любви, но я обещал ему лояльную поддержку и я сдержу свое слово». Таким фрондерством он лишь активизировал неприязнь со стороны Бонапарта и его соответствующую реакцию на… «нагую моду»…

А своей жене Жозефине Наполеон и вовсе иронично-зло публично бросил: «Разве вы не видите, что ваши подруги – голые?» Он, в частности, объявил, что намерен не только объединить французскую нацию, но и возродить старинные семейные традиции и запретил дамам носить «прозрачные вызывающие одежды». История сохранила то ли анекдот, то ли быль о запрещении им «нагой моды»: на одном из пышных дворцовых приемов, уже будучи императором, Наполеон заметил очень красивую молодую даму в очень смелом наряде. Он громко вызывал ее из толпы и, грозно сказал: «Мадам, вы раздеты, идите оденьтесь!» Времена, когда мадам Тальен, одна из подруг будущей супруги Наполеона Жозефины де Богарне, сидела в ложе театра вся в бриллиантах, но обнаженная чуть ли не по свои восхитительные… «врата в рай»…, ушли навсегда…

…Кстати сказать, всем кому интересны нюансы «охоты» сметливо-слабого пола «на дичь» предлагаю «заглянуть» в приложение «…cамое сокрушительное оружие всех времен и народов – женская красота в 3D (Full HD) формате».

Глава 7. Лучшая подруга гения – Госпожа Фортуна

Но не женщины интересуют молодого Бонапарта больше всего.

Ситуация в стране – не стабильна и выбиться в люди может любой энергичный и сметливый человек. Надо было только чтобы самая капризная из женщин – Госпожа Фортуна – повернулась к Наполеону своим капризным личиком.

И тут его вызывают в Париж за неповиновение приказу вышестоящего начальника некого полковника Меллера, по крайней мере, так гласят некоторые источники. Военный министр Серван, заслушав рапорт, трезво оценивает ситуацию, берет его сторону и решает перевести Наполеона служить на родине – на Корсике, куда его уже отправлял в отпуск его покровитель, генерал Дютейль. Серван обещает корсиканскому строптивцу в скором времени положительно решить его вопрос на «коллегии» министров и ему остается лишь ждать благоприятного предписания.

Пребывая в ожидании, Наполеон, выражаясь современным сленгом, тусуется в Париже: общается со своим товарищем по Бриенну Бурьенном, строит с ним во время обедов (за них платил последний, поскольку Бонапарт мог себе позволить пищу не более, чем за 6 су) в маленьком кабачке «Три рога» на ул. Валуа фантастические бизнес прожекты сомнительного толка, наблюдает как многотысячная толпа оборванцев громит Тюильри и изгаляется над королем.

…Кстати, по некоторым данным именно в ту пору (конце июля 1792 г.?) он написал выдержанный в якобинском духе памфлет «Ужин в Бокере» (фр. «Le Souper de Beaucaire»; переведен на русск. яз.), который был опубликован с помощью его знакомых комиссаров Конвента Саличетти и Робеспьера-младшего. Не будем вдаваться в литературные характеристики этой стороны писательской деятельности Бонапарта. Скажем лишь, что эта пропагандистская брошюра на тему войны и политики создал ему репутацию революционно настроенного солдата. Среди его ранних работ различных жанров, проникнутых юношеским максимализмом и революционными настроениями: «Письмо к Маттео Буттафуоко», «История Корсики», «Диалог о любви», «Клиссон и Евгения» (переведена на русск. яз.) и др…

Но вот вопрос о месте службы, ставшего в июне/июле/августе (данные разнятся) 1792-го – капитаном, Бонапарта решен положительно: он получает предписание отбыть к себе на Корсику и принять там в должности (но не в чине) подполковника местных войск под свою команду отряд корсиканских волонтеров (местную Национальную гвардию). Пользуясь тем, что Национальное собрание закрывает все королевские учебные заведения, насмотревшийся на то, как бунтующая (революционная) чернь (быдло) тешит свое «естество» со всеми дворянками, в том числе, малолетними, Наполеон, получает разрешение забрать свою сестру-девицу Элизу из пансиона благородных девиц Сен-Сира и отбывает в Аяччо. (Впрочем, есть и другие более заковыристые трактовки его «командировки в отпуск» на Корсику.)

17 сентября 1792 г. вместе с сестрой, проездом через Лион и Валанс Наполеон прибывает на родину. Важно другое: впервые после долгих лет разлуки вся семья в сборе, лишь нужда омрачает их бытие.

…Кстати, если соглашаться (?) с имеющимися доступными сведениями, то получается, что с момента поступления на военную службу в сентябре 1785 г. до сентября 1792 г., т.е. за 7 лет Наполеон провёл в отпуске в общей сложности больше половины из них – что-то около четырёх лет!?

Надо признать, что революция пока что ничего корсиканскому выходцу Наполеону Бонапарту не принесла. Его продвижение по службе шло черепашьим шагом. А ведь многие из его сверстников, начинавшие карьеру одновременно с ним, уже успели отличиться на фронтах, щеголяли в высоких чинах, богатели на глазах, вокруг них вились обольстительные бестии, охочие не только и не столько до секса, а в основном до денег и положения в обществе, а он все еще прозябал в чине капитана.

По некоторым данным (!?) 22 февраля 1793 г. Наполеон участвует в неудачной высадке французского генерала Каза-Бьянки то ли на Сардинии, то ли на Маддалене (Мадлен), то ли Гагмари? Десант, высаженный с Корсики, оказался быстро разгромлен. Однако, командовавший небольшой артиллерийской батареей из двух пушек и мортиры, капитан Буонапарте отличился. Он приложил максимум усилий для спасения орудий, однако их, всё же, пришлось бросить на берегу. В этом фиаско его вины не было. Как раз он-то показал себя умелым и инициативным артиллерийским офицером. Именно тогда впервые на поле боя басовито «заговорили» пушки под его непосредственным началом! Но это было лишь эпизодом в весьма непродуманной операции французов.

Правда, в том же 1793 г. Госпожа Фортуна – весьма своенравная дама – все же, обратила свое внимание на неприметного артиллерийского капитана и почти 20 лет (с 1793 по 1815 гг.) не покидала его, пока его пушки, пролив мегатонны крови и унеся жизни неисчислимого количества людей по всей Европе, не замолкли навсегда.

Но прежде чем это случилось, Наполеон вынужден был спасаться от преследования на родине со стороны друга его покойного отца корсиканского сепаратиста Паоли, с которым у него не сложились отношения. Всей семье Бонапартов пришлось тогда бежать с Корсики, правда, раздельно: сначала, не без приключений (!?) это проделал сам Наполеон, потом вся его остальная семья. Всех их объявили врагами корсиканского народа, а дом и все имущество разграбили – виноградник уничтожили, стадо коз вырезали.

10 июня 1793 г. с помощью своего земляка Кристофано Антуана (Христофора Антонио) Саличетти (1757—1809) он вывез свою мать и всю семью на утлом суденышке с Корсики в Лавалетт, что в окрестностях Тулона (юг Франции). Именно тогда его обнищавшей семье беженцев оказал поддержку богатый торговец шелком и мылом м-е Клари с дочерьми которого, вскоре познакомятся сыновья благодарной матушки Летиции Бонапарт.

Отныне и навсегда Наполеоне ди Буонапарте свяжет свою судьбу с этой своей «большой родиной» и спустя три года переименует себя в… Наполеона Бонапарта.

В том памятном (1793 г.) году революционная Франция находилась в очень тяжелом положении. Сразу несколько европейских государств объявили ей войну, решивших силой оружия задушить французскую революцию, не дать ей перекинуться на сопредельные государства, стремясь восстановить в мятежной стране прежние порядки: «загнать быдло в скотные дворы». Враги наступали с севера и юга. В Париже в революционно-настроенные народные массы был брошен лозунг – Отечество в Опасности! – и объявлен призыв в армию

Причем, если по началу массовый энтузиазм и патриотизм граждан позволит добиваться успеха против хорошо вооруженных и вымуштрованных австро-прусских войск, то вскоре Республиканские армии станут терпеть неудачи. Выяснится, что для ведения затяжных кампаний нужна жесткая дисциплина и субординация. Именно для этого в армии появятся комиссары Конвента с неограниченными полномочиями, например, правая рука Максимилиана Робеспьера «великий и ужасный» Антуан Сен-Жюст, прозванный современниками «ангелом смерти». Критериями оценки военных станут только успех и победа. Поражение грозило военачальникам самым гуманным из всех способов казни – обезглавливание с помощью гильотины, как, например, это случится с бывшим командующим Рейнской армией генералом Кюстином. (Ее изобретатель Жозеф-Игнас Гильотен убеждал власти, что за всю историю человечества это самый совершенный инструмент для мгновенного и безболезненного отрубания головы.) Дело дойдет до того, что если тот или иной генерал к назначенному часу (!) не делал того, что ему предписывалось, то его ждал эшафот. Наиболее шустрые и прозорливые из генералов не будут дожидаться когда за ними придут для ареста и стремительно «сделают ноги» (на современном молодежном сленге – «ударят по тапкам»), перебегая к врагам.

Революционный энтузиазм многочисленных добровольческих формирований, их вера в правоту идей великой Революции, конечно, имели огромное значение в мобилизации широких народных масс для защиты революционных завоеваний французского народа. Но слабая военная подготовка волонтеров серьезно снижала оборонный потенциал революционной Франции, которой угрожали прекрасно подготовленные, вымуштрованные армии европейских монархов. Офицерский состав старой королевской армии был настроен контрреволюционно и в своем большинстве был ненадежен. Своих же командных кадров Революция не имела. В этой обстановке особо важную роль сыграли те немногие офицеры и унтер-офицеры старой армии, которые восприняли идеи Революции и отдали в этот грозный для нее час все свои силы и знания делу создания армии нового типа, армии, способной дать отпор врагу и защитить Революцию.

Помимо внешних угроз внутри страны тоже было немало проблем. Жирондисты были изгнаны якобинцами из Конвента и против якобинского меньшинства в половине французских провинций вспыхнули восстания. Заполыхали роялистски настроенные, Вандея и Бретань. Во взбунтовавшихся Лионе и Бордо вовсю заработали гильотины: в первом – людские головы полетели в корзины под присмотром Фуше, во втором – Тальена, известных тогда и потом политических деятелей.

Нарастала опасность не окрепшей Республике и с юга – из Тулона, основной военно-морской крепости на ее средиземноморском побережье Франции.

Вот как освещает эти грозные события «компактная хрестоматийная» версия:

<<…В мае 1793 г. Тулон, где собралось много недовольных роялистов, восстал против Конвента. Для его усмирения послали республиканскую армии под начальством генерала Карто – порядка 32. тыс. Не видя возможности сопротивляться этим внушительным силам и опасаясь репрессий Конвента, тулонские роялисты в июле отдались под защиту Великобритании и в конце августа передали крейсировавшему в виду Тулона адмиралу виконту Самуэлю Худу (1724—1816) все форты, рейд и 46 судов. Британский флотоводец признал законным королём Франции пребывавшего в заключении малолетнего Людовика XVII, а его корабли встали в портовой гавани. В Тулон прибыло до 19 тыс. английских, испанских, сардинских и неаполитанских войск, так что с находившимися там роялистами гарнизон возрос до 22—25 тыс. (данные разнятся). По сути дела это было объявлением войны республиканскому Парижу. Отсюда враги французской революции собирались двинуться на юг Франции.

В первом же авангардном сражении был тяжело ранен начальник осадной артиллерии республиканцев майор Доммартен, и взамен его Конвент прислал молодого капитана Наполеона Бонапарта, который, как принято считать, именно здесь положил начало своей славы.

Сменявшие друг друга командующие предполагали начать классическую осаду города с завершающим штурмом его стен. Однако для этого осаждающие не имели достаточно сил, тем более в условиях, когда осада была неполной и осажденные могли получить подкрепления через порт. Наполеон предложил альтернативный план – если осадить Тулон с моря так же, как с суши, он падет сам собой. Поскольку осажденным будет гораздо выгоднее оставить город заранее, чем остаться в нём и все равно сдаться из-за нехватки провианта, оставление союзниками захваченного города или их капитуляция будут неизбежны. Причем, союзники ради почетной капитуляции должны будут сдать неповрежденными корабли, укрепления и сам порт.

Для осуществленияэтого плана окружения, Бонапарт выстроил на берегу моря две батареи, названные им батарея «Горы» и «Санкюлотов», обильно снабдив их боеприпасами. Непрерывный огонь, ведомый ими и множество нанесенных кораблям союзников повреждений вынудили их оставить малый рейд.

Стремясь защитить рейд Тулона от обстрела, союзники выстроили на противоположном берегу бухты на мысах Балагье и Эгийет мощные форты, причем, их оборона каждый день совершенствовалась с использованием всех местных ресурсов. Для прикрытия подступов к ним был построен особенно мощный форт Мюрграв на вершине мыса Кер, названный англичанами из-за своего значения Малым Гибралтаром. Теперь республиканской армии для взятия Тулона требовалось прежде всего захватить эти укрепления.

Составленный и проведённый Наполеоном план атаки имел самые решительные результаты. В ночь на 17 декабря взят был штурмом важнейший форт Мальбуке. А с занятием другого форта, Эгийет, англо-испанской эскадре невозможно было оставаться как на малом, так и на большом рейде. Победа досталась недешево (ок. 2 тыс. убитыми и раненными), но и враг потерял немало – до 4 тыс. чел.

После захвата французами господствующих над рейдом высот и батарей в Тулоне был созван военный совет союзников, который приказал, посадив гарнизон на суда, немедленно сняться с якоря. 18 декабря он вышел в открытое море, вместе с англичанами ушла большая часть населения, обоснованно опасавшаяся массовых казней, что во времена якобинского террора было обычным явлением. Как и предполагал Бонапарт, после ухода союзных эскадр город сдался и в наказание за измену был разграблен и сожжен. Девять французских судов было предано пламени англичанами, 12 ушли в море вместе с союзниками, так что лишь 25 кораблей попали обратно в руки республиканцев.

Генерал Жак-Франсуа Дюгомье в самых превосходных тонах отрапортовал о вкладе Бонапарта в долгожданную победу под Тулоном: «У меня нет слов, чтобы описать заслуги Бонапарта: много технических познаний, столько же ума и слишком много отваги и это лишь скудный набросок этого необыкновенного офицера!» Более того, слово «Тулон» стало метафорически означать момент блестящего начала карьеры никому не ведомого молодого военачальника…>>

Тогда как в «развернутом варианте» все гораздо экспрессивнее и познавательнее.

<<…Длительная осада Тулона республиканскими войсками успеха не имела. Наспех собранные, плохо обученные, недисциплинированные войска «чахли» под стенами города, грозя, вот-вот взбунтоваться. Главная причина неудачи заключалась в том, что командование армией, осаждавшей эту крепость, возглавляли некомпетентные в военном деле генералы, один бездарнее другого. За четыре месяца сменились три командующих Тулонской армией, вроде бы первый из которых был художником, а второй – беллетристом!? Решать проблему Тулона бросили видных полномочных комиссаров: Огюстен-Бон-Жозефа Робеспьера (1763—1794) – младшего брата фактического главы революционной Франции Максимилиана-Мари-Исидора Робеспьера (1758—1794), Кристофано Антуан (Христофора Антонио) Саличетти (1757—1809), Поля Барраса и др.

В конце ноября 1793 г. командовать осаждающими стал генерал Жан-Франсуа Дюгомье (1736—1794). С его прибытием боевые действия республиканских войск под Тулоном заметно активизировались, стали более осмысленными и целеустремленными.

Еще в сентябре того года командовавший всей французской артиллерией под Тулоном капитан (или, все же, подполковник; сведения различаются) Доммартен получил тяжелое ранение и ему срочно требовалась квалифицированная замена.

…Между прочим, будущий дивизионный генерал (22 июля 1798 г.) Элзеар-Огюст Доммартен (26 мая 1768, Доммартен-ле-Франк – 9 июля 1799, Розетта) родился в семье Арно-Франсуа Кузена де Доммартена (? -1791) и его супруги Мари-Роз-Элизабет д, Олнэ, начальное образование получил в Колледже Капуцинов в Жуанвиле, 1 сентября 1784 г. поступил кадетом в Королевскую артиллерийскую школу Меца (Ecole royale d, artillerie de Metz), откуда был выпущен на действительную службу суб (младшим)-лейтенантом Оксоннского артиллерийского полка, служил в гарнизонах Меца, Лиона, Антиба и Ниццы.7 сентября 1793 г. отличился в бою при Оллиуле близ Тулона, где получил три пулевых ранения, 23 сентября 1793 г. произведён генералом Жаном-Франсуа Карто в бригадные генералы (утверждён в чине 8 ноября 1793 г.) и командовал последовательно 13-й, 14-й, 15-й и 17-й ротами лёгкой артиллерии. 13 июня 1795 г. определён в состав Итальянской Армии и принимал участие в знаменитой Итальянской кампании 1796—97 гг. генерала Бонапарта. С 11 мая 1796 г. – командующий конной артиллерии Итальянской Армии, отличился в сражениях при Монтенотте, Дего и Мондови, 3 августа 1796 г. командовал артиллерией в сражении при Кастильоне, 7 августа того года отличился при штурме Вероны, а уже 4 сентября огнём своих батарей решил исход сражения при Ровередо, сражался при Риволи. По окончании кампании он будет командовать артиллерией в объединённых Самбро-Мааской и Рейнско-Мозельской армиях, а 11 марта 1798 г. генерал Бонапарт снова призовет его под свои знамена, назначив командующим артиллерии в своей Восточной Армии для участия в Египетской экспедиции. Он отличится при взятии Александрии и в полулегендарном сражении 22 июля 1798 г. при Пирамидах, где прямо на поле боя его произведут в дивизионные генералы, в октябре того года он поучаствует в подавлении восстания в Каире, во время Сирийского похода примет участие в осаде Эль-Ариша и Аккры. После возвращения в Каир будет послан генералом Бонапартом для инспекции побережья, 23 июня 1799 года отплывет по Нилу на борту фелюги «Нил», подвергнется нападению мамелюков, отразит все атаки, но понесет большие потери, в том числе, сам получит пять ран. 25 июня экспедиция прибудет в Розетту, где 9 июля генерал Доммартен умрет от столбняка, вызванного ранениями, в возрасте 31 года, 15 из них отдав армии, пройдя путь от лейтенанта до бригадного генерала за 8 лет. Директория предоставила было матери Доммартена пенсион, но та отказалась, заявив: «Я благодарю представителей нации, но не могу жить за счёт крови своего сына» (Je remercie les reprеsentants de la nation, mais je ne puis vivre du sang de mon fils). Имя ее сына будет выбито на Триумфальной арке площади Звезды…

В сентябре ею стал капитан артиллерии Наполеон Бонапарт, проезжавший мимо – то ли в Ниццу, где служил на береговой батарее, то ли через Ниццу со своим обозом пороха (оружия?) в Марсель? Доподлинно цель его командировки – осталась не известна.

Правда, не обошлось без протекции, в первую очередь, влиятельного революционного комиссара и члена Конвента, (уже не раз выше упоминавшегося) корсиканца Саличетти, представлявшего Корсику в Национальном собрании в Париже. Он хорошо знал корсиканца Бонапарта, как очень толкового артиллериста с прогрессивными взглядами на ведение войны. Именно Саличетти рекомендовал соплеменника всесильному Огюстену Робеспьеру.

Так малоизвестному капитану артиллерии представился шанс показать себя в крупном деле.

…Между прочим, по некоторым данным (!?) там в то время был и Баррас, которому вскоре предстояло приобрести большую власть. Не исключено, что уже тогда они могли познакомиться и это существенно скажется на дальнейшей карьере Бонапарта и истории Франции (а затем и Европы!), в том числе…

Исполнявший обязанности начальника артиллерии армии, худенький, невзрачный, невысокий молодой человек с длинными прядями темных волос, обрамлявших бледно-оливковое лицо, косичкой на затылке, с пронзительным взором редкомигающих серых глаз принялся убеждать командующего армией, опытного вояку Дюгомье, что взять неприступную твердыню можно лишь при помощи мощного концентрированного артиллерийского удара. «Города берет артиллерия, – твердо заявил Наполеон, – а пехота может только помочь ей!»