«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том I. «Надо уметь дерзать»

В 1776 г. Грибоваль по просьбе военного министра графа Сен-Жермена возвратился к активной службе, продолжил реформы и разработал знаменитую «Артиллерийскую систему Грибоваля» (Systeme d, artillerie Gribeauval). Это была новая система устройства пушек и тактика ведения боя «Table des constructions des principaux attireils de l, artillerie de M. de Gribeauval». Она благополучно просуществовала до 1827—1829 гг. Правда, в 1803 г. Наполеон принял было попытку несколько изменить систему Грибоваля (на систему XI года). Этот процесс растянулся на несколько лет, а после отречения Наполеона в 1815 г. система Грибоваля была официально восстановлена…

Символично, что это было не только строгое соблюдение одних и тех же правил отливки на разных пушечных заводах. Это не только изменение процесса литья: новый ствол отливался целой болванкой, а затем в нем высверливался канал, что позволяло повысить точность пушки. Тогда как ранее ствол отливался вокруг внутренней сердцевины, которая вполне могла отклоняться от оси центра ствола и поэтому заготовку высверливали, доводя до требуемого калибра. Это не только очень строгие технические требования к сферичности ядра и зазору между диаметром снаряда и стенками канала (диаметром) ствола, превосходившие любые европейские образцы, кроме, британских, что увеличивало дальность и кучность стрельбы. Это не только увеличение продолжительности их эксплуатации (уменьшение зазора снижало «эффект карамболи», когда слишком свободное ядро, проходя при выстреле через канал ствола, начинало колотиться в его стенки и, тем самым, ослабляло ствол и «время» его жизни). Это не только облегченные за счет укорочения стволы орудий. Это не только более удобные лафеты – способные принимать на себя силу отдачи по двум направлениям – назад и вниз, отсюда и характерный прогиб лафета, более заметный, чем у иностранных конкурентов. Это не только упорядочение калибров (4-х, 8-и, 12-ти фунтовые ядра). Это не только появление прицелов, позволявших соответственным образом изменять направление орудия в вертикальной плоскости, в зависимости от дистанции. Это не только – картечь с железными кованными пулями и железным поддоном, обладавшая более сильным поражением. Это не только усиление и увеличение колес. Это не только «отвоз» – специальный 9—12 метровый канат (либо кожаные лямки-ремни через плечо с отрезком этого каната) для перекатывания орудия силами прислуги на огневую позицию вручную и, что особо важно – для стрельбы при отступлении. Это не только металлическая ось. Это не только вкручиваемый медный запальный канал (когда он изнашивался его было легко заменить) или затравочный стержень, сберегавший орудия от порчи вследствие разгара запальных каналов при стрельбе. Это не только чугунные втулки в колесных ступицах, облегчавшие движение; и прочие весьма специфические технические приспособления, перечисление которых имеет смысл только для узких специалистов («визир», червячное подъемное устройство, «подвижная звезда», «двойной гандшпуг» и др.). Это не только дышловые передки со стандартизированными зарядными ящиками. Это не только 4-колёсные фуры для перевозки боевых припасов. Это не только разделение артиллерии на полевую, осадную и гарнизонную: 12-фунтовые и 8-фунтовые пушки были назначены для полевой артиллерии, а 4-фунтовые – для полковой. Это не только введение 8-ми и 6-дюймовых коротких гаубиц, а вес орудий стал принят равным весу 150 снарядов и отношение веса заряда к весу снаряда – 1/3. Это не только организация стандартной батареи из 6—8 пушек. Это не только придание каждой пехотной дивизии не менее одной батареи.

…Кстати сказать, под термином «фунт», применительно к калибру пушек, в европейских странах подразумевались разные единицы измерения. Одни и те же калибры у австрийцев, у англичан и у французов, порой, не просто было сравнивать. Более того, если во всех европейских странах, кроме Франции, калибр определялся диаметром ствола, то у французов – диаметром ядра…

Это, прежде всего, признание за артиллерией самостоятельной роли в бою.

Теперь лошадей запрягали парами (по четыре – на 4-х и 8-и фунтовки и по шесть – на 12-ку) в прочные и достаточно легкие повозки, со специальными отделениями для ядер и пороха.

Так артиллерия стала мобильной и чрезвычайно гибкой.

По сути дела Грибоваль создал самую совершенную артиллерийскую систему той поры, превосходившую все придуманное до него и оказавшую влияние на все аспекты артиллерии – от материальной части орудий и тактики до обучения артиллерийскому ремеслу. Внедренное им, потом использовалось другими реформаторами артиллерии и даже иностранные «коллеги по цеху» отдавали ему должное.

…Между прочим, единственное до чего у Грибоваля «не дошли руки» – это конная артиллерия и вопросы обороноспособности артиллерийской прислуги. Эти важнейшие вопросы он предоставил решать военачальникам революционной Франции, а совершенствовать их… выдающемуся артиллеристу-практику Наполеону Бонапарту, причем, уже в преддверии кровавой эпохи наполеоновских войн, т.е. в самом начале XIX в. Jedem das seine…

Система Грибоваля была в то время самой эффективной в Европе. Просуществовала она, как уже отмечалось выше, с некоторыми изменениями, до конца 20-х гг. XIX в. и имела огромное влияние на развитие артиллерии в большинстве стран мира.

Сам Грибовал скончался еще до революции, на 74 году жизни, отдав любимому делу – Богу Войны, Артиллерии, более полвека. Но его орудия сняли богатейшую «кровавую жатву» в последующую почти что четвертьвековую эпоху нескончаемых революционных и наполеоновских войн, причем, с обеих сторон, так как все его новшества получили безоговорочное признание по всей Европе.

Новая роль артиллерии ярко проявилась на рубеже ХVIII – ХIХ вв. Ушли в прошлое старые добрые времена, когда противники выстраивались в линии друг против друга и по рассказам даже учтиво предлагали друг другу право дать первый залп.

…На эту тему даже сохранился крайне занимательный исторический анекдот, в основе которого лежала быль.

Якобы в ходе войны за Австрийское наследство (1740 – 48 гг.) в известной битве при Фонтенуа 10 мая 1745 г. французская и англо-ганноверская гвардии сошлись без единого выстрела на расстояние ок. 50 шагов. Высокородные офицеры с обеих сторон стали соревноваться в галантности, любезно предлагая друг другу, сделать первый выстрел: «О нет, господа мы никогда не стреляем первыми!». На самом деле все прекрасно понимали, что сторона, которая даст залп первой, окажется в проигрыше – по сути дела она останется безоружной на несколько минут, пока солдаты будут перезаряжать оружие. В конце концов, англичане взяли и дали первыми залп, который оказался таким убийственным, что половина французской гвардии полегла, а оставшаяся часть без командиров дрогнула и побежала…

По другой версии все было отнюдь не так красиво и галантно.

Командующий английской армией герцог Камберленд решив прорвать центр французской позиции, смело повел 14-тысячный ударный отряд ганноверско-английских гвардейцев вперед. Размеренным парадным шагом подойдя к французским позициям, он приказал выровнять ряды перед решающим таранным ударом. В этот момент некий подполковник лорд Чарльз Хэй, взял и вышел перед строем. Обратившись к противостоящим ему французским гвардейцам Людовика XV, Хэй вынул армейскую фляжку с ромом, рявкнул какой-то тост во здравие английского короля и хорошо приложился к ней. Потом лорд Чарльз отсалютовал обалдевшим французам троекратным «Ура!», дружно поддержанным его гвардейцами и скрылся в их рядах. Пока изумленные французские гвардейцы кричали ответное «Ура-а-а-ааа!!!», англичане грохнули такой залп, что в центре французской обороны образовалась огромная дыра – замертво рухнуло сразу 460 солдат и офицеров…

Примечательно, что французы благодаря таланту своего маршала Морица Саксонского (1696 – 1750 гг.) все же выиграли эту так оригинально и неудачно начавшуюся для них битву. В последний момент герцоги де Бирон и д`Эстре сумели нанести сокрушительный удар конной лейб-гвардий французского короля Людовика XV – La Maison du Roi – лично наблюдавшего за побоищем. И уже было торжествовавший победу, герцог Камберленд вынужден был уносить ноги, окруженный лишь горсткой офицеров…

В тоже время, не исключено, что:

<<… на самом деле в сражении у деревни Фонтенуа (в 9 км к юго-востоку от крепости Турне, провинция Геннегау в Бельгии), где сошлись французы маршала Франции Морица Саксонского и союзные силы англичан, голландцев и ганноверцев сына британского короля Георга II 24/26-летнего принца и капитан-генерала Уильяма Августа герцога Камберлендского и графа Лотаря-Йозефа-Доминика фон Кёнигсегга-Ротенфельса, все обстояло отнюдь не так импозантно и картинно-героически, а гораздо банальнее: «матерый волчара» (Морис де Сакс) переиграл «молодого задиристого волчёнка» (Камберленда).

Стремясь деблокировать крепость Турне, союзники приготовились штурмовать очень сильные (от природы и из-за умелой военно-инженерной подготовки) позиции французов.

Скорее всего, силы противников были примерно равны либо у кого-то было чуть больше конницы и, наборот, чуть меньше пехоты, что было не суть как важно..

По некоторым данным французская армии насчитывала 48—50 тыс. солдат: 32 тыс. пехоты (55 бат.), 14 тыс. кавалерии (101 эскадр.) и 90—110 орудий, из которых не менее 86 были малыми 4-х-фунтовыми орудиями.

Силы союзников колебались от 52 до 53 тыс. солдат (52 бат. и 85 эскадр.) и от 80 до 101—105 пушек. Причем, из них – 22 тыс. были голландцами, 21 тыс. – британцами, 8 тыс. – ганноверцами и 2 тыс. – австрийцами.

К тому моменту уже смертельно больной водянкой Мориц Саксонский был бывалым военачальником, прошедшим через горнило пяти крупных европейских войн. Причем, под началом таких выдающихся полководцев своего времени, как принц Евгений Савойский и герцог Мальборо. Он отчетливо понимал, что его храбрая пехота уступает вражеской в дисциплине, обученности и тактике и очень грамотно распределил свои силы на линии фронта, оставив в самых проблемых местах серьезные резервы на случай исправления ошибок.

Тогда как командовавший союзниками молодой Камберленд, не имел столь внушительного командного опыта большими армиями (в частности, лично не достаточно внимательно провел рекогносцировку внушительной линии вражеской обороны), а лишь грезил захватом Парижа!

Французы, чей центр опирался на небольшую деревню Фонтенуа (здесь расположились их лучшие силы – швейцарская и французская гвардии), встали в очень крепкую оборону, равномерно разместив по линии фронта всю свою артиллерию. Правый фланг упирался в местечко Антьене, а левый укрывался в лесу Барри. Оборонительная линия находилась на краю возвышенности, чей наклон вниз еще больше усиливал урон для врага от артиллерийского и мушкетного огня французов, стрелявших сверху вниз. Помимо этого позицию дополнительно укрепили редутами.

11 мая в 14:00 союзные войска вышли на свои позиции. Британцы вместе с ганноверцами встали справа (причем, островитяне оказались на самом краю), а голландцы при поддержке небольшого числа австрийцев (в основном, кавалеристы) расположились слева.

Несмотря на интенсивный трехчасовой обстрел большой союзной батареей (по французским данным – от 40 до 50 пушек) ущерб был минимален, поскольку большинство французских солдат укрылось в лесу и на редутах, защищённые земляными насыпями, или в укреплениях в Фонтенуа.

Британская пехотная бригада из четырех полков под началом бригадира Инголсби готовилась атаковать правый фланг врага, пока голландцы принца Карла Августа Вальдек-Пирмонтского с австрийцами и ганноверцами графа фон Кёнигсегг-Ротенфельса буду брать центр и левый фланг неприятеля.

Командующий британской пехотой генерал Джон Лигоньер (Лигонье) доложил Камберленду, что готов пойти в атаку справа, как только голландцы атакуют Фонтенуа.

Засевшая в укреплениях французская пехота подпустила голландцев максимально близко к своим позициям, после чего открыла убийственный огонь. Оставшиеся в живых от такого «гостеприимства» наступавшие предпочли отступить.

Получив подкрепления в виде австрийской кавалерии и двух британских батальонов, голландцы снова пошли в атаку, но она опять была отражена частой ружейно-артиллерийской стрельбой французов. Обескураженные двойной неудачей, голландцы после этого уже не участвовали в сражении.

После безуспешных действий на флангах (голландцев с австрийцами и ганноверцами – слева, а затем и британцев – справа), Камберленд попытался выиграть битву атакой по центру уже без поддержки со стороны своих опростоволосившихся «крыльев». Несмотря на сильный огонь французов, его британско-ганноверская пехота все же добралась до вражеских укреплений, но дальше прорваться не смогла, поскольку Мориц Саксонский очень во время подкрепил этот участок своей обороны резервами.

В общем, французский маршал искусно вел бой, сохранил за собой все позиции и в итоге понудил врага отступить, правда, организованно. Битва показала большое умение французов в обороне, основанной на огневой мощи и сильных резервах.

Молодому Камберленду безусловно не хватило полководческого мастерства одолеть, откровенно сделавшего ставку на гибкую оборону давно «обкуренного порохом» маршала Франции Мориса Саксонского. Французы удержали местность за собой, а Турне вскоре пал…>>

Обе стороны понесли большие потери. Французы – не менее 7 -7.500 чел. (ок. 2.500 убитыми и ок. 5.000 ранеными). Тогда как союзники – еще больше: от 10 до 12 тыс. чел. (ок. 2.5 тыс. убитыми, ок. 5 тыс. ранеными и примерно 3.5 тыс. пленных), а также ок. 40 пушек.

А ведь в последний раз такие масштабные потери случились в битве при Мальплаке в 1709 г. в ходе войны за Испанское наследство, свидетелем которой был в ту пору 13-летний Мориц. Кроме того, Фонтенуа развеяло миф о превосходстве британской армии в Европе, заложенный победами ещё герцога Мальборо во время вышеупомянутой войны, хотя выучка ее пехоты, все же, оставалась высокой – лучше, чем у французов. Более того, победа при Фонтенуа сделала маршала Франции Мориса де Сакса героем в глазах… прусского короля-полководца Фридриха II, которого он посетил в Сан-Суси еще в 1746 г. Любопытно и другое: спустя много лет Наполеон Бонапарт выскажется в том смысле, что победа королевской Франции при Фонтенуа на 30 лет продлила жизнь монархии Бурбонов…

С началом революционных войн, которые поведет Франция за свою независимость, все изменится. В сражениях станут участвовать огромные массы пехоты. Глубокие колонны будут атаковать боевые порядки противника в том пункте, от которого зависела участь боя. Эта тактика требовала огромных жертв людьми. Но смерть в эпоху революционных войн Франции была ничто, если «Patrie en danger!» – «Отечество в опасности!» Тем более, что полузабытый вскорости Руже де Лилль уже обессмертил свое имя легендарной «Марсельезой», со словами которой на устах голодные, оборванные и босые французы погибали за «Свободу! Равенство и Братство!» (Liberte, Egalitе, Fraternite). Важна была победа любой ценой. С солдатами революции нельзя было заниматься сложными маневрами: они не были высокопрофессиональны. Искусство маневрирования приходилось заменять быстротой передвижения! Революционный маневр был маневром быстроты!

Это было веление времени.

На самом деле идея использования войск в атаке колоннами уже давно витала в военных умах.

…Не исключено, что чуть ли не первым ее высказал в своих сочинениях французский военный писатель Жан-Шарль де Фолар (13 февраля 1669, Авиньон – 23 марта 1752, там же), причем, еще во времена расцвета линейной пехотной тактики. По крайней мере, так принято считать в западной исторической литературе. В 18 лет де Фолар поступил рядовым в Беррийский пехотный полк. Боевое поприще своё он начал во время Войны за Испанское наследство. Был ранен в сражении при Кассано, а затем сражался под начальством маршалов Буффлера и Виллара, причем при Мальпаке был снова ранен. В 1712 г. вышел в отставку. В 1714 г. он поступил на службу Мальтийского рыцарского ордена, которому угрожала Турция. Недовольный гроссмейстером, не всегда принимавшим его советы, Фолар вернулся во Францию и вскоре определился в шведскую службу, на которой оставался до смерти Карла XII. Только после смерти последнего он окончательно вернулся на родину, где и умер глубоким стариком.

…Кстати, именно находясь при особе Карла, Фолар наконец вывел свою военную концепцию, которая предполагала быстрые решительные действия и удары (стремительные неожиданные для неприятеля атаки, штыковой бой) в противовес медлительной военной доктрине тогдашней Европы, целиком и полностью опиравшейся на линейный огнестрельный бой…

Все свободное от службы время он посвящал литературе и оставил несколько замечательных сочинений. Известны две основные работы Фолара: «Новые открытия о войне» (Nouvelles découvertes sur la guerre) 1724 г. и семитомная «История Полибия» (так же известная как «Комментарии к Полибию»), вышедшая в 1727—1730 гг. В его «Комментариях на Полибия» сравнительно рассмотрена тактика греков и римлян, а так же тактика древних и современная. Основательное изучение древней тактики и личный опыт, особенно сражения при Кассано, навели его на мысль о негодности развернутых батальонов, как боевого порядка, и о преимуществе над ними колонны, для которой он указывал и форму построения, и образ действий в бою. Свою колонну Фолар составлял из одного или нескольких (до 6) батальонов, каждый в 500 человек, из которых – 400 фузилёров и 100 алебардистов; назначение последних – оцепление фронта, флангов и тыла. Каждая колонна, строясь в 16—30 рядов (смотря по местности), разделяется в глубину на 3 отделения и по фронту на 2 крыла, каждое из 5-рядных дивизионов. Эти деления были необходимы для перестроений. Гренадеры, как отборные войска, располагались вне колонны, для прикрытия флангов и в качестве резерва. Колона, прорвав неприятельскую линию, должна была разделиться пополам: одна половина поворачивала направо, другая налево и, наступая, окончательно уничтожали противника. Фолар был сторонником перемешивания в боевом порядке различных родов оружия. Также большое внимание он уделял осмыслению войны как науки: пытался вывести универсальные и рациональные принципы ведения войны, психологические основы ведения войны, которые он определял как «воинский дух». А ведь в условиях только-только победившей «огнестрельной революции», в ходе которой мушкет окончательно вытеснил пику с полей сражений, данная концепция не могла не вызывать вопросы. Вероятно, на подобные рассуждения Фолара натолкнул отчасти опыт службы у шведского короля Карла XII – большого поклонника стремительного штыкового удара. Именно благодаря решительным атакам с близким контактом он одержал большинство своих побед. Колонны, по задумке французского теоретика, были более мобильны, чем развернутый линейный строй, и такая тактика делала бы боевые порядки более гибкими. Он даже рассматривал возможность применения по ситуации рассыпного строя – предоставление солдатам больше свободы в угоду маневренности и скорости передвижения. Сам принцип плотных атакующих колонн пехоты впоследствии использовали многие военачальники, включая Наполеона, который довел этот механизм до совершенства. В идеях Фолара была своя логика – несмотря на усовершенствование огнестрельного оружия и изобретение в XVII в. сначала багинета, а затем и подствольного штыка, непосредственная эффективность ружейного огня в то время была достаточно невысокой. Фолар считал, что чрезмерное упование на силу огнестрельного оружия может негативно сказаться на воинском духе французских солдат, которые впредь будут неохотно вступать в рукопашную схватку и вести наступление. У него нашлось достаточно много критиков – Фридрих II и Мориц Саксонский. Последний считал, что «… его друг Фолар ошибался, полагая колонну самым совершенным построением, универсальным и одинаково успешным в любой ситуации». Фридрих Великий, заядлый любитель военных трактатов, даже приглашал писателя к себе в Берлин, чтобы провести маневры в соответствии с наставлениями последнего, однако француз из-за плохого самочувствия не смог принять это приглашение. Сам же прусский король, хоть и не разделял всех положений концепции Фолара, все же, рекомендовал его сочинения своим офицерам, отмечая, что в них «скрыты сокровища». В основном ему вменяли в вину недооценку мощи плотного мушкетного огня и откровенное пренебрежение артиллерией. Другой мишенью критики был принцип атаки колоннами – при всех его достоинствах критики отмечали, что фланги колонны могут быть ее уязвимой частью, и мощный боковой удар неприятеля при должном стечении обстоятельств может привести армию к поражению. Фолар, в свою очередь, отмечал, что если атакующие колонны будут сохранять мобильность, то их фланги будут не так страдать от вражеского огня. В 1748 г. современник Фолара маршал Пюисегюр выпустил свою работу «Искусство войны» (Art de la guerre), в которой обосновывал необходимость следовать по пути технического прогресса. В противовес стремлению своего визави вернуть некоторые архаичные черты в военную практику, Пюисегюр, напротив, высказывался за как можно более широкое применение огнестрельного оружия и даже предлагал массово переводить армию на новые, более легкие, модели ружей. Рассуждения Фолара об атаке и обороне крепостей также как это делали в древности вполне заслуживают внимания, и только в вопросе об артиллерии его увлечение доходило до смешного: он ставил её ниже метательных машин древних и ручался взять в самое короткое время, посредством таких машин, крепость, защищаемую современною ему артиллерией. Идеи Фолара были забыта вследствие позднейших успехов Фридриха Великого и его линейной тактики; только во время революционных войн они были применены на полях сражений…

В тоже время, среди отечественных историков сложилось твердое мнение, что еще в пору 1-й русско-турецкой войны (1768—1774) в середине XVIII в. выдающийся российский полководец Петр Александрович Румянцев, не отказываясь от тактики ведения боя в рассыпном строю, умело сочетал его с действиями колонн и каре в зависимости от особенностей местности. Румянцевские войска умело отражали нападения вражеской конницы, будучи в колоннах, прикрытых густой цепью стрелков и огнем пушек. Он стал собирать войска в ударную группу на решающем участке фронта и бросать ее на противника, ведя бой до полного его уничтожения. Уже тогда в России нашлись незаурядные военные умы, весьма внимательно (если не сказать, очень пристально) и высокопрофессионально следившие за всеми румянцевскими переменами в российской армии. В частности, исключительно амбициозный и болезненно честолюбивый современник Румянцева – А. В. Суворов, видевший во всех своих «коллегах по смертельно-кровавому ремеслу» конкурентов в гонке за славой первого полководца своего времени. Развивая свою «науку побеждать», он заинтересованно (или даже завистливо?) наблюдал за новациями Петра Александровича в боях с турками, внося в них свои концептуальные идеи, шлифуя на учениях и, доводя до ума в боях, где любая ошибка не только вела к смерти солдат, но если их (ошибок) оказывалось много, то и к проигрышу. Уже тогда, т.е. в ходе все той же войны русских с турками, Александр Васильевич старался варьировать и сочетать различные виды построений войск (колонна, каре, линии) в зависимости от ситуаций (рельефа местности, тактико-технических характеристик противника), делавших их максимально эффективными. Он прекрасно понимал, что хотя колонна (в 6 или даже 12 шеренг) и гибче всех построений и если движется без остановки, то пробивает все, но если она использует стрельбу, то менее эффективна, чем каре и линия. К тому же, по его мнению «вредны ей картечи в размер», имея в виду огромные потери, наносимые густой колонне артиллерией. Именно поэтому Александр Васильевич не отвергал, как «устаревший», строй в линию и призывал максимально использовать ее огневые возможности. Удобнейшим для массированной стрельбы он считал линейный строй из двух шеренг. Но линии, как таковые, им использовались, все же, редко, а их кульминацией в любом случае был стремительный удар в штыки. А глубокие колонны он предпочитал только для развертывания.