«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»

Зато огромное внимание уделялось содержанию в уставном порядке кос и буклей солдатских париков, за неправильную длину кос пороли нещадно. Зато когда достали из арсеналов ружья, многие из них оказались без мушек. От регулярной чистки стволов кирпичом их стенки настолько истончились, что ружья не выдерживали стрельбы боевыми патронами и разрывались в руках у прусских солдат. У солдат не было ни шинелей, ни жилетов, ни кальсон, летом – даже суконных брюк.

Более того, в огромном офицерском обозе возилось нечто такое, что накладывало свой неизгладимый отпечаток на боеспособность прусского офицерства: престарелый главнокомандующий – «легкую кулеврину» в виде очаровательной молоденькой мадемуазельки, изысканной мастерицы будуарных баталий; генерал – выводок редких индюшек или павлинов, полковник – фортепиано и т. д. Вполне естественно, что набитые всем этим под самую «завязку» обозы будут «задавать» такой темп движения, который будет не приемлем для маневренной войны начала XIX в.

Громоздкая, неповоротливая, обремененная бесконечными обозами с провиантом, запасами снаряжения, офицерским добром и «прочими атрибутами походной жизни», прусская армия будет двигаться с медлительностью, удивительной даже для XVII столетия.

В результате знаменитый прусский Черный Орел времен Фридриха Великого – армия пруссаков – станет больше походить на стервятника и очень скоро при очной встрече с Великой армией Наполеона Бонапарта это принесет свои печальные плоды.

Прусский генералитет, как известно, предложил своему королю четыре варианта войны с Наполеоном.

Один из его наиболее здравомыслящих военачальников генерал-квартирмейстер (начальник штаба), полковник Герхард-Иоганн-Давид фон Шарнхорст предлагал самый логичный и дальновидный план ведения войны с таким мастером наступательной войны как Бонапарт: не вступая с врагом в крупные сражения, сдерживать его подвижной и энергичной обороной с учетом природных особенностей вдоль стратегической линии Тюрингский лес и вдоль берегов р. Эльбы, а на худой конец и р. Одера, пока с востока (с Буга) не подойдет для поддержки русская армия, в частности, Беннигсена. Только тогда, объединенными силами на максимально выгодных позициях дать наконец вымотанному Бонапарту генеральное сражение. Но его предложение было решительно отвергнуто старыми еще фридриховской закалки прусскими генералами, полагавшими, что прославленная прусская армия не имеет права уклоняться от решительного сражения с французишками, которых они без малого полвека назад так посрамили под Россбахом!

Другой план был выдвинут князем фон Гогенлоэ, который предложил ждать наступления французов под Эрфуртом и Хофом и в этот момент фланговым маневром обойти их и разгромить. Но эту стратегическую задумку тоже отмели, как слишком оборонительную, для наводившей шорох в Европе в середине XVIII в. армии короля-полководца-музыканта-философа Фридриха II Великого!

Со своей стороны престарелые ветераны Фридриха Великого с их «продвинутыми» советниками типа полковника Фуля/Пфуля (последний вскоре перейдет на службу к русскому императору и «прославится» созданием Дрисского лагеря, где чуть не окажется в западне русская армия в начале Отечественной войны 1812 г.!) грозились сокрушить раз и навсегда «корсиканское чудовище» с его хваленой армией и показать всей запуганной и опозорившейся Европе, кто в ней хозяин на самом деле! Они ратовали за только и исключительно наступательную манеру ведения войны! Следовало немедленно вторгнуться в союзную Франции Баварию, обрушиться на французов на их зимних квартирах, разбить неприятельские корпуса поодиночке и понудить Наполеона к отступлению за Рейн – в «естественные границы Франции до 1792 года»! Их возглавлял вышеупомянутый ветеран Семилетней войны (1756—1763) и старейший из еще живых фельдмаршалов Фридриха, Карл-Вильгельм-Фердинанд Брауншвейгский (1735—1806), проигравший французам историческую для них, «революционных голодранцев-санкюлотников» (!), битву при Вальми осенью 1792 г. Впрочем, Бонапарт по началу о нем отзывался очень осторожно: что-то типа, «мне говорили, что он человек не без таланта».

Его старый конкурент в борьбе за славу главного стратега после смерти Фридриха II князь Гогенлоэ воспротивился и в ответ стал настаивать на отходе на восток, но и его замысел не получил общего одобрения.

А предложение его главного квартирмейстера полковника барона Кристиана-Карла-Августа-Людвига фон Массенбаха, идейно весьма близкого полковнику Фулю, о дальнем обходном марше и вовсе оказалось некстати!

Дело в том, что король Пруссии решил по-своему или… по-королевски, сделав «королевский винегрет» из планов герцога Брауншвейгского и князя Гогенлоэ!

Пока пруссаки «судили-да-рядили» 37-летний Наполеон не стал ждать когда некогда прославленная «военная машина» Черного Орла или, Фридриха II Великого перейдет в наступление. Погода стояла замечательная, чем-то напоминавшая прошлогоднюю предшествовавшую Ульмскому окружению австрийцев Макка. 5—6 октября Бонапарт быстро двинул свою Великую армию тремя колоннами вперед на Йену через труднопроходимый Тюрингский лес, стремясь обойти врага с фланга, с юга – и прежде чем он сообразит, что случилось, вклиниться между ним и мостами через Эльбу, отрезав ему путь к отступлению.

Каждая из них шла своим маршрутом.

Левая – V и VII корпуса Ланна и Ожеро (ок. 41 тыс.) – двигались вдоль реки Заале. (Правда, последний был не в духе и не в форме: у него только-только скончалась горячо любимая супруга-гречанка, настоящая боевая подруга и вскоре всем станет ясно, что личная утрата сказалась на боевитости Гигантского Пруссака – его время «воина и воителя» уже вышло, на войне люди быстро стареют.) В центре, по Вюрцбургской дороге – I и III корпуса Бернадотта и Даву вместе с самим Бонапартом и его гвардией (ок. 70 тыс.), а справа – IV и VI корпуса Сульта и Нея вместе с баварским корпусом (ок. 50 тыс.), направившиеся вдоль реки Эльстер на городок Геру в окрестностях Йены.

Наполеон еще никогда не имел дела с воинственными потомками прославленного Фридриха II Великого и, памятуя о славных для последнего победах при Лейтене и Россбахе, был весьма осторожен в прогнозах: «Думаю, тут нам придется больше повозиться, чем с австрийцами». Хотя в тайне он, вероятно, рассчитывал быстро и победно закончить войну, т.е. на «блиц-криг». Не потому ли его пешая гвардия помчалась по мощеной дороге на Майнц в реквизированных почтовых каретах и специальных повозках. «Спешивалась» гвардейская пехота лишь в деревнях, чтобы быстро снабдить себя пропитанием «из-под копыт» и двигаться дальше на колесах. На покрытие расстояния в 550 км у них ушло немногим более недели.

Расчет Бонапарта был очень прост: пруссаки не рискнут напасть всеми своими силами на какой-либо из корпусов, а если это все же случится, то два других успеют прийти ему на помощь. Бонапарт оказался прав: пруссаки рассеяли свои силы вокруг Йены и «ждали у моря погоды».

Главные силы пруссаков под началом герцога Брауншвейгского (ок. 52.750 чел. – 39.650 пех., 12.250 кавалеристов. 950 арт. с 230 пушками) – стояли под Эрфуртом, а в окрестностях Йены – армия Гогенлоэ (ок. 46. 500 чел.).

Вся негодность прусской «военной машины» наглядно проявилась уже в первых серьезных столкновениях между передовыми силами французов и пруссаков.

9 октября под Шлейцем пруссаки потеряли 700 человек и были отброшены Мюратом и Бернадоттом. Через день при Заальфельде (всего лишь в двух переходах от Йены) от 8 до 9 тыс. пруссаков под командованием лихого кавалерийского офицера, главы придворной партии войны, генерал-лейтенанта, принца-красавца Людвига-Фердинанда Прусского вступили в бой с почти вдвое превосходившим их численно 14-тысячным авангардом корпуса Ланна, выходившим из густого и холмистого Франконского леса через Заальфельдское дефиле на оперативный простор. А ведь по началу планировалось поддержать передовые силы Людвига с флангов: Гогенлоэ – справа, а герцог Брауншвейгский – слева. Но затем из-за нерасторопности престарелых полководцев принц остался один на один и вынужден был в одиночку отражать натиск неприятеля, стремительно развертывавшегося из походных колонн в боевые порядки.

Скоротечная схватка развернулась на абсолютно плоском (6 х 3 км) поле. Ланн увидел, что враг опрометчиво оставил у себя за спиной небольшую речушку и решил стремительной атакой сбросить его в воду.

Умело прикрывшись легкоконной завесой, прицельным огнем застрельщиков, и в первую очередь опушками Франконского леса, чья листва еще не опала, Ланн обошел пехотой Сюше вражеский фланг. Хваленая прусско-саксонксая пехота была разбита и потеряв полторы тысячи человек, отброшена. Рассказывали, что воинственный принц во главе всего лишь пяти кавалерийских эскадронов отчаянно пытался остановить наступление французов на его скатывавшихся в реке пехотинцев, но попал в окружение, капитулировать отказался и принялся отбиваться шпагой, но она оказалась бесполезной против рубящих ударов сабель окруживших его французских гусар. Всего прусскому принцу нанесли 6 ран, в том числе, две смертельные: один сабельный удар рассек затылок до мозга, а другой – пронзил то ли грудь, то ли живот. Считается, что последний удар ему был нанесен саблей Жана Батиста Гинде – унтер-офицера (сержанта) 10-го гусарского полка из авангарда генерала Доминика Оноре Антуана Веделя (V-й корпус Ланна).

…Вошедший в историю своей победной схваткой с прусским принцем Людвигом, будущий лейтенант конных гренадёров гвардии (9 февраля 1813 г.) Жан-Батист Гинде (Гуине, Гиндей, Жинди, Гинди, Ганди) (12 апреля 1785, Ларуне, Беарн – 29 октября 1813, Ганау) родился в семье морского служащего Пьера Гинде и его супруги Жанны Бутик, с 1800 г. обучался в Тулузе, 30 мая 1803 г. в возрасте 18 лет поступил на военную службу в знаменитый 10-й гусарский полк прославленного полковника Антуана-Шарля Лассаля, расквартированный в Кагоре, 11 ноября 1803 г. в Байонне произведён в бригадиры. С начала 1804 г. служил в Булонском лагере, участвовал в кампании 1805 г. под командованием полковника Луи-Кретьена Бомона де Карьера, возглавившего 1 февраля 1805 г. 10-й гусарский полк, в составе V-го корпуса маршала Ланна сражался близ Вертингена, где под ним была убита лошадь, 2 декабря 1805 г. тяжело ранен при Аустерлице. Его 10-й гусарский полк уже под началом полковник Андре-Луи-Элизабет-Мари Бриша участвовал в Прусской кампании 1806 г. «Звездный час», ставшего сержантом Гинде наступил 10 октября в сражении при Заальфельде, где он заколол (вернее нанес смертельный удар?) принца Людвига Прусского, причём, сам был ранен им в правую щёку, 14 октября 1806 г. отличился в сражении при Йене и был произведён в старшие сержанты, сражался при Эйхене и Пултуске, где ранен сабельным ударом в левую руку. 20 апреля 1807 г. – суб-лейтенант, в ходе Польской кампании 1807 г. отличился в сражениях при Эйлау и Остроленке. В 1808 г. под командованием маршала Ланна участвовал в осаде Сарагоссы и 21 декабря получил тяжёлую огнестрельную рану. В 1809 г. возвратился во Францию и во время Австрийской кампании 1809 г. сражался при Эсслинге и Ваграме, где под ним были убиты две лошади, а сам Гинде снова ранен, 11 сентября 1809 г. награждён чином лейтенанта с переводом в 8-й гусарский полк. 24 июня 1811 г. – второй лейтенант конных гренадёр гвардии, принимал участие в Русском походе 1812 года, присутствовал при сражениях у Вильно и Бородино. 9 февраля 1813 г. – первый лейтенант конных гренадёр гвардии, сражался при Дрездене, Вахау и Лейпциге, 29 октября 1813 г. убит в сражении при Ганау в возрасте 28 лет. Дважды кавалер орд. Почетного Легиона (Шевалье – 20 апреля 1807 г. и Офицер – 14 сентября 1813 г.) похоронен на кладбище Монмарт в Париже…

Так нелепо погибла одна из военных надежд Пруссии, по крайней мере, так считали сами пруссаки. Сам Бонапарт в своей записке Ланну отметил славную смерть в неравном бою этого подлинного зачинщика нынешней войны. После победы при Йене его тело было захоронено со всеми воинскими почестями маршалом Ланном.

Целые батареи (34—44 орудия) были брошены канонирами, два генерала, три тыс. чел. были убиты, ранены или попали в плен.

Чувствуя за собой топот копыт французской конницы, пруссаки в панике бежали. От прусской мощи не осталось и следа. Авангарду принца Людвига противостояли почти вдвое превосходящие силы французов и, по сути дела, он был обречен на поражение. В армии стал распространяться панический ужас.

Феноменальная самоуверенность сентября стремительно переросла у прусского военного совета в детскую боязливость октября: немедленно сражаться они уже не собирались. При этом началось то, чего так опасались прусские командиры всех рангов: рядовые солдаты при первой возможности дезертировали.

Узнав о продвижении французов через Тюрингский лес, поражении принца королевской крови Людвига-Фердинанда Прусского под Заальфельдом и его нелепо-геройской гибели, герцог Брауншвейгский приказал в срочном порядке начать общее отступление за Эльбу: Рюхелю – к Веймару; в междуречье Эльбы и Заале планировалось собрать рассредоточенные по тылу силы принца Вюртембергского. Сам он стал отходить к Ауэрштедту. Тогда как Гогенлоэ с его дивизиями генерал-лейтенанта, уже покойного принца Людвига-Фердинанда Прусского, генерала-лейтенанта Юлиуса-Августа-Райнхольда фон Гарвета, саксонцами генерала от кавалерии Ханса Готтлоба фон Цецшвица, пруссаками и саксонцами дивизии генерал-майора, графа Богислава-Фридриха-Эммануэля фон Тауэнцина и генерал-лейтенанта Вольфа-Морица фон Приттвица должен был прикрывать фланг герцога Браншвейгского, сосредотачиваясь вблизи Йены. При этом самому наступать на врага Гогенлоэ категорически запрещалось: только мешать французам двигаться за ретирующимися прусскими войсками.

Но независимо от всех ретирадных маневров столь воинственных совсем недавно пруссаков дальнейшие события развивались с головокружительной быстротой. Французы наступали по всем направлениям и через четыре дня, 14 октября, на территории Саксонии произошли два решающих сражения, определившие исход кампании.

Глава 3. Провал наследников славы Черного Орла под Йеной

И в этой кампании Бонапарт применял успешно найденную им стратегию предыдущей кампании 1805 года: стремительное, самостоятельное, охватывающее, фронтальное движение на врага больших воинских соединений и мгновенное сосредоточение их в единую армию для нанесения сокрушительного поражения в конкретном месте и в конкретное время. С этой целью он принялся подтягивать все свои силы, заставляя их проделывать максимально быстрые переходы, благо его Великая армия в ту пору еще была на них способна: иностранных контингентов в ней было еще немного.

После того, как 10 октября авангард Ланна наткнулся на передовую дивизию Гогенлоэ в лице принца Людвига (погибшего в той внезапной и жаркой стычке) и доложил об этом Наполеону, тот, ошибочно полагая, что перед ним главные силы пруссаков, решил атаковать их на рассвете 14-го октября. И это притом, что за спиной у него оказалась река Заале, отрезавшая путь к отступлению в случае неудачи. Бонапарт взял инициативу в свои руки и рассылка приказов началась в 22.30 ночи с 13-го на 14-е.

Наступление должен был начать корпус Ланна, оказавшийся в силу ряда обстоятельств авангардным и ближе всех к врагу. Сульт нацеливался на Редиген, причем его головной (передовой) дивизии генерала Луи-Венсана-Жозефа Ле Блона де Сент-Илера (ок. 7.700 чел. с 12 ор.) следовало прикрывать правый фланг наступающих войск Ланна. На левом крыле сил Ланна полагалось быть Ожером с его корпусом, нацеливаясь на Лютцероду. Ней уже настолько отдалился, что его можно было ожидать только после начала сражения. Правда, сам он рассчитывал прибыть с частью своих мобильных сил и кавалерией Мюрата еще рано утром. Бернадотту полагалось идти на Дорнберг, куда Бонапарт рассчитывал отбросить главные, как он рассчитывал, силы пруссаков и там добить их. При этом, если Бернадотт не успевал туда, то ему надлежало изменить свой маршрут и координироваться с корпусом Даву, выдвигавшемуся к Наумбургу, дабы тот не оказался один на один с превосходящими неприятельскими силами.

…Впрочем, так планировалась Бонапартом операция на бумаге! На деле все получилось несколько иначе, порой, сильно не так. В частности, Наполеон планировал, что из окрестностей Наумбурга Даву развернется на юг и, выйдя в тыл пруссакам, не даст им уйти, довершив их разгром. Но он не знал, что основная часть прусской армии уже была гораздо севернее – около Ауэрштедта, как раз напротив сил Даву. И когда тот начнет запланированный маневр на юг и запад к Веймару, то столкнется со значительно превосходящими его силами, перекрывшими ему дорогу на Ауэрштедт и угрожавшими ему разгромом…

В результате, за день до сражения под Йеной Наполеон еще не успел собрать в ударный кулак все свои отдельно идущие на врага мощные корпуса. Максимум на что по началу мог рассчитывать Бонапарт – примерно 40 тыс., но подобно всем великим полководцам он предпочитал воевать не числом, а когда надо – и умением.

…Между прочим, кое-кто из историков не исключает, что именно тогда у пруссаков появился слабый шанс атаковать Наполеона первыми, когда у того под рукой был лишь один корпус Ланна и гвардия. Силы для этого у них были, но не было решимости и, как показала вскорости практика – мастерства! Говорили, что Гогенлоэ вроде бы уже готовился напасть на французов, но когда оставалось лишь отдать приказ горнистам, Массенбах привез приказ из ставки от герцога Брауншвейгского об… отмене атаки и выжидательной обороне…

На самом деле прямо перед битвой у Гогенлоэ под рукой оказалось не более 38 тыс., а вовсе не 50—55 тыс. со 120 пушками, как, порой, утверждается. К тому же, он их уже рассредоточил вокруг небольших городков, располагавшихся севернее и западнее Йены, согласно приказу герцога Брауншвейгского с целью прикрыть фланг отходивших к Ауэрштедту главных сил.

Таким образом, к началу сражения силы сторон были примерно равным.

В ночь с 13 на 14 октября Наполеон, расположился на берегу реки Заале, у Йены, которую он уже успел занять. Пользуясь нерасторопность пруссаков, он тщательно приготовился к предстоящему бою – успел подтянуть от 46 до 54 тыс. солдат и 70 орудий и в течение ночи занял наивыгоднейшие позиции. В темноте незаметно для неприятеля 30 тыс. французских солдат заняли гору Ландграфенберг, которая господствовала над окрестностями Йены. В полном мраке наполеоновские егеря из дивизии Сюше вскарабкались по козьим тропам наверх и из последних сил, надрываясь, вместе с пушкарями втащили орудийные стволы. Император лично с фонарем в руке, наблюдал за тем, как они лопатами расширяли тропу на столько, чтобы можно было провезти пушечные лафеты, как на них водружали стволы, как собранные орудия устанавливали на плато, откуда они должны были обрушить огненный шквал на противника.

…Кстати сказать, артиллерист по специальности, Наполеон прекрасно знал почем «канонирский фунт лиха»! Уже на следующее утро вся эта история стала обрастать фантастическими подробностями типа того, что сам «маленький капрал» «п… чим паром» всю ночь затаскивал со своими «чертями-артиллеристами» пушки на гору! А потом и вовсе «обмыл» с ними эту кишкорвательную операцию, разделив на всех «понюшку» своего любимого нюхательного табака. Легенды, как известно, отражают лишь фабулу событий – все остальное, чистейшей воды приукрас. Все солдатские байки строятся сугубо на нём…

Всю ночь перед боем, расположившись в своей походной палатке посреди гвардейского каре (егеря и гренадеры уже изрядно «зарядились» в винных магазинах и погребах Йены и пребывали в отменном расположении духа!), Бонапарт уточнял диспозицию завтрашнего сражения, рассылая гонцов к своим маршалам и генералам.

В тоже время, Гогенлоэ, был уверен, что перед ним лишь второстепенные части французской армии, и ночь перед битвой провел вполне беззаботно. В результате прямо на пути наступления 18-тысячного корпуса Ланна оказались всего лишь 8-тысячные прусско-саксонские войска фон Тауэнцина. Большую часть своих остальных сил Гогенлоэ предпочел сосредоточить в глубоком тылу – вокруг селений Иссерштедт, Кечау, Капеллендорф и Гроссромштед. Он слишком долго будет держать их в резерве, не веря, что перед ним сам Наполеон со своими основными силами.

…Кроме того, (повторимся!) пруссаки воевали по всем правилам устаревшей линейной тактики, одна из особенностей которой заключалась в том, что они подходили к неприятелю на определенное расстояние и открывали массированный огонь без прицеливания. Но в начале XIX в. такая тактика – действия как на военном параде – уже совершенно не годилась. Французы, достигшие в стрельбе в рассыпном строю очень высоких показателей (лучше них стреляла только вымуштрованная британская легкая пехота), расстреливали вражеские пехотные линии как мишени в тире…

Уже к 6 утра 14 октября все вокруг заволокло густым туманом: в двух шагах ничего не было видно. Казалось, повторяется ситуация 10-месячной давности при Аустерлице.

В 6.30 утра, несмотря на очень плотный туман (прямо как в низине под Праценскими высотами при Аустерлице!) сквозь который батальоны не видели друг друга и не могли координировать свои действия, французы согласно приказам их императора перешли в наступление. Впереди наступали дивизии генералов Луи-Габриэля Сюше и Оноре-Теодора-Максима Газана – всего 20 (?) бат. Причем, каждый солдат едва видел своего соседнего «собрата по оружию», приходилось идти чуть ли не «локоть к локтю», как бы нащупывая путь вперед в густых туманных облаках, стелящихся по самой земле.

В результате из-за сильнейшего тумана солдаты Сюше сбились с заданного направления и ударили не на деревню Клозевиц, как им предписывалось, а между ней и Лютцероде, но благодаря оперативности подчиненных Газана опасного разрыва в рядах атакующих, все же, не случилось.

Впрочем, как выяснилось, пруссаки Гогенлоэ не были готовы к французскому наступлению. Появление передовых цепей французских стрелков оказалось абсолютной неожиданностью для собравшихся по утру у лагерных костров авангардных пехотных полков: саксонского – генерал-лейтенанта Георга фон Рехтена и прусского – генерал-майора Иоганна-Кристина фон Цвайффеля из дивизии фон Тауэнцина. К величайшему своему изумлению, они увидели, что из медленно рассеивающегося тумана на их позиции со всех сторон быстро идет в атаку французская пехота. Правда и неразберихи со свалкой, все же, не случилось во многом благодаря смекалке их офицеров, успевших-таки выстроить своих подчиненных в шеренги для отпора врагу.

Только к 9.30, под аккомпанемент артиллерийской канонады, пехотинцы Сюше прорвут-таки неприятельские шеренги и завладели Клозевицем. Тем временем, пока Сюше «бодался» под Клозевицем, Газанн изо всех сил старался опрокинуть саксонских гренадер генерал-майора фон Церрини. В какой-то момент саксонцы даже потеснили газановцев, но те, все же, устояли и заставили врага отступить.

К этому моменту солнце уже поднялось высоко, туман наконец рассеялся и стала видна картина сражения, в частности, от Капеллендорфа до мельницы Криппендорф.

Именно тогда на поле боя появилась передовая дивизия Сент-Илера из корпуса несколько припозднившегося с выходом на свой правый фланг Сульта. После тяжелого марш-броска через Лебштедт и Цветцен они смогли вступить в бой и отбросили врага на северо-восток от Клозевица на Редиген. Гогенлоэ не было на переднем крае и он не мог сообразить, что его атакуют основные силы Бонапарта и что это никак не отвлекающий маневр! Находясь в нескольких км от эпицентра событий (в Кляйнромштедте), прусский военачальник полагал, что его передовые силы в лице Тауэнцина начали отход в направлении Фирценхайлигена под воздействием всего лишь незначительных сил врага.

Только в 9.30 штабной офицер Тауэнцина наконец доложит о печальном развитии событий на передовой. Гогенлоэ отправит приказ своим резервным силам генерал-лейтенанта фон Рюхеля (на тот момент в наличии у него было порядка 15.260 штыков и сабель), разбившего бивак в Веймаре, двигаться на соединение с ним под Йену. Но поскольку прусский князь не поверил, что его атакуют главные силы Бонапарта, он не прикажет Рюхелю выступать максимально быстро. Промашка Гогенлоэ с немедленным марш-броском Рюхеля на поле боя окажется роковой! Пока Рюхель будет сворачивать лагерь, пока станет строить войска, пока начнет маршировать на Йену, пройдет время – немало времени!