«Свет и Тени» французских маршалов времен эпопеи неуемного «генерала Бонапарта» (Тулон, 1793 – Ватерлоо, 1815): от Бернадота до Мармона

Как окажется это была предпоследняя военная кампания маршала Бернадотта под началом «генерала Бонапарта». Потом еще будет Варгамская операция, но в ней он по ряду обстоятельств отличится со знаком «минус» и его военная карьера в составе Великой армии закончится на минорной ноте…

Но все это будет потом, а пока он лечится, опекаемый своей Дезире и присутствует на церемонии подписания Тильзитского мира, после чего у французского императора явно «сорвало крышу» и он, «зазвездившись», потерял чувство реальности. Но это уже другая история – история взлета и падения «корсиканского выскочки»…

14 июля Бернадотта отправляют командовать наполеоновскими частями в ганзейских городах – Гамбурге, Бремене и Любеке. Именно здесь маршал, активно и оперативно действуя по «ганноверской схеме», сколачивает очень внушительное состояние. Под крылом у него «не забывали себя любимых» и его «понятые» – начштаба генерал Жерар и адъютантская свита, благо Жан-Поль-Батист «исповедовал» вековую мудрость «быть у воды и не дать другим (своим людям) напиться, это – хуже преступления, это – ошибка, зачастую, роковая!». При этом он действовал столь тонко и умно, что у «обобранных» им жителей этих городов остались после него самые уважительные воспоминания.

Поскольку в ту пору Наполеон сменил гнев на милость, то осенью 1807 г. он, как и многие другие маршалы, получил очень внушительную денежную премию за понесенные в последней кампании «военно-бытовые издержки» – 400 тыс франков (половину суммы – в облигациях и вторую часть – «звонкой монетой»). Больше оказалось лишь у маршальской «элиты» – Нея, Даву, Сульта, Бессьера и Бертье. Причем, последнего император «озолотил» 1 миллионом, чем, естественно, вызвал раздражение среди его крайне завистливых и корыстных «коллег по ремеслу». Поскольку затем весной 1808 г. князю Понте-Корво достались еще и многочисленные владения и имения в Ганновере, Вестфалии и Польше с общими доходами на сумму примерно в 270 тыс. франков в год, то с учетом гамбургско-бременско-любекских «подношений» у него набежал… все тот же миллион, что и у его врага Бертье.

…Кстати сказать, все время своего «ганзейского наместничества» наш беарнский «выжидала» находился как бы под колпаком у люто презиравшего его бургундского аристократа Даву! Все очень просто! После ауэрштедской и эйлаусской «непоняток» со стороны Бернадотта Наполеон оставил его под присмотром того, кого он не поддержал в смертельно опасной ситуации под Ауэрштедтом и превратил в непримиримого врага. Последнему было поручено начальство над всеми наполеоновскими войсками в по сути дела оккупированной Германии. Если в подчинении у Бернадота оказалось всего ок. 12 тыс. человек, то армия Даву насчитывала во много раз больше (данные разнятся). Вражда между двумя маршалами усиливалась не по дням, а по часам. Даву, никогда не забывавший как подло князь Понте-Корво поступил с ним под Ауэрштедтом, считая, что тот не по заслугам получает награды от императора, не упускал случая, чтобы не отправить донос на действия Бернадотта в Германии. В свою очередь, князь Понте-Корво заваливал Наполеона всевозможными жалобами на Даву, будто тот занимался перлюстрацией его корреспонденции.

Помимо непреклонного Даву, против Бернадотта плел интриги старый его недруг – маршал Бертье, князь Невшательский. Он выискивал малейшую оплошность Бернадота, чтобы выставить в самом неприглядном свете маршала-свояка самого Бонапарта…

Потом ему пришлось принять участие в многомесячной нудной «возне» вокруг своего рода «аннексии» Дании и предполагавшемся, но так и не состоявшемся вторжении в Швецию. И надо сказать, что Бернадотт ухитрился «выйти сухим» из этой передряги, в отличие от большинства наполеоновских маршалов и генералов, сильно подмочивших в те годы свою репутацию в войне на Пиренейском п-ве.

…Кстати сказать, в середине февраля к Бернадотту пришло скорбное известие из По, что на 85 году жизни его матушка, с которой он не виделся почти 25 лет, мадам Бернадотт 7 января 1809 г. ушла в Царство Теней и Безмолвия – испустила дух. Как отреагировал сын на это известие, нам осталось неизвестно. Известно только, что еще был жив его старший брат – Жан-Евангелист…

Потом в жизни Бернадотта наступила весьма напряженная пора неудач, обид и испытаний. Началось все с его участия с объективно говоря, очень плохо подготовленным IX Саксонским корпусом в очередной войне Бонапарта против Австрии в 1809 г. Перед началом кампании он успел написать Наполеону письмо, в котором прямо указывал, что как самостоятельная единица саксонский корпус небоеспособен и имеет смысл «раскассировать» всех саксонцев в состав французских дивизий. Причем, повторил это свое веское профессиональное мнение в четырех письмах подряд.

Но императору Франции в тот момент было не до советов его норовистого свояка: он увяз в войне на Пиренейском п-ве, а тут Австрия попыталась «лягнуть» его в спину. Война на два фронта не удавалась никому даже среди великих полководцев – вот и он стремился поскорее «закруглить» внезапно вспыхнувшую войну с Австрией быстрой и сокрушительной победой. В общем, компетентный совет князя Понто-Корво был проигнорирован и очень скоро беранец вляпается в очередное «дерьмо» (причем, не по своей воле и вине) в ходе судьбоносной битвы при Ваграме.

У Бернадотта снова открылось застарелое кровохарканье и он даже попросился в отставку. Но Наполеон на тот момент испытывал дефицит не только в «пушечном мясе», но и в опытных военачальниках (многих из них вместе с войсками пришлось оставить на Пиренеях) и отказал князю Понто-Корво.

Вот и пришлось Бернадотту с его хоть как-то «подтянутым» за несколько недель форсированной военной переподготовки IX Саксонским корпусом из двух дивизий (16 302 чел. и 26 пушек) идти на войну против Австрии. (Хотя Бертье рапортовал Бонапарту, что под началом у Бернадотта якобы состоит чуть ли не 50 тыс. штыков и сабель: к 20 тыс. саксонцев на бумаге, он лихо приписал еще две «мифические» польские дивизии, гарнизонных солдат Данцига и Глогау, а также две французских дивизии Дюпа и Брюйера.)

Бернадотту и его саксонцам пришлось немало поколесить вокруг Богемии, а потом и внутри нее из-за целой череды не последовательных приказов Бертье, который на той войне по началу явно был «не на коне». После поражения Наполеона при Асперне и Эсслинге Бернадотт довольно долго в ожидании приказа простоял под Линцем, а потом у Санкт-Пельтена, пока 6 июня (за месяц до Ваграма) Наполеон не вызвал его к себе в ставку в Шенбруннский замок и не обсудил с ним положение дел в его корпуса, лишь на бумаге насчитывавшем 32 тыс. чел., а на деле вдвое меньшем. Бонапарт прислушался к мнению своего маршала и отдал приказ о его реорганизации по французскому образцу, поскольку, по словам Бернадотта, в организационном и тактическом отношении саксонские солдаты отстали от ведущих армий Европы лет на сто. Правда, при высоком боевом духе и выносливости солдат результат обещал быть приличным. Саксонцев свели в усиленные батальоны, избавившись от непригодных старых и больных солдат и офицеров, комиссовав их, а для усиления корпуса им была придана сильно потрепанная в предыдущих боях французская дивизия генерала Дюпа, которую Бернадотт укрепил тремя саксонскими батальонам.

Пока все это время саксонцы стояли без действия к ним на родину вторглись австрийцы и, естественно, что боевой дух подчиненных князя Понто-Корво от этой новости сильно пострадал и к решающему сражению 5—6 июля под Ваграмом они подошли не в лучшем состоянии.

Перед битвой, переправляясь с острова Лобау на северный (вражеский) берег Дуная, Бернадотт вынужден был оставить позади себя два батальона и половину своих артиллеристов. По диспозиции он вместе с итальянским корпусом наполеоновского пасынка Эжена де Богранэ занял место во второй линии за корпусами Массена, Удино и Даву. По мере продвижения вперед по равнине корпуса стали расходится в стороны веером. В результате войска Бернадотта оказались впереди людей Массена, образовавших левый фланг всей армии. Между Удино и Бернадоттом втиснулись корпуса Богарнэ и Макдональда. К этому моменту корпус Бернадотта заметно «похудел»: у него осталось лишь 12 батальонов пехоты (Дюпа уже направили на другой участок) и 16 эскадронов кавалерии (4 перешли к Удино). Вот в таком составе его саксонцы шли в свой первый бой.

И, тем не менее, они лихо прогнали австрийский заслон у Раасдорфа и двинулись на Адерклаа. Тут на них слева навалилась австрийская кавалерия, но Жерар смог ее отбросить. Потом приказом Наполеона Бернадотту пришлось во фронтальной атаке брать Ваграм и с этой задачей он справился, несмотря на немалые потери. Но и противник «оказался не промах» и сильным контрударом вернул деревню назад. Имея категоричный приказ овладеть Варгамом любой ценой, Бернадотт снова бросил своих немецких солдат вперед и опять ему сопутствовал успех, но неприятель подтянул резервы и выбил-таки бернадоттовских саксонцев из деревни. Отошли назад и понесшие большие потери соседи – Удино с Макдональдом.

Всю ночь саксонцы князя Понто-Корво простояли в Адерклаа, готовясь к продолжению сражения на следующий день.

…Между прочим, потом рассказывали, что раздосадованный неудачей гонористый наваррец Бернадотт, сильно обозленный тем, что его давний недруг наполеоновский начштаба Бертье ослабил его, отобрав у него солдат Дюпа для усиления Удино, вроде бы необдуманно брякнул, что дескать Наполеон из рук вон плохо руководил сражением и что, «будь он командующим, уж он-то точно перестал бы бросать во фронтальную атаку огромные, неповоротливые колонны, а заставил бы австрийского эрцгерцога Карла ловким маневром сложить оружие почти без боя». (И хотя известны и несколько иные интерпетации «болтливости» беарнского бахвала, но суть высказывания примерно одинакова: «генерал Бонапарт» – лох, а маршал Бернадотт -… полководец Милостью Божьей!) Так или иначе, «но слово – не воробей, вылетет – не поймаешь!» и уже на следующий день ему придется держать ответ за наглые высказывания по поводу полководческого искусства императора: бдительные доброхоты тому тут же сообщили о «словоохотливости» его «свояка». А Наполеон тут же найдет повод, если не свести с ним счеты, то, по крайней мере, подвергнуть говорливого свояка-князя Понто-Корво публичной унизительной порке. Впрочем, не все историки склонны так жестко трактовать ход участия Бернадотта в варгамском побоище, в том числе, весь этот эпизод. Тем более¸ что историю, как известно, пишут победители, а под Варгамом победа осталась за французским императором со всеми соответствующими последствиями…

Бернадотт понимал, что для решения столь сложной задачи – а он со своими войсками оказался на острие удара наполеоновских войск (соседи слева и справа были заметно сзади и на удалении от него) – его саксонцев явно не хватало, а ему ведь опять прикажут брать Ваграм. «От греха подальше» Бернадотт на свой страх и риск приказывает оставить Адерклаа и отойти назад, выровняв, таким образом, линию фронта и не позволяя врагу атаковать его с открытых флангов (в оголенные «стыки» с соседями).

На следующий день эрцгерцог Карл решил нанести свой главный удар по левому флангу Бонапарта, причем, именно в стык между войсками Массена и Бернадотта.

Австрийцы быстро заняли опустевший Адерклаа и обрушились на ослабленный IX-й саксонский корпус. Бернадотт попытался было при помощи Массена отразить врага и вернуть Адерклаа, но силы были слишком неравны, и контратака наполеоновских маршалов захлебнулась. Более того, расстроенные ряды саксонцев Бернадотта покатались назад – к Дунаю. В этот критический момент на их пути оказался… Наполеон Бонапарт, который только-только прибыл на левый фланг для выправления ситуации. Император гневно обрушился на Бернадотта не справившегося не только с поставленной ему задачей, но и со своими войсками.

…Впрочем, некоторые историки склонны описывать ретираду саксонцев Бернадотта, против которых после шквального артобстрела были брошены отборные австрийские гренадеры вместе с резервной кавалерией под началом самого эрцгерцога Карла, весьма конкретно и жестко. (Ведь «на войне – как на войне!») Вплоть до того, что якобы маршал-беарнец попытался было обогнать своих солдат, чтобы повернуть и собрать. Он галопом помчался перед ними, и во время этого маневра налетел… на самого Наполеона. Французский император (вроде бы?) не мог упустить такой шанс отомстить хвастуну Бернадотту за вчерашнее наглое высказывание в его адрес, которое услужливые офицеры, естественно, донесли Бонапарту. Он устроил Бернадотту унизительную публичную выволочку: «Это и есть ваш „ловкий маневр“, которым вы заставите Карла сложить оружие?» – съязвил он под дружный гогот своей свиты. Никогда переживавший столь большого унижения Бернадотт, якобы лишился дара речи. А безжалостный император продолжил «разгром» «опозоренного и ошеломленного» маршала: «Я отстраняю вас от командования корпусом, которое вам не по силам! Уйдите с поля боя! Я даю вам сутки на то, чтобы навсегда покинуть ряды французской армии!»…

Обессиленные саксонские части отвели назад – к деревне Раасдорф, где им поручили прикрывать Массену, а на Адерклаа отправили корпус Макдональда. К моменту завершения битвы саксонцы находились уже в деревне Леопольдау.

А дальше, если, конечно, верить дошедшим до нас сведениям, амбициозный и хвастливый беарнец, явно огорченный неудачами его корпуса, сам продолжил провоцировать развитее конфликта с императором. Наполеон не счел нужным отметить участие саксонского корпуса в битве при Ваграме в официальном бюллетене по армии. Тогда – явно в противовес наполеоновскому бюллетеню – «опальный» маршал с чисто беарнским самомнением по своей инициативе выпустил собственный приказ по своему корпусу, в котором высокопарно подчеркивал (восхвалял!) … его героизм в ходе Ваграмского побоища и его вклад в победу наполеоновской армии в кровавом двухдневном побоище! По сути дела это было «громким» ответом Бонапарту и Бертье на все их несправедливые упреки и унижения за два дня Ваграмской битвы. Более того, перед подчиненными ему саксонскими генералами Бернадотт выразил пожелание опубликовать приказ в… саксонских газетах, что они немедленно проделали. Дальше – больше: «скандальный приказ» был опубликован без ведома Бонапарта не только в дрезденских, но и в парижских газетах, вызвав резонанс среди широкой общественности.

Подобное самоуправство Бонапарт не прощал никому, даже… свояку. Император отреагировал сугубо по-военному: отдал приказ расформировать IX-й саксонский корпус, чьи остатки перегруппировали в дивизию, которая под началом генерала Рейнье перешла в распоряжение Эжена де Богарнэ.

Следует отметить, что Бернадотт никогда не был трусом, но его неистребимое хвастовство, все же, зачастую играло с ним злую шутку, в частности, так случилось и после Ваграмской битвы. Кое-кто полагает, что тогда он, считая себе не менее великим полководцем, чем Наполеон, но в последнее время слишком мало делая для его побед, позволил себе «немного лишнего», весьма лишнего. Некоторые исследователи склонны считать, что Бонапарт все это прекрасно понимал и, давно чувствуя его ненадежность (возможно, даже измену!?), воспользовался случаем, чтобы окончательно убрать Бернадотта от себя подальше, попутно унизив как военачальника.

Не все историки согласны с тем, что Бонапарт выслал Бернадотта из армии в Париж сразу же после «конфуза» саксонцев последнего во второй день варгамского побоища, приказав при этом Фуше с Даву не спускать с него глаз. Скорее всего это случилось после того как французские газеты перепечатали из немецкой публикации берандоттовский приказ по его саксонскому корпусу, где он отдавал должное своим солдатам и офицерам за два дня грандиозного сражения. Вот тогда разъяренный французский император и издал по своей армии приказ, в котором говорилось, что только он один имеет право судить о степени славы каждого солдата и офицера. Впрочем, возможны временн`ые варианты этого решения Бонапарта.

Казалось, после Ваграма военная карьера в наполеоновской армии одного из ее самых самобытных военачальников – маршала Жана-Поля-Батиста Бернадотта завершилась и он уже окончательно не у дел!? Но вскоре случилось так, что князь Понто-Корво остро понадобился на бельгийском побережье.

Дело в том, что пока Наполеон праздновал свою тяжелейшую победу в очередной войне с австрийцами, «нация лавочников» (так Бонапарт презрительно называл англичан) или «океанократов», пользуясь тем, что после Трафальгара Франция фактически осталась без флота, организовала высадку своего британского экспедиционного корпуса старшего брата покойного премьера Питта-младшего на прибрежном острове Вальхерен в дельте реки Шельды. Поскольку регулярных частей во Франции было слишком мало, чтобы оказать достойное сопротивление внешним и внутренним (например, главный пройдоха в окружении Бонапарта министр полиции Фуше всегда был готов на подвох, тем более, что у него под рукой была Национальная гвардия – между прочим, тоже солдаты!) врагам, особенно если они выступят одновременно. Цель десанта – завоевание Антверпена, на верфях которого французы уже строили свой новый флот. Во главе обороны города Наполеон поставил генерала Фоконнэ. Адмиралу Миссиесси чудом удалось спасти зачатки флота и привести его под защиту крепостных орудий Антверпена.

А потом на горизонте возникла импозантная фигура «временно безработного» маршала Бернадотта – безусловно, хорошого организатора и опытного военачальника. Под Антверпеном требовался именно такой человек, но военный министр А.-Ж.-Г. Кларк (1765—1818) и вице-канцлер империи Жан-Жак-Режи де Камбасерас (1753—1824) размышляли над тем – как быть (?) – если император только-только по сути дела выгнал его из армии. Лишь после того как пришло письмо от Наполеона, где им напрямую указывалось, что для разрешения проблем с английским десантом следует отправить князя Понто-Корво, тот 29 июля был тут же командирован на бельгийское побережье, правда, по приказу Бонапарта под надзором маршала Монсея.

15 августа 1809 г. Бернадотт прибыл в Антверпен.

Помимо ищеек Фуше, Даву и маршала Монсея за ним следил специально отправленный Бонапартом верный императорский адъютант Рейлль с поручением докладывать обо всех «телодвижениях» строптивого маршала.

…Кстати сказать, почему за Бернадоттом столь плотно следили!? Может быть потому, что тогда ходило очень много разговоров о желании министра полиции Фуше совершить государственный переворот!? И вроде бы именно Бернадотт должен быть взять на себя верховное главнокомандование французской армией и идти на Париж, где его уже будет ждать Фуше, подготовивший к тому моменту почву для свержения Бонапарта!? Хотя, для крайне осторожного князя Понто-Корво, предпочитавшего в сложных ситуациях оставаться на «запасной позиции», такой «маневр» всегда был очень сложен. Впрочем, такие закулисные «игры» вокруг беарнца возникали очень часто. Другое дело, что он всегда действовал «очень наверняка»…

Бернадотт, под началом которого оказалось 15—26 тыс. чел. (данные сильно разнятся), очень быстро показал свои организаторские и командирские задатки, понудив англичан уже 21 сентября сесть на свои корабли и отплыть к себе на остров.

Правда, затем маршал снова «наступил на грабли»: он не учел, что Бонапарт был в ярости от его «демарша» с поздравлениями саксонцев после Ваграма и 30 августа необдуманно (?) издал приказ, в котором «ретираду» англичан отнес исключительно на свой счет. Хотя тогда не обошлось и без везения: у врага за короткое время заболели польдерской лихорадкой 14 тыс. из 40 тыс. имевшихся в строю и 3 тыс. из них умерли. Тем самым моральное состояние англичан было крайне подавленным.

Поскольку Рейлль регулярно пересылал свои подробные отчеты о поведении своего подопечного императору, то тот, памятуя о чрезмерном честолюбии беарнца (после постваграмского «эпизода» Бонапарт насторожился очень сильно!), предпочел побыстрее убрать Бернадотта из антверпенской группировки, отправив туда преданного ему Бессьера. Бонапарта напрягло, что хвастливый наваррец раструбил на весь свет, как он, чуть ли не вдвое уступая врагу, смог заставить того убраться восвояси «не солоно – хлебавши», тем более, разгласив военную тайну – численность антверпенской группировки Бернадотта. Еще больше его взбесило бернадоттовское обращение к жителям пятнадцати северных французских (в том числе и бельгийских) департаментов с призывом взяться за оружие для отражения нависшей над родиной опасности. Данное воззвание, имевшее невероятное сходство с лозунгами времен революции – Отечество в Опасности! – понудило императора, по-скорее, «задвинуть непредсказуемого свояка за Можай»!

Символично, что сама процедура отставки Бернадотта прошла очень оскорбительно для него: Бессьер сначала предъявил свои полномочия всем командирам дивизий и, только убедившись в их лояльности, приехал к Бернадотту, который не был оповещен о своем смещении и сообщил ему приказ императора.

В общем, «мавр сделал свое дело – он может уходить».

Рассказывали, что Бонапарт вызывает Бернадотта к себе в Вену, где во дворце Шёнбрунн между ними состоялся серьезный разговор. Впрочем, был ли он на самом деле – точно неизвестно, поскольку о нем сообщает только сам князь Понто-Корво. Так или иначе, но неприязнь между «коллегами по ремеслу» лишь нарастала и все последние «демарши» чрезмерно нахрапистого и гоношистого беарнца лишь усугубили ситуацию.

Для 47-летнего маршала Жана-Поля-Батиста Бернадотта, оказавшегося не у дел с убийственной для военного такого масштаба и дарования формулировкой «Не годится для командования крупными воинскими контингентами» наступал 8-месячный период неопределенности…

Казалось, у князя Потне-Корво уже не было никаких шансов во Франции пока ею правил Наполеон. Но Его Величество Случай дал ему – одному из ярых вождей умершего якобинства – возможность протянуть руку к… европейской короне!

Заступивший на шведский трон в 1792 г. после убийства его отца амбициозного короля Густава III (ехидная российская императрица Екатерина II звала его «наш братец Гу») заговорщиками во время карнавала, король Густав IV Адольф слыл человеком странным, мрачным и… мечтательным. В юности он какое-то время считался женихом одной из дочерей великого князя Павла Петровича Гольштейн-Готторпа (стыдливо величаемого российскими историками «Романовым»), причем, женихом, искренне влюбленным в свою невесту, что в принципе было редкостью в династических браках. Но брак расстроился из-за жесткого требования Екатерины II сохранить за своей внучкой православную веру. На это впечатлительный и приверженный своей лютеранской вере шведский принц не мог согласиться никак. Очевидно, это был еще один удар по нездоровой психике принца. И, тем не менее, в 19 лет он женился по настоянию риксдага на красивой 16-летней принцессе Фредерике Баденской – сестре супруги царя Александра I. В том же 1809 г., когда Наполеон разбил австрийцев под Ваграмом, а Бернадотт в его глазах «оконфузился», шведы в очередной раз проиграли войну России.

К 1809 г. стало очевидно, что Густав IV Адольф не способен руководить страной и 13 марта 1809 г. государственный совет Швеции принял решение о смещении короля с трона, его арестовали, вынудили отречься от престола, а в конце года выслали из страны со всеми членами семьи, в том числе, наследником принцем Густавом.

Дядя Густава IV Адольфа, герцог Карл Сёдерманландский, собрал риксдаг, который избрал его в качестве своего председателя, а затем и королем Швеции. 29 июня он вместе со своей супругой на 62-м году жизни был коронован как Карл XIII. Королем (правителем) – этот большой знаток особенностей эрогенных зон слабого пола – был… слабым, а военачальником и вовсе посредственным. Поскольку новый правитель был уже в преклонном возрасте и бездетен, то нужно было немедленно решать вопрос с наследником. Карл XIII уже пережил пару инсультов и конец его правления был явно не за горами.

Большинство шведских политиков было категорически настроено не только против свергнутого Густава IV Адольфа, но и его сына. В риксдаге заговорили о кандидатуре принца Карла Августа Аугустенбургского – родственника датского короля Фредерика VI – из младшей ветви Гольштейн-Готторпов. Казалось, все идет к тому, что быть ему наследником шведской короны, но тут внезапно прилетел «черный лебедь», т.е. вмешалось случайное событие! 28 мая 1810 г. во время смотра войск принц внезапно почувствовал себя плохо, упал с коня и тут же скончался.

Будущее Швеции оказалось неопределенно!

Стране грозила смута!

В риксдаге начались бурные дебаты относительно новых кандидатов в наследники…

В конце концов, многим показалось перспективным предложение противников датско-гольштинских «вариантов» (их лоббировал влиятельный в армии генерал Г. Адлерспарре и его свитские офицеры) ориентироваться на французского императора. Они (в основном, это были высшие государственные чиновники) считали возможным просить его порекомендовать им в наследники одного из его маршалов, в частности, зашла речь об Эжене де Богарнэ и… князе Понто-Корво, запомнившимся всем шведам столь любезным обхождением под Любеком со своими шведскими военнопленными графа Густава Ф. Мёрнера.