Полная версия:
К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том III. Легенды на любой вкус!
Надо отдать должное русским канонирам – под Бородино они бились не щадя живота своего, «выжимая» из своих пушек максимум возможного, вплоть до разрыва орудий от перегрева в клочья, в одночасье уходя вместе с ними в Солдатское Бессмертие…
Туда же отправился и их 27-летний командующий!
Таковы Гримасы человеческих судеб: выдающийся артиллерист-генерал погиб, пойдя по своей воле в штыковую контратаку…
P.S. «Смерть на взлете»…
«…первый
во всех опасностях и из сильнейшего огня выходил… последним»,
или Александр Никитович Сеславин
Сеславин, Александр Никитович (1780, с. Есемово, Ржевского у., Тверская губ. – 25.4.1858, там же) – генерал-майор (15.9.1813).
Его отец, Никита Степанович Сеславин, вышедший в отставку поручиком, был мелкопоместным помещиком и ржевским городничим.
У нашего героя было шесть сестер и четыре брата: старшие – Николай с Петром и младшие – Федор с Сергеем. Все они пошли по военной стезе, но так, как Александр не прославились.
Матушка их – Агапия Петровна – скончалась на 44 году жизни 27 августа 1798 г. И это все, что мы знаем о ней.
Отец оставался на своем хлопотном посту «государевой службы» до последнего, уйдя из жизни не позднее 1816 г. и по именному повелению императора Александра I его городничие жалование было обращено в пенсию для сестер Александра Никитовича Сеславина.
В 1798 г. его, вместе с братом Николаем, выпускников Арт. и инж. шляхетского корпуса (в ту пору там директорствовал известный екатерининский генерал от артиллерии Петр Иванович Мелиссино (1730—1797) – деятельный и толковый вояка), по особому распоряжению проявившего к нему симпатию императора Павла I (Сеславин оказался племянником того самого Сеславина, что служил у него в образцово-показательной, гатчинской команде) командируют в гвардейскую артиллерию. Правда, Николая – в конную роту, а нашего героя – пешую. Они так и прошли в царском указе: Николай Сеславин (или 1-й) и Александр Сеславин (или 2-й).
Тогда это был новомодный вид войск и служить в нем было очень престижно: щегольский красный мундир с черными бархатными лацканами, с золотым аксельбантом, в шляпе в белым плюмажем, белоснежных лосинах в обтяжку и гусарских «сморщенных» сапожках со шпорами любой молодец выглядел ухарем и удальцом!
Быть гвардейским офицером при Павле, означало в любой момент оказаться на вахтпараде в немилости! Истошный и сиплый вопль императора «Под арест его!» в ту пору мог означать финал офицерской карьеры! Но Сеславин-младший «рожден был хватом: слуга – царю, отец солдатам» и сумел произвести на сурового и не всегда однозначного Павла такое благоприятное впечатление, что за примерное исполнение адъютантских обязанностей его награждают ор. Св. Иоанна Иерусалимского – восьмиконечным Мальтийским крестом, который мало у кого из его сверстников был.
Казалось, все идет как нельзя лучше, но благоволившего к Александру Сеславина императора убивают и на престол всходит его сын Александр I – очень «непрозрачный» «наш ангел» – любитель «полумер».
Цари меняются, но служба остается и блестящий гвардейский поручик ведет столь присущую тогда гвардейцам в Петербурге «красивую жизнь» – жизнь… в долг! Средств не хватает совершенно, к тому же, в чинах он не растет, и в начале 1805 г. наш герой подает в отставку и покидает Северную Пальмиру. Она, конечно – не столица мирового соблазна, Париж и, тем не менее, покутить с «легкими кулевринами» на любой вкус и цвет было где!
Но вот трубы пропели «В поход!!!» и Александр Сеславин оказывается на своей первой войне, к тому же, войне с самим Наполеоном – в ту пору (в «нулевые годы» начала XIX в.) неким мессией Бога Войны на земле, своего рода Последним Демоном Войны! Его командируют в десантный корпус граф П.А.Толстого – в первую очередь человека придворного (дипломата в 32-й степени) и только потом – военного (генерал-адъютанта). Его войскам надлежало «беспокоить» «корсиканское чудовище» в Ганновере. Правда, повоевать на самом деле ему так и не удалось: Россия проиграла на поле Аустерлица – главной авансцене той войны.
Но «нет худа – без добра» – Александр сумел подружиться с двумя влиятельными молодыми преображенскими офицерами: капитаном Михаилом Воронцовым и его двоюродным братом, поручиком Львом Нарышкиным – супругом всесильной фаворитки императора Александра I несравненной красавицей Марией Антоновной Нарышкиной (в девичестве Четвертинской). Богатство и знатность позволили им оказаться в том морском походе на высоких должностях: первый был начштаба корпуса, а второй – адъютантом командующего. И, тем не менее, оба с радостью приняли в свою кампанию нашего героя и дружба между ними (особенно с Нарышкиным) продолжалась всю жизнь.
Вернувшегося на родину Сеславина 2-го (его брат Николай поучаствовал в Аустерлицком фиаско русского оружия!), переводят из гвардейской пешей артроты в аналогичную конную.
А потом развязывается новая война с победоносным Наполеоном —кампания 1806—07 в Польше и Пруссии.
В сражении при Гейльсберге Александр не только получает боевое крещение, но и проявляет недюжинную выдержку и талант артиллериста. Его орудия подпускают атакующего врага на предельно короткую дистанцию и по-ермоловски (в ту пору подобной лихостью отличался другой выдающийся артиллерист – Алексей Петрович Ермолов!) расстреливают его картечью в упор. Лишь серьезное ранение в грудь (сколько еще их будет у нашего невозмутимого артиллериста Милостью Божьей!) заставляет Сеславина покинуть поле боя, а затем и выйти (подобно брату Николаю) в отставку на лечение пошатнувшегося здоровья. Скажем, что ему так и не удастся вылечиться до конца: горловое кровотечение со времен первого ранения будет преследовать Сеславина всю жизнь.
Но в 1810 г. он снова в действующей армии и доблестно воюет с турками под началом Николая Михайловича Каменского-младшего (или 2-го). Благодаря знакомству с корпусным командиром, генерал-адъютантом царя и шефом кавалергардов Ф. П. Уваровым, Сеславин со своей конной артиллерией на первых ролях. За Разград ему жалуют ор. Св. Анны 2-й ст. За бои под Шумлой, хоть и неудачные для русского оружия, его производят в штабс-капитаны. Безуспешный штурм Рущука принес Александру Никитовичу чин капитана и еще одно тяжелейшее ранение: турецкая пуля, выпущенная в упор, раздробила ему правое плечо и с тех пор он уже никогда не мог полностью поднимать руку – только сгибал в локте.
После длительного лечения на Минеральных кавказских водах (его сильно донимало горловое кровотечение) Сеславин, обладающий заслуженной репутацией боевого офицера, попадает в адъютанты к Барклаю-де-Толли. Последний очень придирчиво выбирал к себе в ближайшее окружение подчиненных. Уже тогда Сеславин, будучи близок к Барклаю, смог одним из первых оценить всю глубину его стратегического замысла, предложенного П. А. Чуйкевичем и А. И. Чернышевым: отступать в глубь необозримых просторов российской империи, пока враг не оторвется от своих стратегических тылов, не обессилит и его можно будет начать гнать обратно в Западную Европу, причем, уже малой кровью!
Наполеон начинает войну с Россией и Сеславин, снова воюет. Свои главные подвиги он совершит именно в «Грозную годину 1812 года»!
Рискуя жизнью, он не только постоянно развозит донесения (в частности, выводит из окружения отряд другого будущего героя Отечественной войны 1812 года генерала И. С. Дорохова), но и смело сражается, как в жарких делах и под Кочергишками (у генерала Корфа) и под Островно (у генерала Остермана-Толстого) и под Какувячино (у генерала Коновницына).
С тех пор Сеславин постоянно в огне.
Его артиллеристы действуют выше всяких похвал: Витебск у генерала Палена (за него Барклай представляет своего адъютанта к полковнику), Смоленск-Гедеоново-Лубино у генерала Коновницына (золотая сабля «За храбрость!»), Гриднево (пулевое ранение в ногу и он всю оставшуюся жизнь прихрамывает!), Колоцкий монастырь – вот славные вехи его ратного пути к Бородино!
Везде он в гуще событий, всегда хладнокровный и расчетливый. Все его непосредственные командиры (известные боевые генералы) давали ему блестящую характеристику: «…первый во всех опасностях и из сильнейшего огня выходил… последним».
С недавно простреленной, еще толком не зажившей ногой, он участвует в героической обороне Курганной батареи, в знаменитых контратаках сначала пешим с Ермоловым с Кутайсовым (последнего тогда убили), а потом и верхом – с Кавалергардским и Конногвардейским полками под началом самого Барклая-де-Толли, на захваченную французами батарею Раевского. Потери с обеих сторон были таковы, что лошади без седоков бегали вокруг целыми табунами! Лишь один он из 12 адъютантов Барклая-де-Толли вышел из той сечи на своем верном Черкесе без единого ранения, и это с неполноценной правой рукой!
За Бородино он получает своего единственного Георгия – IV-го кл., зато очень престижного среди младших офицеров!
После сдачи Москвы французам в конце сентября он через уважительно относившегося к нему генерала Петра Петровича Коновницына обращается с просьбой к Кутузову о создании «летучего» отряда для борьбы с врагом диверсионно-партизанскими методами. Долго ждать не пришлось: уже 30 сентября его приглашают на обед к главнокомандующему и в послетрапезной беседе Михаил Илларионович лично вручает ему предписание действовать во фланг и тыл неприятельской армии. Для этого ему дают 250 казаков и эскадрон гусар Сумского полка. Наличие сумских гусар – опытных вояк – позволяло ему вести боевые действия в режиме регулярной войны, а летучие донцы были незаменимы в аванпостной службе.
Начинается новый этап в военной карьере все еще капитана (приказ Барклая о полковнике застрял в армейских канцеляриях!) Сеславина – диверсионно-партизанский.
Первое крупное дело случилось уже 4 октября у селения Бекасово на Новокалужской дороге. Затем последовало горячее дельце с крупным отрядом генерала Орнано в Вяземах на Можайском тракте. Уже 6-го вместе с Фигнером сеславинцы предпринимают попытку вновь атаковать Орнано – на этот раз у Фоминского, но неудачно.
Именно Сеславину удалось первым обнаружить, что Великая армия начала отступать!
Он ловко просочился через вражеские аванпосты и привез ценного языка – унтер-офицера Старой Гвардии, который поведал, что наполеоновская армия уже четыре дня, как покинула Москву и идет через Боровск на Малоярославец, а оттуда – на Калугу, где располагались основные боевые и продовольственные запасы русской армии!
Узнав об этом, Михаил Илларионович не только прослезился с провидческими словами «… с сей минуты Россия спасена!», но и начал действовать. Правда, не так стремительно и решительно, как того ждали многие горячие головы в его окружении, а сугубо по-стариковски и… по-кутузовски: «поспешая неспеша».
Так были сорваны планы Бонапарта, «по-тихому» обойдя слева Тарутинский лагерь, уйти из России через ее южные, не разоренные войной, районы.
Став «глазами и ушами» армии Кутузова, Сеславин во многом способствовал успешным действиям русских против отступающих французов.
Вскоре он получает под свое начало еще два эскадрона Ахтырских гусар и роту 20-го егерского полка и даже два конных орудия: порадел бывшему артиллеристу Милостью Божьей другой артиллерист от Бога – сам Алексей Петрович Ермолов. Теперь в составе трех родов войск он мог более эффективно «докучать» неприятелю! Совершая смелые рейды по тылам противника, он (порой, на пару с Фигнером) участвует в освобождении Вязьмы. Затем они соединяются с Денисом Давыдовым и Орловым-Денисовым и в бою под Ляховым заставляют капитулировать двухтысячную бригаду бригадного генерала Ожеро (не путать с маршалом Ожеро!).
В перерывах между боями он систематически информирует Кутузова о положении и направлении отступления противника, причем предлагает свои соображения по активизации истребления.
Сегодня кое-кто не исключает, что если бы к нему прислушались, то Великая армия могла бы быть истреблена полностью!
Но это все – в теории, а на практике, всем рулил «старый лис севера» (так Кутузова раздраженно величал Бонапарт), который предпочитал действовать так, как ему подсказывала его манера ведения войны: «большим дракам» он предпочитал искусный маневр и военную хитрость.
Идя навстречу Чичагову и Витгенштейну, Сеславин сходу ночью берет Борисов.
А затем судьба поманила его шансом войти в историю с Большой Буквы!
Вот как это было!
Мороз в тот день перебрался за отметку в 30 градусов. Сеславинцы налетели на пехотную дивизию Луазона, спрятавшуюся от стужи по домам в Ошмянах. Кавалерия, как водится в таких случаях, вволю намахавшись сабельками, через час вынуждена была оставить город: без пехоты удержать Ошмяны не представлялось возможным. Буквально на час Сеславин разминулся в Ошмянах с небольшим кортежем Наполеона, уже бросившего в Сморгони агонизирующие остатки его некогда Великой армии. На «всех парах» в дормезе, поставленном на санные полозья, под именем герцога Винченцкого (Армана Коленкура) Бонапарт понесся через заснежено-морозную Святую Русь на запад «срочно по делам» – в Париж! А если бы Александр Никитович знал о том, что вот-вот здесь пролетит обледеневший кортеж самого Бонапарта!?
Но случилось то, что случилось: «Часы судьбы» Наполеона еще не остановились и он счастливо разминулся со смертельной опасностью.
…Между прочим, рассказывали, что проигравший Барклаю и «старой лисице севера» войну Бонапарт настолько спешил покинуть оказавшуюся столь «негостеприимную» к нему – Последнему Демону Войны – Святую Русь, что не только собственноручно сжег самые ценные бумаги из своего личного архива, но и даже уничтожил личное столовое серебро. Якобы при этом он даже воскликнул: «Я лучше буду до конца кампании есть руками, чем оставлю русским хоть одну вилку с моей монограммой!» Что это – байка или все же быль!? Впрочем, без них не бывает истории, как Большой, так и Малой…
Как бы в «отместку» за «промашку» с Бонапартом Сеславину подфартило с атакой на Вильно. А подоспевший авангард русской армии лишь закрепил успех сеславинцев.
Но именно в том, последнем бою войны 1812 года Сеславин получит свою очередную тяжелую рану: пуля, пройдя навылет, раздробит ему левую руку. Так, ставший к тому времени за взятие Ляхова полковником, командиром Сумских гусар и флигель-адъютантом государя, Александр Никитович Сеславин, «благодаря тяжелым ранениям в обе руки заслужил» особую привилегию «никогда и ни перед кем не только не снимать шляпы, но и не подносить руки к козырьку, так как движение руки вверх были для него исключительно болезненны».
Он продолжит свои ратные подвиги уже после лечения в Заграничном походе. Скорее всего, это случилось уже после 10 августа. Он и его гусары не раз отличались в кровавых рубках предшествовавших Дрезденскому сражению.
В одной из них случился страшный эпизод: французскому драгуну снесли саблей голову, но его труп остался сидеть в седле «как влитой» и еще долго «всадник без головы» продолжал носиться среди сражающихся, будоража и заводя их на смертный бой!
Под Дрезденом Сеславин со своими гусарами, как и вся союзная армия, вынужден был отступать: под аккомпанемент проливного дождя Последний Демон Войны в последний раз в той кампании показал всем, что «клыки его крепки, а зубы остры»!
…Кстати сказать, незадолго до решающего сражения под Лейпцигом Александр Никитович Сеславин успел немного подлечиться в знаменитых целебных минеральных источниках Теплица. Местные горячие ванны несколько облегчили его страдания. Еще больше поднял ему настроение высочайший указ о производстве его в генерал-майоры. В 33 года он стал-таки генералом, правда, очень дорогой ценой: увечные руки всю оставшуюся жизнь будут напоминать ему почем – подлинное, а не паркетное генеральство…
А затем последовала знаменитая многочасовая кавалерийская «карусель» под Либертвольквицем в окрестностях Лейпцига. Тогда с обеих сторон ожесточенно рубились не менее 14 тысяч кавалеристов! Естественно, не обошлось и без гусар генерал-майора Сеславина. Не раз и не два он лично водил своих удальцов в атаку. Было что-то эпическое в той кровавой сече, где шикарные гусарские ментики заалели обильно пролитой кровью, но сеславинцы так и не дали себя опрокинуть ни вражеским драгунам, ни кирасирам, ни карабинерам.
Не пропустил Сеславин и Лейпцигского сражения. В награду за все ему жалуют бриллианты к уже имевшейся «Аннушке» 2-й ст.
Потом мы увидим его во Франции.
Здесь он во главе полуторатысячного конного (сумские гусары с донскими казаками) отряда при трех конных орудиях снова бьется с врагом под Бриенном, Ла-Ротьером, Лаферт-сюр-Обом, Арси-сюр-Обом и Фер-Шампенуазом. На него посыпались награды – российская («Аннушка» 1-й ст.), австрийская (ор. Марии-Терезии) и прусская (ор. Красного Орла).
…Кстати, в Петербурге объектом «охоты» светских прелестниц становится израненный красавец-генерал Александр Никитович Сеславин. Строгий мундир гвардейской конной артиллерии с блестящим шитьем и черным стоячим воротником и Георгием IV-го кл. вместе с редким среди русских военных крестом Мальтийского ордена (его первой наградой, дарованной скупым на пожалования покойным Павлом I) очень шел к его подтянутой сухощавой фигуре, болезненно-бледному с обостренно-резкими чертами лицу, обрамленному вьющимися темно-русыми волосами, лихо по-гвардейски закрученными вверх усами, согнутой в локте руке на черной перевязи. «Время незабвенное! Время славы и восторга!» еще не закончилось, а романтический взгляд к раненному воину во все времена был присущ слабому (а на самом деле «всесильному») полу! Вальсировать наш чрезвычайно скромный, даже застенчивый и обаятельный в своей физической ограниченности герой не мог и оголтелые дамочки на нем просто висли как гроздья винограда, но все их усилия были бесполезны. Александр Никитович Сеславин так и остался холостяком. Скорее всего, он, как и многие из его поколения военных, на самом деле был женат на Кровавой Ликом и Ужасной по Натуре, Девке по имени Война! Хотя и у него был шанс обрести семейное счастье в лице некой юной Катеньки – сестры его невестки Софьи Павловны, жены брата Николая, давно вышедшего в отставку. Но, как говорят в таких случаях – не сложилось! Правда, остались дети от… крепостной любовницы, которую он все-таки завел на склоне лет: как-никак старый гусар, начинавший артиллеристом Милостью Божьей…
Из-за обилия ран (простреленные руки и ноги; частые горловые кровотечения) Сеславин оставляет свою 1-ю гусарскую дивизию, выходит в отставку и вынужден лечиться на целебных водах за границей.
Даже стесненный в средствах (порой ему было нечем расплатиться за срочную операцию или 27 дней оставаться без обеда!), Сеславин много путешествует по Европе: Германия, Франция, Италия, Испания, Англия. Так в частности, он прошел маршрутами и легендарного Ганнибала, когда тот переваливал через Альпы и через Сен-Готард, где с боями прорывался его великий соотечественник «русский Марс» и через Сен-Бернарский перевал, где шел по пути к Маренго Наполеон! В Италии Сеславин объездил все места сражений Итальянской кампании Суворова 1799 г.
На родине он уже никому не нужен. Эту горестную мысль он понимает, когда возвращается в 1820 году в Россию. Генеральского жалованья – 1800 рублей в год – не хватало ему на жизнь, достойную героя Отечественной войны 1812 года и 20-летней службы. Александр I с учетом заслуг генерала перед царем и Отечеством дал ему в аренду на 12 лет казенное имение, 8 тысяч единовременно на лечение, часть долгов принял на себя.
Но этим и ограничился…
Дальше – больше: Александр Никитович Сеславин, отличавшийся свободою суждений, попал под надзор тайной полиции. Отношения с новым императором Николаем I у него не сложились: Сеславин при всех его несомненных достоинствах был человеком болезненно-самолюбивым и обидчивым! Он неудачно попытался перестроить на современный лад свое небольшое помещичье хозяйство, переименовал родовое имение в Сеславино.
Последние 35 лет своей долгой жизни, герой Отечественной войны 1812 года, генерал-майор в отставке Александр Николаевич Сеславин прожил замкнутой жизнью небогатого русского помещика, терзаемый многочисленными ранениями (порой отказывали руки!), обидой на возвышение тех, кто не имел его заслуг перед Отечеством в суровую годину «Грозы 1812 года», одиночеством (все его настоящие «братья по оружию» либо уже давно полегли на полях сражений или сошли в могилу) и трагическим известием о позоре столь близкого его сердцу русского оружия в Крымской войне 1854—1855 г. Порой он брался за перо, писал о былом, но прогрессирующая слепота давала о себе знать.
Бессмертная слава к Сеславину, не позволявшему себе жестокости по отношению к пленному врагу (но поровшему своих крепостных!), придет к нему, как это часто водится в таких случаях, только после его тихой смерти от инсульта в апреле 1858 года в возрасте 78 лет!
Александр Никитович Сеславин был героем своего времени – «Времени незабвенного! Времени славы и восторга!»…
Его образ использовал Пушкин в «Дубровском»,
или Яков Петрович Кульнев
…Он не дожил до своего 49-летия всего несколько дней, но навсегда вошел в историю мировой литературы! Его популярность в русском обществе была такова, что даже спустя годы, Александр Сергеевич Пушкин в «Дубровском» устами помещицы Анны Савишны повествует: «…Вдруг въезжает ко мне человек лет 35-ти, смуглый, черноволосы, в усах, в бороде, сущий портрет Кульнева…»
…Удалой гусарский генерал-майор (12.12.1808) Яков Петрович Кульнев (24/25.07.1763/64, Люцин, Речь Посполита – 20.07.1812, д. Сивошино Полоцкого у. Витебской губ.) – фигура в русской армии начала XIX в. если не культовая, как это было с Алексеем Петровичем Ермоловым, то по крайне мере, знаковая!
Он родился в семье русского офицера Петра Васильевича Кульнева и Луизы Ивановны Кульневой (урожденной Гребинниц – немке из Прусской Померании) в небольшой белорусской деревеньке Сивошино. Его мать вышла замуж Кульнева-старшего в 1761 г. и вошла в историю, что состояла в переписке с самим Александром Васильевичем Суворовым, под чьим началом служил в свое время ее супруг. Его отец – скромный и бережливый участник Семилетней войны – с трудом содержал свою многодетную семью: шесть сыновей и одна дочь!
Будущий лихой гусар Яков Петрович вместе со своими братьями был определен учиться в Сухопутном Шляхетском корпусе.
…Между прочим, один из них – младший Иван – тоже стал генерал-майором, даже раньше своего более «звездного» брата Якова и в суровую годину Отечественной войны 1812 г. воевал там же, где его брат!..
В этом учебном заведении давали большой и глубокий по тем временам объем знаний, по крайней мере, во времена Ивана Ивановича Бецкого или как его звали кадеты и выпускники – «старика». Наш герой закончил корпус с большой серебряной медалью «за усердие и успехи в учебе». Особо «удались» ему французский с немецким языки и фортификация с артиллерией.
Выпустившись пехотным поручиком Черниговского полка, он попросился в кавалерию и был переведен в Петербургский драгунский полк. Блестящий вольтижер и неисправимый повеса, Яков Кульнев мгновенно стал своим в офицерской среде и среди солдат тоже, поскольку всегда относился к последним не как к быдлу, а как к «собратьям по оружию», с которыми он наравне рисковал жизнью.
Свое боевое крещение Кульнев получил на русско-турецкой войне в 1789 г. при осаде Бендер и был отмечен всесильным фаворитом Григорием Потемкиным.
Затем ему посчастливилось в составе Переяславского конно-егерского полка поучаствовать в усмирении поляков в 1794 г. под началом Александра Васильевича Суворова. «Русского Марса» он просто боготворил и, по словам хорошо знавшего его Дениса Давыдова, «всегда говаривал о нем со слезами восторга». За отличие при штурме предместья Варшавы – Праги по представлению Суворова он получает чин ротмистра.
В эпоху правления императора Павла I гусара Кульнева часто переводят из полка в полк. Ему все это настолько надоело, что в 42 года он даже подумывал об отставке, но тут начинается очередная война с Бонапартом и наш майор в составе Гродненского гусарского полка оказывается в Пруссии, причем в самом жарком месте – в авангарде, где во всем блеске показывает себя большим мастером аванградно-арьергардных кавалерийских стычек-«каруселей». Оказалось, что вынужденный 11-летний простой ни как не сказался на ратном мастерстве уже 44-летнего сухощавого, ширококостного и сутуловатого Якова Петровича! Будучи 190 сантиметров роста, он блестящего владел сабельной рубкой и с честью выходил из многих опаснейших передряг!
