Столп

скачать книгу бесплатно


Сам он стоял на почтительном расстоянии и ни на шаг к машине не подошёл. Наконец, в голове у лисы случилось очередное короткое замыкание и она ретировалась, хромая и заваливаясь на бок.

– Как зомби! – сказала Полина, провожая её взглядом, – Это заразно, да?

– Поехали отсюда нафиг, – Ник выкинул палку в кусты.

До пункта назначения оставалось совсем немного. Нива кралась по длинным доскам, дверям, остаткам оконных рам, устилавших дорогу. С тех пор, как на Севере стали меньше плавать на лодках, началась борьба с его бескрайними болотами, а точнее «мхами», как их называли в этих местах. Их веками заваливали хламом, плахами, а трясина всё пожирала и пожирала гать. Куда только уходили кубометры строительного мусора?

– Почему все так любят сраную мистику и хорроры? – проговорил Сергей, поглядывая на проплывающие мимо выворотни вековых елей, – достаточно в область приехать. Вот тебе и хоррор. Социальный. Посмотришь, как люди живут – вздрогнешь.

– Там на дверях что-то нарисовано! – отозвалась Полина, – Роспись! Ник, смотри! Кто же их выкинул сюда?

– Ну, а куда их деть? До музея полсотни вёрст волочь?

Под колёсами сердито трещали деревянные полотна, выструганные несколько поколений назад, собранные умелой рукой без гвоздей, без электроинструмента. Теперь они стали мостом через лесной массив.

– Чем дальше едем, тем больше дверей, – пробормотал Палий, – прямо в землю ведут. На тот свет как будто.

Сергей строго посмотрел на приятеля и неразборчиво, чтобы остальные не поняли, спросил:

– Ты таблетки пьёшь?

– Пью.

– Смотри. Нам тут фокусов не нужно.

– Меня из-за них всё бесит. Но я живой хотя бы. Значит, действуют.

Из-за края ельника показались тёмные крыши. Дорога чуть изогнулась по пустырю и раскатилась вперёд светлым полотном песчаной улицы. Только вот проехать по ней мешал вбитый прямо посередине столб. Дорога не раздваивалась возле него, будто никто и не пытался объезжать. Что-то на нём было грубо вырезано, Палий счёл это за утлый декор, Сергей же вовсе внимания не обратил, только заглушил мотор, встав на обочину рядом.

После того, как четыре раза хлопнули двери машины, не осталось никаких звуков.

Май. Вот-вот распустятся яблони. Но старые гармошки на завалинках не запоют о войне и не потянет жареным мясом со дворов. В деревню больше никто не приезжал, песок давно проглотил следы шин и обуви. Теперь здесь жила одна лишь тишина, только над искорками мать-и-мачехи порхали бабочки да ветер качал ветви лип. Даже вездесущий мусор бесследно затягивал дёрн.

– Слушайте, – Сергей почесал висок, оглядываясь – а дома-то почти целы. Я думал, тут всё хуже намного. На кой нам тут палатки? В случае чего даже печку можно растопить. На разведку?

Палий послушно зашагал следом. Математик крутил головой как сокол, примечал разбитые окна, холмики погребов, ямы, оставшиеся от колодцев. На окнах одного из домов он обнаружил задёрнутые белые занавески.

– Тут живут что ли? – пробормотал он.

Инженер тихо приблизился к забору и увидел, что трава поглотила тропинку, ведущую к крыльцу. Дверь подпёрли колом. На ней даже не было «ушек» для замка. Калитка держалась на проволоке, которая почти превратилась в ком из ржавчины. Ещё до того, как мысли приняли форму внятных доводов, Палий уверился в том, что жилище покинули навсегда и случилось это не один год назад.

Калитка открылась не со стороны самодельного запора, а слетела с истлевших петель и обрушилась. Палий поморщился: чужое сломал. Хоть и ветхое совсем, но чужое. Руками сделанное. Сергей равнодушно прошёл по хрупким серым доскам. Грязь во дворе расцвела следами его берц. Перед тем, как открыть дверь, он прильнул к окну, сложил ладони «лодочкой» и оглядел сени.

– Вещей-то сколько! И мебель, и одежда. Я пошёл.

Разбухший косяк еле-еле выпустил полотно двери. За порог выплеснулась гниловатая сырость, мазнула по ноздрям. Палий внезапно спросил себя: есть ли ещё в мире такой народ, у которого запах древесного тления, пыли, копоти и сена вызывает самые добрые детские воспоминания? То же самое творилось с воспоминаниями о войне. Старики, которым неизменно на лето вверяли малышню, могли целыми вечерами рассказывать о том, как пережили те страшные годы, но от их слов почему-то делалось уютно и тепло. Всё осталось позади. Рассказчики – вот они, живы. Эти истории и деревня были частью долгожданных каникул. И у всех они проходили примерно одинаково, так что Палий будто вернулся в своё детство. Он осторожно ступал по тропинкам длинных половиков и искал на стенах календари. Год бы подсказал ему, когда именно съехали жильцы. Никаких календарей и даже газетных вырезок не обнаружилось.

– Ничего ценного, – проговорил Сергей, – Но зато крыша над головой. Большая семья жила – даже в коридоре кровать есть. Комната вон. На печке место. Короче, заночевать тут будет самое то.

С ночлегом решилось. Палий неспешно шёл за Сергеем обратно к деревянному столбу, оставленному, что называется, «на сладкое» и наблюдал за своей тенью, скользившей по песку. Та заметно удлинилась после отъезда из садового товарищества и собирала макушкой все кусты на обочинах. Начинался вечер. Палий ещё не до такой степени позволил городу себя разбаловать, чтобы бодаться со временем и обстоятельствами. К ночи стоило подготовиться ему и всей команде, только тогда можно будет дать себе отбой и распланировать предстоящие дни, помечтать о находках. Позлиться на молодёжь он тоже хотел уже после того, как расстелет каримат и спальник, но не тут-то было. Вид Толика, Полины и Ника, куролесивших вокруг столба, вернул ему сразу весь багаж раздражения.

– Нет, не так! Голову чуть вбок наклони… нет, нет, не туда! Ник, ну соберись, это же первые странички… так сказать… летописи нашей жизни совместной! Всё должно красиво выглядеть! – Полина нервно крутила объектив своего фоторужья.

– А когда я слева стоял, тебе чем плохо было?

– Когда ты так – я в тени. В твоей высокой и широкоплечей тени…

Палий переступил с ноги на ногу, нащупал сапогом небольшую кочку, поросшую седыми прядями прошлогодней травы – и слегка её пнул, хоть так досаду выместить. Он не ожидал, что утомляющих факторов будет так много.

Вот она – металлка, отличная, не хуже собственной, так некстати сломавшейся. Вот деревня – два ряда покинутых хозяевами домов, словно остолбеневших от людского предательства. Вот поле рядом – весьма интересное, с остатками какой-то кирпичной стены вдалеке. Всё как по заказу, казалось бы!

Но к металлке прилагался Толик, от которого за всю дорогу Палий не услышал ни одного умного слова. К старому верному Сергею прилагались Ник с Полиной, регулярно вставляющей в разговор кучу всего о своих увлечениях и планах на дальнейшую с Ником жизнь. Сам Ник в дороге оставался тих и спокоен, перекричать ни Сергея, ни прочих благоразумно не пытался, но какой-либо серьезной помощи от него Палий не ждал. Подобные люди впрягаются в общее дело лишь в том случае, когда все текущие дамские капризы исполнены, а новые ещё не родились.

«С Серегой придется поговорить. Потом, сильно потом, лучше даже в городе. Умный ведь человек, напарник надежный, руки из нужного места… И такое охвостье приволок на дело, да ещё и спонтанно. Неужели вдвоём бы не справились? Хотел бы я верить, что первое впечатление обманчиво, но опыт не пропьешь: проблем мы с ними выхватим. Ещё повезет, если с кем-то одним, а не со всеми тремя».

Радостная парочка тем временем вспомнила про вещи в машине. Ник заботливо придерживал горловину рюкзака, Полина принялась складывать в него пакеты, лежавшие отдельно. Подошел Толик, что-то негромко сказал, все трое рассмеялись.

А к столбу подошёл Сергей. Видимо, ему тоже не терпелось рассмотреть всё как следует, без Полины с её селфи. Палий молча встал рядом. Деревянное лицо, вырезанное на стволе старой сучковатой ели, видело их обоих – и казалось, запоминало.

Математик на всё всегда имел мнение, а вот инженер таким похвастаться не мог.

Переступив низкий ещё порожек снобизма, Палий спросил:

– Нахрена он тут?

– Толчки играли например, – пожал плечами Сергей, – и реквизит свой оставили, чтоб таких как мы впечатлить.

– Советские, что ли, толчки? Дерево старое. Когда же его вырезали? Уже успел весь растрескаться.

– Хотели небось тот идол знаменитый сделать, а сделали от балды, по памяти. Тот, исторический, в шапке был, а этот…

Со стороны поля у идола над половиной глубоко треснувшего лица возвышалось что-то вроде головного убора, другая половина то ли изначально его не предполагала, то ли тонкая лопасть давно отломилась. Со стороны деревни тоже угадывался какой-то рельеф, но его старательно срубили топором. На закат столб смотрел бугристой чёрной обугленной маской, а на восход – выемкой, в которой довольно искусно прорезали глаза, рот и треугольник прямого носа. В эту дыру хотелось сунуть собственное лицо, чтобы проверить, подходит ли.

– Ещё и повандалить его успели, – скривился Сергей, – Ладно, пошли обживаться.

***

Полину удивляло абсолютно всё, что она видит, включая окна и двери. Она словно комета носилась из угла в угол, пока Ник раскладывал продукты на столе. Увидев среди банок с килькой и тушёнкой бутылки вина и пакетик специй, Палий медленно поднял лохматые брови.

– Мы сварим глинтвейн за приезд! На печке! – пояснила она.

– А… вот, если бы идти пришлось далеко, вы бы их на себе попёрли?

– Мы же на машине.

– Машина не везде проедет дак.

Изба располагала к тому, чтобы начать тараторить, окать и щёлкать этим сговорчивым «дак» по поводу и без. Несмотря на слой пыли везде в полпальца, дом сохранился прекрасно и под жерлом печки даже нашлись наколотые дрова. Сергей к тому времени уже сделал аккуратную закладку, проворно надрал бересты и замер со спичкой в пальцах, поджигая крошечный шалашик растопки. Не час и не два пройдут, прежде чем печка начнёт греть, но, наблюдая за дрожащим лисьим хвостом разгорающегося пламени, Сергей улыбнулся. Сидел бы сейчас в неуютной квартире да лупил в свой планшет, от которого уже натурально тошнило.

Палий забился в какой-то тёмный угол и злобно потрошил свой рюкзак, повизгивая молниями. Неужели не присоединится к назревающим посиделкам? Впрочем, многого от него математик не ждал. Ему тоже захотелось побыть одному, послушать северную ночь.

Печь выдыхала дым в ясное ночное небо, такое блестящее и чёрное, что на его фоне он казался белёсым. Пах этот дым пряной берестой. Стоя у ветхого забора с сигаретой, Сергей не мог поверить в то, что наконец оторвался от быта, висевшего на его плечах столько лет. Казалось, чем больше он старался, тем меньше получал, вот уже ни любви, ни заботы не осталось, ни перспектив, ни маленьких безумств. Ольга была то больна, то не в духе, то занята ребёнком. Работа тоже больше не радовала так, как раньше, тёплое местечко в НИИ превратилось в топь, где он прочно увяз. Курсируя от одного к другому, математик совсем забыл, какой огромный мир простирался вокруг.

Полина зажгла свечки в фольговых гильзах и расставила их по окнам. Сергей не слышал разговоров, но видел, как Палий смущённо замер в дверном проёме – всё-таки пожаловал на глинтвейн! Вот он присел на самый краешек стула, отрезал себе хлеба, подцепил золотистую шпроту и Полина заботливо налила ему густого горячего вина. В жестяную помятую кружку нырнула звёздочка бадьяна.

Сергею вдруг стало больно и он понял, что щёки саднит от улыбки. От простой минутной улыбки его рот совсем отвык.

Глава III

Наверное, у каждого путешествующего человека есть своя собственная традиция, как начинать первое утро на новом месте. Для Сергея таковой была встать без будильника и неспешно позавтракать. За завтраком частенько приходила свежая мысль о направлении поиска, Сергей её спокойно обдумывал, соотносил с разведанным по прибытии – и четко исполнял. Осечек система не давала ни разу, и первый день уже много лет подряд приносил удачу.

Этим утром сквозь сон Сергею показалось, что он никуда не уехал, а остался дома, и за стеной уже ворчит жена, дожидаясь его пробуждения. Но тут неожиданно громко всхрапнул Толик. Bсё встало на свои места. Под спиной обнаружился не матрас, а спальник, настеленный поверх широкой лавки. Он всё-таки вырвался и ночует даже не в машине. Кстати, зря: математик рассудил, что если Толик вдобавок к остальным своим талантам намерен каждое утро издавать такие мерзкие звуки, его неминуемо захочется придушить.

«Нафиг, нафиг. Сегодня же отползу подальше. Или вообще в наглую займу печку».

Сергей приподнялся на локте, потянулся к висящим на спинке стула брюкам – и замер. За пыльными окнами плавал туман. Настолько густой, слоистый и роскошный, что впору было поверить в прыжок во времени. Заснул весной, проснулся в августе. Впрочем, всем августовским туманам, какие он видел в жизни, всё равно было далеко до этого великолепия.

– Чудны дела… – пробормотал Сергей.

Из-за стены, словно отвечая, послышался недовольный возглас. Полина. Видимо, женское ворчание не приснилось.

Вспомнился вчерашний уют за столом: вот Полина нарезает буханку хлеба его, Сергея, ножом. Нож слишком большой для её руки, получается немного криво. Вот Ник подает ей чашку с глинтвейном – маленькую и изящную, найденную в серванте. Словно специально кто-то оставил тут эту раритетную милую вещицу, зная, что приедет красивая девушка и обрадуется, кинется сооружать на столе натюрморт вокруг этой чашки, и ещё одна фотография ляжет в блог.

Сергей не любил лезть в чужие личные дела – тут же окажешься крайним, виноватым, некстати вмешавшимся. Но сейчас ему почему-то остро захотелось, чтобы для Полины этот день начался с радостей и открытий, а не с выяснения отношений. Редко встретишь такую неприхотливую девчонку, которая почти никогда не жалуется на обстановку, лишения или прочих членов команды. Видимо всё это обрушивалось на Ника, но он ведь по своей воле с ней. Толковый же парень, но какой-то скомканный. Даже говорил он мало, тихо, неразборчиво, но вот в нерасторопности его обвинить было нельзя.

В конце концов, эти двое торчали в избе не одни. Он, Сергей, имел полное право отдохнуть от домашних дрязг. Да и Нику стоило бы тактично намекнуть, что излишнее задыхание перед будущей женой – не лучший вариант для дальнейшей жизни.

Проходя сквозь кухню, Сергей осознал ещё одну странность, не меньшую, чем утренняя туманная атака.

Традицией Палия на первое утро было максимально раннее пробуждение и сольный забег с металлкой по местности куда глаза глядят. Он даже не завтракал, не принеся первой находки, хотя бы гвоздя или осколка чугуна. Сколько было с ним поезжено, сколько исхожено – он не делал по-другому никогда.

Сейчас Палий сидел за столом, листал найденный на печке старый, советский ещё журнал. На тарелке перед ним лежал свежий надкушенный бутерброд, рядом стояла кружка с не менее свежими красными потеками на борту – черпанул из кастрюли остатки глинтвейна. Поймав взгляд Сергея, он косо улыбнулся, отсалютовал и снова уткнулся в журнальные страницы.

И было отчетливо видно: всё это Палий делает словно через силу. Ему не хочется есть, не хочется пить, он даже не различает написанное на жёлтой от времени, волнистой бумаге. Что-то с ним произошло с утра пораньше, и разговаривать он явно не настроен ни на эту тему, ни вообще.

А металлка стоит в углу нетронутая, и штаны от палиевской «Горки» висят на том гвозде, куда он с вечера их пристроил. Палий не выходил из дома. Совсем. Затопившее двор молоко льнуло к окнам, инженер в их сторону старался не смотреть.

Сергей решил для приличия завести разговор и применить знания, которые почерпнул из разных видео о том, как себя вести с подавленными или раздражёнными людьми. Их он смотрел, когда уже отчаялся нормально поговорить с Ольгой, но козыри остались в рукавах.

– Это туман. Не слово на букву «Д». Вода в воздухе. Просто вода. Гарантирую.

Палий отреагировал уже живее, но скривился, словно глинтвейн прокис месяц назад.

– Да хоть на букву «Х». Давай про это не будем, ладно? Меня от всякой такой иносказательности аж подблёвывает, честное слово.

– Понял, принял, – отозвался Сергей.

Но сам нахмурил светлые брови и про себя удивился: «Это что сейчас было? Понятное дело, нервничает, но грубить зачем?»

Молодых для сна определили в комнату с кроватью, на которой поверх чуть выцветшего лоскутного одеяла была навалена белоснежная гора настоящих перьевых подушек. Они были чистыми, только пропитались запахом сырости, давно не топленного дома. Кружевные зубцы и рюши подвыпившую Полину привели в такой восторг, что она оккупировала койку с напором дикого гунна и неумолимо на ней уснула. Худощавый Ник послушно окуклился рядом в покрывало, которое насилу вытащил из-под невесты. Теперь они проснулись и оживлённо спорили. Сергею, приватизировавшему у Палия кусок хлеба и ломтик колбасы, было интересно, о чём. Инженер тоже устал слушать, поднял глаза на дверь комнаты и вздохнул:

– Час уже галдят.

– Заходите! – отозвался Ник на вежливый стук математика.

Спальники и прочие вещи валялись на кровати причудливой горой – похоже, в них активно рылись. Полина, уже умывшаяся и накрашенная, но все ещё не одетая для выхода в поле, стояла в середине комнаты, уперев руки в бедра. Правая штанина ее пижамных брюк почему-то была закатана до колена.