Погрешность

Глава 9

Ульяна просыпается в обед. Одна. Переворачивается на спину, потягиваясь в мягкой постели. Громова уже нет. Вышмыгнув из комнаты, девушка проходится по дому, окончательно понимая – он уехал. На диване в гостиной лежат ее вещи, сумка, рюкзак. Порывшись во втором, достает телефон, на экране сообщение: «Я на работе. Буду после восьми. Дом закрыт, чтобы ты никуда не вляпалась. Не ругайся!»

Никольская, постукивая ножкой по полу, прищуривается, осматривает огромную гостиную и, кинув телефон обратно на диван, идет в кухню. Как он вчера называл умный дом? Тина? Кажется, так.

– Тина, завари кофе.

После этих слов на кухонном островке начинает работать кофемашина. Ульяна улыбается и шагает в душ. До выступления еще уйма времени, но ей нужно на прогон. Один минус во всем этом был – закрытая дверь. Впрочем, если дверь закрыта, возможно, удастся вылезти в окно.

Никольская освежилась под прохладной водой, выпила чашку горячего кофе и торопливо подкрасила глаза тушью. Натянув вчерашние, еще немного влажные вещи, прихватила сумку, надела на плечи рюкзак и попыталась открыть окно на первом этаже. Не получилось. Взбесившись, Ульяна побродила по дому, а когда ее осенило, взбежала по лестнице на второй этаж. Вышла на просторный балкон, прямо над бассейном. Осмотревшись, рассмеялась и сбегала за полотенцем. Разделась, сложила все вещи в спортивную сумку и скинула ее с балкона чуть в сторону, так чтобы она не угодила в воду. Сама же прыгнула в холодный бассейн.

Вынырнув, Улька вылезла на газон, мокрая и продрогшая. Погода сегодня была ветреная и без единого лучика солнца. Расстегнув молнию на сумке, вытащила полотенце, хорошенечко им обтеревшись. Натянула белье, джинсы, майку и кардиган. Перелезла через забор к уже ждущему ее такси. Мужчина, сидящий за рулем, никак не отреагировал на свою довольно странную пассажирку, на голове которой было намотано полотенце.

На прогон успела вовремя. Поднимаясь на этаж, стянула с волос полотенце и, затолкав его в сумку, скрылась за дверьми раздевалки. Завязала на голове пучок, переоделась, сталкиваясь с Лизкой.

– Привет. Я тебе утром звонила.

– Я, видимо, спала, – Ульяна сделала глоток минералки и кинула ее в рюкзак.

– Слушай, а что твоя машина у моего дома делает?

– Ах, это… Меня вчера от тебя Громов забрал. Собственно, я сегодня от него на работу приехала.

– Серьезно?

– Более чем. Мы в зал идем?

– Идем. Так, ты должна рассказать мне все поподробнее.

– Конечно расскажу, меня прям распирает.

Девушки двинулись в сторону зала под свои же перешептывания. После генерального прогона, на котором лично присутствовал худрук, их распустили на час свободного времени.

Именно в этот час Никольская и узнала одну занимательную вещь. Они с Самариной забежали в кафе неподалеку. Есть не планировали, так, выпить чай и поболтать, чтобы скоротать время.

Уселись за столик подальше от центра зала и поближе к окнам. Лизка рассказывала о том, как Сева приходил к ней мириться. Улька внимательно ее слушала, а после заметила Максима. Того, который ее жених. Он сидел за столиком с каким-то парнем. Улыбался и о чем-то мило беседовал. Никольская прищурилась, ведь Макс должен был быть сейчас в Европе.

Лизка заметила отстраненность подруги, оборачиваясь в ту сторону, куда смотрела Ульяна.

– Это Макс, что ли?

– Он самый. Интересно, что он тут делает?

Самарина пожала плечами, а молодые люди поднялись из-за стола и направились в сторону туалетов. Улька, быстро перебирая ногами, пошла следом. Завернула за угол и обмерла. Стояла с выпученными глазами. Ее рот то открывался, то закрывался, но слов оттуда не вылетало. Она явно не ожидала увидеть то, на что сейчас смотрела.

Максим держался за руку с незнакомым ей парнем, говорил, на что молодой человек посмеивался и даже невзначай коснулся пятой точки почти бывшего Улькиного жениха.

Никольская накрыла рот ладонью, но писк уже успел сорваться с ее губ. Кажется, у нее была истерика. Нет, у нее были и есть друзья геи, но Макс, он же хотел на ней жениться. То есть он за ее счет хотел прикрыть свою ориентацию перед обществом. Нормально, получается.

– Ульяна?

– Она самая. Объяснишься?

– Ульян, я хотел тебе сказать, просто…

– Просто – что? Ты мне нафиг предложение делал?

– Ты делал ей предложение? – паренек, который пришел сюда с Максом, встрепенулся. – Максим…

– То есть он не в курсе, что ты хотел жениться, а я не в курсе, что ты гей… Нормально, получается.

– Ульян, все сложнее, ты знаешь моего отца, если он…

– Не продолжай, я догадываюсь, что будет.

Несостоявшийся свекор Никольской был военным. Именно таким, как в анекдотах, твердолобым и узкомыслящим. Он бы точно не понял своего сына, да и не поймет никогда.

– Прости меня. Я думал, что смогу, но кажется, что-то пошло не так.

– То есть все это время ты был не в Европе?

Максим отрицательно покачал головой.

– Хорошо. Вообще, я хотела тебе сказать, что свадьбы не будет.

– Ульян, нет, не нужно рубить с плеча, ты не понимаешь…

– У меня есть любимый мужчина, Максим, и я уже давно хотела от тебя уйти. А в свете увиденного это не будет предательством.

Никольская круто развернулась на пятках и пошагала в зал. Макс перехватил ее запястье, не давая уйти.

– Подожди, мне нужна эта свадьба, пойми…

– Понять что? Ты посмотри на него, – кивнула в сторону ошарашенного парня, с которым Макс только что держался за руки, – мне кажется, он в большем ахере, чем я. Что значит понять? Я не собираюсь выходить за тебя замуж.

– Уля, это будет фиктивный брак.

– Да Громов тебе голову отломит за этот брак.

– Громов? Ты и Громов?

Когда-то Никольская имела глупость рассказать Максу про Степу и то, как он с ней поступил.

– А твоя мать в курсе, что ты с ним?

– Не приплетай сюда мою маму.

– А если она узнает?

– А если я расскажу всем, что ты гей?

– Тебе никто не поверит. Ты выйдешь за меня замуж, поняла? Иначе я расскажу все Олесе Георгиевне, и ты можешь забыть о своем Громове. Она не даст вам жизни.

– Посмотрим!

Улька вырвала руки и широким шагом вернулась к Лизке.

– Пошли отсюда. Сейчас такое расскажу, офигеешь. Козел, блин.

Лиза быстренько пошагала за ней следом, с удивлением слушая эту занимательную историю.

– Да уж. И что? Думаешь, он сдаст тебя матери?

– Не знаю. Не очень бы хотелось, – Никольская перетягивает ленты на пуантах, сидя на полу в зале. – Так, через полчаса начало.

– Да, я что-то волнуюсь.

– Не переживай, – Уля улыбается, а когда подруга отворачивается, морщится от пронзающей затылок боли. Прикладывает ладонь к голове, пытаясь успокоиться. Нужно выпить обезболивающее, должно же помочь?

Первый акт проходит хорошо. Можно сказать, спокойно. Никольская солирует, находясь большое количество времени на сцене. В антракте запирается в гримерке, чувствуя недомогание и разрывающую боль в черепной коробке, отчетливо слыша удары своего сердца. Нужно перетерпеть, немного. Ее тошнит, хочется лезть на стены, но она должна перетерпеть. Все скоро закончится, главное – выдержать до конца.

Сухой воздух сдавливает легкие, в какой-то момент она понимает, что сделать полный вдох невероятно сложно. Вновь закидывается таблетками, слышит звонок. Лизка попадется ей навстречу в коридоре.

– С тобой все хорошо? Ты ужасно выглядишь.

– Нормально, – Ульяна выдавливает улыбку, а самой хочется лечь, свернуться клубочком и лежать, лежать.

На сцене вновь музыка, все кружит, кружит, на какие-то доли секунд она перестает понимать, где находится и что вообще происходит. Ульяна улыбается, на горизонте ее партия. После нее она сможет уйти со сцены. Движения получаются немного грязными, она это знает, видит себя со стороны и испытывает чувство омерзения. Сознание ловко играет с ней в игры разума.

Последний амплитудный прыжок с раскрытием ног в шпагате, и какие-то невероятные эмоции, словно сейчас она совершила что-то непостижимое. Аплодисменты зала, улыбка, исчезновение. Ульяна попадает за кулисы в мареве боли. Плотно прижимается спиной к стене, оседая к полу. Ее тошнит, еще немного, и она выплюнет все внутренности. Ее состояние не остается незамеченным, балетмейстер помогает ей подняться, что-то говорит, но она слышит только, как ее кровь шумит в артериях и как сердце гоняет алую жидкость по телу.

Никольская не выходит на поклон, просто не может, адская физическая нагрузка трансформировалась в тотальное бессилие. Ей плохо, очень и очень плохо. Мама, которая была в зале, сидела в первом ряду, ловит ее у центрального входа, бледную и растерянную.

– Ты такая умни… – Олеся Георгиевна замирает, внимательно смотрит на дочь. – С тобой все хорошо?

– Более чем, – Ульяна, еле передвигая ногами, садится в такси, целуя мать в щеку напоследок. – Я сегодня останусь у Лизы, – уточняет вялым голосом.

Как только машина срывается с места, Улька достает из рюкзака телефон. Там больше десяти пропущенных от Громова. Крепче стискивает мобильный и просит таксиста изменить маршрут.

Оказавшись у клиники, где работает Степа, выползает из машины, медленно поднимается по ступенькам, интересуясь на рецепции, свободен ли Степан. Рыжеволосая девушка сообщает, что у него операция, уточняя, что у нему только по предварительной записи. Никольская не реагирует на ее слова и усаживается на синий диван в холле. Ждет. Честно говоря, сама не знает, чего ждет.

Степа появляется не скоро. Между делом подходит к рецепции, что-то спрашивает, ее, кажется, не замечает. Администраторша сама указывает ему на Ульку. Громов хмурится, смотрит на нее пристально, с хорошо скрываемой внутри злобой.

Затащив ее в свой кабинет, усаживает в кресло.

– Где ты была? Как из дома вышла?

– Не ругайся, – она медленно шевелит губами, еле разлепляя глаза, – я вышла через бассейн.

– Что?

– У тебя есть таблеточка? Мне очень плохо.

– Где ты была? – Степан набирает кому-то по внутреннему телефону и, положив трубку, присаживается перед Улькой на корточки. – В театре?

– Я же говорила, что не могу их подвести.

– Дура, – выдает сквозь зубы.

Громов нервничает, ему не нравится, как она выглядит. Бледная, еле живая. Какого черта она вообще поперлась на работу, ведь просил же.

– Иди сюда, – поднимается и тянет к ней руки, пересаживает на диван, – бестолковая, – прижимает к себе, аккуратно касаясь ее головы, прикладывая ладонь к затылку.

– Я хочу домой.

– Ну конечно. Так, сейчас тебя посмотрит врач, а потом я заберу тебя домой.

– Хорошо.

Глава 10

Он не помнил, когда последний раз о ком-то так заботился. И заботился ли вообще?

Они вернулись в дом ближе к вечеру, Ульяна выглядела на порядок лучше, теперь она хотя бы была похожа на живого человека. С ее лица пропала эта смертельная белизна, и щеки слегка озарились румянцем. Как только у нее хватило ума свалить из дома, выпрыгнув в бассейн? Ненормальная.

В гостиной горит свет, Улька сидит на диване с чашкой чая, по шею завернувшись в плед. Она с интересом наблюдает за Степой, он ходит по дому, разговаривает по телефону на сугубо рабочем языке, отдает какие-то распоряжения, иногда заглядывает в раскрытый на баре ноутбук. Когда его глаза сталкиваются с Ульяниными, она понимает, что точно не сможет избежать выволочки, которую он ей устроит. В том, что он это сделает, сомневаться даже не стоит.

Никольская делает очередной глоток теплой жидкости, вздрагивая от хлопка, с которым Степа закрывает компьютер и направляется к ней.

– Я очень больна, и меня ни в коем случае нельзя ругать, – подавляет свою улыбку поджатыми губами.

– Я тихо, – мужчина садится рядом и, забрав из ее рук кружку, ставит ту на пол. Его ладони обхватывают девичью талию, тянут Ульяну на себя, усаживая на колени. – Очень и очень тихо, – разворачивает ее кокон из пледа, прикасаясь пальцами к ключице.

Ульяна подается вперед, льнет к нему всем телом, упирается носиком в мощную шею, чувствуя между ними испепеляющий жар.

– Я не могла не пойти, – касается его щеки, – не могла. Прости меня, – находит мужские губы, едва дотрагиваясь до них своими, – ты меня простишь? – улыбается ему в лицо, заползая своими прохладными ладошками под его футболку.

Громов ухмыляется, проходит потоком прикосновений по ее спине, опускаясь ниже, сжимая ягодицы. Еще пару минут назад он был готов оторвать ей голову за очередные проделки, за фокусы со своим здоровьем, а сейчас смотрит в эти синие глаза и не может подобрать слов, чтобы устроить ей головомойку. У него складывается стойкое впечатление, что она знает его лучше, нежели он сам.

Ульяна гладит его плечи, устанавливает прочный визуальный контакт. Ее чувственные губы озаряет улыбка, делая ее лицо еще милее.

– Прости меня, Степочка, я больше так не буду, – она продолжает шептать, гладить его руки, крепкие мускулы которых перекатываются под ее ладонями от напряжения.

– В следующий раз я пристегну тебя к батарее.

– Договорились. Впредь я буду очень и очень послушной. Спасибо тебе.

– Как твоя голова? – он аккуратно трогает ее волосы.

– Нормально, почти не болит, все-таки у меня был сотряс.

– Легкий. Не делай так больше.

– Хорошо, я тебе обещаю, – невольно ерзает на его коленях, чувствуя каменную эрекцию, смотрит вниз. Ей это нравится, но в то же время пугает. Она ощущает себя странно, потому что вновь ему врет. Она так долго его провоцировала, и теперь он ждет от нее чего-то большего.

Ульяна упирается лбом в Степино плечо, набирает в легкие побольше воздуха. Ей нужно внести ясность. Сейчас.

– Ты знаешь, я хотела тебе сказать, еще вчера… в общем, ты будешь первым, – шепчет довольно быстро, крепче обнимая мужскую шею.

– Я в курсе.

Его спокойный голос возвращает ей уверенность, но вместе с тем подкидывает любопытства.

– Откуда?

– Догадался.

– Я что-то делаю не так? – она отстраняется, бросая серьезный взгляд к его лицу.

– Все так. Иди сюда. Вчера ты хотела обниматься.

– Я и сейчас хочу, – она тянет к нему ладошки, утопая в крепких объятиях. Пропитывается нежностью и ароматом мужского парфюма. От Громова приятно пахнет.

Степан притягивает ее ближе, находит губы, целует. Пожирает ее пухлый рот, растворяется в ней. Она такая податливая, хрупкая, словно была создана только для него. Иногда он уверен, что боится ее. Почему-то рядом с ней ему не хочется быть отстраненным. Хочется просто быть, знать, что она думает, чего хочет. Она по капле вытягивает из него чувства, словно заколдовывает. Ее мягкость и непосредственность подкупают, рушат все созданные до этого границы.

Поцелуй становится глубже, Улькины пальцы проворно задирают на нем футболку, требуют ее снять. Вслед за футболкой на пол летит ее серенькая майка. Небольшая упругая грудь вздымается, а с губ срываются тихие стоны от прикосновений.

Девичьи ресницы подрагивают, пальцы сильнее впиваются в плечи.

– Я хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, – разводит ноги шире, немного привстав.

– Для тебя это будет не очень приятно.

– Знаю. И я подготовилась, чуть-чуть, – вытаскивает презерватив из своих шорт. – У меня растяжка, и я справлюсь.

В ней полно азарта, интереса и страха. Она разрывает фольгу, чувствуя, как дрожат пальцы. Понимает, что Степа это замечает, краснеет, тянется к ширинке, но он обхватывает ее запястья, отводит чуть в сторону. Спускает брюки, лишая ее возможности грохнуться в обморок от волнения и неуверенности. Стягивает с ее стройных ножек розовые шорты, белые трусики, не переставая целовать. Он покрывает мелкими поцелуями ее шею, провоцируя тело пускать все новые и новые порции мурашек.

Ульяна раскатывает презерватив по толстому вздыбленному члену, упираясь коленями в диван. Привстает, ахая от чувства наполненности. Его пальцы погружаются в нее, обводят скользкий клитор, потирают его до ноющих, несдерживаемых ощущений. Ульяна извивается в его руках, чувствует приближающийся взрыв. Прижимается ближе, глотает собственные всхлипы. Ее трясет, теперь уже от удовольствия, от разрывающего тело наслаждения. Она сочится желанием и бешеным нетерпением. Второе играет с ней злую шутку. Никольская не поддается, сопротивляется  Степиному желанию уложить ее на спину. И опередив его, резко опускается, вбирая в себя мужскую плоть до основания.

Громов замирает, кажется, даже не дышит. Только крепче сжимает ее талию под своими ладонями.

Ульяна открывает глаза, по щеке скатывается одинокая слезинка. Она не ожидала, что это будет так. Предполагала дискомфорт, но не настолько. Плюс отчего-то верила в байки о том, что от шпагатов она давно уже перестала быть девочкой.

– Ты как? – Громов стирает слезу с ее щеки поглаживающим движением большого пальца.

– Оказалось больнее, чем я думала, – вздыхает, чувствуя непривычную наполненность внизу, но боится пошевелиться, кажется, стоит только шелохнуться, и боль вернется.

Громов немного расслабляется, гладит ее плечи, грудь, живот, пытаясь успокоить, поддержать. Смотрит в ее синие глаза, сглатывая сухой ком, вставший в горле. Он вообще сегодня не планировал близость. Все вышло внезапно, но кажется, с Ульяной не может быть по-другому. Его не пугал тот факт, что она девственница, нет. Просто сейчас ее инициатива сыграла против нее самой.

Когда Степан начал жить со Светкой, у них была подобная проблема. Талашина длительное время чувствовала дискомфорт, покупала смазки и что только не делала, позже ситуация выровнялась. Мимолетные интрижки всегда проходили по канону, и никто никогда не жаловался. Не сказать, что это было не принято, но что-то ему подсказывало, что там все было так еще и до него.

Пока он размышляет, Никольская успевает приподняться. Закусить нижнюю губу и очень медленно освободиться. Получается все так же обжигающе больно.

– Прости, – шепчет, – наверное, сегодня я не очень готова…

Степа закутывает ее в плед, целует в раскрасневшиеся губы, отдавая умному дому команду выключить свет. Остаток вечера проходит в романтическом единении. Громов не выпускает Ульку из рук, постоянно прикасаясь к ее коже, наслаждаясь девичьим обществом.

На проекторе воспроизводится очередной фильм, но вряд ли кто-то из них сможет внятно ответить, о чем был предыдущий.

***

Следующие три дня, Никольская провела в кровати, жесткий постельный режим и…практически полное отсутствие Громова, который возвращался домой лишь поспать. Его с головой завалили работой.

За эти дни, Улька смогла прийти в себя. Ее больше не беспокоила голова, не тошнило, а саднящая боль между ног, полностью исчезла.

Утром субботы Ульяна открыла глаза наверху, в спальне. Приподнялась на локти, обвела комнату сонным взглядом. На тумбочке у кровати заметила пару лежащих таблеток и стоящий рядом стакан воды. Быстренько проглотила лекарства и спустилась вниз.  Лениво шагая по лестницам, не стесняясь своей наготы и чувствуя запах ароматного кофе.

– Тина, включи музыку для медитации.

Гостиная наполнилась успокаивающей мелодией, а Ульянины босые ступни коснулись паркета. Девушка провернулась вокруг своей оси, устремляясь к кухонному островку. Кофемашина уже закончила свою работу, а входная дверь в дом распахнулась.

– Степочка, – девушка улыбнулась приближающемуся к ней мужчине.

Громов приподнял ее над полом, усаживая на столешницу. Поцеловал.

– Хорошо выглядишь, – обвел взглядом ее голую грудь, несильно сжимая полушарие в ладони.

Ульяна довольно улыбнулась, почти мурлыкнула.

– Ты бегаешь по утрам? – поддела пальцем край его мокрой майки на плече и вытащила из Степиных ушей уже давно выключенные блютусные наушники.

– Конечно нет, – Громов усмехнулся, делая глоток кофе из кружки, которую Ульяна приготовила для себя.

– Это мой кофе, – склонила голову вбок, прищуриваясь от слепящего солнца, лучи которого попадали в окно.

– Уже мой. Я в душ, завтракай, и поедем в ближайший супермаркет.

– Зачем? – провела ладошками по слегка влажным и липким мужским  плечам.

– У нас будут гости.

– Ты познакомишь меня со своими друзьями?

– Да. Собирайся, я быстро, – Степа сделал еще глоток кофе, поцеловал Ульяну в нос и направился в душ.

Никольская допила остатки кофейной роскоши, кинула чашку в мойку и задорно взбежала вверх по лестнице. В сумке, с которой она оказалась у Степки в гостях, почти ничего не было. Только одежда для тренировки. Порывшись в своих скудных закромах, Ульяна довольно нагло забралась в Громовскую гардеробную.

– Костюмы, костюмы, рубашки, пиджаки, джинсы, футболки, – приговаривала, шныряя по вешалкам и полкам. Не разгуляешься, конечно.

После нескольких минут поисков Ульяна прихватила Степину футболку, спустилась в кухню за ножницами и откромсала от найденной вещи довольно большой кусок материала снизу, потому что в своем нормальном состоянии футболка доходила ей почти до колен..

Напялив чудо хендмейда, натянула на стройные ножки свои джинсы, заправляя в них футболку. Волнистые волосы распущенной волной легли на плечи, но она быстро собрала их в довольно неаккуратный пучок, перетянув резинкой в виде пружинки.

– Громов! – заорала на весь дом, высунув нос в коридор. – Я готова.

– Не кричи, я здесь.

Степан вышел из душевой комнаты на втором этаже. К его бедрам плотно прилегало белое полотенце. Улька засмотрелась на мускулистую спину, теряя нить происходящего. В какой-то момент поняла, что стоит здесь с открытым ртом и пялится на Степку.

Когда Степа оделся и вернулся к Ульяне, она уже валялась на диване в гостиной, закинув обутые в кроссовки ноги на спинку. Услышав шаги, встрепенулась.

– Тебя так долго ждать, – потянулась и даже зевнула, с насмешкой заглядывая в Степины глаза.

– Поехали уже.

Они вышли из дома, сели в машину. Никольская пристегнулась и кинула телефон в подстаканник. Степа проделал ту же манипуляцию, выезжая задним ходом из гаража.

– Ты как себя чувствуешь? Как голова?

– Нормально я себя чувствую, ничего со мной не будет, – Улька буднично передернула плечами, отмахиваясь от назойливых вопросов.

Громов чуть сильнее сжал руль. Ему не нравилось, как она относится к своему здоровью, он все еще помнил ее белесое лицо и синие губы. Ее вчерашняя выходка больше чем слегка выбила его из колеи. Честно говоря, он откровенно не понимал, что еще можно ожидать от Ульяны, она была слишком импульсивна и отчасти даже неуправляема. Ему не хотелось на нее давить, как-то ограничивать, но и оставлять ее выходки без должного внимания он тоже не мог. Такие вещи не должны входить в привычку. Вранье никогда не оборачивается ничем хорошим, уж он-то знает. Поэтому начинать отношения с Никольской со вранья и недоверия ему хотелось меньше всего на свете.

– Что нам нужно купить? – Уля вылезла из машины первой, осмотрелась на довольно просторной парковке у супермаркета, дожидаясь Степу.

– Мясо, овощи, угли, виски.

– Джентельменский набор прям.

– Почти.

– А кто твои друзья? – поинтересовалась Уля уже между высоких стеллажей с продуктами. – Вы давно дружите?

– Лет двадцать, может чуть меньше.

– Боже, Степочка, какой ты старый, – рассмеялась Никольская, укладывая в тележку помидоры. – Они тоже врачи?

– Нет. Соль возьми еще.

– Хорошо. Значит, не врачи, интересно, – прижала пальцы к губам. – Ну и?

– Что?

– Кто они? – Улька горела нетерпением и хотела знать все. Честно говоря, для нее стало неожиданностью то, что Степа решит ее познакомить с друзьями. Получается, он ее не стеснялся, от мыслей об этом в груди сразу поселилось что-то слишком теплое и светлое.

– Люди. Приедут, сама спросишь.

– Честно говоря, мне немного боязно.

– Не забивай голову ерундой, никто тебя не съест.

– А вдруг я им не понравлюсь?

– И?

– Ну не знаю… они скажут, что я тебе не пара, ты подумаешь, что они правы…

Громов закатил глаза и толкнул тележку с продуктами вперед.

– К тому же я буду одна девочка.

– За это не переживай, женская компания у тебя будет.

– Кто-то приедет с женой?

– Скорее, она притащит какого-нибудь бодигарда.

– У тебя есть друг-женщина?

– Прозвучало как претензия.

– Ни в коем случае, – Улька поджала губы. – Она красивая?

– Нормальная. Ты решила поревновать?

– Нет. Я просто интересуюсь, так, чтобы разговор поддержать. Ага.

– Я думаю, вы найдете общий язык. Она такая же… своеобразная.

– Это ты так завуалированно меня ненормальной назвал?

Степан рассмеялся, притискивая Ульку к себе. Девушка собиралась взбрыкнуть, но мгновенно переменила настрой. Обняла в ответ, касаясь губами шершавой мужской щеки.

Глава 11

Все было в новинку, так, как никогда раньше.

Скажи ему кто пару месяцев назад, что все может так быстро перемениться, он бы не поверил. Ульяна горела своими чувствами, своей искренностью, она вызывала в нем дикие приступы обожания. Иногда Громов и сам не понимал, как раньше мог жить без этих эмоций? Глупо жил, наверное, неправильно. Все чаще посещали мысли о том, что он зря тогда уехал. Ведь мог что-то предпринять, как-то выкрутить сложившуюся три года назад ситуацию, но он храбро сбежал. Спрятался, а когда вернулся, все, что было «до», настигло его с тройной силой.