Превосходство душегубов. Часть вторая Монстр просыпается

– Да, именно такая ручка, – показал шемякинский «монблан» членам комиссии белобрысый эколог. – Ну-с, господин Шемякин, у вас есть объяснение этому странному совпадению?

– Есть, – прикрыл все-таки глаза Шемякин. – Бросаю ручку где ни попадя… Это все знают. Могли воспользоваться.

– А почерк? – откинулся на стуле губастый.

– Да, почерк! – заорал невыдержанный чиновник по особым поручениям. – Почерком тоже воспользовались?

– Ну, это несерьезно, – развел руками Шемякин. – Хотите, я сейчас же подделаю ваш почерк?

– Нет, не хочу! Вы же видите, господа, он просто издевается! Заварил такую кашу, нанес области миллионные убытки, а теперь…

– Ваши убытки – семечки, – буркнул молчавший до этого времени думский депутат. – «Космоатом» завален факсами энергопользователей, особенно из скандинавских стран… Они беспокоятся, что в связи со статьей будет поднят вопрос о консервации Тверской станции и сходных производств. Вот такие пироги, господа… Представляете скандал? Как мы им объясним? Заставить бы объясняться этого… писателя! Вот люди пошли – никакого патриотизма, честное слово!

– Вы бы помолчали о патриотизме, – со сдержанной яростью сказал Шемякин. – Последние штаны скоро снимете… перед энергопользователями!

– Возмутительно, господа! – завизжал в голос чиновник по особым поручениям. – Надо кончать эту комедию!

– Свободны, господин Шемякин, – сухо перебил чиновника Самоходов. – Потрудитесь изложить на бумаге побудительные мотивы, которые подвигли вас на… э… на эту гнусявку. Полагаю, часа хватит?

– Хватит, – поднялся Шемякин. – Значит, вас интересовал только автор статьи? И вы целый день убили на то, чтобы откопать негодяя и предателя? Знали бы налогоплательщики, куда идут их денежки… А ситуация на станции вас не интересует, Иван Аристархович? Ну, хотя бы из научных побуждений? А вдруг автор статьи прав на сто процентов? Вы же тогда, Иван Аристархович, не отмоетесь… Внуков бы своих пожалели, что ли…

– Не понял! – рявкнул вдогонку губастый эколог. – Про какого автора… Вы что же, Шемякин, продолжаете утверждать, что не писали статью?

– Пока продолжаю, – сказал от двери Шемякин. – Может, сознаюсь. А может, и нет!

У здания дирекции, в небольшом сквере, он присел на сырую скамейку, уперев ноги в тонкую литую изгородь клумбы. Начинался дождь, по небу быстро ползли рваные низкие облака. День убывал, но и в тусклом свете горели доцветающие астры. Первые утренники уже обожгли кончики лепестков, и бордовые жесткие цветы словно убрались траурным крепом.

У подъезда дирекции стояло несколько пустых машин – вероятно, членов комиссии. Хорошие машины – ни одной японской. В сером плимуте бездельно сидело несколько человек. Должно быть, водители от скуки собрались покурить и потрепаться…

Шемякин закурил, и как горький дым глаза, так и душу ел стыд, что унижался и изворачивался на комиссии. Не мальчишка ведь, разбивший стекло в учительской… Уже по тому, какими волками глядели члены комиссии, можно было догадаться, что не с пустыми руками заявились они в Удомлю, уж постарались подготовиться к беседе с господином Шемякиным!

Скорее всего, надо было сразу сказать: да, это я написал статью! И можете поцеловать меня в соответствующее место… Можете выгнать за разглашение ваших вонючих секретов. Но сначала, господа хорошие, давайте определимся: если в статье клевета – отдайте под суд, а если правда – берите за жабры «Космоатом». На то и власть!

Нет, залебезил перед этим мафусаилом… И даже испугался, что уж там теперь скромничать, испугался независимых экспертов. В генах он, в генах, проклятый страх перед конторой, перед погоном… Эксперты!

Ну, все… Шемякин бросил окурок и решительно зашагал к автостоянке. Надо успокоиться, сесть дома основательно и написать хоть задним числом достойно: статью подготовил сам, потому что чувство гражданского долга… И так далее. Надо вывести из-под удара остальных. Обрубить концы, чтобы «экологи» больше не рыли землю копытами, не искали корешки.

С недавнего времени Шемякин снова был на колесах – из Твери вернулась как ни в чем не бывало жена и привезла детей аккурат к началу учебного года. Синяя подержанная «мазда» одиноко торчала на стоянке. К ветровому стеклу прилипло несколько мелких мокрых листьев. Он тронул машину и боковым зрением заметил, что от подъезда дирекции отвалил тот самый серый плимут. Шемякин тут же забыл о нем, потому что услышал непонятные стуки справа – негромкие, как пальцы по столу. Удивительный народ женщины… Только что отрегулированная и вылизанная машина, побывав в женских руках, начинает скрипеть и рассыпаться! Шемякин поневоле оглянулся – не сеются ли на дорогу гайки и болты. И снова увидел «плимут». Особенно не приближаясь, жестко выдерживая дистанцию, он неотвязно шел сзади.

Что-то дрогнуло в душе Шемякина, когда он увидел на пустынной дороге серую хищную тень. И сразу подумал о Марии…

Бросив мазду у своего подъезда, Шемякин поискал взглядом преследователя. Плимут притормозил неподалеку, за аллейкой из тонких, почти голых берез. Даже спрятаться не соизволили. Ну и черт с вами! Куда мне бежать…

Жена услышала щелканье замка и выглянула из гостиной. Телевизор бормотал по-английски. Как раз началась программа Ти-би-эс для России.

– Дети у Князевых, ужин на плите. Ну, нашли писаку?

– Какого еще писаку? – вздохнул Шемякин.

– Ты словно с Луны свалился, – тоном превосходства сказала жена. – Весь поселок говорит, что приехала комиссия во главе с помощником президента. Представляешь? Ищут писаку, который про нашу станцию написал. Помнишь, Князевы нам газету давали?

– Поменьше болтай с подругами, – посоветовал Шемякин. – Иначе вас в аду повесят за языки.

– Князева говорит, если, мол…

Щёлк! Шемякин давно научился мгновенно отключать внимание, когда жена начинала пересказывать последние поселковые новости. Он смотрел на породистое лицо жены, на беззвучно двигающиеся полные губы и лишь кивал головой в особенно патетических, судя по жестам, местах. Наконец раздался вопрос, который Шемякин услышал:

– Так ты будешь есть?

– Нет, мне надо немного поработать…

Взял сигареты и пошел на балкон. Тут он сообразил, что балкон с березовой аллеи не виден. И решительно полез через невысокую загородку на соседний, к Мясоедову. Приятель сидел на кухне, обхватив голову руками. Пепельница, полная окурков, нарушала стерильную пустоту стола. Шемякин нажал на створку окна и взобрался на подоконник.

– Я тут думаю… – начал было, ничуть не удивившись, Мясоедов.

Шемякин приложил палец к губам и покивал на стену.

– Придержи Дарью, – прошептал он. – Выйду на лестницу… Тебя еще не вызывали пред очи Самоходова?

– Сейчас поеду…

– В любом случае тверди, что ничего не знаешь. В этом твое спасение!

Мясоедов хотел что-то спросить, но вздохнул и послушно отправился в комнату. А Шемякин выскользнул через прихожую на лестничную площадку. Квартира Мясоедова находилась в другом подъезде, противоположном шемякинскому. Раз те, в плимуте, хотят полюбоваться его окнами, пусть любуются… Он спустился по лестнице и быстро пошел сумеречными дворами к общежитию Марии.

Завидев Шемякина, вахтерша скорбно поджала губы и еле кивнула: осуждала. Отношения Шемякина с Марией давно не были секретом в поселке и на станции. Потом как-то очень странно улыбнулась, сложив губы в хоботок, и сказала:

– Если вы к Сергановой… Может, вам неинтересно, но у нее гости. Мущщина…

Последнее слово она произнесла на одном шипении, только что не сплюнула. Старая стерва, грустно подумал Шемякин, поднимаясь на второй этаж. На лестнице он неожиданно понял, какие именно гости могли пожаловать к оператору Сергановой на ночь глядя. Они не знают, подумал он. Не могут знать! Просто кто-то сболтнул, что Шемякин, мол, с Сергановой… Тот же Баранкин и сболтнул! Как долго ее допрашивают? Надо вмешаться… В конце концов, по какому праву нас всех допрашивают? Слава Богу, живем в демократическом государстве! По крайней мере, об этом не устают трубить газеты. Надо пойти и вышвырнуть этого «мущщину». Вышвырнуть, чего бы ни стоило.

Однако из-за двери Марии слышался обычный, без нажима или угроз, разговор. Частил мужской тенорок с характерным московским раскатом. Мария что-то оживленно спрашивала. Потом гость коротко засмеялся, и Шемякин явственно услышал, как Мария сказала:

– Ой, у вас чай остыл! Давайте горяченького подолью…

Шемякин стукнул в дверь и вошел в знакомую маленькую комнату с единственным окном и скромной темной мебелью. За столом, под портретом Брюса Ланкастера, короля кантри-джаза, сидел хрупкий, хорошо одетый человек, одних примерно лет с Шемякиным. Мария как раз подливала ему чаю в огромный гостевой бокал с незабудками. Обстановка за столом была самая мирная – парила картошка, румяно светили пластинки шпига, пахло свежим хлебом и укропом. Шемякин лишь теперь почувствовал, что не ел с утра, и поневоле сглотнул слюну.

Мария не походила на угнетенную допросом преступницу – в домашнем халате, с небрежно сколотыми волосами, улыбающаяся.

– Ты очень вовремя! – сказала Мария. – Мы только сели за картошку с грибами. Представляешь – дядя мне прислал банку грибов! Да, познакомьтесь… Это Константин Петрович Зотов, дядин сосед и приятель.

Шемякин назвался и пожал неожиданно крепкую руку Зотова.

– Давай быстрее вилку! – сказал он. – Умираю с голодухи. Целый день с этой чертовой комиссией…

Мария приостановилась перед буфетом и обернулась с тревогой:

– И… что тебе сказали на комиссии?

– Все нормально! – беспечно отмахнулся Шемякин. – Вилку, вилку!

– Слава Богу, – вздохнула Мария. – Вот и Константин Петрович привез хорошие новости. Маме значительно лучше, может быть, обойдемся без операции. Ну, пробуй грибы… Не знаю, как называются.

– Валуи, – уверенно сказал Шемякин, разжевав терпкий хрусткий кусочек. – Солить их – первое дело. Молодец дядя! Жалко, я бросил в машине бутылку кагора. Получил сегодня остатки за август. Может, сбегать? Как, Константин Петрович?

– Спасибо, – сказал Зотов. – Мне через несколько минут надо уезжать. Уже темно, пока до Москвы доберемся…

– Так вы специально… из-за банки грибов? – удивился Шемякин.

– Нет, я редко бываю филантропом до такой степени! – засмеялся Зотов. – Оказался тут рядом, по делу. А семь верст беззаботной собаке – не велик крюк. У нас неподалеку полигон. Я и говорю Сергею Ивановичу: могу, мол, к племяннице заглянуть.

– Полигон? – насторожился Шемякин. – Вы что же – из «Космоатома»?

– Никак нет, – отозвался Зотов, цепляя гриб. – Игрушки мастерим – танки, пушки, ракетные батареи. Они хоть и маленькие, в сто раз меньше обычного вооружения, однако тоже стреляют. Потому и полигон. Долбим болота под Кувшиновым. Слыхали? Речка там еще есть такая – Большая Коша. Интересное название…

Шемякин посмотрел на часы:

– Значит, вы отсюда прямо в Москву?

– Да. Теперь не скоро в ваши края. Не раньше, чем через пару недель.

– Очень хорошо, – задумчиво сказал Шемякин. – Сможете забрать Марию?

– Зачем? – удивилась Мария. – Мне на смену. Забыл, Берт?

– Так надо, – мягко сказал Шемякин. – Собирайся… Вы не против, Константин Петрович?

– Какие разговоры! Машина большая, места хватит.

Мария посерьезнела:

– Это как-то связано с комиссией?

– Да, к сожалению…

– У нас тут, – повернулась Мария к Зотову, – небольшие неприятности. Комиссия приехала из «Космоатома».

– А-а, – протянул Зотов. – Вероятно, из-за статьи? Слышал, где-то в газете от души врезали нашим чернобыльщикам.

– Берт! – Мария прижала ладони к щекам. – Ты недоговариваешь…

– Потом, потом, – успокаивающе сказал Шемякин. – Все нормально, но тебе лучше несколько дней побыть подальше отсюда.

Он порылся в бумажнике, достал отпускной билет, размашисто расписался. И усмехнулся, посмотрев на «монблан».

– Вот… Я еще твой начальник. Поезжай к маме и неделю не высовывай носа из Москвы. Собирайся, и побыстрей!

Мария метнулась к платяному шкафу. Мужчины вышли в коридор.

– Значит, дело пахнет керосином? – тихо спросил Зотов. – Кто командует комиссией?

– Самоходов, – вздохнул Шемякин.

– Слышал, – сказал Зотов. – Известная личность. Знаете, как его дразнят? СПУ! Самоходная пескоструйная установка.

– Да, песку на головы он тут насыплет, можно не сомневаться. Наверное, мне придется уйти с работы.

– Вы как-то связаны с этой публикацией?

– Косвенным образом…

– Выгонят – давайте сразу ко мне, – сказал Зотов и похлопал Шемякина по плечу. – Созвонимся, что-нибудь придумаем. Вот моя визитка.

– Я готова, – выглянула Мария.

– Поезжайте, – сказал Шемякин. – Не беспокойся – приберусь и закрою… Машинка у тебя работает? Посижу, подолблю…

Мария положила руку ему на грудь и попросила:

– Не лезь на рожон… Ладно? И звони!

Он вернулся в комнату и посмотрел в окно, как Мария с Зотовым вышли из подъезда. Тут же к ним черной тушей подплыла большая машина. В мертвенном свете фонаря над подъездом блеснула никелированная окантовка. Кадиллак? С водителем? Шемякин даже из окна высунулся. Дверцы мягко захлопнулись, машина с тихим ревом пропала во мгле. Интересные игрушки делает господин Зотов, подумал Шемякин с тревогой. И еще он подумал, каким же образом по пути в Удомлю Зотов минул станционный кордон… Значит, у него пропуск? Но такие пропуска можно получить лишь в организациях «Космоатома». Ах, черт! Что делать? Да ничего… для ловушки это все слишком сложно. Как бы то ни было – Мария уехала. И это главное.

Он достал глянцевую визитку с золотым обрезом и прочел: «Зотов Константин Петрович. Ведущий инженер». И московский, судя по восьмизначному номеру, телефон…

– Ладно, брат, – пробормотал Шемякин. – Ведущий… А также везущий в настоящий момент инженер. Может, и созвонимся.

Шемякин прибрался на столе, сунул сало и банку с грибами в холодильник, включил машинку. «Я, Шемякин A. H., будучи в здравом уме и твердой памяти, написал статью «Атомная петля на Верхней Волге», потому что так мне продиктовал гражданский долг. При написании статьи пользовался материалами, опубликованными в разное время, а также копиями документов, на которых по истечении срока давности гриф «секретно» считается утратившим силу. Авторство перед парламентской комиссией скрывал по двум существенным причинам. Первая. Я полагал, что комиссия ставит целью проверку ситуации на АЭС, и ее в первую очередь интересует соответствие тезисов статьи и истинного положения дел. К сожалению, я ошибся. Вторая причина сокрытия авторства заключается в том, что я опасался, и, как выясняется, справедливо, мер репрессивного характера со стороны администрации, потому что консервативные и насквозь прогнившие структуры «Космоатома» весьма болезненно реагируют на малейшую критику в свой адрес. Что лишний раз и подтвердило настоящее разбирательство.

Прошу учесть, что ни одну статью действующего законодательства я не нарушил, в том числе и Закон о печати в последней редакции. Это объяснение даю исключительно из уважения к комиссии и ее руководителю академику И. А. Самоходову. Оставляю за собой право, в случае разрыва контракта по инициативе дирекции Тверской АЭС, обратиться в судебное присутствие по трудовым спорам».

Выключил машинку, прихлопнул дверь и пошел, уже не таясь, домой. Перед подъездом на лавочке дышал свежим воздухом Баранкин. Судя по спортивному костюму, он недавно бегал от инфаркта.

– Вы не обижаетесь, Альберт Николаевич? – спросил Баранкин таким тоном, словно они только что встали из-за дружеской трапезы. – Ну, за то, что я сказал на комиссии… Вам ведь уже сообщили. Не обижаетесь?

– Нет, не обижаюсь, – сказал Шемякин, закуривая. – Разве можно обижаться на честного человека. И все же, Баранкин, возлюбленный брат мой, поразмышляй в свободное время над цитатой из классики: «Ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою…». Увы, увы! Кстати, а почему вдруг так официально, Баранкин? Мы ведь давно с тобой на «ты».

Баранкин пожал плечами и промолчал.

– Дистанцию соблюдаешь, – усмехнулся Шемякин. – Молодец!

И запустил красную ракету окурка в сторону серого плимута.

– Где ты бродишь? – удивилась жена. – Сто раз котлеты разогревала… Больше мне делать нечего?

– Не до еды, – вздохнул Шемякин. – Думаю, нам пора паковаться. Насколько тебе известно, после разрыва контракта мы сможем занимать квартиру лишь три дня.

Он вынул из рабочего стола серую пластиковую папку, такую же, что передавал с Марией в Москву, бросил в нее листочек с объяснительной запиской и направился к двери.

– Так это, значит, ты… – задумчиво сказала жена. – Это из-за тебя сюда понаехала куча народу. Поздравляю! А о детях, интересно, ты подумал, когда стряпал свою галиматью?

– Естественно, – сказал Шемякин. – В первую очередь о них и думал. Словом, будем готовиться к отъезду.

– Куда? – устало спросила жена.

– Поедешь в Тверь, к матери, а я – в Москву. Или в Красноярск. В Татарию теперь вряд ли возьмут… Без работы не останусь. Устроюсь – вас заберу.

– А кому я с детьми нужна в Твери? Где я буду получать талоны на продукты?

– Продашь машину, – сказал Шемякин. – У нас вообще-то есть что продать. Хватит на целый год скромной жизни. А за этот год…

– Да! Либо эмир подохнет, либо ишак! Так вот… Никуда я не поеду. Это с тобой разорвут контракт. А мой еще полтора года действителен. И выгонять меня отсюда не за что!

– Видишь, как все хорошо складывается, – сказал Шемякин и поспешно вышел.

Едва тронул мазду, как из-за березок выскользнул серый плимут. Шемякин, пока ехал к дирекции, на плимут даже не оглянулся.

А в директорском кабинете синклит заседал по-прежнему. Только экологи исчезли, посчитав, вероятно, свою задачу выполненной. Члены комиссии держались вольно, сложив пиджаки и галстуки, гоняли кофе со сгущенкой и крекерами. К академику и его команде присоединились директор станции и заместитель по режиму толстяк Григоренко. Когда Шемякин вошел в кабинет, директор демонстративно отвернулся, а Григоренко, напротив, посмотрел с откровенной ненавистью.

– Ага! – пощелкал пальцами Самоходов. – Вот и наш герой. Заставили ждать, голубчик! Еще одну разоблачительную статейку сочиняли?

Шемякин молча вручил академику папку. Самоходов потребовал тишины, дальнозорко отставил папку и громко, с завыванием, как плохой актер, начал читать. А когда закончил, мертвая тишина повисла в кабинете. Лишь поскрипывал стул под тушей Григоренко.

– Н-да… – протянул Самоходов. – Мы ведь сразу догадывались, что статья ваша. Очень уж она похожа на письмецо, которое вы послали академику Валикову. Зачем же давеча комедию ломали? Я – не я, и кобыла не моя…

– Не знаю, кто больше ломал комедию, – поиграл желваками Шемякин. – Мне, например, за свою стыдно… А вам?

Самоходов долго молчал, потирая лысину. Члены комиссии сосредоточенно жевали.

– Жаль, – пробормотал наконец Самоходов. – Жаль, голубчик, что вы – по другую сторону. Я бы с удовольствием предложил вам место у себя. А что? Склонность к глубокому анализу, о чем свидетельствуют выводы статьи, самостоятельность мышления, чем сейчас не каждый ученый может похвастаться… И цепкость! Вы бы далеко пошли, Альберт, кажется, Николаевич. Но в том-то и дело, голубчик, что таких, как вы, надо останавливать пораньше. Пораньше! Ну да ладно… Имеете еще что сказать?

– Имею, – откашлялся Шемякин и пощипал бороду. – Таких, как вы, Иван Аристархович, тоже надо было останавливать пораньше. Лет пятьдесят назад. Уж не обессудьте, комплимент за комплимент.

– Возмутительно! – очнулся чиновник по особым поручениям. – И мы тут сидим, слушаем, как оскорбляют… Какой-то выскочка! И кого? В Христа захотелось поиграть, господин Шемякин?

– Ну, зачем же так, друзья мои! – улыбнулся академик.

– Продолжайте, Альберт, значит, Николаевич.

– Последний вопрос, – вздохнул Шемякин. – Если вы догадывались… Зачем же людей сюда таскали, допрашивали? Они-то в чем виноваты?

– Чисто научное любопытство! – развел руками академик. – Хотели разобраться, как глубоко пошла зараза. А теперь дело, можно сказать, закрыто. Мы тут, господин Шемякин, немножко помозговали, пока вы занимались сочинительством. Н-да. И вот что решили. Станцию придется останавливать. Некоторые ваши наблюдения и… э… претензии, безусловно, справедливы. И потому не станем рисковать. Не станем! Народ нам не простит. Как вы находите такое решение?

Шемякин ошеломленно молчал.

– Да-с, остановим станцию. Проведем самую широкую проверку условий работы – пригласим геофизиков, аналитиков, прогнозистов.

– Именно этого я и добивался, – буркнул Шемякин.

– Считайте, что добились… Но! Поскольку станцию придется законсервировать на неопределенное время, часть персонала подлежит сокращению. У нас за простой не платят. Не платят! Это решение, чтобы вы знали, базируется на законодательстве о труде. В связи с производственной необходимостью… И так далее. В первую очередь, конечно, останутся без дела операторы. Нечем будет, хе-хе, оперировать… Н-да. Но не волнуйтесь. Лично вам это ничем не грозит. Учитывая ваш большой опыт, знания и принципиальность… Мне тут подсказали, что в Бодайбо имеется вакантная должность руководителя группы операторов. Хорошая северная надбавка, квартира предоставляется сразу же. А если согласны месяца три-четыре потерпеть… Естественно, с сохранением среднемесячного жалованья, естественно! В начале года входит в строй Чукотская АТЭЦ. Я лично рекомендую вас заместителем директора станции по эксплуатации. Согласны, Альберт Николаевич, голубчик?

– Благодарю, – коротко поклонился Шемякин. – Значит, можно заказывать контейнеры для вещей? Я согласен на Чукотку. А на Северном полюсе, интересно, мы еще не строим станции?

– Свободны, свободны, – отечески улыбнулся академик. – Тут кто-то насчет Христа выразился… Не беспокойтесь, никто не узнает, что статью писали вы. Даю слово депутата Государственной думы! Мы уважаем вашу скромность и право, хе-хе, на псевдоним. Все присутствующие и все… э… приглашенные строго предупреждены о неразглашении. Отделу режима даны на сей счет определенные полномочия.

– Да уж… – пробормотал Григоренко, задумчиво катая по столу кулачищи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.