В чёрном зеркале. Часть 1

Вячеслав Автор

В чёрном зеркале. Часть 1

«Система не ломает противников. Она делает их идеальным ресурсом»

Галера

Глава 1. Приговор

«…гуманизация пенитенциарной системы через трудотерапию не только снижает рецидив, но и превращает деструктивный элемент в полезный для общества ресурс. Каждый джоуль, выработанный осуждённым, – это шаг к его личному искуплению и к энергетической независимости нации». —Из официального доклада программы «Чистая Энергия»

***

На экране лощёный, пышущий здоровьем Министр Внутренних Дел излучал оптимизм. За его спиной в замедленной съёмке колосились цифровые пшеничные поля под безупречно голубым небом.

– Мы сейчас живём в спокойном, экологически чистом обществе. Экология – прежде всего! Больше нет выбросов от электростанций. Теперь и в нашей стране индекс СО2 стремится к нулю. Но главное, – министр сделал эффектную паузу, – мы решили застарелую проблему преступности.

Переполненные тюрьмы, осуждённые, на которых приходилось тратить бюджет, не получая никакого положительного эффекта… всё это в прошлом. Наша гуманистическая реформа под лозунгом «Дадим каждому шанс искупить вину трудом!» – это путь к идеальному обществу.

Журналистка в студии преданно кивала.

– И ведь общество, те, кто снаружи, в восторге от этой системы. В социальных сетях один и тот же комментарий: «Наконец-то преступники приносят пользу, а не сидят на наши налоги!».

– Именно! – подхватил министр. – Представьте себе «Эргометры». Это не просто тюрьмы, это Энергетические Центры Искупления. Высокотехнологичные гребные тренажёры, подключённые к единой энергосети. У каждого заключённого перед глазами дисплей, показывающий всё, что ему нужно знать.

Экран за спиной министра сменился стильной 3D-анимацией: мускулистый, но безликий аватар ритмично двигался на футуристическом тренажёре.

– Остаток срока: в годах, днях, часах, секундах; всё честно. Текущая мощность в ваттах. Индекс эффективности, потому что недостаточно просто сильно грести. Нужно грести правильно, с идеальной техникой, без лишних движений. Это добавляет элемент мучительного мастерства. И, конечно, дневная квота – минимальный объём энергии, который нужно выработать, чтобы твой срок не увеличился. Плохо гребёшь – сидишь вечно. Всё просто.

– Звучит впечатляюще, – журналистка позволила себе немного усомниться. – Но что будет делать государство, когда все преступники… закончатся?

Министр посмотрел прямо в камеру, и его улыбка стала жёсткой, как сталь.

– Как показала история, преступники были, есть и будут. Человеческую природу не исправить. Но можно использовать её деструктивные элементы во благо общества и всей планеты. Поверьте, – он сделал ещё одну паузу, – преступники не закончатся. Никогда.

На этой фразе судья Лев Сергеевич Пронин выключил телевизор.

– Какая чушь, – пробормотал он, потирая уставшие глаза.

Он сидел в своём кабинете, заваленном папками с делами. Воздух пах старой бумагой и холодным кофе. Лев был судьёй старой закалки. Он верил в закон, в презумпцию невиновности и в то, что наказание должно быть соразмерно преступлению, а не выработанным киловатт-часам. Он ненавидел систему «Эргометров». Он видел в ней не гуманизм, а узаконенное рабство, завёрнутое в блестящую обёртку экологической повестки. Десятки раз он выносил приговоры, отправляя людей на эти «галеры», и каждый раз чувствовал себя соучастником преступления.

Сегодняшнее дело было особенно несправедливым. Молодой программист, взломавший пенсионный фонд. Не для себя – он переводил деньги на счета стариков, чьи пенсии были аннулированы из-за системного сбоя, который корпорация отказалась признавать. Технически – кража в особо крупном размере. По совести – акт Робин Гуда. Но закон был слеп, а система требовала новых «батареек».

Лев не знал, что его телефон прослушивается, а переписка мониторится. Он открыл защищённый мессенджер и написал своему старому другу, журналисту-расследователю: «Стас, я больше не могу. Эта система «Эргометров» – афера. Сроки рассчитываются неверно. У меня есть доказательства. Встретимся завтра, в старом месте. Принесу копии документов».

Он нажал «отправить». Через секунду на его запястье завибрировал браслет.

[Зафиксирована попытка несанкционированной передачи служебной информации. Ваш статус: под следствием. Оставайтесь на месте до прибытия Службы Внутренней Безопасности.]

Суд над ним был показательным и быстрым. Его обвинили в государственной измене и саботаже энергетической программы. Его доводы о сфабрикованных алгоритмах никто не слушал. Его друг Стас «пропал» за день до суда.

Приговор был зачитан холодно и буднично.

– …признать Пронина Льва Сергеевича виновным и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на двадцать пять лет с отбыванием в Энергетическом Центре Искупления №7.

Когда его вели из зала суда, он увидел в толпе того самого министра. Тот смотрел на него с той же стальной улыбкой, с какой смотрел из телевизора. И в его глазах Лев прочёл всё: «Я же говорил. Преступники никогда не закончатся».

Глава 2. Эргометр

«Физический труд облагораживает. Мы не наказываем – мы даём возможность очиститься. Каждый взмах весла – это молитва телом о прощении». —Цитата, выгравированная над входом в Энергетический Центр №7

***

Центр Искупления №7 встретил Льва густым, спёртым воздухом, пропитанным запахом пота, металла и безнадёжности. Это был гигантский зал, тонущий в искусственном полумраке, словно трюм исполинского корабля. И над всем этим пространством доминировал звук – глубокий, монотонный, неотвратимый удар барабана.

БУМ… БУМ… БУМ…

Этот ритм задавал темп всему. Под него двигались сотни, если не тысячи, женщин в серых робах и мужчин с обнажёнными торсами. Назад-вперёд, назад-вперёд. Их движения были синхронны, словно детали одного гигантского механизма.

Под высоким сводчатым потолком тянулись бесконечные, уходящие в туманную даль ряды «Эргометров». Каждый тренажёр светился холодным синим светом, отбрасывая на измождённые лица гребцов мертвенные блики. Их глаза были прикованы к персональным мониторам со светящимися зелёными цифрами, – единственному, что имело здесь значение.

– Какая ирония, – не удержался Лев, пока его вели по центральному проходу под аккомпанемент этого вечного удара. – Рабы на галерах, законно вырабатывающие электричество для господ снаружи. Даже барабанщика не забыли. Ничего не меняется, только обёртка стала технологичнее.

– Молчать, семьсот тридцать четвёртый! – рявкнул охранник – и больно ткнул его электрошокером в спину. Короткий разряд заставил мышцы Льва болезненно сжаться. – Ещё одно философское замечание – и твой срок увеличится на пару тысяч киловатт.

Его подвели к свободному «Эргометру» в самом конце ряда. Номер 734. Теперь это было его имя. Охранник грубо усадил его на жёсткое сиденье и защёлкнул на лодыжках магнитные фиксаторы.

– Инструктаж краткий, – пробурчал он, тыча пальцем в монитор. – Это – твой срок. Это – мощность. Это – эффективность. Вот это – дневная квота. Не выполнишь – срок пойдёт вверх. Ритм задаёт барабан. Отстанешь – система подаст сигнал. Понял?

Лев молча кивнул.

– Пока организм не адаптировался, будешь грести три часа в день. Потом график пойдёт по нарастающей. Вода и питательная паста – по расписанию. Начинай.

Охранник ушёл. Лев остался один на один с машиной и этим всепроникающим ритмом.

БУМ…

Он взялся за холодные, гладкие рукояти.

БУМ…

Он был интеллектуалом, человеком книг и законов. Его тело было неподготовленным, слабым. Первый же взмах, сделанный в такт удару, дался ему с огромным трудом. Второй – с болью. Через десять минут его ладони горели огнём, а мышцы спины и плеч свело судорогой. Барабан не давал передышки, не позволял сбиться, заставляя его слабое тело двигаться в унисон с тысячами других. Он посмотрел на монитор. Выработано 27 ватт, списано со срока: 0,8 секунды. А впереди было ещё почти три часа этого ада.

После первого дня на «галерах» он едва мог двигаться. Каждая мышца его тела гудела от боли, превратившись в один сплошной, ноющий синяк. Но даже когда его отвели в стерильную ячейку-капсулу, он продолжал слышать этот стук. Фантомный, неумолимый стук барабана отдавался у него в висках.

Ночью он не мог заснуть. Лёжа на жёсткой койке и глядя в тёмный потолок, он погрузился в рефлексию под этот воображаемый метроном. Вся его прошлая жизнь казалась ему сном. Кабинет, книги, мантия, уважение коллег – всё это стёрлось, аннулировалось. Теперь он был просто номером. Биологической батарейкой, работающей в такт барабану.

Он думал о своей наивности. Он верил в систему, верил, что сможет разоблачить её изнутри. Но система оказалась умнее. Она не ломала своих противников. Она просто подключала их к общей сети, задавала ритм и выкачивала из них энергию до последней капли.

Он вспомнил лицо министра по телевизору: «Преступники не закончатся. Никогда».

И понял, что речь шла о таких, как он: о тех, кто задаёт вопросы, кто пытается сбиться с ритма. Система не исправляла преступников. Она их создавала. Ей постоянно нужны были новые гребцы.

Лев закрыл глаза, но перед ним стоял не тёмный потолок, а зелёные цифры его монитора, пульсирующие в такт ударам: 24 года, 364 дня, 20 часов, 48 минут, 11 секунд… 10 секунд… 9 секунд…

Это был его личный, персональный ад с обратным отсчётом. И он должен был найти способ выжить. Не ради себя. Ради того, чтобы однажды сломать этот проклятый ритм. Если он, конечно, доживёт.

Глава 3. Ритм

Первые полгода были адом. Каждый удар барабана был пыткой, каждое движение – разрывом мышечных волокон. Лев выживал на чистом упрямстве, ненависти и образе министра, который он вызывал в памяти каждый раз, когда силы были на исходе. Он падал. Он вставал. Он снова грёб.

А потом произошло нечто странное. Тело начало сдаваться. Не в смысле слабости, а в смысле принятия. Оно перестало сопротивляться. Мышцы, привыкшие к многочасовым интеллектуальным марафонам, перестроились под новый, примитивный, но жестокий труд. Кожа на ладонях огрубела, превратившись в защитный панцирь. Его сутулая спина выпрямилась, плечи раздались вширь. Интеллектуал, судья Лев Пронин, умирал. На его месте рождался гребец №734.

Система, как оказалось, была продумана с дьявольской педантичностью, – это была не просто тупая мясорубка. Режим дня, выверенный до секунды. Питание – отвратительная на вкус, но идеально сбалансированная по калориям и микроэлементам паста. Три тренировки в день, а потом – основной «заплыв» под барабан. Был даже один выходной в неделю, когда гребцов загоняли в камеры сенсорной депривации для максимального восстановления мышц. Через полтора года самой эффективной работы можно было даже рассчитывать на двухнедельный «отпуск» – перевод на лёгкую работу в прачечной.

«Тут подошли профессионально, – с чёрным юмором думал Лев, чувствуя, как его бицепсы наливаются силой. – Системе нужны крепкие, выносливые гребцы на годы, а не те, кто двинет кони через месяц. Мы не расходный материал, мы – возобновляемый ресурс».

Он даже вошёл во вкус: первоначальный ужас сменился холодным, почти спортивным азартом. Он больше не боролся с машиной – он учился работать с ней в симбиозе. Он оттачивал каждое движение, устраняя малейшую погрешность, превращая своё тело в идеальный рычаг для преобразования белковой пасты в чистые джоули. Он научился дышать в такт барабану, входить в состояние транса, где не было ничего, кроме ритма и зелёных цифр на мониторе.

И цифры отвечали ему взаимностью. Он смотрел на свой экран и видел, как его Индекс Эффективности медленно, но верно ползёт вверх: 89%… 92%… 95%. А срок… срок уменьшался. По капле. По секунде, вырванной у вечности с каждым идеальным гребком. Но он уменьшался. И это крошечное, но зримое доказательство того, что игра идёт по правилам, стало его наркотиком, его единственной религией.

С таким первобытным, почти животным энтузиазмом он грёб ещё пять лет. Пять лет под монотонный стук барабана. Пять лет, за которые он почти забыл, кем был раньше. Его мир сузился до размеров эргометра, а единственной целью в жизни стало желание увидеть, как цифра «19» в графе «осталось лет» сменится на «18».

Годы слились в единый, монотонный ритм, но в этом ритме была своя, жестокая красота. Лев стал легендой седьмого сектора. Его в шутку называли «Реактор». Он больше не был судьёй Прониным. Он был эталоном эффективности, живым воплощением правил этой тюрьмы.

Его срок таял на глазах, как весенний снег. На мониторе сменялись цифры, каждая из которых была маленькой победой, вырванной у системы с потом и кровью: 15 лет… 12… 10…

Он видел, как год за годом цифра оставшихся лет сокращается, и эта убывающая последовательность стала его главной молитвой.

9 лет… 8… 7…

Он научился не замечать боли и усталости, но он замечал другое. Он видел, как система работает. Видел её кнут и её пряник.

Иногда барабан замолкал. Ряды гребцов замирали, и на главный экран зала выводили лицо заключённого, чей срок на мониторе обнулился. Охранники отстёгивали его от эргометра, вручали чистую одежду и вели к огромным воротам в торце зала. На их лицах было написано измождённое, почти неверящее счастье. Они «отгребли» свой долг. Они возвращались в мир. И каждый раз, когда ворота за очередным счастливчиком закрывались, по рядам гребцов пробегал вздох надежды. Система работала. Нужно просто стараться.

Но он видел и другую сторону: несчастные, отчаявшиеся лица тех, кто не справлялся. Тех, кто срывал ритм, терял эффективность, не выполнял квоту. Их сроки не уменьшались – они замирали, а потом медленно, неумолимо ползли вверх. 20 лет… 21… 23… Это было страшнее любого физического наказания – видеть, как твоя жизнь утекает не вперёд, а назад, в бездну бесконечного заключения.

А ещё он видел мёртвые лица: тех, кто не справился с нагрузкой, чьё сердце не выдержало во время очередной «ударной вахты». Их не оплакивали, а просто отстёгивали безвольное тело от тренажёра и увозили в утилизатор. Через час на их место сажали нового, испуганного новичка. Конвейер не должен был останавливаться.

Лев видел всё это. Он видел надежду и отчаяние, жизнь и смерть. Но он верил. Верил, что он – не такой. Он – сильный. Он – эффективный. Он – победитель в этой жестокой игре.

Оставалось шесть лет. Он уже представлял себе, как выйдет на свободу. Он не знал, кто ждёт его там, да и ждёт ли кто-то вообще. Но он выйдет. Он почти чувствовал на лице дуновение настоящего, не отфильтрованного ветра. Нужно было просто грести. Ещё немного. Ещё чуть-чуть.

Глава 4. Обнуление

Этот день начался так же, как и предыдущие тысячи дней: с удара барабана, с порции безвкусной пасты, с боли в натруженных мышцах. Но в воздухе висело электричество, и дело было не только в энергии, которую они вырабатывали. Весь сектор знал: сегодня Метроном обнуляется.

Лев сел на своё привычное место. На мониторе горели последние цифры его рабства: 0 лет, 0 месяцев, 0 дней, 2 часа, 47 минут, 11 секунд.

Он взялся за рукояти. Сегодня он грёб не так, как всегда. Не с холодным азартом, а с торжественной, почти религиозной сосредоточенностью. Каждый взмах был последним. Каждый удар барабана отсчитывал последние мгновения его старой жизни.

Он не смотрел на цифры. Он чувствовал их спиной.

И вот, барабан замолчал.

Внезапная, оглушительная тишина повисла над залом. Все гребцы замерли, повернув головы в его сторону. На главном экране зала высветилось его лицо – лицо сорокапятилетнего мужчины с телом атлета и глазами старика, а под ним, на его персональном мониторе, замигали зелёные нули.

00 : 00 : 00 : 00 : 00

По залу пронёсся гул. Кто-то захлопал. Кто-то присвистнул.

– Метроном отстрелялся! – крикнул его сосед, старик по прозвищу Хромой. – Он сделал систему!

– Я свободен… – прошептал Лев Хромому; слово показалось ему чужим, давно забытым. – Я свободен! – выкрикнул он, скинув руки вверх.

К нему подошли два охранника. Магнитные фиксаторы на его лодыжках со щелчком разомкнулись. Впервые за тринадцать с половиной лет его ноги были свободны. Он встал, пошатываясь, и чуть не упал – тело привыкло к сидячему положению.

– Иди уже, семь-три-четыре. Твоё время здесь вышло, – беззлобно пробурчал один из охранников.

Лев оглядел зал. Сотни лиц смотрели на него. В одних глазах он видел надежду и восхищение. В других – чёрную зависть. В третьих – тупое безразличие.

– Держитесь! – крикнул он им, и его голос, непривыкший к громкой речи, прозвучал хрипло. – Не сдавайтесь! Система работает! Нужно просто грести. Просто верьте!

Он шёл к огромным воротам в торце зала, и каждый шаг отдавался гулким эхом в его голове. Свобода. Что это? Как там, на воле? Помнит ли меня кто-нибудь? Он думал о солнце, о настоящей еде, о ветре – о простых вещах, которые казались ему теперь величайшей роскошью. Он отгрёб тринадцать с половиной лет, заплатил свой долг и возвращался.

Огромные стальные ворота со скрежетом начали подниматься, впуская внутрь ослепительный, непривычный дневной свет. Лев зажмурился, подставляя лицо этому свету, как божеству.

За воротами его ждал человек в строгом деловом костюме с логотипом Энергетической Корпорации на рукаве. Он улыбался.

– Пронин Лев Сергеевич? – спросил он.

– Да, – ответил Лев, всё ещё щурясь.

– Поздравляю с досрочным искуплением. Ваша эффективность поражает. Вы – лучший из лучших в «ЦИ №7».

Лев кивнул, не зная, что ответить. Он просто хотел уйти отсюда.

– Я могу идти?

– Разумеется, – улыбка человека стала шире. – Прямо в ваш новый рабочий кабинет.

– Мой… что? – переспросил Лев, моргая от яркого света. Слово «кабинет» прозвучало так же чужеродно, как пение птиц на галерах.

– Ваш новый рабочий кабинет, – повторил человек в костюме, не переставая улыбаться. – Такой ценный актив, как вы, нельзя просто так отпускать. Вы продемонстрировали беспрецедентную эффективность и способность к восстановлению. Вы слишком ценны для энергосети.

Человек сделал незаметный жест. Прежде чем Лев успел что-либо понять, два охранника, до этого стоявшие в тени, шагнули вперёд. Он почувствовал резкий, парализующий удар электрошокера в шею, и мир растворился во внезапной, беззвучной темноте.

Он очнулся с металлическим привкусом во рту и ощущением нереальности происходящего. Белая, стерильная комната. Он был привязан к кровати, больше похожей на операционный стол. На стенах не было окон, только мягкий, рассеянный свет, льющийся с потолка.

К нему подошёл человек в белом халате, просто «доктор». Его улыбка была профессионально-доброжелательной, но глаза – холодными, как сталь.

– Очнулись. Прекрасно. Интеграция прошла успешно.

Лев почувствовал тупую боль в груди. Он опустил взгляд и увидел небольшое круглое устройство размером с монету, вживлённое в кожу прямо над грудиной. Оно мерцало мягким синим светом.

– Поздравляю, заключённый семь-три-четыре, – сказал «доктор», что-то настраивая на планшете. – Вы один из тех самых… самых эффективных. Теперь, благодаря этому стимулятору, вы будете ещё выносливее. Система будет мониторить ваше физическое состояние в реальном времени и вводить необходимые препараты для поддержания оптимальной производительности.

«Доктор» наклонился ниже, и его голос перешёл в заговорщицкий шёпот.

– Ах да, и ещё небольшую дозу синтетического опиата, чтобы вы много не думали. Хи-хи.

– Суки… – прохрипел Лев.

Он вспомнил. Всплыло из глубин памяти лицо министра, которое он уже давно не вспоминал. И его слова, сказанные с улыбкой: «Поверьте, преступники не закончатся. Никогда».

В этот момент он почувствовал, как по венам растекается тёплая, вязкая волна. Страх, гнев, отчаяние – всё это начало тускнеть, терять свои острые углы, превращаясь в безразличную, тупую пустоту. Ему стало всё равно.

Его отвязали и повели по новому коридору, ещё более стерильному и белому. Его отвели на новое рабочее место. Это был элитный сектор. Здесь было не больше двадцати «Эргометров». Несколько лиц показались ему знакомыми – это были те самые «счастливчики», которых он видел на главном экране. Те, кто «освободился» до него. Такие же «эффективные» гребцы. Но ему уже было всё равно.

Он сел на своё новое, усовершенствованное место. Взялся за отполированные рукояти. Перед ним был новый монитор. На нём больше не было таймера обратного отсчёта. Никаких лет, месяцев, дней. Только одна, постоянно растущая цифра.

Выработано: 4.71 кВт⋅ч

Лев начал грести.

БУМ…

Удар барабана был громче. Ритм – быстрее. Но он не чувствовал боли. Он не чувствовал усталости. Он не чувствовал ничего.

БУМ…

Он грёб.

БУМ…

Грёб.

БУМ…

И грёб.

А за окнами тюрьмы ярко сияли огни города, которых он никогда не увидит и теперь будет питать их «вечно».

Эйдос или «Контракт на Счастье»

Глава 1

День Никиты заканчивался там же, где и начинался – в холодном свете экрана. Уставший библиотекарь, пахнущий пылью и увядающей бумагой, погружался в цифровой мир, где жизнь, казалось, принадлежала другим. Он бездумно скользил пальцем по стеклу, пролистывая чужое, отфильтрованное счастье: вот Коля из параллельного класса на фоне заката обнимает идеально красивую жену; вот бывшая коллега постит сотый снимок своего смеющегося ребёнка. Никита раздавал свои лайки, как милостыню, – механические жесты одобрения жизни, в которой для него не было места.

Его собственная жизнь замерла между стеллажами. Люди больше не читали бумажных книг; они приходили в библиотеку за тишиной, а не за словами. Лишь изредка ветхие старушки, похожие на ожившие иллюстрации из прошлого, просили его достать с верхней полки потрёпанного Достоевского, словно искали встречи со старым знакомым. Глядя на них, Никита чувствовал, как одиночество, этот тихий, упорный червь, выедает его изнутри.

Свидания по госпрограмме «Социальный Контакт», где партнёры оценивали друг друга по десятибалльной шкале ради повышения рейтинга, были пресными, как диетическая паста. Холодные, выверенные диалоги, фальшивые улыбки и вечный вопрос в глазах напротив: «На сколько баллов я сейчас выгляжу?».

Его тоскливую рефлексию раз за разом прерывала одна и та же реклама. Яркая, агрессивная, она вспыхивала на экране, обещая избавление.

«Национальная лотерея «Мили»! Хватит ждать – стань счастливым сегодня! Твой идеальный партнёр уже создан. Участвуй и выиграй эксклюзивное право на любовь! Предложение ограничено!»

Никита смахивал баннер, но тот возвращался, как назойливая муха, – в новостной ленте, посреди фильма с рейтингом 18+, даже в приложении для медитаций. В конце концов, измученный этой цифровой осадой, он сдался. Не из надежды – из усталости. Он нажал на кнопку участия, чтобы алгоритм наконец оставил его в покое, позволив и дальше тонуть в бессмысленном созерцании чужих жизней.

Прошёл месяц. Однажды вечером, просматривая очередную свадебную фотосессию незнакомой, но приторно-счастливой пары, он почувствовал вибрацию. На экране вспыхнуло уведомление, выполненное в торжественных золотых тонах.

«Поздравляем, участник № 11234! Вы стали эксклюзивным победителем Национальной лотереи! Для вас, как для особого клиента, мы подготовили расширенный пакет услуг «Мили-Премиум». Наш девиз – больше счастья для лучших из вас!»

На следующий день, с пунктуальностью системного обновления, прибыло счастье. Или, по крайней мере, его упаковка. Двое рабочих в безупречных белых комбинезонах с логотипом корпорации «Техномир» внесли в его квартиру огромный, минималистично-белый ящик. На нём элегантным, успокаивающим шрифтом было выведено: «Мили-Премиум: Ваше Счастье. Обращаться с осторожностью».

«Обращаться с осторожностью», – мысленно усмехнулся Никита. – Забавно. Как будто моё счастье – это хрупкая ваза, которую можно разбить. Или взрывчатка. В моём случае, скорее второе. Он провёл пальцем по глянцевой поверхности ящика. Холодный, гладкий, бездушный. Точно как те свидания из приложения. Неужели внутри этого белого гроба действительно может быть что-то живое? Или хотя бы его качественная имитация?

– Подпишите договор. Вот здесь, здесь и здесь, – произнёс один из рабочих, протягивая планшет. Его голос был таким же монотонным, как у голосового помощника. На экране бесконечно прокручивался контракт библейских размеров. – Вы соглашаетесь на обработку персональных данных, мониторинг среды для оптимизации услуг, анализ эмоциональной биометрии… ну, стандартные процедуры.