скачать книгу бесплатно
– Они все такие насмешницы. Может, она смеялась надо мной.
– Стыдно, Чаффи.
Он горестно задумался.
– Все-таки очень странно, что она позволила тебе поцеловать себя.
– Я застал ее врасплох.
– Могла бы дать тебе по физиономии.
– Зачем? Она чутьем угадала, что я обнимаю ее как брат.
– Хм, как брат?
– Исключительно как брат.
– Ну что ж, может быть, – с сомнением вздохнул Чаффи. – Берти, а у тебя есть сестры?
– Нет.
– А если б были, ты бы их целовал?
– Беспрерывно.
– М-м-м… ну, не знаю… Может, ты и не врешь.
– Слово чести Вустера, ему-то ты веришь?
– Не особенно. Помню, на втором курсе в Оксфорде ты сказал мировому судье утром после Гребных гонок, что твое имя Юстас Г. Плимзол и что ты живешь в Далидже на Аллин-роуд.
– Тогда был особый случай, требовалась особая гибкость.
– А-а, ну что ж, конечно… да, ты прав… Так, наверно, и надо было сказать. Но ты даешь клятву, что сейчас между тобой и Полиной совершенно ничего нет?
– Клянусь: ничегошеньки. Мы с ней сейчас со смеху помираем, когда говорим о том кратковременном сумасшествии в Нью-Йорке.
– Смеетесь? Я что-то не слышал.
– Мало ли что не слышал.
– Ну ладно… пожалуй… что ж, там видно будет, а пока я пойду писать ей письмо.
И он ушел, а я сел, задрал ноги на каминную доску и стал приходить в себя. Да, денек выдался не из легких, я основательно подустал. Один только недавний обмен мнениями с Чаффи порядком истрепал нервную систему. Поэтому, когда заглянул Бринкли и пожелал узнать, в котором часу я предполагаю обедать, мысль об одиноком стейке с жареным картофелем здесь, в коттедже, показалась мне малопривлекательной. Мне не сиделось дома, подмывало сбежать.
– Бринкли, я сегодня не буду обедать дома, – сказал я.
Этого преемника Дживса мне прислало лондонское агентство, и будь у меня время съездить туда самому и лично выбрать себе слугу, именно его я никогда бы не выбрал. Если кто не годится в камердинеры, так это он. Унылый, отталкивающий субъект с длинной испитой физиономией в прыщах и с глубоко посаженными мрачными глазками, он с самого начала выказал нежелание поддерживать легкую приятную беседу между хозяином и слугой, к которой я так привык в обществе Дживса. Я с первого дня попытался установить с ним дружеские отношения, но толку никакого. Внешне он был сама почтительность, но в душе только и мечтал о социалистической революции, а Бертрама считал угнетателем и тираном, это было видно невооруженным глазом.
– Да, Бринкли, я сегодня обедаю не дома.
Он ничего не ответил, лишь поглядел на меня таким взглядом, будто примеривался, как будет вешать меня на фонарном столбе.
– У меня был трудный день, хочется ярких огней и вина. И то и другое, насколько мне известно, водится в Бристоле. Заодно можно будет на какое-нибудь веселое представление попасть, как вы думаете? Ведь Бристоль один из самых модных туристических городов.
Он тихо вздохнул. Горько ему было слышать, что я собираюсь на веселое представление, ведь он жаждал увидеть, как я улепетываю что есть сил по Парк-лейн, а меня настигает толпа с окровавленными ножами.
– Поеду туда на автомобиле. А вас отпускаю на весь вечер.
– Благодарю вас, сэр, – простонал он.
Все, я сдаюсь. Мое терпение лопнуло. Пусть хоть круглые сутки замышляет перерезать всю буржуазию, я ничего не имею против, но, черт меня возьми, почему при этом нельзя приветливо и жизнерадостно улыбаться? Я махнул рукой, что он может идти, а сам направился в гараж и вывел машину.
До Бристоля было миль тридцать, я быстро туда доехал и успел очень приятно пообедать перед театром. Давали музыкальную комедию, я ее несколько раз видел в Лондоне, но и сейчас посмотрел с большим удовольствием, так что домой я отправился бодрый и отдохнувший.
Было уже около полуночи, когда я добрался до своей сельской хижины; я чуть не засыпал на ходу и потому, не теряя времени, зажег свечку и стал подниматься наверх. Помню, открывая дверь спальни, я еще подумал: эх, как же сладко я сейчас засну, хотел плюхнуться в постель, но кто-то вдруг поднялся с нее и сел.
Я выронил свечу, и комната погрузилась в потемки. Однако я все же успел кое-что разглядеть, и разглядеть достаточно ясно.
Хотите знать, кто сидел на моей кровати? Полина Стоукер собственной персоной, в моей лиловой пижаме с золотыми полосками.
Глава VII
Берти принимает гостью
Мужчины по-разному относятся к появлению в их спальне барышень после полуночи. Одним это нравится, другим нет. Лично мне не понравилось. Наверное, это старая добрая пуританская закваска древнего рода Вустеров. Я принял суровый вид и посмотрел на нее с осуждением. Эффект, конечно, нулевой, потому что темнота в спальне хоть глаз выколи.
– Это еще что? Ты здесь зачем? Почему?
– Да не волнуйся ты.
– Ах, не волнуйся?
– Так надо.
– Ах, так надо? – повторил я, не пытаясь скрыть сарказма. Мне страшно хотелось уязвить ее.
Попытался нашарить на полу свечку и вдруг испуганно вскрикнул.
– Тихо ты!
– Но на полу труп!
– Никакого трупа нет, я бы заметила.
– Говорю тебе, труп. Я искал свечу и наткнулся на что-то холодное, мокрое и неподвижное.
– А, это мой купальный костюм.
– Что? Твой купальный костюм?
– Ты что же думаешь, я прилетела с яхты самолетом?
– Ты добиралась вплавь?
– Ну да.
– Когда приплыла?
– С полчаса назад.
Со свойственным мне трезвым рационализмом я сразу же перешел к сути.
– Зачем? – спросил я.
Спичка вспыхнула, загорелась свеча и слабо осветила кровать. Я снова увидел свою пижаму и, признаюсь вам, невольно залюбовался – очень нарядная вещь. Полина смуглая шатенка с темными глазами, и лиловый цвет ей к лицу. Я и сказал ей об этом, я всегда рад сказать человеку приятное, тем более если это правда.
– Неплохо смотришься в моей одежке.
– Спасибо.
Она задула спичку и с любопытством посмотрела на меня.
– Знаешь, Берти, с тобой надо что-то делать.
– То есть?
– Поместить тебя в какой-нибудь дом.
– А я и нахожусь в доме, – ответил я сухо и довольно находчиво. – В своем собственном. И хотел бы понять, что в нем делаешь ты?
Она по-женски ушла от ответа:
– Объясни мне, пожалуйста, зачем тебе понадобилось целовать меня на глазах у папы? И не вздумай говорить, что тебя ослепила моя неземная красота. Глупость, беспросветная, непрошибаемая глупость, теперь я понимаю, почему сэр Родерик говорил папе, что тебя надо запереть в психушку. Не понимаю, почему ты до сих пор разгуливаешь на свободе. Наверняка о тебе печется какой-то благодетель.
Мы, Вустеры, за словом в карман не лезем.
– Эпизод, о котором ты упомянула, – холодно отрезал я, – объясняется очень просто. Я принял его за Чаффи.
– Кого принял за Чаффи?
– Твоего папашу.
– Если ты хочешь мне внушить, будто между Мармадьюком и моим родителем есть хоть капля сходства, ты просто не в своем уме, – парировала она совсем уж ледяным тоном. Я заключил, что она не слишком восхищается папашиной внешностью, и, по-моему, она совершенно права. – И вообще я не понимаю, что ты такое говоришь.
Я объяснил:
– Цель состояла в том, чтобы Чаффи увидел тебя в моих объятиях, его благородная душа сразу бы вспыхнула, он понял бы, что должен сделать тебе предложение, и как можно скорее, иначе тебя потеряет.
Она смягчилась.
– Неужели ты сам это придумал?
– Конечно, сам. – Я разозлился. – Почему все считают, будто я сам по себе ни на что не способен, только все Дживс да Дживс.
– Берти, какой же ты добрый!
– Да, мы, Вустеры, славимся своей добротой, мы всегда готовы ее проявить, особенно если счастье друга висит на волоске.
– Теперь я понимаю, почему сказала тебе «да» в Нью-Йорке, – произнесла она задумчиво. – Берти, ты такой невероятно милый и пушистый балбес. Не будь я так безумно влюблена в Мармадьюка, я бы с удовольствием вышла за тебя.
– Нет-нет, не надо, – испугался я. – И не мечтай. То есть я хотел сказать…
– Да не бойся ты, не выйду я за тебя. Я выйду за Мармадьюка. Поэтому я сейчас здесь и нахожусь.
– Ну слава богу. Наконец-то мы вернулись к пункту, который мне чрезвычайно хочется прояснить. Что, черт возьми, все это значит? Ты говоришь, что уплыла с яхты. Свалилась мне на голову, заняла мой коттедж. Почему?
– Как ты не понимаешь, мне надо было где-то спрятаться, пока я не раздобуду одежду. Не идти же в Чаффнел-Холл в купальном костюме.
Я начал понимать ход ее мыслей.
– А, так ты приплыла повидаться с Чаффи?
– Конечно. Отец держал меня на яхте буквально под арестом, а нынче вечером твой слуга Дживс…
Я болезненно поморщился:
– Бывший слуга.
– Бывший так бывший. Так вот, твой бывший слуга Дживс принес мне письмо от Мармадьюка. Ах, если бы ты только знал!
– Что знал?
– Что это было за письмо! Я пролила над ним море слез.
– Сильно написано?
– Нет слов. Столько поэзии.
– Чего-чего?
– Поэзии, говорю.
– Это в письме-то?
– Ну да.
– В письме от Чаффи?
