Криминальная тайна века. Дело Ракстона: хроника расследования одного из самых жестоких преступлений в истории криминалистики

Том Вуд

Криминальная тайна века. Дело Ракстона: хроника расследования одного из самых жестоких преступлений в истории криминалистики

Книга посвящается моему отцу, сержанту эдинбургской полиции Р. Е. Вуду, детективу старой школы, а также памяти сержанта Роберта Слоуна из полиции Дамфрисшира – невоспетому герою, без которого дело об останках в Гарденхолм-Линн не было бы раскрыто, и всем остальным незаслуженно забытым героям.

На лезвии кровь и кровь на полу —

Здесь доктор Бак Ракстон прикончил жену.

Служанка, к несчастью, увидела все,

Поэтому Ракстон убил и ее[1].

Tom Wood

RUXTON: THE FIRST MODERN MURDER

Печатается с разрешения издательства Ringwood Publishing

© Tom Wood 2020

© О. Ю. Семиной, перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Предисловие Вэл Макдермид

Когда Бактияр Хаким приехал в Великобританию в 1925 году, получив медицинское образование в Бомбейском университете, он мечтал стать знаменитым хирургом. Вместо этого он обрел славу иного рода: славу одного из самых жестоких убийц двадцатого века.

Судебный процесс над Баком Ракстоном (такое имя он взял себе, получив лицензию Генерального медицинского совета) стал знаковым для истории британского права. Это дело по праву называют первым современным убийством, потому что оно ознаменовало собой поворотный момент в истории применения научных методов в ходе судебного разбирательства и в деятельности сыскной полиции, а также стало редким примером успешного трансграничного сотрудничества. Обвинительный приговор Ракстону в английском суде был вынесен только благодаря показаниям шотландских судмедэкспертов – экспертов из совершенно другой правовой юрисдикции.

Ракстон, внешне респектабельный врач общей практики с обширной базой пациентов в Ланкастере, однажды воскресным утром в собственном доме жестоко убил свою жену и ее служанку. За следующие несколько дней он расчленил их тела, а затем выбросил их в реку недалеко от расположенного у границы Англии и Шотландии города Моффат.

Сильно разложившиеся останки жертв были случайно обнаружены семьей, вышедшей на прогулку. К этому моменту опознать их было уже совершенно невозможно, что поставило полицию перед серьезным вопросом: кто эти жертвы и откуда они взялись?

Благодаря сообразительности одного из местных полицейских и стараниям группы ученых, преисполненных решимости найти новые методы идентификации и по-новому применить уже имеющиеся знания, Бак Ракстон в конечном итоге заплатил за свои преступления.

Том Вуд, эдинбургский детектив в отставке, на счету которого раскрытие целого ряда серьезных преступлений, получил возможность ознакомиться со всеми материалами этого дела, многие из которых ранее не видел никто, кроме занимавшихся расследованием полицейских. Эти материалы позволяют раскрыть всю подноготную расследования совершенного убийства, включая версии следствия, которые никогда ранее не становились достоянием общественности.

Вуд рассказывает эту захватывающую историю с ясностью и остротой, достойными хорошего триллера. Перед нами, как живые, предстают доктор-индиец и его харизматичная жена на фоне яркой картины их роскошной жизни в Ланкастере. Автор приглашает нас познакомиться с замысловатой мозаикой истории сложнейшего расследования, которое и по сей день представляет огромный интерес с точки зрения криминалистики.

До сих пор история этого захватывающего случая ни разу не была рассказана во всех деталях. Книга Тома Вуда заполняет этот важный пробел в истории британского уголовного розыска – и читать ее чертовски увлекательно.

Вэл Макдермид,июнь 2020 года,Эдинбург

От автора

Когда в конце 60-х я поступил кадетом на службу в городскую полицию Эдинбурга, нам усердно вдалбливали в голову подробности расследования самых известных преступлений в истории Шотландии: это была часть нашей программы обучения и заодно, как я подозреваю, культурно-идеологической обработки.

В старом учебном корпусе на Чемберс-стрит седовласые сержанты, все как один бывшие военнослужащие, снова и снова твердили нам про ключевые элементы самых важных дел, пока мы не выучили их наизусть. Дело Чалмерса, «доктрина Мурова», знаменитые расследования убийств Берка и Хэйра, Питера Мануэля и, конечно, доктора Бака Ракстона.

Уроки были весьма наглядными, наши учителя не жалели кровавых подробностей, и через их рассказ всегда красной нитью проходили две важных идеи. Первая – о том, что если уж мы решили стать офицерами шотландской полиции, то все эти знаменитые дела – наше наследие, и нам остается либо принять его, либо убираться из полиции. Вторая – о том, что мы должны носить свою форму с гордостью, потому что до нас ее носили люди куда более выдающиеся. Все это нам говорили с тайной надеждой на то, что мы – очередная партия никчемных новобранцев – однажды станем достойной сменой полицейским предыдущих поколений. И, конечно, все это мы запомнили крепко-накрепко.

Об убийствах Ракстона я знал с детства. Мне о них рассказывала мать. В 1935 году она была подростком, и этот случай произвел на нее неизгладимое впечатление. Она даже могла напеть пару песенок, которые люди сочинили в честь этого происшествия. Убийства запомнились людям своей кровавостью и жестокостью, но, помимо этого, – тем, что их раскрытие стало триумфом криминалистики. Поэтому, когда много лет спустя в мои руки попала папка с архивными документами по делу Ракстона, я не мог не заинтересоваться.

Бумаги мне передали родственники одного из легендарных эдинбургских детективов – лейтенанта Джона Шида, умершего незадолго до этого. В папке были оригиналы полицейских рапортов, протоколы допросов, расшифровки телефонограмм, старые пожелтевшие фотографии, выцветшие страницы писчей бумаги, на которых официальным, старомодным, но хорошо знакомым мне языком рассказывалась история этого знаменитого преступления – куда более запутанная, чем широко известная публике версия, а в чем-то и заметно отличная от нее.

Это была впечатляющая история о новых злодеях и забытых героях, которая заслуживала того, чтобы стать достоянием общественности.

Введение

Старая дорога из Эдинбурга в Моффат проходит на юг через пограничные земли Шотландии, огибая долину под названием «Дьявольская мясная бочка», а затем спускаясь через Моффатдейл к городу Моффат. Менее чем в двух милях к северу от города, неподалеку от церкви Святого Патрика, дорога сворачивает на узкий мост через реку Линн – небольшую речушку, во время паводка несущую дождевые стоки с окрестных холмов в реку Аннан и дальше, в море.

Место, где дорога проходит через мост, называется Гарденхолм-Линн, и поскольку оно находится на крутом повороте дороги, большинство водителей не обращают внимания ни на мост, ни на речку и уж тем более не отдают себе отчета в том, что это место связано с одним из самых шокирующих убийств в криминальной истории Великобритании.

Древняя история пограничных земель между Шотландией и Англией насквозь пропитана кровью. На протяжении веков жители враждующих между собой стран совершали набеги и убивали друг друга, а граница между королевствами то и дело перемещалась – с каждой новой победой или поражением. Расположенная здесь долина, скрытая от глаз за холмами, получила название «Дьявольская мясная бочка» как раз потому, что в ней прятали угнанный во время таких набегов крупный рогатый скот.

Для жителей пограничных земель история, полная кровавых эпизодов, – нечто совершенно привычное, неотъемлемая часть наследия их предков. И все же никто из них не мог предвидеть, что такое уединенное и ничем не примечательное место, как Гарденхолм-Линн, станет эпицентром одного из самых известных расследований убийств двадцатого века – расследования, для которого были задействованы все известные на тот момент отрасли судебной медицины, которое открыло новые горизонты в области анатомии и энтомологии и завершилось самым продолжительным судебным процессом в истории английского права.

Что еще более важно, это дело заставило в корне пересмотреть подход к расследованию серьезных преступлений, последствия чего мы можем наблюдать по сей день. Впрочем, как это часто бывает с серьезными преступлениями, расследование убийства началось благодаря наблюдательности рядового представителя общественности и лишь после многих перипетий закончилось успешно в связи с исключительной по своей слаженности работе целого ряда выдающихся профессионалов.

Глава 1

Тюрьма Стрэнджуэйс

Манчестер, 11 мая 1936 года

Камера для осужденных в тюрьме Стрэнджуэйс была небольшой по любым меркам, но условия в ней были лучше, чем в старых тюрьмах Викторианской эпохи с их спартанской обстановкой. Расположенная в конце крыла «Б», в центральной части тюрьмы, она фактически состояла из двух комнат: помещения для сна заключенного и небольшого помещения, в котором сидели два надзирателя и где все трое принимали пищу в течение нескольких дней, предшествовавших казни. Это была специально построенная в середине XIX века тюрьма, одна из немногих в стране, где имелись постоянная виселица и отдельное помещение для казни. Последним пользовались достаточно часто: казнь через повешение была обычным явлением. Надзирателей выбирали из числа самых опытных сотрудников, особое внимание уделялось их навыкам коммуникабельности. Их задачей было сделать все, чтобы подопечный не умер своей смертью раньше казни; судить его в их обязанности не входило – это уже сделали судья Синглтон и присяжные, и апелляцию отклонил сам лорд-главный судья.

У заключенного Бака Ракстона была уйма свободного времени, и единственное, что ему оставалось делать, – это размышлять о том, как же он мог дойти до такого и как вышло, что за последние девять месяцев его жизнь изменилась столь чудовищным образом.

Рано утром следующего дня его разбудят, предложат самому выбрать еду, дадут возможность побриться и переодеться в чистую одежду, а затем, ближе к восьми часам утра, в его камеру войдет группа надзирателей во главе с начальником тюрьмы и тюремным священником; ему без особых церемоний свяжут руки за спиной и быстро проведут через смежную дверь в помещение для казни. Там его предадут в руки самого «Ангела Смерти», знаменитого палача Томаса Пьерпойнта.

Пьерпойнт превратил казнь через повешение в науку. Это был семейный бизнес, а он был перфекционистом и точно рассчитывал падение, необходимое для того, чтобы разъединить второй и третий позвонки позвоночника, тем самым вызвав мгновенную смерть. Неудачные казни его предшественников-палачей с мучительной смертью от удушения или полным отделением головы от тела из-за неправильно рассчитанной высоты падения были не для него – скорость и точность были предметом гордости всей династии Пьерпойнтов. Он рассчитывал каждую казнь до последней секунды и этим приобрел широкую известность. Позже его даже пригласят участвовать в казнях многочисленных нацистских военных преступников в Нюрнберге. А в этот холодный день в Манчестере ему предстояло помочь пересечь порог вечности еще одному знаменитому заключенному.

Ракстон знал, что его палач уже в тюрьме; он подслушал, как охранники шепотом переговаривались об этом. Ему показалось даже, что он мельком увидел у двери своей камеры человека, который словно оценивал его взглядом. Имея опыт службы в индийской армии, Ракстон мог примерно представить, что высота падения составит примерно 7 футов[2]; может быть, 7 футов 6 дюймов[3]. А может, и не так много – ведь Ракстон был уже не тот, как когда-то: он сильно исхудал и изменился за те полгода, что провел в тюрьме.

Его прежде гладкие и блестящие черные волосы, предмет его гордости, за это время поседели; в висевшем в камере маленьком зеркале из отполированного металла отражалось изможденное лицо мужчины намного старше его тридцати шести лет. Некогда холеный, безукоризненно одетый доктор, теперь он был тенью самого себя прежнего; тюремная одежда на нем висела, как на вешалке.

Доктор Бак Ракстон

Как бы странно это ни было для обитателя камеры смертников, здесь он по-прежнему крепко спал, словно радуясь возможности на время сбежать от тюремной жизни. Сон приносил ему утешение, потому что только во сне он возвращался к лучшим временам. В жестокой реальности бодрствования он знал, что все видят в нем только монстра, врача-убийцу.

В ожидании апелляции в Пентонвилльской тюрьме его поместили в камеру, которую когда-то занимал доктор Криппен, и охранники радостно сообщили ему, что в ней обитает призрак доктора-изувера. Это сравнение его потрясло, ведь Криппен был шарлатаном, который совершил преднамеренное убийство, а он сам не собирался никого убивать. И все же и в постели Криппена он спал так же крепко, как и всегда; его сон не тревожили ни ужасные события, которые остались в прошлом, ни мрачное будущее, которое ждало его впереди.

Он до последнего момента не мог смириться с таким поворотом судьбы. Его страстная жена Белла, которую он так любил и которая так выводила его из себя, мертва; трое их маленьких детей остались сиротами. Ракстон трудился не покладая рук, чтобы быть принятым в английском обществе и стать своим для местных жителей – и ему бы это удалось, если бы не трагедия, которая случилась в сентябре прошлого года.

Теперь, когда последние несколько часов его жизни утекали, как песок сквозь пальцы, он мог сделать только одно, но это было кое-что очень важное. Он мог собраться с духом и встретить свой конец с мужеством и достоинством, подобающими английскому джентльмену, которым он всегда стремился быть.

Глава 2

Страсти капитана Хакима

Начало биографии Ракстона было очень многообещающим. Он родился в Бомбее в 1899 году и при рождении получил имя Бактияр Рустомджи Ратанджи Хаким, сокращенно – Бак Хаким. Его отец был индусом-парсом, чьи предки бежали от преследований из Персии много столетий назад, а мать – француженкой. Свою смуглую кожу и привлекательную внешность он унаследовал от отца, честолюбие и вспыльчивый характер – от матери. Благодаря парсийскому происхождению для него всегда были на первом месте дисциплина и чистота, столь важные для профессионального кредо врача. Он был просто создан для медицины: получил диплом бакалавра хирургии в Бомбейском университете, а потом прошел обязательную военную службу в качестве врача в индийской армии. Когда закончилась Первая мировая война, он, молодой капитан, вернулся на родину своего отца, получив назначение в Багдад, а затем в Басру, где его свободное владение фарси, местным диалектом, было огромным преимуществом.

Послевоенная Персия как нельзя лучше подходила для молодого врача, жаждущего применить свои профессиональные знания на практике, а служба в армии позволила ему отточить навыки хирурга. В условиях отсутствия анестезии скорость и точность имели особую важность. Резать смело и точно – вот девиз хорошего хирурга, а капитан Хаким был очень хорошим хирургом.

Время, проведенное на родине предков, убедило его в двух вещах: ему нужно заниматься хирургией и найти возможность проявить себя. Это, в свою очередь, означало, что нужно переезжать в Европу. У него была степень бакалавра хирургии, ему еще не исполнилось и тридцати лет, и, отправляясь в Англию, он мечтал достичь двух целей: стать знаменитым и внести свой вклад в развитие медицины.

Хотя он всегда знал, что красив, в Бомбее его смуглая внешность не была чем-то необычным, зато в Лондоне Хаким с удовлетворением замечал тайком брошенные на него взгляды красиво одетых англичанок, которые толпились на улицах, казалось бы, без сопровождающих – это было совсем непохоже на его родину, где женщины всегда целомудренно прикрывали лицо покрывалом, были скромны и подобострастны. Его воспитание было традиционным и консервативным. Никакие отвлекающие факторы не должны были помешать ему достичь того, чего для него хотела его семья. В общине парсов существовал культ успеха: от детей ожидали, что они полностью посвятят себя карьере, а удовольствия жизни будут для них второстепенными.

Теперь, оказавшись среди ярких огней Лондона в разгар «ревущих двадцатых», Хаким понял, что он имеет полное право на все эти удовольствия. Благодаря своей внешности он выделялся из толпы, а звание капитана придавало его образу романтический ореол: прошло всего десять лет после окончания Первой мировой войны, и воинское звание все еще что-то да значило.

Преисполненный решимости использовать свои возможности по максимуму, он изучил последние новинки лондонской моды и решил, что, каких бы это ни потребовало затрат, он всегда будет одеваться по последнему слову моды – так, чтобы выглядеть не безвкусным, а до мозга костей английским джентльменом. Если он хотел пробиться в высшую лигу британской медицины, ему нужны были все преимущества, которые можно было приобрести. Он был хорошим врачом и хорошим хирургом, он был уверен в этом, но как цветной человек также знал, что все равно столкнется с предрассудками, каким бы талантливым ни был. В Индии он был членом привилегированной социальной группы: парсы считались хорошо образованными и утонченными людьми. В Англии он был просто еще одним цветным, иностранцем, которого многие считали человеком второго сорта. Ему нужно было вписаться в британское общество, быть принятым им, чтобы реализовать свои амбиции. Ему нужно было сделать себе имя, так что окружавшим его удовольствиям, решил он, придется подождать.

Для врача, желавшего сделать карьеру в области хирургии, выбор был очевиден – Эдинбург. Шотландские медики были известны во всем мире, а шотландские хирурги и вовсе считались лучшими. Стипендия Королевского колледжа хирургов в Шотландии стала бы лучшим подтверждением его квалификации, которое только можно было представить.

Холодные серые улицы Эдинбурга 1920-х годов не шли ни в какое сравнение с яркими огнями Лондона, но для Хакима это было не главное. Он взялся за подготовку к экзаменам на получение стипендии. Практические аспекты общей хирургии давались Хакиму легко – опыт службы в армии помог ему отточить навыки, – а вот с теорией все обстояло иначе. По-английски он по-прежнему говорил недостаточно бегло, да к тому же, как он ни старался, ему не удавалось контролировать свою легковозбудимую натуру. Если он расстраивался или беспокоился, то сразу начинал говорить с ошибками и к тому же слишком высоким голосом. Он вновь и вновь пытался взять себя в руки, но безуспешно. Хаким хорошо понимал, что это серьезный недостаток, который ставит его в невыгодное положение по сравнению с уверенными в себе англоговорящими конкурентами.

Экзамены на получение стипендии проводились в строгом соответствии с принципом трех пересдач. Ни одному претенденту, каким бы он ни был одаренным, не разрешалось сдавать экзамен в четвертый раз. Хаким не допускал и мысли о том, что может провалить экзамен, однако именно это и произошло – впервые в его жизни. Проще всего было бы списать это на расовые предрассудки экзаменаторов, но в глубине души он знал, что это неправда – он просто недостаточно хорошо проявил себя в тот день. Во второй раз результат был тот же. У него оставался один шанс, но уверенность покидала его, хотя, как оказалось, к тому времени, когда он потерпел неудачу в третий и последний раз, его жизнь уже начала принимать совершенно иное, неожиданное направление.

В перерывах между бесконечной работой и учебой он нередко проводил время в каком-нибудь из ставших в последнее время многочисленных ресторанов Эдинбурга, но один ресторан привлекал его больше других, потому что управляющей в нем была Белла Керр. Белла не была красавицей по меркам кинематографа. Ее вряд ли можно было назвать даже хорошенькой – у нее был большой нос и выступающие вперед зубы, – однако все, кто встречался с ней, говорили о том, что она особенная. В ней был какой-то особый магнетизм, который Хаким нашел неотразимым. Элегантно одетые женщины, которых он видел в Лондоне, были привлекательны, но слишком надменны. Белла же была совершенно другой, не похожей ни на одну женщину, которую он встречал раньше. Впервые в своей жизни Хаким по уши влюбился, и это чувство было взаимным.

Белла была очарована эффектным, хорошо одетым молодым врачом с безупречными манерами и перспективной профессией – все это сулило тот образ жизни, о котором она всегда мечтала. В своей жизни она уже совершала ошибки, главной из которых был необдуманный брак с голландским моряком, у которого, как выяснилось, в каждом порту было по девушке, а по крайней мере в одном – другая жена. Белле на тот момент было всего девятнадцать, и брак продлился ровно две недели. Для девушки это стало тяжелым потрясением, к которому добавлялось осуждение со стороны ее старших сестер, но она быстро взяла себя в руки. У Беллы была мотивация, неуемная энергия и уверенность в том, что она ничем не хуже любого мужчины. Она была амбициозной деловой женщиной, прекрасно водила машину, что было редкостью для женщины 1920-х годов, и много и достаточно успешно играла на деньги, особенно в очень популярных в то время футбольных клубах. Она намеревалась открыть собственное букмекерское агентство и, учитывая ее неугомонность, непременно добилась бы своего.

Белла Керр и Бак Хаким казались идеальной парой – оба были умными и амбициозными людьми и вдобавок испытывали сильное влечение друг к другу. Неудивительно, что очень скоро они стали страстными любовниками.

Жить в гражданском браке в пресвитерианском Эдинбурге 1920-х годов было невозможно, и поскольку мечте Хакима о выдающейся карьере хирурга сбыться все равно было не суждено, пара переехала в Лондон. Белла быстро оформила развод со своим голландским мужем-двоеженцем, и влюбленные стали выдавать себя за супругов. В довершение к этой метаморфозе Хаким решил сменить фамилию. Он был готов отказаться от звания капитана, только бы сменить свою индийскую фамилию на звучный английский вариант. Он выбрал фамилию Ракстон. Отныне он представлялся всем как доктор Бак Ракстон, а Белла – как миссис Ракстон, хотя официально они так и не поженились.

Глава 3

Сельский доктор

Едва новоиспеченные доктор и миссис Ракстон поселились в Лондоне, Белла забеременела, а это означало, что перед парой встал серьезный выбор. Давняя мечта доктора о карьере хирурга потерпела крах: три неудачи на экзаменах в Эдинбурге означали, что отныне путь к высокой должности врача в Шотландии был для него закрыт. И хотя ему удалось сдать экзамены в Англии, варианты, на которые он имел право претендовать, не имели особого смысла теперь, когда ему нужно было содержать семью. Работа в больнице предполагала низкую зарплату и отсутствие реальных шансов на продвижение по службе. А вот став врачом общей практики, он мог сколотить бизнес, иметь дело с самым широким спектром направлений медицины и в том числе продолжить заниматься хирургией. А главное – в этом случае он мог быть хозяином своей собственной судьбы, а энергия и целеустремленность привели бы его к профессиональному успеху и признанию, которых он так жаждал. Но как и где начать свою практику?

До создания Национальной системы здравоохранения Великобритании общая медицинская практика была территорией частного бизнеса; собственную практику могли открыть как врач-одиночка, так и партнерство. Стать партнером в одном из таких предприятий было сложно и дорого, и даже в этом случае не могло быть никаких гарантий успеха. Врачам приходилось делать все, чтобы привлечь платных пациентов. Молодой доктор Ракстон не мог позволить себе стать партнером; кроме того, он хотел единолично контролировать бизнес. Единственным вариантом было открыть собственную частную практику.

Ланкастер в 1920-х годах был очень традиционным, даже старомодным городом. Главный город графства Ланкашир, он мало изменился с XVIII века. Местные жители были консервативны и чопорны, с примесью северного пуританства. Одним словом, это была большая деревня во всех смыслах слова, да к тому же там уже были две хорошо зарекомендовавшие себя врачебные практики общего профиля. Это был не очень-то подходящий вариант для никому не известного врача, желающего открыть собственную практику, но Ракстон разглядел здесь потенциал: пациентов было больше, чем врачи успевали принимать, устоявшиеся медицинские практики были старомодными, недвижимость дешевой, и он был уверен, что благодаря его профессионализму и присутствию харизматичной Беллы у него все получится, он сумеет быстро зарекомендовать себя и добиться успеха.

Хорошо понимая, какую роль играет внешний лоск, Ракстон взял ссуду и купил солидный таунхаус на Далтон-сквер, 2, прямо в центре старого города. Он знал, что репутация важнее всего, поэтому его дом должен быть так же безупречен, как и его профессиональные навыки. Он лично руководил ремонтом. Оформление дома он распорядился сделать в экзотическом восточном стиле – в интерьере преобладали насыщенные цвета с золотой отделкой. В одном из холлов был сделан потолок темно-синего цвета, украшенный золотыми звездами. Ракстон сам обставил дом мебелью и наполнил антикварными вещами. Это был не просто дом, а манифест: его обстановка не имела ничего общего с чопорным и старомодным декором большинства других богатых домов в Ланкашире.