скачать книгу бесплатно
Эту ночь Вэл провел в жилище Абхи, не желая компрометировать своим присутствием семью, в которой жила незамужняя девушка. У старейшины дочерей не было, а его сыну соседство с чужеземцем потерей репутации не угрожало.
Абхи поначалу недоверчиво воспринял слова чужака о размыве плотины, сдерживающей поднявшиеся в реке воды. Он не поверил, что поселку грозит затопление, но все же согласился пойти посмотреть, как обстоит дело в действительности. Вэл предложил собрать всех, способных на тяжелую физическую работу, и сразу идти укреплять плотину, чтобы не тратить время понапрасну. Абхи его не послушал, а настаивать Вэл не посмел, и они отправились к запруде, прихватив с собой Виту с отрядом, Сапана и Митшу…
Утром, когда солнце только-только осветило горизонт, а община еще спала после напряженных ночных трудов, Сапан пришел разбудить Вэла. Он встал под дверью дома старейшины и дважды негромко позвал: «Пуруша, идти пора». Через несколько минут на улицу вышел заспанный, но не выспавшийся Вэл, повесил рюкзак на спину, взъерошил походя волосы мальчика и неуверенным шагом двинулся вслед за ним. Они молча прошли по длинной улице поселка и скрылись в мангровых зарослях…
Ведун ожидал их, сидя на пороге хижины и очищая скорлупу кокосового ореха ножом с искривленным лезвием. Плотную белую мякоть Маниш складывал в миску, сделанную из такой же скорлупки, а волосатую коричневую паклю – в небольшую плетеную корзинку, стоящую у него между ног. Не говоря ни слова, Вэл рухнул рядом на землю и вытянул налитые свинцом ноги. Тело его болело, голова гудела. Маниш протянул ему вскрытый кокос, и Вэл с жадностью стал пить сладковатое молоко. Второй орех ведун дал Сапану и показал мальчику, что тот может занять гамак.
– Позволь мне немного отлежаться, Маниш, – попросил Вэл изможденным от усталости голосом. – Мне кажется, я никогда в жизни не изматывался так, как в последние дни.
– Не выспался?
– Как-то не получилось, – улыбнулся Вэл.
– Пуруша поднял плотину, – раздался голос Сапана из гамака. – Всю ночь работали. Теперь вода не вырвется, деревню не затопит.
Маниш с удивлением посмотрел на Вэла, но тот закрыл глаза и ничего не ответил. Ведун скрылся в хижине, пробыл там недолго и вышел, предложив Вэлу перебраться внутрь и лечь на его кровать.
– Ты можешь лежать, это не помешает разговору. Можешь даже спать иногда, – с улыбкой проговорил Маниш.
– Спасибо, – отозвался Вэл. – Боюсь, если я сейчас лягу на кровать, сразу и усну. А я не спать к тебе пришел.
– Не спать, – подтвердил ведун, хитровато прищурив глаза. – Но одно другому не помешает. Пойдем.
Вэл с трудом поднялся, чувствуя, как тело ломает, а правая нога нестерпимо болит. Он сморщился от боли, и ведун заметил это. Маниш постоял, думая о чем-то своем, а потом объявил Сапану, что тот может возвращаться в общину, потому что Вела останется сегодня у него.
– Почему ты решил оставить меня? – спросил Вэл, ложась на кровать Маниша.
– Много причин, – проговорил ведун. – Тебе тяжело ходить, и я не хочу заставлять тебя приходить еще раз, а нам есть о чем поговорить… Видишь ли, Вела, – вздохнув, произнес Маниш, – не только я тебе нужен, но и ты мне. Может быть, ты не помнишь наш прошлый разговор, а возможно, ты тогда и не понял, что я тебе сказал о нашей новой встрече.
– Ты сказал, что мы еще встретимся, когда я потеряю путь.
– Именно, – улыбнулся Маниш. – Ты запомнил первую часть слов, потому что они были сказаны о твоем пути. Но ты забыл другие, – ведун затянулся курительной трубкой и замолчал, внимательно глядя на Вэла.
– Какие? Что я забыл?
– Что я не смогу начать свой путь, пока ты не придешь ко мне. Я ждал тебя много лет и уже перестал надеяться, что доживу до нашей встречи. Я должен стать санньяси,
– тихо сказал Маниш. – Но санньяси не может говорить, поэтому я ждал тебя.
Вэл смотрел на Маниша и мысли в его голове приобретали иное направление. Он думал о том, что для ведуна разговор с ним станет последним, а на самого Вэла это наложит обет молчания до конца его дней: он никогда больше не сможет произносить имя Маниша и говорить кому-то еще о том, что был здесь. Последняя встреча ванапрастхи должна стать последней буквально – память о ней следовало уничтожить. Это непременное условие перехода в последний ашрам.
– Знаешь, почему не все ванапрастхи становятся санньяси? – спросил Маниш.
– Не дожидаются того, кто возьмет на себя обет молчания?
– Да. Никто не хочет брать на себя обязательство, в исполнении которого не уверен, как и ответственность за последний ашрам, ведь если принявший обет нарушит его до того, как санньяси умрет, ашрам не будет пройден.
– А во мне, значит, ты уверен? – удивился Вэл, осознав, что Маниш выбрал его себе в помощники еще двадцать лет назад.
– Уверен, – твердо произнес ведун. – Ты же не откажешь старику в возможности очистить душу и больше не возвращаться?
Вэл смотрел на него в упор и ничего не говорил. Маниш тоже молча сверлил его взглядом.
– Я могу ответить завтра? – спросил Вэл. – Мне нужно подумать… и поспать, – добавил он с улыбкой. – Боюсь, я первым замолчу навсегда, если сегодня куда-то снова придется идти.
– Хорошо, – согласился Маниш. – Завтра сам ответишь, я не могу спрашивать еще раз.
– Я понял. Обещаю, что не уйду без ответа, Маниш.
– Спасибо, Вела, – лицо ведуна в этот момент странным образом выражало благодарность, радость, скорбь и надежду. – Ты не умеешь отказывать тому, кто просит о помощи. В этом твоя сила, Вела.
– Разве? Ты думаешь обо мне слишком хорошо, – усмехнулся Вэл. – И в голову не придет никому просить меня о помощи.
– Перестань, Вела, – оборвал его ведун довольно резко. – Не трать время на пустое. Посмотри на меня и услышь меня: завтра я никому ничего уже не скажу. Зачем же ты обсуждаешь со мной неглавное? Тебе надо вспомнить, а для этого придется всю пыль оставить за дверью. Не пыли сомнениями, Вела.
Услышав последние слова Маниша, Вэл вздрогнул. Они кольнули его откуда-то изнутри, на мгновение дав почувствовать что-то знакомое, но забытое…
В эту ночь Вэл спал так, как давно не спал. Лишь солнце скрылось, Маниш улегся на топчан, а Вэл остался лежать на кровати. Его предложение поменяться местами ведун отверг категорически, объявив, что кровати в его жизни больше не существует.
Вэл лежал и думал о том, что теперь в жизни Маниша не существует ничего кроме воздуха, воды в ручьях и реках, земли под ногами и того, что захотят дать ему люди, когда он будет проходить мимо них с миской для подаяния. Если захотят… Если не захотят, он останется голодным, потому что сам санньяси не может ничего просить, добывать себе пропитание иным способом тоже не может. У него больше не будет дома, получить приют под чужой крышей он сможет в исключительных случаях, но даже тогда не останется там больше трех дней. Он отрекается ото всего, чтобы полностью посвятить себя мыслям о боге. Вэл не мог отделаться от чувства жалости к Манишу, старому человеку, добровольно обрекавшему себя на тяжкое существование. Вэл даже подумал, что с его стороны было бы гуманнее убить старика, чем позволить ему умереть от истощения. Мысль показалась ему стоящей, и он заснул, держа ее при себе на всякий случай.
Утром Маниш разбудил Вэла пением гимна. Вэл прислушался к доносящимся с улицы словам:
…Время Дхармы пришло!
Нам ли, отпрыскам Великих Богов,
Риши и Ариев – Васиштхи, Даттатрейи,
Сидеть в невежестве и коварной иллюзии, марам поддавшись?
Вперёд, Дхарма! Прочь с дороги неведение,
Апатия, лень, безверие, тамас и болота желаний обман.
Теперь Время Дхармы пришло!
Ничто не сможет нас заставить свернуть с пути!
Нам ли, воинам духа, могучих аскетов
Потомкам, Созерцателям Вечности, Божественным творцам,
Чудотворцам – дизайнерам будущего,
Кудесникам мира, ткачам реальности новой, не достичь своих целей?
Прочь с дороги неверие, тупость, апатия,
Лень, сонмы мар и желания – клеши!
Время Дхармы пришло! Время Дхармы пришло!
Здесь и сейчас уже Время Дхармы пришло!
Маниш закончил петь и вернулся в хижину, широко улыбаясь.
– Проснулся Вела? – радостно спросил он, подавая ему надколотый кокос. – Выпей. Тебе нужны силы, Вела.
Вэл с наслаждением опустошил сладкое молоко.
– О чем ты пел, Маниш?
– Гимн, рассеивающий неведение, Вела, – ответил ведун с улыбкой. – Хочу тебе помочь вспомнить, кто ты есть. Но и ты должен захотеть этого. Хочешь ли ты вспомнить? – во взгляде Маниша мелькнуло сомнение.
Вэл не ответил. Он посмотрел Манишу в глаза и передал ему мысль, от которой ведун почувствовал пробежавший по спине холодок. Но в следующее мгновение взгляд Вэла стал обычным, а лицо осветила улыбка. Маниш с удивлением и интересом рассматривал Вэла, словно только что понял, кто перед ним.
– Что с тобой, Маниш? – заметив смятение ведуна, спросил Вэл. – Конечно, я хочу вспомнить, за этим я и пришел к тебе. У тебя есть возможность заглянуть в мое прошлое и сказать мне, кто я такой?
– Я не могу этого сказать, – обреченно ответил Маниш. – Никто тебе не скажет, Вела. Только ты сам можешь вспомнить, правда, на это может уйти много времени и не известно, к чему это приведет.
– Что же делать? Я очень рассчитывал на твою помощь, Маниш. Я не понимаю, как жить дальше.
– Я не могу, Вела, правда, не могу. Такие печати мне не сорвать.
– Какие печати? О чем ты, Маниш?
– Не спрашивай, Вела, – попросил ведун. – Я не отвечу. Но я хочу помочь тебе, поэтому скажу, что бы сделал я сам на твоем месте. Иди на Шри Паду,[27 - Священный след (синг.).]
останься там до тех пор, пока не будешь уверен, что получил ответ.
– Как же…
– Ты поймешь, Вела, что ответ дан. Иначе не может быть, – заверил его ведун. – Но не оставайся там дольше семи ночей, иначе назад уже не вернешься. Помни об этом. И еще: ты можешь взять с собой только воду – ни еды, ни спутника, ни слона ты не можешь с собой брать. Ты понял меня?
– Да, – сухо ответил Вэл.
– И идти нужно сразу, чтобы подняться на самый верх не позднее завтрашнего захода солнца. И нельзя никому говорить об этом. Ты сможешь найти путь, Вела? Найдешь ли ты Шри Паду?
– Найду, – спокойно ответил Вэл. – Ты укажешь мне путь, я для этого тоже пришел… До нее двести километров отсюда, – с сомнением в голосе добавил Вэл. – Мне с такой ногой и за месяц не дойти…
– Верно, – улыбнулся ведун и вытащил из-под кровати большую коробку. – Возьми, – протянул он ее Вэлу, – внук подарил, но куда она мне теперь. Летающая платформа, кажется. Не спутник и не слон, – добавил он, лукаво сощурив глаза.
Вэл открыл коробку. Блестящая серебристая поверхность платформы отражала полный заряд.
– Надо же! – восхитился он. – Туда добраться точно хватит. Спасибо, Маниш. Теперь успею до завтрашнего заката.
– Давай раскурим трубку, – предложил ведун. – Хочу в последний раз. И поговорим, Вела…
Вэл наблюдал за тем, как Маниш заполняет трубку курительной смесью, неспеша раскуривает ее, затягивается с наслаждением, потом передает ему. Вэл взял протянутую ему трубку и, дотронувшись до руки Маниша, не сразу убрал свою.
– Спрашивай, – тихим голосом произнес ведун, когда трубка снова оказалась у него.
– Почему твои люди назвали меня двуликим, Маниш?
Ведун прищурился, несколько раз пыхнул и только после этого заговорил снова.
– Это я могу тебе сказать. За твоей спиной лицо смерти, Вела, и оно приближается к тебе с каждым днем. Если ты не успеешь, оно прирастет к твоему живому лицу, и ты умрешь снова и уже навсегда.
Вэла обдало холодом. Он с трудом переваривал услышанное, не решаясь больше ни о чем спрашивать. Но Маниш заговорил сам.
– Ты был мертв, Вела. Я не знаю, почему ты сейчас жив. Так не происходит обычно, но ты здесь, я тебя вижу. Ты потому не чувствуешь себя живым, что лицо смерти не отпускает тебя. И оно до сих пор не забрало тебя полностью только потому, что другая сила, не твоя, держит тебя на земле. Сам ты не борешься, не противостоишь судьбе, нежеланием жить ты облегчаешь смерти победу над собой. Тебе надо вспомнить, Вела, ради чего ты жил и зачем умирал.
– Жил ради власти, а умер, желая стать героем, кажется, – неуверенно произнес Вэл.
– Я вижу другое, – задумчиво произнес ведун. – Ты жил ради людей и умер, спасая их. Ты сгорел, погиб в страшных муках, но спас миллионы жизней. Только это были другие люди и другие жизни. Ты не должен был погибать ради них. Возможно, ты сейчас здесь поэтому.
– Какие другие люди? – Вэл подумал, что ведун заговаривается.
– Еще одни люди, другие, – сказал Маниш неопределенно, закрывая глаза. Он долго сидел, погруженный во что-то, мало имеющее отношение к действительности, изредка позволяя белому дыму подниматься над курительной трубкой.
Вэлу начало казаться, что Маниш уже не очнется, что их разговор окончен. Задумавшись, обо всем ли он успел спросить ведуна, Вэл понял, что ему уже все равно. Маниш объяснил главное: он был мертв и поэтому не может жить, как раньше. И хотя Вэл не помнил своей смерти, жизнь для него утратила былую привлекательность, потому что ее он тоже не помнил. Но теперь он знал путь, указанный Манишем – Шри Пада. Он пойдет туда и получит ответы. Это сейчас самое важное – остальное подождет. Он сидел на пальмовой циновке, скрестив под собой ноги, вдыхал курительную смесь и с ужасом осознавал, ради чего он здесь.
– Теперь я хочу спросить тебя, Вела, – неожиданно очнувшись, заговорил Маниш, пристально глядя Вэлу в глаза. – Что за сила держит тебя на земле и противостоит смерти за твоей спиной? Только благодаря ей ты сейчас среди живых.
– Не знаю, – безразлично ответил Вэл, мысли которого в этот момент были уже далеко.
– Думаю, ты говоришь неправду, Вела, – заметил Маниш.
– Я понятия не имею, как такая сила вообще может существовать. Разве такое бывает?
– Конечно. Материнская любовь, например, может спасти дитя из рук смерти, божественное покровительство… Разве ты не веришь в такие силы, Вела? Разве не знаешь их? – спросил Маниш, заметив скептическое выражение лица Вэла.
– Не очень, если честно, – по губам Вэла скользнула едва заметная улыбка. – Мне сложно верить в то, чего я не могу понять и объяснить.
– Зачем же ты пришел? – голос ведуна прозвучал настороженно.
– Сделать то, что должен, – Вэл встал и протянул руки к плечам ведуна. – Ты готов, Маниш?
5. Дежавю
Чем большим стечением причин возбуждается
какой-либо аффект, тем он сильнее[28 - Спиноза Б. Об усовершенствовании разума. Сочинения. // Этика. – М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, Харьков: Изд-во «Фолио», 1998. – с. 635.]
Б. Спиноза
Седьмого мая в Небесах собирался расширенный совет. Сенаторы и министры вяло стекались в здание сената, переминаясь на ходу, нехотя покидая залитую солнцем улицу. Оказавшись внутри, они негромко переговаривались, обсуждая, надолго ли затянется заседание и как скоро можно будет снова прогуливаться по бульвару.
К десяти часам большой зал сената заполнился, министры и сенаторы заняли кресла и ложи, члены исполкома расположились в самом низу, ближе к подиуму. Недалеко от них, устроившись за столом, приготовился вести протокол заседания секретарь сената Кобальт, одетый в светлый хлопковый костюм по случаю майской жары. Он вывел на большой экран повестку дня с одним вопросом: «Назначение перевыборов высшего статусного лица».
Негромкий шелест слов носился над рядами в ожидании начала совета. Никто инициативу открытия собрания на себя не брал. Видя всеобщее замешательство, сенатор Томра обратился к сенатору Загории:
– Господин Загория, как старший член сената вы можете начать собрание. Думаю, никто возражать не станет.
Загория поднялся в ложе и взмахом руки попросил слова. Гул в зале начал стихать, Кобальт предложил сенатору выйти в центр зала и занять место на подиуме. Загория неспеша покинул ложу и прошел между рядами, всем видом демонстрируя вынужденность своих действий. Когда он оказался перед собравшимися, последние голоса смолкли и тишина заполнила пространство. Загория обвел взглядом зал и, не скрывая своего неудовольствия присутствием представителей из низов, посмотрел с явным пренебрежением и превосходством в сторону исполкома. Поймав на себе взгляд Роберта Мэнси, Загория ответил ему снисходительной улыбкой.
– Приветствую, господа, – низким голосом произнес он, обращаясь исключительно к сенаторским ложам поверх министерских голов. – Поскольку по причине, всем вам хорошо известной, сообщество осталось без высшего статусного лица, мы должны сейчас определиться с датой проведения выборов на этот пост. Разумеется, с уходом Вэла Лоу статус верховного властителя вместе с его исключительными полномочиями упраздняется, и мы возвращаемся к прежней системе управления, – среди собравшихся послышались осторожные недовольные голоса. – Поэтому выборы мы будем проводить на пост главного управляющего. Не вижу смысла затягивать мероприятие – конец лета видится вполне подходящим сроком для их проведения. А до того момента исполнение обязанностей главного управляющего предлагаю возложить на господина Никерова, чья кандидатура кажется мне наиболее соответствующей этой работе.
Зал загудел, члены исполкома повскакивали с мест, на лицах сенаторов отразилось недоумение: Валент Томра не мог прийти в себя от услышанного, он надеялся, что Загория выдвинет его кандидатуру.
– Никеров? Вы серьезно, сенатор? – возмутился министр Филдинг, поднявшись в ряду министерских кресел. – Зачем нам избирать нового исполняющего обязанности, если их исполняет советник Марк Мэнси? Кому, как не ему, лучше других известны насущные проблемы сообщества? Он работал с властителем, он в курсе всех дел, и люди ему доверяют…
