Братва. life

– В другой раз, да по башке! – заорал и Степан Алексеевич. – Твоя бля? Ты рожу то ее хоть разглядел, когда на нее залазил, соловей? Че за шалман ты тут устроил? Негде жахаться? Всех подряд блядей сюда водишь? Мне тут в хате мандавшей еще не !

– Она не блядь!

– Да? Я узнал ее. Это ж «Касатика» дочка. Известная особа теперь по всей округе. А ты ее к нам в дом приволок, сукин ты сын. Как тебе? Не утонул в той дыре? Пшел спать, зараза! – свирепел Степан.

Сашка безнадёжно смотрел на отца, но не соображал смысл сказанного. Увалился спать.

Глава 4. Непутёвая.

Татьяна Касаткина в школе в младших классах была совсем невзрачная девочка. С блеклым бесформенным лицом, с какими-то пупырями на лбу, кривыми молочными зубами. Однажды летом подцепила себе вшей и мать ее постригла наголо. Так она и пришла на первое сентября с бритой головой без косичек и бантов, как другие девочки. Над ней все смеялись и издевались. А она лишь стояла и плакала. Вообще школьные годы Тани не были для нее в радость. Одноклассники ее постоянно шпыняли, обзывали молью и унижали. Уже в старших классах, когда девушки созревают, Татьяна очень даже похорошела фигурой. Вытянулась ее осанка, округлились бедра и грудь. Подтянулась ростом. Не девка, а загляденье. Единственное, что лицо осталось таким же невзрачным. Но девушка стала ярко краситься и одеваться. Тогда то мальчишки и заприметили ее вовсе в другом обличии. Стали замечать и проявлять интерес. Это конечно заключалось немного в другом, не как к другим девушкам. Таню тискали, дергали за длинные косички, прижимали в углах и щупали за причинные места. А там было, что потрогать. «Булки» у нее стали ухватистыми, словно холодец. Могли прилюдно задрать ей юбку, чтобы поглядеть на ее трусы. Или шлёпнуть по попе. Естественно такие движения девушке не очень нравились, но теперь она ощутила, что она пользуется вниманием и вовсе не в негативном ключе. Стала ходить на танцы в Дом культуры, там знакомилась с ребятами постарше. Им то нужно было уже совсем другое от девицы. Поэтому предлагали выпить. Так Татьяна пристрастилась и к вину, попробовала курить уже в девятом классе. Потом даже стала встречаться с парнем из соседнего села. Пропадать вечерами на улице. Она конечно считала, что стала взрослой девушкой и самостоятельной. Но как она ошибалась…

В детстве Таню воспитали очень строго. За малейшие поступки отец ее порол или ставил на горох, лишал обеда. Сурово наказывал. Она была замкнута и ненавидела его. А он лишь пил и загуливал с друзьями или женщинами. Потом отца не стало. Его посадили в тюрьму, когда Тане исполнилось двенадцать. Посадили на долго, там его и убило, где-то на лесопилке. Мать тянула дочь одна, работала в две смены и особо то не обращала внимания на переходный возраст ребёнка. Сама порой была не против выпить от одиночества.

– Ой, доча, да ты ж откуда такая? Что с тобой? – причитала мать, когда Таня заявилась в дом и споткнулась на пороге. Один ботинок полетел вперед, второй мотался на стопе на завязках. Куртка была вся грязная в мокрых разводах.

– Гуляла. – лишь смогла выговорить девушка пьяным языком.

– Опять? Ах ты ж, сукина дочь! Трое суток тебя нету. Несет за версту вином! Сколько можно меня позорить перед людями? Чего ты творишь? Где шляешься, поганка? Совсем докатилась. Дома не ночует! – Стала верещать женщина. – Какую жизнь ты себе ищешь? Хочешь, как твой батя непутёвый сгинуть? Таких, как ты, замуж не берут! Позорище! – Хлёстким ударом мокрой тряпки, шлепнула мать Татьяне по лицу.

Таня схватилась руками за щеки.

Такое бывало часто. Особенно за последний год, Таня очень распустилась. Несколько раз она не приходила домой, либо мать ловила ее пьяной на улице и тащила за шкирку домой. Нервы у женщины сдавали.

Утром Долдош снова продрал глаза. Глянул на ноги. Одна штанина была скинута, вторая одета до половины. Голова гудела. Вышел в горницу. Отец сидел за столом, угрюмо смотрел в никуда и смолил Беломор.

– Бо-бо головушка то? – Процедил Степан. – А меня это не ебет! – Вдруг продолжил он. – Руки в ноги и дела делать, говнюк! Носом, как котенка тыкать не стану. Где насрал, там и приберёшься! И чтоб духу этой твоей шлюпки тут не осталось! А я до сельсовета. Мне надо. – дал указания он.

– Чего ты на меня так злишься, бать? Ну погулял немного, ну девку нашёл. А тебе все не так опять. – Начал говорить Сашка.

– Девку? Которая была вчера с тобой то? Ахахах. Нет уж. Таких нам не надо!

– Чем она тебе не угодила. Ты ведь ее даже толком не видел и не знаешь. – Стал оправдываться сын. – Да и я уже не малой, чтобы у тебя разрешение спрашивать, с кем мне гулять и кого ебсти?

– Хех. Не маленький это да. А ведешь себя, как будто первый раз мандятину понюхал. Ахахах. А может я чаво и не знаю? Может ты, тело́к, и взаправду ни разу в пилотку не нырял и расчувствовался шибко теперь? Тебе какая-то баба дала в первый день, а ты и делаешь из этого событие, кобель. Ахаха . – Кряхтя смеялся Степан.

Долдош лишь растерянно стоял перед ним.

– Я тебе ни хрена объяснять не стану, дуралей! Некогда мне с тобой трепаться. Ушел я.

– А может и первый. А может и расчувствовался. Заеб учить, старый! – Крикнул в след Долдош. Но отец его уже не слушал. – В пизду всё! – плюнул на пол Саня. Потом все же скинул с кровати белье, собрал в кучу одежду и отнес в баню. Все же из головы не выходила та пьяная ночь, то мокрое молодое и нежное тело Таньки. Но не выходило из головы и другое. Почему отец так сильно разозлился и так негативно относится к ней?

– Да он вообще ко всему так подходит. Все ему не так. И Нинка и Танька. Одичал сам уже в конец. – Злился Сашка, рассуждая сам с собой.

Закурил оставшуюся половину папиросы, накинул пиджак и вышел из дома. Рысцой перемахнул овраг и вышел в центре. Засунув руки в карманы, направился к дому Татьяны. Все же нужно было узнать, как она добралась вчера. Не красиво вышло. Вдруг на дороге он встретил Нину Коромину. Она взглянула на Сашку, мило улыбнувшись прошла мимо, не сказав ни слова. Снова в груди что-то обожгло и сердце заколотилось быстрее. То ли от похмелья, то ли от переживаний.

– Нет. Хватит. Так и свихнуться можно. – Подумал он. – Выкинуть ее из головы к черту!

Танька проснулась почти около одиннадцати дня. Матери уже не было дома, она ушла на работу. Сама она ни где не работала и не училась. С поступлением она пролетела в прошлом году. Завалила экзамены. К работе особо душа не лежала. Так и шаталась по дому, а вечерами по улицам. В голове шумело, во рту было ощущение сухости. Глотнула из ковшика воды, потянулась перед окном. Дневной свет четко озарил ее изгибы тела. Как была в короткой прозрачной ночнушке, лямки которой спадали с плеч. Так и вышла на крыльцо босая, подобрав подол между ног, уселась на ступеньку и закурила. Мать давно знала об этом, ворчала конечно, но уже привыкла. Тем более вчера они сильно поругались. Наговорили друг другу гадостей. Точнее гадости про себя выслушала Татьяна. Естественно с пьяну огрызнулась и понесла на мать в ответ.

– Привет. – Вдруг услышала девушка и резко обернулась.

Возле двора стоял Долдош с помятой рожей и ехидно улыбался.

– Ты то чего тут? – Поправила свой подол девушка и прикрыла колени.

– Да вот проведать тебя зашёл. Как ты? Войду?

– Ни чего не помню. Хреново. Выпить есть чего? – Ответила Таня.

– С собой нет. Гро́ши есть, можно взять. – Похлопал по карману пиджака Сашка.

– В гости к девушке и без гостинца. Эх ты… – Уныло протянула та. – Сам то гляжу тоже помятый.

– Ну щас сгоняю.

– Обожди. Вместе пойдём. Не хочу дома торчать. Скоро мать вернется на пересменку. Сейчас соберусь.

Сейчас они уже неуклюже топали по мокрой дороге под руку. Таня снова о чем-то гоготала и смеялась. А Сашка все думал, вот бы снова встретить Нину, чтобы она его увидела с другой бабой. Но не встретили. А встретили отца. Видимо на обратном пути он зашел в закусочную и махнул грамм двести. Он шёл размашистой походкой, хромая на одну ногу. Увидев парочку, поманил пальцем.

– Черт. – Пробубнил Долдош. – Ну его. Пошли обойдем. – Предложил он и поменял направление.

– Попадешься ты мне, урюк сраный. Пизды получишь! – Прикрикнул в след отец.

– Чего он привязался то? – Спросила Танька, семеня за парнем.

– Да достал. Знает чего-то, а не говорит, старый. Может ты мне объяснишь, почему он тебя невзлюбил сразу? – спросил Долдош.

– Не знаю даже. – Кокетливо ответила девушка.

– Я ведь у тебя не первый? А лет тебе меньше, чем мне.

– А ты разве не помнишь? Не почувствовал? Ахаха. – Рассмеялась та. – Мы пить будем, или ты решил меня допытывать?

– Будем, будем. Пошли в пивнуху? Там посидим лучше. Этот уж точно туда не явится.

– Не помнишь? Обидно даже как-то звучит. Значит я тебе совсем не понравилась? – Закатив глаза, спросила девушка.

– Понравилась. Почему ж? Не помню, потому, что пьяный был.

– А в пивнуху не пойду. Мало ли, кто увидит, матери стрепнет.

– Тогда жди. Сейчас возьму два «огняка» и пойдём куда-нибудь посидим. Идет?

– Идет. По крыше воробей.

Долдош все втихаря так и продолжал встречаться с Таней Касаткиной. Уже стояла тёплая погода. Сады зацвели, распускались молодые листики. Травка распустилась. Было у них свое укромное местечко на реке за селом, где ни кто и никогда их не видел. Но видели естественно, как Аськин Сашка бегает к девке на свидания, и шушукались, вели разговоры между собой.

Там на бережку они и проводили вечера. Расстилали старое покрывало, на нем накрывали импровизированный стол в виде бутылки водки или самогона, иногда пару пузырей портвейна или дешёвого вина из сельпо. Выпить уж Татьяна была не прочь всегда. Закуску Саня приносил так же с собой. После выпитого миловались и любили друг друга. Таня уж очень была эмоциональная и громкая девица в сексе. Долдош то и дело прикрывал ей рот ладонью, либо одергивал. До самой ночи потом сидели в обнимку. Сашка играл и пел какие-то песни под гитару. Он сам, еще в армии научился играть на струнах, выучил три аккорда. Так и бацал. А девушке это нравилось. Она прильнув к нему поближе, прикрывая кофточкой свою оголённую грудь, все слушала песни под гитару.

Днем Долдош трудился уже в колхозе. Устроился помощником механика. В мастерских чинил технику и различное оборудование. Обещали перевести водителем на Газик. Ведь с армии у него имелись права. Но пока присматривались.

– Ты с Касаткиной что ли на свидания ходишь? – Как то раз за игрой в карты в обеденный перерыв спросил Сашку товарищ Михан. И усмехнулся. Он тоже работал с ним в одной бригаде.

– Ты то откуда знаешь? – Переспросил тот.

– Хех. Да вся деревня знает. Гудят об этом и пацаны наши. Да и не наши тоже. Бросай ты эту кобылу скорее, пока совсем не опозорился.

– Не понял? Че за дела? – напрягся Долдош.

– Так я с ней в школе крутил лямур. Ну гуляли там вечерами что-то, как оно по молодости то бывает втихаря. А потом бросил ее и хорошо. Точнее так сложились наши отношения, что пришлось развязаться с этой. Уж и не знаю, как ее назвать.

– Так назови. И в рыло словишь! – привстал Сашка и сжал кулаки.

– В прошлом году ее на выпускном в школе отодрали по пьянке. Приехали тогда пацаны с соседнего села на мотоциклах. Как оно всегда бывает, потанцевали с нашими девчонками, выпить с собой привезли. Все тихо мирно повеселились. А после балла разошлись все. И Танька с ними ушла. Она сама дала. Ты ведь не знаешь. Служил тогда. И искали ее потом мамка с учительницей. И нашли у нас на реке голышом и без трусов спящую в обнимку с одним из Пятьмы. Разлеглись на мякенькой травке жопой кверху. Она типа с ним крутила уже. В ней и конный и пеший побывали после этого. Тебя тут не было. А я знаю. А по селу у нас такие слухи быстро разлетаются. Так это не слухи. Касаткина всем даёт и все это знают. Любительница мужских членов твоя баба. Наверное если б можно было бы его от туда не вынимать. – указывая между ног, говорил Михан. – То она бы так с ним там и по улицам ходила. Шельма она драная!

Тут же полетел на землю со скамейки и выплюнул пару зубов с кровью.

– Убью бля! – орал Долдош.

– На хрен ты так делаешь? Кто тебе еще правду то скажет, кроме как не друзья? Ты ее где нашел вообще? Поди на танцах пьяную в Пятьме подцепил? И это тоже знаю. Про нее и там такие разговоры ходят, мама не горюй. – Утирая разбитую губу, сказал товарищ. – Керяет она, за здрасти. Потом и ноги раздвигает тому, кто нальет. Ее там после танцев трахали за бутылку вина. На нее в карты играли и делили, кому она достанется. Мне не веришь – спроси у Чапая. Он видал, как ее в баньку водили. Да многие видели. Блядь она, Саня!

– Еще раз хочешь? Откуда такие познания? Свечку держали что ли?

– Пфф. Там и свечек держать не нужно. Танька еще по школе такая была. Ну да, не ахти конечно она, не супермодель, лицом страшненькая такая была, смазливая. Но повод много раз давала. Ее в углу прижмут, сиськи тискают. Любая другая отпор даст, ну или там пощёчину влепит, расплачется в конце концов. А эта смеется во весь свой голос и радуется. Ну вот и порадовала тогда на выпускном на потеху всем. Напилась и раздвинула ноги. Да на хрен мне тебе брехать?

Сашка стоял и буквально трясся от злобы. Его раздирали мысли. Не мог он поверить, что его невеста такая дрянь, как про нее говорят. Но не мог и не поверить. Все же люди могут знать правду. Да и вспомнил недовольное лицо отца, когда он увидел Татьяну тогда в их доме.

После смены он бегом побежал домой, с размаху отворил дверь и запыхавшись, схватил отца за ворот.

– Говори! Говори, батя, че знаешь про Танюху! И не молчи! – Орал Долдош.

– А оно тебе надо теперь? Довлюблялся? Зенки то пиздой обшиты были? Теперь открыли тебе глаза добрые люди? Шо ты тогда от меня еще хочешь услышать, дуралей? – Прохрипел Степан.

– А ты знал это и молчал!

– Так а хрен ли тебе талдычить? Не знал, что она порченая? Пьяный то проспится, а вот дурак никогда. Если в голове нет, то с жопы не приставишь. Я тебе своё слово тогда сказал, этого достаточно было. Но ты меня не слушал. Теперь вот черпай полной ложкой. Не подавись. – Ответил отец.

– Решил меня научить на моих же ошибках? Хитер, батя, ох и хитер.

– Неужели дошло. Бери стакан, и давай уже выпьем. Успокоишься хоть. А то бешеный какой. – Вынимая бутыль самогонки из под стола, сказал Степан.

Сейчас они сидели и допивали по третьей, закусывая салом. Сашка хлыстал себе по лбу и страдал.

– Да угомонись ты уже, соловей. Последнее отшибешь. – схватил отец, руку сына. – Ищи плюсы в этом. Поимел бабу? Удовольствие получил? Ну и заебись. А любовь эту свою в задницу засунь. Не та она, чтоб с ней отношения заводить. Найдёшь еще себе хорошую невесту.

– Я ей все выскажу. Сука! Обманула меня, дрянь! Ты, говорит, у меня второй. Мол был жених до меня. А там…

– Забудь! Выпей, жри и вали спать. – Гаркнул Отец.

Но Сашку вновь не принял совет отца. Выпил и помчался к Таньке выяснять отношения.

– Это правда? Ты оказывается еще та – распутная девка. Что же ты делаешь? Че ты мне не сказала? Я, как дурак бегаю к тебе на свидания, а ты…

Та лишь стояла, хлопала глазками и смотрела пустым взглядом.

– Да я такая! Извините не святая. Тогда ты не там ищешь себе невесту. Тебе в монастыре нужно поискать. Там все чистые и не порочные. Ходят огарки собирают. Так нет же, вам всем тёпленьких подавай. Сами же девок и портите. Спаиваете, потом соблазняете. Вам же такие нравятся, кто даёт. Ну извини! Да я люблю секс. А ты знаешь почему? Потому что я всю жизнь терпела только боль и унижения от всех. Я была серой мышью. Ничтожеством и пустым местом. Надоело так жить! Я хотела, как все, быть во внимании. Я этого заслуживаю тоже! Только вот внимание сводится к одному у вас. А потом вот такие вот слухи пускают. Касаткина непутёвая! Да я им давала. Дала и не жалею. Может мне это понравилось. А я может быть тебе этого не рассказывала специально. Думала у нас с тобой серьёзно все. Чувства. По крайней мере у меня. Думала ты другой, не как эти. А ты. Из-за Нинки своей со мной таскался только. Выделывался перед ней, чтобы она тебя заметила. И что? Что теперь? Послушал кого-то и бросаешь, как не нужную вещь? Да пошли вы все! Чтоб вы сдохли! – Визжала она.

– Я таскался с тобой, а ты меня опозорила. Меня и всю мою семью. Если б знал, какая ты, не пришел бы тогда к тебе домой. Какие чувства? Бухала ты только со мной и за это ноги раздвинула.

– Лучше б ты тогда меня не спасал от ребят. Попользовался лишь. Знала б, что ты такой, не раздвигала бы.

На этой ноте и разошлись. Долдош со злости разбил кулаки об дерево, потом опять начал пить, даже на работе. Получал несколько раз выговор. А Танька пропала с поля его зрения. Поговаривали, что устроилась работать к матери на пекарню в райцентр во вторую смену. Ночью работала, а днем отсыпалась. Стала набирать вес, поправляться, как на дрожжах. Было заметно всем, как ее грудь набухает и становятся широкими бока и бёдра. И народ все шептался меж собой, обсуждая за глаза девку.

А в один день Таньку ошарашили известием. На медосмотре у гинеколога, ей поставили диагноз – беременность.

– Да, да, милочка. И не нужно на меня смотреть такими глазами. За своим здоровьем нужно следить и наблюдаться почаще. Как же ты не заметила то? У вас как минимум уже два месяца, точно скажу после того, как вы мне сдадите вот эти анализы. – Протягивая несколько листочков, сказал врач. – Вот если бы не проходили медосмотр и не работали, так до девятого месяца и не знали бы, что ребёнка носите? Удивительно конечно.

– Я правда ни чего не чувствовала. – Залепетала Касаткина.

– Ну а месячные не приходили, и вас это ни как не смутило?

– Нет. Я думала такое бывает.

Дома она не находила места. Выкурила пол пачки папирос, и металась из угла в угол. Что теперь делать, она не знала. По приходу матери вовсе расплакалась навзрыд и сидела в углу на полу, поджав ноги.

– Допрыгалась, коза, по кочкам? А я тебе говорила. Правду люди говорят, непутевая, ты девка. Таких, как ты замуж не берут, а уж сейчас и подавно. Кому ты с дитём на руках нужна будешь? Сама то и не знаешь наверное от кого понесла? Да уж, доча, так и знала, что припрёшь мне в подоле рано или поздно. Мне твой ребёнок не пойми от какого кобеля не нужен. Сама сделала, сама и расхлебывай. – Отчитывала ее мать. – И слезы нечего тут лить. Все уже произошло. На работу не выходи больше. Еще ты меня там брюхатая не позорила. Хотя и так все узнают скоро.

– Я с Аськиным гуляла. Больше ни с кем. – Выдавила из себя Танька.

– Да знаю я. Все знают. Ладно, дочка, не плачь. Что-нибудь придумаем. – Наклонившись, обняла ее мать.

– Чего придумаешь? Он меня послал. Он все знает…

– А нечего было шататься с кем попало!

Степан Алексеевич копошился в огороде. Вдруг его окликнул женский голос. Он обернулся по сторонам. За заборчиком стояла мать Касаткиной.

– Чего тебе? – Недовольно спросил Степан, отставив в сторону штыковую лопату.

– Сашка твой где?

– А тебе чего до него?

– А того! Сделал дело и прячется? Так вот знай, я этого так не оставлю. Я не допущу, чтобы мою доченьку кругом позорили и грязью поливали. Пусть отвечает за свои поступки, лоб здоровый. Я и до колхоза дойду и к председателю пойду! – верещала женщина.

– Чего ты несешь, мать? Чего мой Сашка наделал то?

– То. Дочь мою обрюхатил и в кусты!

– Ахахах. А ты свечку что ли держала, когда он ее того? Брюхатил. Знаешь, что именно он? Ты б лучше так за своей сикухой следила, да дома бы ее держала под семью замками. Тогда бы не бегала по продолу, не искала всех ее кобелей! А всех все равно не соберёшь. Это она тебе так сказала про моего сына?

– Она. И люди видали его с ней.

– Да я тебя вчерась тоже видал. С голой жопой на сосне. Что ж теперь во все верить? Ахаха. Шла бы ты, на хрен, Петровна! Не тут ищешь. Мало ли с кем мой Санек гуляет, что ж нам теперь от каждой сучки ее помёт признавать?

– Я к участковому обращусь! Вот будет потом вам. Скажу, что сын твой насильно мою дочь соблазнил. Сядет, как и Леха.

– Иди, пока лопатой тебя не огрел! Могу тебе другое посоветовать. Разве что чопик между ног твоей девке вбить, шоб больше не задувало ей тудой!

Танька больше не ходила ни на танцы, ни на улицу. Больше сидела дома и думала, как ей быть дальше. Иногда прогуливаясь до магазина, она видела своих старых друзей, сидевших возле пивнухи. Те кричали и свистели ей в след своим пьяным хриплым голосом.

– Таааань. Танькааа! Поди сюда! Пошли погуляем? Ну подойди хоть за ляжку потрогать. Ахахах. – Раздавались такие слова.

Не хотелось ей сейчас ни чего объяснять кому-либо и видеть этих ребят.

Один раз, когда она развешивала бельё возле дома, встряхивая мокрую простыню, ощутила прикосновение. Кто-то схватил ее ладонью за ногу. Тут же появилась белобрысая голова одного парня.

– А чего это мы не хотим знаться совсем, а Тань? Прячемся, в ДК не ходим? Правильная что ли стала? – Улыбаясь, спросил он.

– Дим, уйди а. Не до этого мне. Работаю.

– А гляди, че у меня есть. – Достав из кармана бутылку мадеры, ответил тот.

Танька облизнулась и повеселела. Уж очень соблазно было предложение.

Степан Алексеевич добрел до дома Касаткиных. Во дворе увидал развешенные на верёвке простыни и различное постиранное бельё. Рядом стоял тазик, из которого торчали еще края пододеяльника. В глубине двора, возле самой избы, услыхал чьи-то голоса. Пробрался сквозь этот «занавес» и увидел такую картину:

Танька сидела на коленях у парня, облокотившись о бревенчатую стену дома, задрав голову, закатывая глаза от удовольствия и томно постанывала. Парень целовал в засос девушку в губы, гладил рукой ее набухшие соски сквозь халат и уже было лез под подол в промежность. Рядом на краю лавочки стояла полупустая бутылка вина.

– Эээх бля, лярва ты и есть лярва. – Громко проговорил Степан.

Парень отдернулся и встрепенулся. Оба захлопали глазами на мужчину. Таня поправляла халат на груди.

– От Сашки то еще не остыла постель, так ты уж под другого стелешься, прошмандовка ебаная!

– Дядь Стёп, да я это… да вы не так поняли. Чего хотели то, вы ко мне или к матери? – Стала несуразно щебетать Касаткина.

– Кому дядь Стёпа, а кому и Степан Алексеевич! Запомни, сучка! Чего хотел, то уже увидал. Ни стыда, ни совести нету. Уж прямо на улице, на виду ебстись стала. С тобой мне все ясно уже. – Злобно ответил мужчина. – А ты, сосунок, держался бы от этой непутёвой тоже подальше. Девок хороших у нас хватает. Чего вы все к ней прицепились? – Обратился он уже к парню.

Тот не ответил ни слова и не возразил против. Знал все же этого дядьку. Его жестокость и стальной удар в случае чего.

– Сашка ваш меня бросил! Теперь я свободна, с кем хочу, с тем и гуляю! – Опомнившись, крикнула она в след Степану.

– Иди подмойся! Уж помолчала бы, дуроплятина. – Гаркнул и он ей в ответ.