Бабка Котяжиха

Как пережила это Дуняшка никому не ведомо, и врагу такого не пожелаешь, выла и кричала, и волосы на себе рвала, и оземь билась. Осталась она одна с маленькой доченькой. Марийка про свою подруженьку не забывала, жалела её, голубила, каждый день навещала, к себе в гости зазывала, доченьку её, как родную любила. Так и стали они жить рука об руку.

В один из дней почувствовала Марийка, что происходит с ней что-то, а спустя недолгое время и поняла – отяжелела она, понесла. Вот радость-то какая! Муж-то её о сыне уж давно мечтал, доченьки подросли, помощницами стали матери, вот бы ещё сыночка им Бог послал. Вот встретила Марийка вечером мужа с работы, накормила-напоила, а как спать легли и спрашивает его:

– А что ты думаешь, если бы у нас сыночек родился?

– Я бы счастлив был! – отвечает муж

Призналась тут Марийка в своей тайне. Уж как муж-то обрадовался, только колесом по избе не ходил, так и светился от счастья, обнимает свою любимую, целует, милует.

Встали утром, Марийка принялась по хозяйству хлопотать, а муж на работу отправился. Идёт он по улице и видит, Дуняшка стоит у своей калитки и плачет горько. Подошёл он к ней, спрашивает:

– Что ты, Дунечка, плачешь так, убиваешься?

А она ему и отвечает:

– А то не знаешь ты про горе моё…

А опосля и попросила:

– Не помог бы ты мне? Работа по дому мужская накопилась, а мне не под силу. Наколю я дров на разок протопиться, а больше и не могу. И крыша вон под снегом просела. Поди, не обидится Марийка?

– Да что обижаться? – отвечает Марийкин муж, – Зайду, конечно, вечером, помогу тебе.

Пришёл он вечером и видит, плохо всё у Дуняшки, без мужской руки всё не так – тут лавка сломана, там забор упал, у шкафа дверца провисла, дрова, которые мужики из лесу привезли, неколотые лежат… Поработал он, сколько мог, да и домой собрался. А Дуняшка зовёт его:

– Пойдём, я на стол собрала, борща наварила.

– Да некогда мне, домой надо, – отвечает Марийкин муж.

– Да я надолго тебя не задержу, – уговаривает Дуняшка, – Мне ведь отблагодарить тебя хочется.

Остался Марийкин муж поужинать, борщ у Дуняшки и вправду отменный, а она ещё и самогону своего налила стопочку, подаёт ему. Выпил Марийкин муж, поел, поговорили они за жизнь, покалякали, да отправился он домой. Он-то ушёл, а вот Дуняшкина душа заныла, глядит она ему вслед и думает:

– Вот отчего всё в жизни так? Почему Марийке всё, а ей, Дуне, ничего? Вот у Марийки и муж жив-здоров рядом, и родители помогают, и доченьки две, и сама она вся такая ладная да красивая, а у неё, у Дуняши и мужа нет, похоронила, и мать о прошлом годе зимой под лёд ушла, когда бельё на речке полоскала, сиротой её оставила. Тяжёлые думы обуяли Дуняшку. Ночь не спит, две не спит, три не спит… И задумала она нечистое.

Прошло несколько дней, зовёт она снова мужа Марийкиного к себе:

– Загляни ко мне, пожалуйста, помоги ещё немного, кадки надо в подполе передвинуть, дров поколоть.

Ну, он и пошёл без задней мысли. Сделал снова дела, а Дуняша его к столу зовёт. Огурчиков достала, картошечки сварила, стопочку налила. Выпил Марийкин муж, сидит, смотрит на Дуняшку и думает:

– И как это я раньше-то не замечал, какая Дуняша красивая? Глаз не отвести, всем девка взяла, и статная, и высокая, и всё-то при ней.

Поговорили они снова, посидели, но пошёл он всё таки домой. Пришёл, а там Марийка с доченьками, встречают его, ластятся. У Марийки и животик уже округлился, сыночек там бьётся, растёт день ото дня. Легли спать. А Марийкиному мужу не спится. Лежит он, и Дуняшка у него из головы нейдёт. Утром встал он, голова у него дурная, мысли путаются, дела из рук валятся. Марийка хлопотать принялась, ничего не замечает. Только с этого вечера стала она понимать, что с мужем её неладное творится. И случилось так, что в одну из ночей муж Марийкин домой ночевать не пришёл…

Страх какой обуял Марийку, что и слов нет. Сколько дум она передумала. И туда, и сюда по деревне пробежалась, нет его нигде. По людям идти искать неудобно, разговоры пойдут нехорошие. Так и просидела всю ночь Марийка у окна, прождала. А наутро явился муж. Вошёл в избу и встал перед ней столбом:

– Ухожу я от тебя, Марийка.

Так и ахнула Марийка, за живот схватилась, присела на лавку:

– Как же так? – спрашивает, – Ведь семья у нас, сыночек скоро народится.

– Детей я не оставлю, помогать стану. А ты, Марийка, живи как знаешь.

– Да куда же ты уходишь-то?

– К Дуняше, – отвечает.

Марийка белугой выла, девчонки перепугались, утешают мать, водой отпаивают. Насилу успокоили. Не спала эту ночь Марийка. А наутро подкараулила она, пока муж её от Дуняши на работу уйдёт, и пошла к Дуняшке.

– Что ж ты делаешь-то, Дуняша? – говорит она ей, – Что ж ты мужа моего из семьи уводишь?

А Дуняшка сидит на лавке, да усмехается, ни капли раскаяния, ни грамма сожаления нет у неё.

– А что же, всё счастье тебе только? – отвечает она Марийке, – Я тоже может счастья хочу?

– Так найди счастье-то своё, зачем чужое счастье сманиваешь?

– А что мне искать, когда вот он, рядом? Хороший да красивый, ласковый да работящий.

Упала Марийка перед ней на колени.

– Проси, – говорит, – Что хочешь, только мужа отпусти. Я за ним по снегу босиком пойду, в огонь, и в воду, люблю я его!

Но не было жалости у Дуняшки, лишь посмеялась она в ответ.

Марийка ей и денег предлагала, и серёжки тятенькой дарёные, и крестик золотой, нет, ничего не надо Дуняшке.

Ушла Марийка домой. И задумала она страшное. Приходит она к бабке Котяжихе и говорит:

– Дай мне, бабушка, отвар такой, чтобы ребёночка скинуть.

Ох, как глянула на неё бабка Котяжиха, глазами сверкнула:

– Да ты что удумала, девка? – отвечает она Марийке, – Душу свою погубить захотела?

Бабка Котяжиха хоть и была ведьмачкой, да тоже разбиралась какими делами заниматься, а какими нет, не желала она за просто так душу-то дьяволу отдавать. Спрашивать она стала у Марийки, что случилось с ней, отчего грех такой решила она на душу взять. Та и поведала ей со слезами обо всём.

– О-о, – отвечает бабка Котяжиха, – Знаю я, милая, кто это сделал. Погоди, разберусь я ещё с нею, придёт её время. А тебе, Марийка, я помогу. Не реви.

И научила она её, что нужно сделать.

– Как луна на убыль пойдёт, поезжай, – говорит, – В город. Найди там место, где три храма треугольник образуют промеж собою, есть там такое место, там-то и там-то. Вот ты встань там, посредине, да слова повтори, а какие – я тебе на ушко шепну. А после того зайди во все три храма, да сорокоуст подай о здравии Евдокии. А после домой возвращайся. И все сорок дней, пока о Дуняше молиться станут, ты к ним не ходи, и ничего плохого не думай, жди. А потом и увидишь что будет.

Всё сделала Марийка, как велела бабка Котяжиха, и домой вернулась. Стала ждать.

А муж Марийкин с ума сходит, ночью с Дуняшей ему хорошо, ночная-то кукушка, всем известно, дневную перекукует, а днём, как на работу-то идёт, сердце его о Марийке болит да о девчонках, о сыночке всё думает, который скоро народиться должен. Всё умом понимает, а ноги сами к Дуняшкиному дому его вечером ведут. А Дуняшке хоть бы хны, живёт да радуется. Встретит чужого мужа вечером, накормит досыта, да в постель уложит, ублажает его всю ночь.

– Вот и на моей улице праздник, – ухмыляется.

А Марийка издалека на мужа своего глядит, похудел тот, осунулся, сам не свой стал. Плачет Марийка, жалеет мужа, а сделать ничего не может, помнит наказ бабки Котяжихи – ждать сорок дней и помалкивать.

И вот проходит срок. Пошёл муж Марийкин на работу, и в тот день случилось с ним вот что – ненароком попал он себе топором по пальцу, да и отрубил половину. Кровь хлестала так, что еле уняли. Помогли ему мужики, перевязали тряпицей. И в этот момент, как очухался он вдруг, будто пелена с глаз его упала! Словно проснулся он от глубокого сна. В тот же день вернулся он домой, к Марийке и детям, прощения просил, в ногах валялся, и простила его, конечно, Марийка, ведь любила она его очень. Стали жить они снова в любви и согласии, старались про то, что было не вспоминать.

А бабка Котяжиха вот что сказала:

– Сделала Дуняшка твоему мужу приворот на женскую кровь, опоила его по чьёму-то навету. Знаю я кто её научил, получит она ещё своё. А как муж твой палец себе рубанул, так дурная кровь-то из него и вышла!

Спустя какое-то время видят деревенские – Дуняшка ходит чернее ночи, что такое? Оказалось, дочка её единственная заболела. Хворь неведомая с ней приключилась. Начала она быстро расти, телом-то в длину тянется, а внутренности не успевают следом расти. Стала девочка чахнуть, то одно с ней, то другое, слепота пошла… Прибежала Дуняшка к бабке Котяжихе, плачет, в ноги упала:

– Помоги!

А бабка сурово на неё глянула, да и ответила:

– Не могу я тебе помочь, Дуняша! Грех ты большой на душу взяла, мужа чужого приворотным отваром напоила, оттого и расплачиваешься сейчас. Одно скажу тебе, коли хочешь дочку спасти – уезжай отсюда. Если тут останешься, потеряешь ты ребёнка.

В тот же день заколотила Дуняшка ставни, заперла дверь, и уехала с дочкой в город. Больше никто её в деревне не видел и ничего о ней с той поры не знали.

Вот какая история приключилась в деревне Ильинке с двумя подружками Марийкой и Дуняшкой.

Оттого грех-то происходит, что люди хотят быть мудрее законов Божиих, и не хотят учиться так, как Он им заповедал, потому ничему и не научаются (Иоанн Златоуст)

Невеста Водяного

Ну что, друзья, заждались очередную сказку? Ну так слушайте, мои хорошие. А расскажу я вам сегодня про девушку Валю, которая жила в деревне Ильинке, с ней-то и приключилась вся эта история…

Жили-были две подружки, Валюшка и Ниночка. Дружили они с малых лет, не разлей вода были. Да и то, обе горе с малых лет мыкали. У Валюшки родителей не стало, когда она ещё в пелёнках лежала, хворь неведомая унесла их жизни, и осталась малютка с бабушкой, та её и воспитывала. А у Ниночки другая беда, как исполнилось ей десять лет, заболела она сильно, возили её в город, по врачам, и признали болезнь неизлечимую, с которой Ниночке придётся теперь жить всю свою жизнь, сколько уж Бог даст. Тяжело было девочке, то лихорадка, то боли, такие, что с постели она не в силах подняться, то пятна безобразные по всему телу выступят. Так и сошлись Валюшка с Ниночкой, утешая друг друга, понимая друг друга, и были они ближе, чем родные. Родные-то ведь как в жизни бывает? Порой хуже врага – и высмеют, и презрением обольют, и пакость подстроят, зная, по какому месту ударить больнее. Одни слёзы с такой-то родней. А бывает и так, что встретишь человека, пересечёт Господь ваши пути, и вроде чужой он тебе по крови-то, а душа твоя ему навстречу раскрывается, сердце ему доверяется и понимаешь ты, что неслучайно оказался он на твоём пути, а промыслительно. И боль твоя с ним утихает, и горести забываются, и утешит он тебя и поможет.

Бабушка Валюшкина, она, конечно, женщина была хорошая, добрая, да всё не мать с отцом. Вот и тянулась Валюшка к Ниночке и её семье. А Ниночка хоть и родителями обласкана была, да из-за хвори своей тяжёлой на улице нечасто бывала, всё больше дома, вот и нашла в Валюшке радость. Та прибежит, новости ей деревенские расскажет, косу длинную переплетёт как-нибудь затейливо, необычно, цветочков полевых принесёт аль ягод красных. И согревается душа Ниночкина, улыбка озаряет бледное измождённое личико. Так и дружили, так и росли. Годы шли, времечко бежало, и вошли девушки наши в возраст невест. Да только Ниночке женской доли и любви не суждено было испытать из-за болезни своей. Слабенькая была она, словно свечечка прозрачная, подует на неё ветерок и затушит лёгкое пламя. А вот Валюшка крепенькая выросла, ладная, парни на неё заглядывались. Да только она им не отвечала, глаза опустит низко, пройдёт скорее. Скромная была Валюшка, даже боязливая. За то прозвали её парни «дикаркой», да отчего прозвали-то? Чтоб себя оправдать, мол, это не мы такие негожие, что ей с нами и на танцы пойти нелюбо, а девка такая, разборчивая больно, горделивая.

А гордости-то вовсе в Валюшке не было, просто душа её была, словно птаха малая, и так девчонка счастья не видала, а тут боялась она, что ещё больше сердце её ранят, довериться не тому боялась. Вот и отказывала она парням деревенским, все вечера с Ниночкой проводила.

Та уж её сама отправляет :

– Сходила бы ты, Валенька, на посиделки, всё веселее, чем со мной сидеть.

А та лишь руками замашет:

– Не болтай, Ниночка, хорошо мне с тобой, спокойно, и не хочу я вовсе ни на какие танцы-гулянки.

Сидят они вечерами, вышивают, вяжут, разговоры ведут, а то просто молчат и хорошо им. Ниночка уж больно красиво гладью вышивала, до того затейливо выходило у ей, ну просто загляденье. И вышила она однажды Валечке своей платочек носовой в подарок, с вензелем вязью да цветами по краешку яркими.

– Какой же красивый платочек! – восхитилась Валюшка, – Спасибо тебе, сестрица!

И обняв Ниночку, добавила:

– Он теперь всегда со мной будет! До самой смерти!

– Да ты что такое говоришь, Валенька! – отпрянула от подруги Ниночка, – Тебе ли о смерти думать? Это я вон хворая, а ты у нас красавица, умница, мы тебя ещё замуж выдадим, да на свадьбе твоей погуляем.

А Валюшка лишь улыбнулась в ответ как-то печально и говорит:

– Сама не знаю, почему так сказала, как-то вот с языка слетело, будто чует сердце что-то недоброе.

– Брось, Валюшка, знала бы, лучше бы не дарила тебе этого платочка.

– Да ты что, Ниночка, разве в платочке дело? – поспешила утешить подруженьку Валя, – Это я так… Забудь ты мои слова!

Ниночка вроде как и вправду забыла тот разговор, да только пришлось однажды его вспомнить.

На соседней улице семья жила, четверо мальчишек в ней росло, и вот старший из братьев, Семён, начал Валюшке знаки внимания оказывать – то под окнами стоит, то проводить вызовется, то у реки «случайно» встретится. А Валюшка с ним так же, как и с остальными поступает, голову опустит, да мимо пройдёт. Но Семён настойчив оказался, напорист, целыми днями крутился вокруг. Куда Валюшка ни пойдёт, всюду он её встречает. Мало-помалу, начала девушка к нему присматриваться. А ведь и вправду хорош Семён – весёлый, с лица гожий, по хозяйству работящий, чем не жених? Может и зря она такая нелюдимая? Закрылась за семью замками, схоронилась от мира. Всю жизнь-то не напрячешься. И потому, когда подошёл к ней однажды Семён в очередной раз, и согласилась она с ним вечером погулять. С того дня начали они вместе вечера проводить. Ниночка поначалу было встревожилась, что с Валюшкой, отчего она её забыла? А в один из весенних тёплых вечерков, в черничных сумерках, под сенью цветущих яблонь, и поведала Валюшка, краснея, подруженьке свою тайну – с Семёном она гуляет, да не просто так, а полюбила она его всем сердцем, так, что замуж за него готова выйти, тем более намекает он ей на то, только не зовёт пока, но оно и понятно, ведь всего ничего они вместе, два месяца лишь только. Порадовалась Ниночка за свою подругу, обняла её крепко, весь вечер они проговорили, сидя рядышком и слушая песню сверчков в саду.

Немного погодя, собрался Семён в город ехать, работу искать. Валюшка расстроилась малость, но умом понимала, что так надо. Вот встанет на ноги Семён, а там и поженятся они. Уехал Семён. Валюшка ему письма пишет, ждёт-пождёт его в гости, как выходной приближается. А его всё нет. И писем тоже нет. Неужто забыл он её? Неужто разлюбил свою Валечку голубоглазую. Прошло время. И вдруг, в один из вечеров, приходит Валюшка к Ниночке сама не своя, молчаливая, задумчивая.

– Что с тобой? Приключилось чего? – встревожилась за подругу Ниночка.

– Ничего не случилось, не переживай, Ниночка, – отвечает Валюша.

А на самой лица нет.

Ниночка к ней и так и эдак подступится, а Валюшка всё одно твердит – всё, мол, хорошо у меня.

Посидели они в избе, поговорили, а после, как стемнело, во двор вышли.

– Луна нынче какая! – сказала тихо Валюшка, – Необыкновенная, вот бы мне туда полететь и навсегда там остаться.

– Да ты что? – отвечает Ниночка, – Зачем тебе на луну? Ты нам здесь нужна. Да что за разговоры ты ведёшь, Валюшка?

– Да ничего, я так.

А луна в тот вечер и вправду яркая, полная на небо выкатилась, такую редко увидишь, небывалых размеров, жёлтая, как мёд, выкатилась она медленно из-за леса, закрыв собою пол-неба, поднялась над избами, залив таинственным своим светом мир. Затихло всё кругом, даже сверчки не стрекотали вечную свою песню, по-особенному было нынче вокруг. Замирало сердце от величия природы и красоты лунного светила, и в то же время сжималось от неясной какой-то тоски, от неизведанной печали. Так бывает, когда вроде всё хорошо, и ничего не предвещает беды, однако душа предчувствует что-то, одной ей видимое и ведомое.

Стали прощаться Ниночка с Валюшкой. Как-то необыкновенно крепко обняла Валечка подругу свою, прижала к себе изо всех сил.

– Как же я тебя люблю, Ниночка! Очень-очень люблю! Будь всегда такой милой. Как я хочу, чтобы ты поправилась!

– Да что с тобой, Валюшка? – снова спрашивает Ниночка, – Что ты пугаешь меня?

– Ничего, – ответила снова Валюшка, и пошла к калитке.

А дойдя до калитки, внезапно развернулась, и в каком-то лихорадочном порыве бросилась снова к Ниночке, обняла крепко-накрепко, расцеловала и, заглянув ей в глаза, улыбнулась.

– Ну, до завтра, – улыбнулась в ответ Ниночка.

– До завтра, – прошептала Валюшка, и скрылась за калиткой, в темноте ночи.

На следующее утро весть по деревне пролетела – Валюшка пропала. Что такое? Как же так? Ведь с вечера они с Ниночкой ещё видались. Где она может быть? Всей деревней искали Валюшку, лес обошли, в реку ныряли, в соседних деревнях разведали – не там ли она? Нет нигде. Три дня прошло. Ребятишки на озеро купаться пошли. Говаривали, что озеро то без дна вовсе, да и всякое там творилось, некоторые рассказывали, что видели там Водяного. На том озере и нашли ребятишки Валюшку… В зарослях камыша, там, куда и пробраться трудно (да разве шустрые мальчишки куда-то не пролезут) и лежала Валя. Белые кувшинки обрамляли её лицо, словно свадебный венок, а в руках сжимала она подаренный Ниночкой платочек. Так сжимала, что и разжать не смогли, так и похоронили Валюшку с этим платочком в руке. Как хоронили, лучше и не сказывать, плач и стон стоял по деревне, все любили Валюшку, ведь тихая она была и трудолюбивая, на слово приветливая. А горше всех было, конечно, бабушке её, да подруге Ниночке…

– Незамужняя девка утонула, – шептались древние сухонькие старушки, – Значит Водяному невестой стала.

Похоронили Валюшку. Все глаза выплакали. И вот что потихоньку узналось.

Скучала Валюшка по Семёну сильно, тосковала, ведь полюбила она его всем сердцем, прикипела к нему, и отдала сердце своё девичье. А от Семёна ни писем из города, ни сам не едет. А немного погодя и поняла Валюшка, что не одна она уже на этом свете. Было у них с Семёном. Ведь он жениться обещал, поверила она ему. Что делать теперь? Долго Валюшка мучилась, плакала, ну а после пришла к бабушке своей, да и повинилась, рассказала всё, как есть. Бабушка внучку выслушала и пошла к родителям Семёна, чтобы те ответ держали. Поведала всё, как есть. А родители его и говорят, мол, мы от Валюшки не отказываемся, девушка она хорошая, да и то – сиротка, нельзя сироту обижать, а Семён, коли дело такое сотворил, пущай женится. Успокоилась бабушка, отлегло у неё от сердца. Вернулась она домой и внучке их слова передала. Повеселела Валюшка, снова ждать принялась. Время идёт, а от Семёна по-прежнему никаких вестей. А тут приходит к ним мать Семёна, да и говорит такие слова:

– Семёну мы всё рассказали и жениться велели, а сын нам и ответил, знать де не знаю, ведать не ведаю, от кого она беременна. Да, гуляли мы с ней, но ничего меж нами не было. От кого эта «нелюдимая» понесла, я не знаю. Да и к тому же, нашёл Семён в городе невесту себе, жениться хочет.

Сказала так и ушла. А Валюшка с бабушкой стоять остались, как громом поражённые. В тот вечер и пришла Валюшка к Ниночке в последний раз. Винила себя бабушка, что не уберегла она внученьку, да что теперь сделаешь? Поздно…

Прошла неделя, и услышала бабушка ненароком вот какой разговор – Семён-то оказывается с Валюшкой на смех гулял. Спор у них промеж парней вышел. Валюшка-то она, видишь, скромная была, никому не отвечала на заигрывания. А Семён на деревне первый парень был, вот и поспорил он с дружками, что Валюшку соблазнит. Так и сделал, подлец. А Валюшка о том и прознала, да только, когда уже случилось всё промеж ними. Не пережила Валюшка такого позора, кинулась с берега в воду. У озера того берег один пологий был, а другой высокий очень, обрывистый. Вот с него она в воду и прыгнула. Вначале ударилась сильно о камни, а после уж и ко дну пошла. Прошла ещё неделя, и у семьи Семёна сродственник ближний помер, не старый ещё мужик, брат матери Семёна. На похороны, как и водится в деревне, все собрались. Была там и бабушка Валюшкина. Сильно убивалась мать Семёна по брату своему, рыдала у гроба. И вдруг подошла ко гробу бабушка Валюшкина, глянула на мать сухими глазами, и сказала такие слова:

– Плачешь? Плачь, плачь. То ли ещё будет. Это лишь начало. Захлебнётесь вы Валюшкиными слезами.

Тишина наступила кругом, смолкли люди. Шёпоток пролетел промеж толпы:

– Прокляла! Страшные слова сказала. Теперь не видать им счастья.

А на сороковой день по Валюшке случилось вот что. Привёз Семён невесту свою к родителям знакомиться, да и ведь ровно дня другого не было для того, как в насмешку снова. И вечером, как стемнело, поехали они с парнями и девчонками на телеге кататься. Выехали за деревню. И тут лошадь будто взбесилась, понесла, захрапела. Кто куда из телеги вылетела молодёжь, кто сам спрыгнуть успел, кого вынесло. Но ничего, отделались ушибами да ссадинами. И невеста городская тоже. А вот Семён не успел. Донесла его лошадь до поляны, что у того озера как раз была, где Валюшка утонула, да там и перевернулась телега, разбилась о дерево, лошадь умчала, а Семён ничком в канаву упал. Когда парни нашли его, то лежал он лицом вниз, а как перевернули, то увидели, что изо рта его потекла вода вперемешку с кровью. Был он уже мёртв. Сразу же вспомнились всем бабушкины слова:

– Захлебнётесь вы Валюшкиными слезами…

***

С той поры много лет прошло. Нет давно в живых Валюшкиной бабушки. Состарилась и умерла подружка её любимая, ненаглядная Ниночка. А в лунные ночи, сказывают люди, когда луна бывает полная, жёлтая, на поляне возле озера и по сей день можно увидеть Валюшку, она кружится по траве в быстром танце, а на голове её венок из белых кувшинок. А ещё рыбаки видали, как сидит она порой у озера, на большом камне, и кормит младенца. Никого не обижает она, не трогает. Ласковая была Валюшка, приветливая…

Николушка и Водяной

Случилось это в старые времена, когда прабабушки наши ещё девчонками были. Деревенька стояла на берегу большого озера. Озеро то было солёное. Летом, в самые знойные дни, когда вода у берегов малость подсыхала, покрывались они белыми крупицами соли. Воду с озера люди, конечно, не брали, поодаль ещё одно озерцо имелось, махонькое, но зато пресное, да и родники били у подножия холмов, окружавших деревню. Для бани да полива собирали дождевую воду в кадки и лоханки. Ну, а вот рыба в том солёном озере водилась. И не сказать, чтобы мало. Но особенность одна имелась – ближе к берегам рыба не водилась, только в середине. И чтобы поудить рыбу, садились мужики в лодку, плыли аккурат до середины и там рыбачили. Да и тут интересно дело обстояло – много рыбы за раз нельзя было брать. Говорили деревенские, что в озере Водяной живёт, и у Водяного того есть своя мера для каждого рыбака. Сидят мужики, рыбачат, и как только видят – озеро в середине забурлило, значит – всё. Хватит на сегодня. Сердится, значит, Водяной, что лишнего берут. Уважали мужики закон хозяина. Тут же сворачивали снасти и к берегу гребли. Да и Водяной их никогда не обижал, щедрый улов привозили рыбаки своим семьям. И себе хватало, и на продажу в город возили.

И жила, значится, в той деревне семья одна – муж да жена. Жили хорошо, изба у их крепкая стояла, хозяйство имелось, скотину держали. Муж лес валил, да продавал, жена по дому хлопотала. Уважали их на деревне за трудолюбие да приветливость. Всё у их ладно было. Только вот детей у них не получалось. И вот, уже в зрелых годах, когда и не чаяли они уже, понесла жена, и родила мальчика. Гроза в ту ночь разразилась страшная, ливень хлестал со всей мочи, ветер гнул деревья, выло в трубах печных, гудело, содрогалась земля от ударов молний. Тяжело рожала женщина, измучилась она. А как родила, то повитуха, взяв младенца в руки, глянула на него, да и сказала тихонько:

– Много слёз принесёт он в дом.