
Полная версия:
Перетяг

– Как же надоели мне эти дачные пятницы! – чертыхнулся Генка и от усталости, и от безысходности.
На привычную по времени электричку он не успел.
– Успеть бы хоть на эту… – надеялся он теперь. – Минут двадцать осталось, а следующая-то – около полночи. И что скажешь толстомордому? Хозяин – барин! Не доделаешь сегодня, придёшь завтра. Это же не советское время, когда за пять-десять минут до конца рабочего дня народ перед проходной уже толпился, поскольку раньше срока не выпускали.
Правда, в советское время Генка не работал – мал был, но хорошо знал, что так и было тогда.
– А если в субботу выходить, так дача сорвётся. А жена без продуктов там с ума сойдёт! Вон сколько заданий надавала, будто я на полуторке, а не в электричке!
Он перехватил в другую руку несколько объемных и тяжелых пакетов, больно врезавшихся в ладонь, и на всякий случай стал вспоминать, что ещё ему надлежало купить. Просто так, чтобы чем-то заняться. Чтобы возвращаться обратно в «Магнит» времени, конечно, не оставалось, да и не вернулся бы он всё равно, но какое-то напряжение не оставляло Генку и заставляло вспоминать:
– Вермишель тоненькую я купил; спирали от комаров сделал; сахара и полкило хватит! Была бы мука поменьше, а то ведь по два кило! Надрывайся теперь! Ладно! Что ещё забыл? Помидоры, огурцы, картошка – всё купил! И зачем такая дача? Конфеты взял. Опять, конечно, окажутся не те, что надо! Зато носки ей купил, походя. Угадал бы с размером, да с резинкой, которая вечно ей где-то врезается и давит. Сайру купил, две банки. Хотя, как будто, просила не сайру, а горбушу для рыбного супа. Только, кто же эти подробности в голове удержит? Как узрел первую наклейку, так всё в памяти и перемешалось! Соду и кетчуп тоже купил. Остался хлеб! Но столько его надо, хоть в мешок набивай!
Генка вспомнил инструктаж жены по телефону:
– Бородинский не бери! Он в последний раз чересчур чёрным оказался. Возьми пеклеванного. Но сначала только половинку возьми, погляди на разрез. Чтобы мелкозернистым был… И чтобы корочка не каменная! И не пригорелая. Сам смотри, не стесняйся, не воруешь! А если пеклеванного не будет, так возьми солодовый. Того и другого две булки. И ещё половинку, иначе нам не хватит. Но не кирпичиком, а круглый возьми. Кирпичиком совсем есть невозможно. Хотя – всё равно на второй день он любой в рот не полезет! Его теперь не из муки пекут, конечно, а из чего-то залежалого да размельченного! А если солодовый плохой будет, то возьми дарницкий…
– Маш! Кончай свою комедию! – не сдержался Генка. – Какой будет, такого и наберу! Какой наберу – такой и съедите!
– Ну, ты что? Совсем не понимаешь, что ли? И захвати два маленьких батона. Большой не бери – он в последнее время совсем плохим стал. К тому же и сладкий почему-то. Не промешанный, но распухший, словно на дрожжах! А где теперь те дрожжи? Одна химия! Смотри, чтобы корочка хрустела, а иначе он несвежий!
– Да как он может быть несвежим? Там у станции любой за час сметают – не залеживается никогда!
– Много ты знаешь? Они с других точек чёрствый собирают, а потом… В общем, не отвлекай меня! И булочки какие-нибудь… Смотри сам! Можешь взять слойки или плюшки. А если не будет, то веснушки. Если плюшки, то шесть штук! Не забудь! А если веснушки, то бери десять. Они по две штучки в упаковке. Смотри там, чтобы не подгоревшие и хорошо пропеченные! И не придавленные, будто на них сидели, как в прошлый раз привёз! И печенье обязательно возьми! Но не в полиэтиленовых пакетах, не насыпное бери, а в пачках! Да погляди, чтобы посвежее было, рассыпчатое. У него теперь срок хранения полвека! А ты всё равно присмотрись! Возьми свежее. И чтобы всяких «Е» было поменьше! Куда ни глянь, всюду эти ГМО и пищевые добавки! Лучше, конечно, «Суворовское», если попадётся, но оно дорогое, а ты уже забыл, когда зарплату нормальную приносил!
– Ну, хватит тебе! Сколько можно долбить, будто я хлебокомбинатом заведую! Будешь долбить, я сорвусь и обязательно запью! Тогда и инструктаж твой не поможет!
– Я те запью! – взорвалась жена. – Я те запью! Ты у меня не то, что б на даче, ты у меня тогда и в городе не появишься!
– Ладно тебе! Пошутить нельзя!
– Смотри у меня! Дошутишься! И со своими шуточками не забудь хотя бы литр молока купить! Лучше два!
Теперь Генка вспомнил это, и его как кипятком обожгло:
– Черт побери! Молоко-то я и забыл! – но продолжил двигаться к станции. Там, в будке, что на полпути, он обычно покупал хлеб. Там он посвежее, поскольку разбирают враз, да и всё равно ближе ничего не найти. – А молоко уж потом, если успею…
Разреженная коронавирусом очередь растянулась, будто в мавзолей. Генка пристроился в ее конце.
– Соблюдайте социальную дистанцию, гражданин! Полтора метра! – обернулась к нему последняя в очереди женщина.
– Чего-чего? Это ты ночью своему мужу посоветуй! – огрызнулся Генка. Он давно взял за правило с незнакомцами говорить грубо и нагло, хотя это противоречило его натуре. Но в таком случае люди обычно осекались и больше не приставали, а иначе с чего-то ощущали своё превосходство и принимались воспитывать.
На резкость женщина демонстративно зажала нос пальцами, давая понять, что от Генки дурно пахнет. И он сразу догадался, что последующее время в этой очереди ему окажется не в радость, потому убедительно посоветовал ей, будто отрезал:
– Нечего тебе, бабка, пролетариат носом пробовать! Смотри, по активному носу можно и схлопотать!
– Вы еще и без маски! – ужаснулась женщина. – И какая я вам бабка?
– Откуда же я могу знать, что ты девушка, если сквозь намордник этого не видать! А во-вторых, лично я нормальных людей не кусаю, не то, что ты! Потому мне разрешается ходить без намордника! Ясно тебе, старая?
– Вы что себе позволяете? – не унималась женщина, видимо, рассчитывая на поддержку очереди. – Я сейчас на вас милицию позову!
Очередь молчала.
– Не дозовёшься! – хамовато предупредил Генка. – Её давно в помине нет, твоей родной милиции! Теперь, как при оккупантах, полиция хозяйничает! А полиции твои запросы, бабка, глубоко по фигу! Ей бы митинги разгонять да демонстрации! Полиция ведь не тебе служит! И не мне! Она знает, кому надо служить!
– Хам! – заключила женщина и продвинулась вперёд как можно дальше, но тут же услышала от более пожилой женщины, за которой в очереди и стояла:
– Вы сами-то ко мне, дамочка, не приближайтесь, пожалуйста! Всяко ведь случается?
– А что случается? – поинтересовался толстый мужчина в лиловых штанах до половины икры, в красной тенниске навыпуск и в чёрной маске с кружевами.
Ему никто не ответил, потому он опять подтвердил свой интерес:
– А что случается всё-таки? Неужели вас кто-то «макароном» наградит?
– Ну, вы уж хоть этим не шутите! – предостерегла молодая женщина в ослепительно белой масочке и с черной татуировкой на плече. – Сколько людей пострадало по всему миру! Ужас! А вам всё нипочём! Даже странно!
– А вы пострадавших видели? – засмеялся кто-то спереди. – Будто кто-то знает, чем они действительно болели! Они наверняка все от старости умерли, а уж наши добросовестные врачи им от всей души понаписали! А еще и журнашлюшки страхов добавили! Они теперь нос строго по ветру держат! Для них теперь эта жила основная!
– Да хватит вам, наконец, собачиться! – решил приструнить всех сразу мужчина уважаемого вида, но тут же получил в ответ от той первой женщины:
– А ты кто такой, чтобы здесь всем рты затыкать? Если ты начальник какой, так почему на электричке ездишь? Начальники на мерседесах ездят или на этих… Как их? На ландкрузерах!
– А если ему собственную электричку подадут? – хохотнул кто-то.
– Если так, то всегда, пожалуйста! – поддержал кто-то шутку. – Тогда милости просим всем рты затыкать!
Очередь продвигалась мучительно. Хлеба всякого здесь покупали помногу, а в одной-единственной амбразуре едва справлялась с обслуживанием, всегда как белка в колесе, единственная женщина-продавец.
Генка, управляясь одной рукой, достал свой телефон из тесного кармана джинсов, будь они трижды не ладны, ругался он всегда на их тесноту, чтобы оценить оставшееся время, но телефон кувыркнулся в неловких пальцах, выскользнул из руки, упал на асфальт и разлетелся на части. Генка чертыхнулся, с трудом из-за пакетов наклонился и стал собирать воедино корпус, отлетевшую далеко в сторону крышку, аккумулятор. Настройки, разумеется, сбились. Оставил на потом. Одной рукой проделать это мог лишь фокусник, но отпускать пакеты наземь, чтобы освободить другую руку, ему не хотелось – того гляди что-то опять посыплется.
Никто Генке в его непростом деле не помог, хотя на помощь он и сам не рассчитывал. Давно знал, где и в какое время живёт! Впрочем, сам-то он помог бы любому непременно. Так воспитали. Но именно потому он и оценивал себя сейчас иначе, чем это случайное среднестатистическое сборище, выстроившееся длинной вереницей.
После конфуза с телефоном Генка уже плохо представлял, сколько времени осталось до прихода электрички, и потому слегка заволновался, ибо очень уж медленно продвигался он к заветной амбразуре.
Временами возле неё кипели нешуточные страсти. Кого-то очень не устраивала мнимая медлительность продавщицы, выбивающейся из сил. Кто-то ворчал на покупательницу, вертевшую носом на всё и вся и возвращавшую обратно уже третий батон, оказавшийся не по вкусу. Она никак не отходила от амбразуры. А потом ещё и миловидная девушка чересчур долго выбирала тортик, и его пришлось нестандартно упаковывать, задерживая нервных покупателей. Правда, девушка выглядела столь скромным ангелочком, что никто не осмелился ее обругать хоть за что-то, как поступили бы с кем угодно из этой напряженной людской струи…
Генка смирился с ситуацией и молчал, полагаясь на свою удачу. При самом плохом раскладе, уже при приближении электрички, он мог рвануть прямо отсюда и в последнюю минуту запрыгнуть в любой вагон. Если, конечно, никто не помешает по пути. Но жена останется без хлеба. И ещё без молока! А Генка из-за ее упрёков на два дня лишится покоя и, главное, смысла долгожданных выходных. Он ведь так надеялся по-тихому, еще до восхода, часика в три-четыре, удрать на рыбалку… Но если ни хлеба, ни молока… Тогда – держись, Генка! Тогда самого на крючок!
– Не мой вариант! – думал он, незаметно для остальных нервничая.
Пакеты давно оттянули и изрезали руки, но Генка терпел, поскольку так и не придумал, куда их пристроить. Удачного места по близости просто не нашлось.
Между тем, народ опять стал разогреваться после небольшой перепалки. Собственно говоря, она и не затихала ни на минутку, лишь проявлялась с разной силой то там, то здесь по всей длине очереди.
Минут через пятнадцать Генка вышел, наконец, на финишную прямую. Казалось, ещё несколько человек отоварятся, и он будет у цели!
Увы! Генке крупно не повезло! В последний момент подкатил газон с оборудованной под хлеб будкой. Амбразура сразу захлопнулась, на ней появилась картонная табличка «Приём товара», а очередь замерла то ли в отчаянии, то ли от возмущения.
Генка от досады ругнулся про себя. Требовалось решение. Одну электричку он уже упустил, теперь ускользнёт очередная.
Когда немолодой водитель стал разгружать свою машину, доставая из будки лоток за лотком, Генка, улучшив момент, предложил ему свои услуги:
– Слушай, друг! Давай я помогу тебе с лотками, чтобы ускорить дело! Вижу, ты уже едва ноги таскаешь! Устал! Скажи только, куда бы мои пакеты пристроить?
Водитель оценивающе оглядел Генку с головы до ног и согласился:
– А что? Помогай! Положи их в кабину. На электричку спешишь, что ли? – догадался он.
– Так и есть! Вторую пропустить никак нельзя!
Водитель принялся специальной кочергой цеплять и вытягивать на край будки лотки с хлебами, а Генка уже готовился переносить их в магазинчик, но случилось непредвиденное. Возмутилась та женщина, за которой Генка занимал очередь:
– Непорядок это, гражданин без маски! – на повышенных тонах стала распаляться она без меры. – Не по закону! Он за мной стоял, а теперь что же? Проскочит? Не по закону! Не пущу!
– Да, полно те, бабка! Чего шумишь-то? Разгрузи машину, так и сама вперёд проскочишь! – посмеялся кто-то рядом.
– Не по закону это! – крикнула разъяренная женщина и бросилась на Генку с кулаками.
Уж этого от нее никто не ожидал, потому никто и не среагировал. Генка же от сильного толчка не удержал лоток в горизонтальном положении, и несколько булок хлеба соскользнули на землю. – Не по закону! – продолжала кричать любительница порядка. Но, увидев хлеб на земле, отпрянула и запричитала. Потом неловко подняла все три перепачканные булки и отнесла их продавщице:
– Вот! Они упали! – сообщила она, будто в том не было ее вины, и понуро отошла на своё место в очереди.
Генка споро подносил продавщице всё новые и новые лотки, а она ворчала до тех пор, куда теперь девать грязный хлеб, пока он не предложил:
– Да посчитай его мне, наконец, и всех-то делов! Расквохталась, в самом деле, будто опять голод на дворе!
– Порядок! Что требовалось сюда, мы выгрузили! – сообщил водитель Генке, и протянул продавщице накладные на подпись. – Надюша! Ты уж обслужи моего помощника в первую очередь! Он вполне заслужил!
Через полминуты Генка впихнул в неиспользованную доселе сумку те испачканные булки хлеба, и дополнительно две пачки подвернувшегося под руку печенья, какую-то сдобу и лишь тогда заметил электричку, уже подъезжавшую к платформе. Стало быть, оставалось ему минуты три, не больше. Потому Генка заторопился, в два счета расплатился, не дожидаясь сдачи, подхватил свой груз в обе руки и рванулся к платформе.
Бежать было недалеко, всего-то метров сто пятьдесят. Сначала через немощёную пустынную площадь с высохшими после луж такырами, а потом, огибая вокзальный павильончик, можно выскочить на платформу. Тяжелые и объемные сумки сильно мешали этому плану, но иного выхода не было, и Генка нажимал, не считаясь с грохотом выскакивающего наружу сердца.
Наконец, он обежал павильончик, попутно с сожалением припомнив, что не купил не только молоко, но даже билет на электричку, и из последних сил приблизился к широкой бетонной лестнице в шесть ступенек. По ним оставалось подняться на платформу и заскочить в ближайшую дверь вагона, но дорогу ему преградила резиновая дубинка человека, одетого во всё чёрное и с какими-то погонами. Над карманом жёлтыми буквами вышита фамилия Фролов.
– Гражданин, маску наденьте! – требовательно раздалось над Генкой.
– Друг Фролов! Не тормози! Не успею ведь! – не отдышавшись, выдохнул он, останавливаясь перед препятствием.
– Без маски не положено! – предупредил черный шлагбаум. – Не пущу!
– Да будь ты человеком! – умоляющим голосом попросил Генка.
В это время рядом на лестницу шумно вбежала весёлая группка молодёжи, тоже все без масок, и чёрный человек переключился на них, дубинкой перед носом предупредив Генку, чтоб не вздумал хитрить. Мол, всё равно догонит, тогда хуже будет!
– Что уж хуже, если электричка уйдет? – среагировал на угрозу Генка.
А молодежь среагировала правильно. Она со смехом напялила припрятанные на этот случай намордники, и черный человек, стоя на платформе, опять навис над Генкой:
– Ну, что? Так трудно маску надеть?
В это время из вагонов на перроне донесся до боли знакомый голос, предупреждающий, что поезд отправляется и двери закрываются. Через мгновение половинки дверей громыхнули все разом, и электричка с воем принялась разгоняться, так и не дождавшись Генку. Признав свой проигрыш, он устало опустился на ступеньку, не выпуская из рук измучившие его сумки и пакеты:
– И что вы за люди такие? – с горечью выпалил он в сторону. – Сначала сами устраивали всюду свои маски-шоу, какие-то балаклавы дырявые натягивали, теперь нормальных людей в эту же несуразицу втягиваете… Скоро так лица человеческие забудем! Вам бы к Зайцеву лучше устроиться! Там бы свои моды и демонстрировали!
– Гражданин! Освободите ступеньки, не мешайте людям!
– Да кому я теперь мешаю, кроме… – он не договорил; раздумал.
– Гражданин! Переместитесь в другое место!
– Командир! Ты до скольких гонять людей здесь намерен? – без ехидцы поинтересовался Генка.
– До одиннадцати тридцати.
– Ночи, что ли? Так я тебя пересижу, но намордник не надену! Нет такого закона, чтобы людей с собаками смешивать!
– Не дождётесь! Вместо меня заступит другой! Кроме того, есть постановление правительства за номером триста четыре! Вам положено знать!
– Какого ещё правительства? – стал издеваться Генка.
– Вам-то какая разница?! Местного правительства!
– И до чего ещё они додумаются в своем пособничестве иноземному фашизму? Неужели непонятно, какой бедой закончится для всех эта тренировка покорности? И для тех, кто в намордниках, и для тех, кто не поддался дрессировке! Да и для тех, кто теперь нас гоняет!
– Ты чего мелешь? – слегка потерял равновесие чёрный человек. – Какой ещё фашизм?
– Обыкновенный! Тот, который теперь очередную попытку делает, чтобы наш народ на колени поставить! Чужими руками! – не на шутку завёлся Генка.
– Послушай, философ! Шёл бы ты отсюда… А то мне придётся прекратить твою агитацию, препроводив тебя в отделение.
– Пожалуйста! До следующей электрички времени навалом! – хохотнул Генка. – Только за что же? Уехать нормальному человеку нельзя! Сидеть на ступеньках нельзя! Говорить нельзя! А почему, собственно, нельзя, если всегда это было можно? Двадцать седьмая статья конституции! Она мне гарантирует свободное перемещение по стране, а двадцать девятая – свободное выражение мнения! По любому вопросу! Или я что-то путаю, командир? Может наше правительство, которое местное, по-тихому уже отменило прямое действие конституции? А разве оно вправе отменять? Не знаешь, командир?
– Послушай, мужик! Больно ты грамотный! Значит, просто так меня не поймешь! А мне не хочется тащить тебя в участок, потому перетяну-ка я тебя этой дубинкой, ты и перестанешь права качать! Попробуем?
– Заманчивое предложение! Это взамен конституции? – стал иронизировать Генка, не сознавая реальной опасности. – Перетянешь, говоришь? Это ты хорошо придумал! Это уж точно соответствует нынешнему закону! Только те, кто эти законы принимали, не додумались, наверно, что перетяг опасен бывает! То ли резьбу сорвёт, то ли башку оторвёт!
Черный человек скривился от подавляемого в себе раздражения. Это стало заметно по сузившимся глазам даже под черной, под цвет его униформы, маской, но с места не сдвинулся, а Генка, словно удила закусил, распалился:
– Хорошая у тебя дубинка! Со свинцом, небось, чтобы побольнее садануть? И ручка удобная, и даже дополнительная поперек приделана! Тоже удобно! Какой-то хороший человек, наверно, ночами не спал, всё думал, как бы ею тебе свой народ было удобнее дубасить!
Полицейский вроде бы не среагировал, молча отошёл в сторону, но там включил сразу зашипевшую радиостанцию:
– Я с железнодорожной платформы… Да, лейтенант Фролов. У меня тут двадцать пятый нарисовался, – радиостанция в ответ прорычала что-то непонятное, но черный человек ей пояснил. – Да! Один! Но очень наглый! Жду!
Генка понял, что переборщил, однако деваться было некуда. И скоро на зарешеченном уазике подкатил наряд:
– Привет, Пашка! Чем тебе помочь? Показывай!
– Вон того…
– А что он? Пьяный, что ли?
– Кажется, нет! Но разговорчивый уж очень… Нас фашистами называет! Мол, народ свой уничтожаем! Без маски…
– Это нам-то такое? За нашу неблагодарную службу? За поддержание порядка? – стал заводиться приехавший сержант, и, подойдя к Генке, грубо скомандовал:
– Давайте-ка, гражданин! Не задерживайте ни себя, ни нас! Подбирайте своё имущество, и проедем в участок!
– Это ещё зачем? – сделал попытку отделаться Генка.
– Для выяснения обстоятельств! Документов с собой, разумеется, нет? – он подождал, пока Генка растерянно повёл плечами. – Ну, вот и причина появилась! Пройдёмте! – и крепкими пальцами больно сдавил руку Генки.
Из-за закрашенных снаружи окон он не понял, куда и каким путём его везли, петляя минут двадцать, но скомандовали выходить совсем не возле полицейского участка. Это был какой-то неухоженный парк или перелесок. Ни зданий вокруг, ни души.
– Выходи! – скомандовал сержант. – Будут тебе фашисты! Да не тяни ты за собой эти сумки! Никуда они не денутся!
Генка почувствовал, как сержант специально себя заводит. Если принять во внимание безлюдье, то они собираются его бить. «Хорошо, хоть руки не связаны! Можно и отбиться, а то и удрать!» – подумал Генка, соображая, как удобнее это сделать.
– Не озирайся! Отсюда бежать всё равно некуда! – рявкнул сержант.
– Что, расстреливать будете или вешать? – уточнил Генка, рассчитывая затянуть время и хоть что-то понять.
– Напрашиваешься, что ли? – нервно засмеялся сержант, подходя всё ближе.
– Зачем же? – опроверг Генка. – Но даже фашисты казнили прилюдно. Собирали всех на площади… А вы тихое убийство готовите?
– Да что ты всё провоцируешь нас? Станем мы об тебя пачкаться! – грубо ответил сержант, будто бы совсем безразлично отворачиваясь в сторону, а потом зло добавил. – Я-то думал, что лейтенант пошутил, а ты действительно нас в фашисты произвёл! Это меня-то! Да знаешь ли ты, что мой дед три раза был ранен? После той войны, хоть и выжил, он недолго со своими ранами протянул! А ты меня к фашистам…
Генка заметил, как напарник сержанта стал заходить к Генке за спину. Самое время дать дёру, подумал он. Только не успел даже двинуться. Сильный удар то ли в шею, то ли в ключицу лишил его сознания.
Крохотная звёздочка не удержалась на небе и тусклой искоркой стремительно покатилась в небытие.
– Сколько тебе говорить? Бей по спине! – раздраженно заметил сержант. – Так ты и слона прикончишь!
– Никак не отвыкну! В Чечне-то смаковать не приходилось!
– Ладно! Всё торопишься! Обшмонай его поскорее, да поедем отсюда. А ему и такая наука впрок пойдёт, если оклемается, конечно!
– Пустой он, к сожалению! Всего триста рублей мелочью! Даже телефон нерабочий!
– Это как? – удивился сержант.
– Да не включается! Аккумулятор, может…
– Симку втопчи каблуком… Аппарат раздави, а остатки закинь подальше… Воспитательную работу мы провели! И, как видишь, общественный порядок восстановили, и никакой бюрократии! Быстро, качественно и справедливо! А теперь, давай, заводи свой агрегат! Поедем уже отсюда!– скомандовал сержант.
Они оставили место преступления. По дороге напарник, чтобы переключиться на другое, спросил сержанта:
– А Запольский где? Ты же с ним, кажется, в паре всегда дежурил.
– Забудь его!
– Почему? – еще сильнее заинтересовался водитель.
– Сказал тебе, забудь! Нет больше Запольского!
– Сказать трудно, что ли? В командировке? Нет, конечно! Тогда бы многих с ним послали. Может, он в отпуске?
– Что ты пристал?! Нет его! Всё переживал, переживал… Ну, и застрелился! Жалко ему, видите ли, того, жалко этого! Дурак, одним словом! Сейчас самому бы как-то выжить, а не лохов всяких жалеть! В этом первый закон выживания и состоит! Как забудешь его, так и станешь расходным материалом! Раньше думай о себе, а потом уж о родине!
– И как оформили-то? Что написали?
– А я знаю? Мне по барабану! Отсеялся напарник – дадут другого! Может, на вирус спишут. Сейчас стало просто! А может, и героем сделают! Представляешь? Рядовой Запольский героически отдал свою жизнь за торжество общественного порядка в нашем славном городе! Звучит? И улицу в его честь…
– Нам лучше обойтись! – поперхнулся напарник.
– Так и я о том же!
В этот момент громко зашипела и затрещала радиостанция. Экипажу приказали возвращаться к станции. Там водителя автобуса разъяренные пассажиры на части рвут.
– Ну и времена! Такого тут насмотришься… – вздохнул водитель.
– Не дрейфь, парень! Не смотреть надо, а действовать! Порядок – это наша работа!
– Понятное дело… Но не война же, чтобы… Не Чечня.
– Да кто тебе сказал, будто сейчас не война? Разве что пушки не стреляют, а врагов-то вокруг нас всегда море! Потому бдительность не теряй! Наше дело общественный порядок поддерживать! Для того всех нарушителей – к ногтю! И не иначе! Не раскисай!
– Это понятно! Если прикажут, то конечно… А вот так, без приказа, я сомневаюсь, можно ли? – сознался водитель.
– Сомнение – главный враг выживания! Для порядка всегда лучше двух невиновных придушить, чем одного распоясавшегося проглядеть! Простой, но верный принцип! Его и держись, салага! Врагов-то вокруг полно. Воры, бандиты, анархисты, богатенькие всякие… Откуда у них такие огромные деньги? Не заработали же!
– Во, во! И как с ними разобраться, пока нет приказа?