Кого выбирает жизнь?

Вы только на миг представьте себе, например, некого начальника НКВД любого небольшого городка! Если он, говорю это в качестве примера, наделенный немалой властью для борьбы с ее врагами, на деле сам являлся скрытым врагом! Вы понимаете, как он поступал? И насколько же трудно было выявить его, начальника, ловко прячущегося за революционную демагогию и жесткие распоряжения ВКП(б), изобличить и… репрессировать. То есть, выявить его преступления, расследовать их, арестовать, судить его и только потом, уже как виновного, подвергнуть справедливому наказанию.

А ведь судьи-то, кто? Понятно, что и в судах такое же сложное положение было! В них также пристроилось немало врагов. А поскольку они часто были грамотнее средней массы населения и более активны, их охотнее брали на работу в суды и в НКВД, где без грамоты не обойтись.

Чтобы не говорили теперь наши враги, в СССР с каждым годом советской власти расстреливали даже врагов всё реже и реже! Такова статистика! Но родственники законно осужденных и теперь охотно изливают своё неблагородное негодование по поводу якобы свирепой советской власти! Странно только, почему же они Хрущева не превозносят, который после убийства Сталина приказал немедленно всех реабилитировать! И в первую очередь, что на первый взгляд не совсем логично, тех, кто был осужден вполне справедливо, за реально доказанные преступления!

Интересная была кампания! Мир познал многие массовые репрессии, но чтобы проводились массовые реабилитации, да еще без установленной законом проверки обоснованности осуждения и без доказательства невиновности, – это нечто новое! Причем также впервые в юридической практике дела всех реабилитированных лиц полностью уничтожались! Это, конечно, чтобы уши после такой реабилитации снаружи не прорастали!

Сколько тогда было освобождено самых заклятых врагов? Не знаю точно! Но знаю, что все они как-то встроились в нашу советскую послевоенную жизнь. Да и как иначе, ведь они реабилитированные! Значит, невинно пострадавшие, заслуживающие жалости и участия! К ним и отношение окружающих было сочувствующим. Ну а далее, пока обстановка в стране была устойчиво стабильная, пока народ и органы, знавшие правду, относились к бывшим врагам, как и должно к ним относиться, все реабилитированные были ниже травы.

Но наступили разрушительные для страны девяностые и нулевые, время, когда всё зашаталось, спуталось, когда черное легко выдавали за белое. Вот тогда и наступил час затаившихся негодяев, чтобы поквитаться с разоблачившей их когда-то родиной. Представляете, как каждый из них пинал нашу страну в отместку за собственные давние преступления! Пинал, как мог, не ленился!

Вот и напрашивается у меня вопрос: «Может, следовало с разоблаченными врагами обходиться значительно жестче, чем делал это по закону Сталин? Хотя, как тогда он мог предсказать, что мир так легко опрокинется, и опять настанет их время, когда, разъяренные, они смогут вылезти из всех щелей и разрушать великую страну!

Заодно у меня появился еще один повод заявить о Сталине, как о человеке, не нарушавшем законы и крайне мягком! Если он с лютыми врагами так поступал, то о какой жестокости вообще можно говорить? Остаётся лишь сожалеть, что Сталин был настолько мягок. Не добил тех, кто спустя десятилетия после его смерти всё-таки принялся наносить стране свои подлые смертельные удары! Ох, напрасно не добили врагов! Напрасно понадеялись, будто они перевоспитаются. С чего бы это?

Мне ли рассказывать, что только советская власть и обеспечила народу возможность вздохнуть свободно, ликвидировав тяжелейшее угнетение и доведение жирующими эксплуататорами до полного обнищания. Мог ли я, к примеру, без помощи советской власти, внук бедного крестьянина, не сумевшего когда-то прокормить пятерых своих вечно голодных ребятишек, в том числе, и моего отца, стать профессором университета? Если ответ вам ясен, так почему же не понимаете и остального? До сих пор верите вражеским байкам о том, что Сталин, поднявший страну на самый высокий ее исторический уровень, страстно желал эту страну уничтожить, перебив весь ее народ! Но зачем было уничтожать? Неужели не понятно, что это сущий бред, не воспринимаемый ни одним нормальным человеком, способным мыслить самостоятельно, если он, конечно, повторяет эту чушь не из корыстных побуждений!

Ох, далеко не всем из них, тех родственников, которые сегодня защищают своих предков-врагов, стоит верить!

А теперь представьте, сколько было тех начальников-врагов, если даже во главе НКВД надолго обосновывались матерые враги. Они, разумеется, активно тормозили любое расследование на таких же врагов, как они сами. И, напротив, при первой же возможности, под шумок, уничтожали преданных советской власти работников. Вот они-то действительно пострадали невинно! Но и их трагедии теперь ставятся в вину отнюдь не врагам советской власти.

Вот сколь сложной была ситуация! Сталин пытался восстановить в стране законный порядок и добился в этом немалых успехов, но и бандиты не дремали! Потому и бывали тогда осужденные невинно, но следует признать, что их осуждали под прикрытием соответствующих государственных должностей всё-таки настоящие бандиты, а не Сталин и не советские суды! Они невинных осуждали ведь умышленно, чтобы черная тень от такого беззакония ложилась на в целом справедливую советскую власть, ложилась на болеющего за законную справедливость Сталина! Зачем так, себе во вред, поступал бы Сталин?

Если представили всё это, то скажите, а чтобы вы сделали на месте Сталина? Как бы вы наводили порядок в том змеином клубке, если бы не знали точно, на кого можно опереться, не имели бы достаточно надёжных и честных помощников!

Потому понадобилось время. Были и ошибки. Более того, крупные ошибки! Ошиблись даже в руководителях НКВД! Так ведь и они не являлись наивными людьми, чтобы вредить открыто – вертелись как ужи, тайно совершая свои злодеяния.

Ох и темку я оседлал! Пора переключаться. Хотя в ней сокрыт еще один важнейший вопрос. Важнейший потому, что его не понимают те, кто в репрессиях обвиняет Сталина. Если, конечно, они не делают это, перевирая всё умышленно!

Дело в том, что являясь даже за рубежом признанным вождем страны, Сталин долго занимал одну-единственную должность, да и то, не в системе управления государством. Он управлял всего лишь партией, будучи ее генеральным секретарем. И потому его голос не имел бы никакого преимущества по сравнению с голосами других членов Политбюро, если бы не повсеместный высокий авторитет Сталина! Между прочим, известны случаи, когда при голосовании в Политбюро Сталин оказывался в меньшинстве. А разве такое возможно при «известном всем» давлении Сталина на всех и вся, как нам постоянно лгут?

По этой же причине, то есть, из-за отсутствия реальной власти над всеми, Сталин не имел права давать указания Ежову (и прочим государственным чинам) напрямую. Для этого сначала Политбюро большинством голосов принимало какое-то решение, которое в качестве обязательного указания партии доводилось до Совнаркома, а уже этот орган управления страной мог воздействовать на своего Наркома Ежова и прочих. Таков был порядок.

А ведь теперь, кого ни возьми, все «знают», что Сталин якобы сконцентрировал в своих руках огромную власть, которую использовал тоже якобы для расправы над теми, кто угрожал монопольному положению Сталина во власти!

Не вяжется это! Ведь не было власти у Сталина, не было ее монополии, следовательно, и угрожать было ни к чему!

Немного о порядке избрания Генсека. Это очень важно для понимания происходившего тогда во власти. Политбюро избиралось на Пленуме Центрального комитета партии. Это несколько сотен и даже тысяч коммунистов. При соответствующей подготовке со стороны заговорщиков они вполне могли избрать Политбюро, в которое бы Сталина не включили! (Такое готовилось в 1937-38 годах, но заговорщики были разоблачены). Могли и сами члены Политбюро, собравшись все вместе, не избрать Сталина Генеральным секретарем. И где бы он, скажите мне, оказался, лишенный каких-либо рычагов даже партийного управления? В таком случае мы с вами Сталина, устраненного описанным способом от государственной власти, скорее всего, теперь не знали бы вообще. Не знали бы даже о его некогда существовании. Некие услужливые людишки стёрли бы его со страниц истории и партии, и страны, которую тихонько переписали бы, как победителям потребовалось! Надеюсь, с этим вы согласны?

Так вот, не имея реальной власти, кроме власти своего авторитета, который лишь усиливал ненависть к нему врагов, стремившихся его сместить, Сталин не мог до поры остановить и несправедливые репрессии, устроенные врагами-троцкистами.

Но он сознавал крайнюю необходимость остановить их, этих врагов. В итоге, действуя осторожно, в несколько ходов, чтобы не насторожить Ежова и его компанию, способных Сталина арестовать имеющейся у них властью (а он-то их арестовать не мог). Сталин с помощью безупречно честного, умного, проверенного ранее в делах и в борьбе периферийного чекиста Лаврентия Берии всё-таки переместил Ежова на пост Наркома речного транспорта, лишив его опоры на могучий НКВД, а потом и арестовал.

После того, уже перед самой войной, Сталин сделал нужные выводы и, упрочняя свою государственную власть, занял-таки должность Председателя Народных комиссаров, то есть, стал главой Правительства. (Или, как сегодня говорят те, кто молится на Запад, Премьер-министром. Лично мне этот термин даже повторять противно – читайте Конституцию, господа! Нет и не было такой должности ни в СССР, ни в современной РФ!)

После этого заговорщикам стало значительно труднее сместить Сталина. Потому возросло стремление его убить. Попыток они предприняли много, одна из них намечалась Тухачевским, до сих пор без оснований прославляемым, на Первомайский парад 1937 года. Убийство намечалось прямо на трибуне Мавзолея. Но удалось убить Сталина лишь после войны, уже в марте 1953-го.

Захвативший власть после убийства Сталина Хрущев сделал борьбу с ним, даже мертвым, главной частью внутренней политики правящей верхушки СССР. Лизоблюды, не мешкая, изобрели столь удобный для оправдания многих врагов народа культ личности, объяснив этим странным культом искреннее уважение к Сталину благодарного народа; и пошло, и поехало с этим пресловутым культом!

Эту чудовищную ложь, порочившую не только мертвого Сталина, но и всю выдающуюся историю нашей страны при нём, простой народ, который не держался за свои должности, воспринимал с возмущением, с неприятием, с недоверием. Но постепенно он к этой лжи, искусно вдалбливаемой ежедневно в каждую голову, привык, успокоился и забыл всю правду, не пытаясь добиться ее торжества.

Плохоньким, надо это признать, оказался наш народ! Сталин во всём защищал его интересы, старался его поднять на уровень великого, и ведь поднял и великой индустриализацией, и коллективизацией, и победой в чудовищной войне, и международным безоговорочным признанием его величайших достижений, но народ своего заслуженного и подло оболганного вождя, даже понимая совершаемые над ним гадости, защищать не стал. Плохоньким оказался народ!

Правда, есть ему небольшое оправдание. Он поначалу с надеждой поглядывал на тех, кто гордо носил партбилет: восстали бы они – коммунисты – поддержал бы и народ! Ведь коммунисты всегда, как внушали этому народу, шли впереди, были там, где трудней!

Но в то время и их, так называемых коммунистов, основательно придавили по одному в их же первичных партийных организациях. Там отдельно, на первый взгляд, доверительно, чтобы якобы не травмировать простой народ нелицеприятной правдой о любимом вожде, выливали ушаты грязи на Сталина, оказавшегося со слов Хрущева якобы деспотом и тираном.

И обалдевшие от столь непривычного подхода коммунисты – «честь и совесть партии» – послушно и трусливо помалкивали! Кто-то в недоумении, кто-то по трусости, кто-то потому, что молчали остальные, а в одиночку за правду бросаться в бой им было страшновато! Так было лишь на фронте, где враг известен каждому, и бороться с ним были обязаны все! Тогда это было почетно! Здесь же требовалось самому понять, что враг вырядился в форму высшего руководства страны, и самому принять решение на его уничтожение. Такое с тонкой кишкой не сотворить, поскольку этот враг над всеми обладал государственной властью и был способен истинных борцов за народ самих выставить врагами этого народа и уничтожить! Для такого подвига, для такого служения народу требовалось особое мужество!

Но Хрущеву в то время уже стало ясно, что перед ним отнюдь не сталинская партия! Не организованная и решительная партия большевиков! А нынешняя повидлообразная масса «коммунистов» не способна на большие дела и, тем более, на подвиги! Она послушна, она инертна и труслива! «Значит, дело сделано!» – облегченно вздохнул Хрущев, до этого боявшийся, что оболгать Сталина безнаказанно ему не позволят настоящие коммунисты. Увы! Таковых на тот момент не нашлось!

Но об этом в другой раз, а пока вернусь-ка к тому вопросу, благо время имеется, на который не ответил в своих рассуждениях ранее, закопавшись в репрессиях.

Думаю, что слепоте народа, не распознавшего гнилость руководства во главе с Хрущевым и Брежневым, ещё способствовала и общая расслабленность в стране, обусловленная давним отсутствием большой войны, как символа самой страшной беды, требовавшей непременного объединения всего населения. Мирное время людей расслабило. Они перестали бояться за себя и своих детей, как это было еще недавно, в прежние времена. Теперь они всё более заботились о собственном благополучии, накоплении, приобретении, а не о безопасности страны, за которую перестали чувствовать личную ответственность. «Может, само собой рассосётся, без меня; может, найдутся другие герои и патриоты, а я отсижусь, жирок накопленный поберегу, который дался мне нелегко!»

Тому в немалой степени, вспоминаю я не первый раз, способствовали и события 2 июня 1962 года в Новочеркасске, где нормальные претензии рабочего люда к представителям власти закончились не только чудовищным расстрелом на площади перед горкомом, но и возбуждением вдогонку ещё множества уголовных дел. И новыми расстрелами, но уже потом, – уже по приговорам совершенно бессовестно послушного суда. Расстреляли тогда, кажется, семь человек, якобы зачинщиков, а еще в тюрьме оказались почти сто самых порядочных, а потому и наиболее активных рабочих, не побоявшихся открыто выразить наболевшее.

Я слишком сжато описал тот конфликт, из-за чего слегка деформировал те давние события, потому изучите их сами. Мне же всё знакомо в деталях, хотя важны ли они теперь? Ведь тогда вырвалось наружу главное – власть, подло стреляющая в свой народ, не является народной! Как можно, служа своему народу, заботясь о нем, в него же стрелять?

Но именно так и было, поскольку Хрущеву народ был безразличен, даже противен. Это ведь он, Хрущев, да еще некий партийный руководитель из Сибири, теперь широко не известный Эйхе, дали толчок тем жутким массовым репрессиям 1937 года, в которых потом Хрущев посмертно обвинил Сталина, в которых до сих пор и обманутое население незаслуженно обвиняет Сталина. Это Хрущев настаивал в Политбюро на том, что в Москве скопились сотни тысяч врагов, которых следует немедленно расстрелять, шантажируя Сталина, ещё не имевшего, как я уже вспоминал, возможности ему воспрепятствовать. (Предстояли первые по Конституции 1936 года всеобщие выборы органов советской власти, в которые бесноватый Хрущев вполне обоснованно опасался не попасть! Вот он и решил репрессиями расправиться с конкурентами и наиболее активными гражданами своего избирательного округа). Потому и в Новочеркасске Хрущев так же легко избрал расстрел, привычный для него, чтобы привести народ в состояние молчания и рабской покорности!

О! Как же власть всегда боялась своего молчаливого народа, продолжая, несмотря на это, пренебрегать его коренными интересами и даже жизнью! И чем больше она народ запугивала, тем больше его опасалась, сознавая, что бесконечно терпеть издевательства народ не станет. А уж тогда страшно закончится для власти мёд долгого и неправедного правления!

Люди в Новочеркасске, большей частью, рабочие электровозостроительного завода, с детьми на руках пришли к горкому КПСС, чтобы первый секретарь объяснил им, почему после ужасной войны, при Сталине, цены на продукты ежегодно снижались, а теперь, через семнадцать лет якобы сплошных достижений и побед, они вдруг повышены! Да еще как! На колбасу, сливочное масло и мясо сразу на 25-30 процентов. Но и этого оказалось мало! Одновременно для рабочих увеличены нормы выработки, а расценки понижены! Жизненный уровень резко упал. И это притом, что даже на прежние зарплаты многие семьи жили крайне тяжело.

Первый секретарь Горкома, типичный партократ, то есть, облеченный властью бюрократ, боявшийся принять хоть какое-то решение самостоятельно, сразу струсил, усмотрев бунт (это с детьми-то на руках!), и полетела его паническая телеграмма по инстанциям вплоть до Хрущева, который всегда поступал если и не очень разумно, то очень уж решительно!

Было приказано войсковыми подразделениями выдавить людей с площади. При этом боевые генералы, получившие такой приказ, сразу оценили, что к чему, и чем это может закончиться, потому ни у кого из военнослужащих ни одного патрона не было! Их просто никому не выдали! И зачем патроны? Не стрелять же в свой народ! Но в людей на площади стали стрелять не солдаты, а снайперы, прятавшиеся на чердаках. (И эти послушные подонки, пристроившиеся в КГБ, наверняка, увешанные наградами за подобную «службу своему народу», тоже до сих пор считаются советскими людьми, а возможно, и героями!) Началась паника, люди побежали, в них продолжали стрелять, в том числе и в солдат.

Вот вам и печально знаменитый майдан, только ещё не киевский! Вот откуда тянутся его корни! Через шесть десятилетий в Киеве всё повторилось по отработанной тогда схеме, где всё представили как вооруженное сопротивление кучки ярых антисоветчиков, спровоцировавших бойню, чтобы якобы свергнуть власть в тихом городе Новочеркасске!

И ясно было каждому, что это подлый бред! Но ведь у Хрущева он прошел безукоризненно! И преподал он урок всем, в том числе, и всему простому люду – вот чем власть ответит на самые обычные вопросы трудящихся! Лучше уж молчать, сжав зубы, и терпеть, чем оставлять семьи без кормильцев!

Потом Хрущёв нагло переименовал город-символ Сталинград, прославленный невиданной стойкостью его защитников, в безликий городишко Волгоград. И опять все смолчали! В том числе и фронтовики, проливавшие за Сталинград свою кровь и хоронившие в его пропитанной кровью земле боевых товарищей. Когда-то они были героями, а позже – кем, если промолчали, струсили, признали сей факт несущественным… Моя хата с краю!

Молчали солдаты, что как-то можно простить – они привыкли молчать при старших по званию и должности. Но молчали и офицеры! Молчали генералы и маршалы, которые вообще делали это весьма корыстно! Очень уж им не хотелось нажитое терять! А то, что своим подлым молчанием они губили и теряли свой народ, их не волновало!

Как они только смогли? Ведь то было не случайное переименование! То была самая настоящая расправа над славным прошлым нашей страны, основой которого стал подвиг тех людей, которые теперь проявили позорную трусость! Но и потом, когда Хрущева сняли с всесильной должности, никто так и не поднялся на защиту ни своей чести, ни чести города-героя Сталинграда, ни чести бесконечно оболганного вождя!

Меня не удивляет, что и после неотмщенных тех событий, уже в 1993 году, жиденький, как оказалось, своей фактической сущностью наш нынешний народец не стал спасать свою родную страну! Вы скажете мне, будто он не сразу разобрался в происходивших тогда событиях?

Ну, да! Возможно и такое! Как же ему разобраться, если давно ему всё, кроме собственной шкуры, стало по фигу! Вон, даже символ революции и символ стойкости человеческого духа, проявленного во время блокады Ленинграда, запросто предали, переименовали героический город в постыдный «Санкт!»

Тьфу! Даже Николай второй, и тот, в конце концов, понял, что немецкое название городу носить унизительно! А эти… И вы опять мне твердите про великий русский народ? Не верю я в его величие. И никто давно не верит, ибо величие следует заслужить невиданными достижениями, а потом ежедневно (именно так, ежедневно!), подтверждать его, доказывать всем и вся! А кишка-то у нынешних для того слабовата! Всё величие их лишь в пустых словах привычного бахвальства, а не в достойных великого народа делах!

Я вполне сознаю, насколько сильно мои слова резанут по самооценке многих соотечественников. Им ведь не к лицу признавать такой позор, относящийся и к ним. Но сами-то они хоть что-то сделали для величия своего народа? И тогда почему они, «великие», и сегодня на все подлости своих руководителей трусливо закрывают глаза?

Понимаю… Чтобы не отвечать мне на столь задевающий их вопрос, им проще обвинять во всех грехах и меня, и тех, кто вынуждает их против собственной воли посмотреть правде в глаза.

Я знаю, что после столь тяжелых выводов меня будут проклинать, будут обвинять в сумасшествии, в русофобии, в антисемитизме, в презрении к своему народу и еще бог знает в чем!

Но я заранее всё это отметаю, поскольку я люблю свою землю и хочу, чтобы и мой народ опять стал великим. Но для этого он обязан осознать, каким он является в действительности, а не твердить всюду о своём мнимом величии; должен признать обусловленный своим бездействием и трусостью позор и, превозмогая себя, начать очистительный путь наверх!

И не надо нам, ради бога, ни перед кем публичных покаяний! Пусть о нас думают до поры, что хотят! Нам же самим необходима лишь тяжелая созидательная работа, нужна честь, нужна совесть, нужна ответственность за свою землю, за своих детей и внуков.

И виноваты во всём, что стало с народом, конечно же, не сталинские репрессии, как некоторые деятели по сей день нам «поют»! Ибо, как раз, при Сталине народ без каких-либо натяжек, по делам своим, считался великим. Это уже потом преступный хрущевский режим сделал с моим народом своё подлое дело, превратив его в послушное туповатое стадо. А оно преспокойненько пережило и подлые хрущевские дела, и свой позор. Да и позже это стадо особой доблестью ни в чём не отметилось. Куда всё от народа делось?

Больно мне это сознавать. Трудно это констатировать как свою точку зрения. Но, видимо, народ наш не может быть великим сам по себе, а становится таким лишь под началом подлинно великого вождя-патриота. И нестерпимо жаль, что таких вождей после Сталина наша земля уже не поднимала! Последующие пигмеи, оказавшиеся во главе страны, думают не о величии народа, а о собственной заднице, которая для них и есть нечто, самое дорогое на свете! А народ наш, да и землю нашу, они распродают, как я думаю, в обмен на лояльность к ним тех хозяев, которым они усердно служат и сегодня. Хотя об этом – как-нибудь потом.

Кому-то покажется вызывающе дерзким, насколько легко я обвиняю собственный народ в его несостоятельности, но меня, знаете ли, оправдывает важное обстоятельство – я больной! Я – псих! Это ведь мои собственные тайные мысли, нигде не произнесенные вслух, от которых, тем не менее, я и не думаю отказываться, считая эти выстраданные выводы правильными.

Кроме того, мои обвинения никак не обращены в сторону конкретных людей, потому и обижаться на меня, в общем-то, некому! Да и не считаю я, и не могу считать всех несостоятельными, хотя бы потому, что в повседневной жизни меня окружает множество весьма достойных людей, в адрес которых подобные обвинения кажутся мне несправедливыми.

Да, другие люди, даже незнакомые мне, при всём мною сказанном могут в быту оказаться достаточно приятными, доброжелательными, работящими, заботливыми и так далее. Но я говорю не о том, как они поведут себя в трудные моменты для себя или своих родственников, а о том, на что они сгодятся в трудное для Родины время! Станут они ее спасать, не щадя жизни, или попрячутся и разбегутся, кто куда?

Я, знаете ли, никогда не прикидываюсь добрячком, но я совсем и не тот человек, который зациклен на обвинениях всех и вся, поскольку якобы зол на всех и вся! Не пытайтесь увести меня в сторону или вызвать чувство несуществующей вины. Старые приемы! Просто я и под пытками уверен в том, что Платон мне друг, но истина дороже! И вопрос этот настолько важен, что разобраться в нём мне следует непременно. Зуд у меня на него.

Если бы этот мой разбор происходил не с самим собой, а с неким реальным слушателем, то я постарался бы ему объяснить свою позицию, стремясь к полному взаимопониманию. И начал хотя бы так:

– Само слово народ подразумевает очень большое количество самых разных и непохожих людей. И между собой они отличаются бесконечным множеством признаков, – надеюсь, сами понимаете, каких, потому их не перечисляю. Стало быть, нельзя о целом народе сказать определенно, будто он плохой или хороший, талантливый или напротив. Нельзя утверждать, будто он добрый или злой, работящий или ленивый, скупой или щедрый, злопамятный или склонен забывать обиду, открытый или всё держит в себе и так далее.