Роркх. Книга 7

– Забей. Искажающими они стали после падения и порабощения. А дословно, если переводить на ваш примитивный язык, это и будет Алтарайи. Путешественники по мирам.

– Допустим, – поднял я руки. – Что дальше?

– Как что? Джекс может открыть портал. Сила в нем есть. Посох уже отжали. Тоже Джекс, между прочим. А из Роркха, который боевая арена, можно попасть только в одно место.

– Какое? – спросил я.

– В Роркх, конечно, – посмотрел Безумный Мечник на меня, как на дебила. Я ответил тем же и посмотрел на него, как на безумца.

– В существо?

– В Город. В наш мир. В мой мир. Ай, Арч, как с тобой сложно.

– Взаимно, – буркнул я. – Это какой-то третий Роркх? Или четвертый? Я запутался. Есть два Роркха. Кровожадный ребенок и справедливый, который…

– Справедливый – это Йорк, – прервал меня Мечник. – Ты о нем говоришь. Есть Роркх-существо. Есть Роркх-Город. Это декорация и боевая арена. А есть Роркх – реальный город из моего мира. Наша с Джексом родина. Уничтоженная. Ты ее видел во время Великой Обороны. И вы обороняли пирамиду от вторжения в ваш мир.

– И почему ваш родной город и существо зовут одинаково? Или это вы сами придумали?

– Нет. Он пришел к нам Роркхом. А ареной был другой мир. Древние считали, что это не просто совпадение. Что это что-то значит. Считалось, что раз Роркх пришел в Роркх, то это знак окончания его пути. Мы думали, что победим. Но, видимо, это был знак не для моего мира, а для вашего. Существо и арена с одинаковыми именами сошлись в одной точке пространства и времени. Если это не знак победы, то я не знаю тогда…

– И ты хочешь, чтобы Джекс воспользовался силой бога, чтобы с помощью посоха этого бога попасть в твой родной мир? В изначальный Роркх?

– Да.

– Зачем?

– Не, Арч, – хохотнул Хауст. – Слухи не врут, ты и в правду… Ну это… Ладно. В вашем мире есть кристалл. Проводящий. И если его разрушить, то мир падет из-за прямого нарушения Договора. Понимаешь, да? А наш мир был предыдущим в цепочке поглощенных. И там тоже есть кристалл. И они связаны. Роркх идет по мирам из одного в следующий.

– И если разрушить ваш кристалл… Ваш мир ведь уже пал, так что никакой разницы.

– Именно. Но связь оборвется, и тогда ваш останется свободен. Понимаешь?

– А какого импа тогда вы свой не грохнули? Когда поняли, что проиграли? Спасли бы следующий.

– А мы и грохнули. Я лично его разрубил своим топором. Только было уже поздно. Портал пройден, путь был открыт. Роркх захватил наш мир и восстановил кристалл, чтобы пробить дыру в следующий мир. В ваш.

– У меня голова сейчас лопнет, – честно признался я.

– Хах. Это мы еще до самого главного не дошли.

– Так, давай по порядку. Я скажу, а ты поправишь, если я не прав.

– Окей, – кивнул Мечник.

– Есть существо, бог, человек, пофигу. Роркх. Он поглощает мир путем победы в игре. Затем ставит в этом мире проводящий кристалл, ту черную штуку, и закидывает такой же в следующий. Какой-то рандомный город из предыдущего мира становится ареной для игры в следующем. И так пока не проиграет.

– Почти. Не совсем рандомный, они примерно одинаковы. Нужен большой город, обычно круглой формы, с рекой в черте, очень населенный, само собой. И еще он часто появляется после большой войны. Желательно мировой. Тогда жители города впоследствии станут сильными хантами для игроков. В вашем мире не так давно была подобная, если не ошибаюсь. Так что не удивлюсь, если Роркх создаст копии бывших военных, выдернутых из того времени. Промоет им мозги, адаптирует под современность и запустит новую игру. Или вообще откатит ваш город в то время, когда война только закончилась.

– Война. Опять война.

– В войне, – наставительно произнес Хауст, – рождается сила и закаляется воля. Это не мои слова, а Джекса. Он сам говорил, что до войны был трусом и слабаком.

– Джекс? Трусом? В жизни не поверю. Он презирает трусость.

– В себе, – пожал плечами Хауст. – И проецирует это на других. Но он смог победить свои страхи и верит, что другие тоже могут. Он как-то интуитивно чувствует, кому надо дать шанс, а кто безнадежен. Такой он вот… Был.

– И сейчас есть, – возразил я.

– Ну, в каком-то смысле – да.

– Хорошо, – потер я виски. – Допустим, Джекс теперь способен открыть портал в обратную сторону. Допустим, у нас есть жезл. А жрец у вас есть? Я слышал, что жезлом могут управлять только жрецы.

– Посох, – поправил Мечник. – И да, жреца у нас нет. Но мы надеемся, что и силы Джекса хватит. Должно хватить.

– А если нет?

– Тогда все зря, – произнес Хауст. – Но мы обязаны попытаться. Много людей уже отдали свои жизни, чтобы мы попытались. Весь мой мир погиб, чтобы вы попытались.

– Мы проиграли Великую Оборону, – напомнил я. – С чего ты решил, что в Великой Контратаке у нас будет шанс?

– Забавно, – произнес Хауст. – Великая Контратака. Так мы ее и называем. Нам придется собрать больше сил. Всех игроков Роркха недостаточно. Нам нужно больше. Надо как-то убедить Древних сразиться с нами плечом к плечу.

– А они чего уперлись? Им-то что терять? Они же, по сути, бессмертные.

– Да, но в рамках Договора. А возвращение в мертвый мир, самим, по своей воле, – это не совсем Договор. Если они там умрут, то это уже навсегда. Говорил же, – усмехнулся Мечник, – правила нарушать нельзя, но обойти – вполне. Но нам надо подготовиться к самой масштабной битве, которую только видел ваш мир.

– И с чего ты решил, что у нас есть вообще хоть какой-то шанс против монстров из сотен миров? Только не говори мне про Парадокс Выбора. Я не утверждаю, что шансов нет, просто звучит это как-то… Не особо эффективно.

– Шанс на победу – двенадцать процентов. Наверное. Но с каждой партией он уменьшается. Роркх сейчас копит силы для вторжения, и чем дольше мы медлим, тем сложнее будет пробиться.

– И все же ты уверен, что шансы есть, да?

– Да, – кивнул Мечник.

– И откуда такая уверенность?

– О, – усмехнулся он в своей привычной манере. – Теперь мы подходим к самому интересному. Но раз уж на проекцию Города ты уже насмотрелся, то перейдем к десерту.

Он встал из-за стола и направился к выходу. Я последовал за ним. Снова пустые однотипные коридоры, снова повороты и охранники на каждом шагу. Но в этот раз мы остановились у дверей побольше. Вошли внутрь и оказались в каком-то помещении, напоминающем лекторий.

Каскадные ряды столов уходили вверх. Трибуна, столы напротив, экран вместо стены. Ну реально как на лекциях в универе.

– Это что за место?

– Зал для совещаний, – обвел руками Хауст. – Место, где все началось. В этих стенах родилась надежда вашего мира. И она называется «Проект «Парагон».

Глава 3.

Проект "Парагон"

Пока Хауст возился с настройками проектора в углу, я оглядывал помещение. Если честно, не очень похоже на место, где собираются всякие важные шишки и что-то решают. Хотя откуда мне вообще знать, где собираются важные шишки?

– С Юмидаем я познакомился раньше всех остальных, – тем временем вещал Хауст. – Он пришел в наш мир со своим камнем. Учил нас сражаться и объяснял, что к чему. У нас все было немного иначе. Все были в курсе, такая каша творилась, если честно. Зато другие империи присылали к нам своих лучших воинов, деятелей науки, умников всяких.

– А Юмидай из магического мира или… Пустой, да?

– Да, – ответил Хауст. – Ну, то есть нет. Ну… Ай, блин, Арч, ты меня заразил. Юмидай из магического, причем у них там магия возведена в высшую степень. У нас она тоже присутствовала, но у нас технологии с магией шли бок о бок. А ваш Пустой, да. Практически без магии.

– Практически?

– Пустой мир, он как сухая губка. А магия как вода. Даже если краешком коснуться, втягивает в себя. Поэтому что-то да просачивается.

– И иногда сны становятся не просто снами, – буркнул я себе под нос.

– Чего?

– Что там с Юмидаем?

– А, этот умник. Ну он что-то среднее между магом и шаманом.

– Маг разума.

– Да, причем сильный. Умеет и в точечный контроль, и в массовое замешательство. В своем мире заставил целый континент поклоняться себе. Богом хотел стать, – усмехнулся Хауст. – Только богами иначе становятся. Но вообще парень неплохой, самодовольный, конечно…

– Арч, – прервал я его, – ибальд… Не отвлекайся. У нас тут вроде как апокалипсис на носу.

– Ну да. Короче говоря, они просрали, разумеется. А когда Юмидай стал древним, то принялся за старое. Пытался всех взять под контроль и всеми управлять. Только вот не вышло нифига. Но план был хорош, признаю. Правда, мы поздно сообразили, что к чему, и в итоге… Ай, не важно. Короче. Есть один древний, помер в самом начале, еще до Договора. Юмидай может брать под контроль даже таких. И получать доступ к их воспоминаниям, знаниям и способностям.

– Древние руны, – произнес я. – Изначальный язык.

– И это тоже, – кивнул Хауст, щелкая кнопками, – сраная техника, понапридумывают всякого. Магии нет, вот и беситесь со скуки. Так вот, не изначальный, но близко к нему. Не важно вообще. Важно другое. Про обратную синергию слышал?

– Ну, – пожал я плечами. – Слухи. Мол, деханты пытались людей лечить. По мне как бред.

– Ну, Вегу же вылечили.

– В смысле? – удивился я.

– Ну это семейное, лезть не буду. У Гаро спросишь. Но если коротко, то обратная синергия существует и прекрасно работает. В паре хант-игрок обычно один ведущий, а другой ведомый. Ну ты знаком с Джексом, так что сам знаешь, – он оторвался от панели и глянул на меня, ухмыльнувшись. – Если разница между ними велика, то и влияние куда сильнее. Пока Вега был сопляком, Жнец давал ему много сил. Так и Джекс на тебя влиял.

– К чему ты клонишь? – мне не нравился этот разговор, если честно.

– Все просто. Юмидай взял под контроль Древнего. Его раса славилась тем, что они могли видеть будущее. Причем сильнее, чем кто бы то ни было. Они как бы жили одновременно во всех потоках. Раса, обуздавшая течение реки времени.

– Они типа бессмертные были? Не вкуриваю.

– Нет, их жизни подчинялись реке времени. Но они могли смотреть сквозь ее воды. И видеть все ее потоки.

– Слишком метафорично.

– Это чтобы ты с ума не сошел. Но я и сам знаю только такое объяснение.

– Если они видели будущее, то как сумели проиграть?

– А они и не сражались, – пожал плечами Хауст. – Ну сам подумай, зачем воевать, если обе стороны знают исход заранее? Вот и у них не было такого понятия, как война. А когда пришел Роркх, они посмотрели на это, погрустили и лапки кверху. Мол, нет шансов, чего напрягаться. Утрирую, конечно, но примерно так оно и было.

– Так, хорошо, – я потер виски. Голова начала пухнуть. – Что дальше? Юмидай узнал будущее?

– Юмидай нет. Вернее да. Но не в этот раз.

– Ты логичен и последователен, как не знаю кто.

– Короче, Юмидай взял под контроль ведуна и сошел с ума. А потом грохнул почти половину хантов, прежде чем его угомонили.

– Вот что-то такого я не припомню. Это на бета-тесте было?

– Нет. В моем мире.

– Он же сраный маг разума.

– Это другое. И вообще не так работает. Поэтому в нашем мире появился проект «Парагон».

Он победоносно нажал кнопку и выпрямился улыбаясь. Я стоял и смотрел на него, а он на меня. Потом улыбка сползла с его лица, и он вернулся к пульту.

– Сраная техника. Гребаные заумники. Ничего нормального придумать не могут. Вот так, наверное.

Что-то щелкнуло, пискнуло и зажужжало. Следом в комнате одновременно погасли все лампы, а затем… Комната наполнилась людьми, многие были в форме военных или каких-то силовых ведомств. Грузные, уставшие, они мерно шагали по залу, занимая свои места, о чем-то перешептываясь.

– Это голографическая проекция, – пояснил Хауст. – Запись того дня. А вон я иду, прическа классная, скажи.

Я увидел Безумного Мечника. Того, которого часто видел в Роркхе. В каких-то безразмерных штанах, с длинными волосами, собранными в хвост. Вместо одежды на нем была какая-то хламида непонятного цвета. Как будто в простыню замотался. Он сел с краю главного стола.

– Ваше правительство сначала действовало как умеет. Отправили в Роркх солдат. А потом еще и еще. И все впустую. Тогда они приняли гениальное решение. Раз Роркх – это игра, то в нее надо играть, а не воевать. В тот момент мы узнали о вовлеченности. Молодое поколение с куда большим энтузиазмом погружается в капсулы. Причем независимо от того, знают они правду или нет. Мы считаем, что это из-за самого Роркха. Ему нравится играть, а не воевать. Поэтому он не любит взрослых.

Так началось то, что в последствии принято называть бета-тестом. Первые победы игроков. Кровавые, корявые, на грани, но все же победы. Военные и правительство взяли на себя роль поддержки. Вербовка, добыча ресурсов, сбор информации. Так были созданы Пауки. Игроки получали все по первому требованию. Как ты понимаешь, проигрывали они куда чаще.

Примерно тогда Юмидай наконец объявился и сказал, что все готово. Он нашел и взял под контроль ведуна, но лезть к нему в голову не собирался. И мы отобрали сотню игроков-добровольцев из бета-тестеров. Сначала десяток, потом еще десяток и вот доползли до сотни. Даже чуть больше.

Они все заходили в капсулу из-под одного аккаунта, к которому был привязан один-единственный хант. А затем повышали им синергию до резонанса, искусственным путем, разумеется. Бафы, эликсиры и так далее. И игроки видели будущее. Всё сразу. Одновременно все варианты и возможности. Кто-то видел год за мгновение, кто-то десять лет за минуту. Все по-разному.

В основном набирали из приютов или неблагополучных семей. Где-то вербовали курсантов. Но многие из присутствующих в этом зале отправили своих детей. Не то, чтобы те были против. Им честно все рассказывали и объясняли, для чего это надо. Некоторые отказывались, но большинство шло на резонанс. Взрослых тоже пробовали, разумеется. Первые два десятка добровольцев все были старше двадцати пяти. Но никто ничего не увидел.

– Они сформировались как личность, – произнес я. – И поэтому связка ведомый-ведущий не так сильна.

– Да, а значит и обратная синергия не возымела эффекта. А вот дети. Ну, так-то там все были от шестнадцати и старше, но все равно. Они видели. Потом пошла терапия, восстановление и все такое. Но многие из них до сих пор… Ну не психи, конечно, но…

– Странные, – подытожил я.

– Ну как тут быть нормальным, когда за секунду увидел столько, что обычному человеку и за жизнь не увидеть.

– И вы выдали им красные карты.

– Ну только тем, кто пошел к Расвам. Но об этом позже.

– Получается Овер и Черч не от природы такие? Это последствия контакта с Юмидаем?

– Овер, да, – кивнул Хауст. – А Черч не участвовал. Он сам по себе… Странный, – усмехнулся здоровяк.

– А остальные? – спросил я. – Маус с красной картой. Гаро мне предлагал, в конце концов.

– Ваши красные карты означают лишь то, что игрок в курсе событий. И если ему потребуется что-то, то он это получит. Все бета-тестеры, ставшие Расвами, получили свои карты. А Маус… Иногда Парагон сам выбирал игроков, которым все объясняли и давали карту. Они как-то должны были повлиять на исход. Некоторые значительно, некоторые не очень. Кем не удавалось манипулировать втемную, без обид, Арч, тем выдавали карту и объясняли расклад.

– Так сколько всего Парагонов? Сотня?

– Восемь. Большинство не смогло увидеть ничего путного. Но восемь человек установили с Юмидаем прочную связь. Они изначально были ближе к резонансу. Остальных вылечили и подписали договор о неразглашении с каждым.

– И как вы выбирали этих восьмерых? Они проходили какой-то тест? На знание будущего?

– Нет, – ответил Хауст и помрачнел. – Они сами себя выбрали, добровольно.

Я хотел было спросить что-то еще по этому поводу, но он кивнул на дверь, и я все сразу понял. В зал как раз входили молодые люди, которые сильно контрастировали на фоне военных в форме. А эта группа отличалась вообще от всех. Полуголые, каждый из них шел босиком. В одних простеньких штанах.

Но одна деталь отличала их от остальных присутствующих, что молодых, что старых. Я уже видел это на записях в башне. У каждого из восьми на глаза намотана повязка из серой ткани. Только в отличие от видеозаписи, сейчас из-под повязок виднелись еще и белые бинты.

Ребята шли молча, но неуверенно, словно недавно вообще научились ходить. Их поддерживали под руки, указывая дорогу.

– Они лишили себя зрения, – выдохнул я.

– Самостоятельно. В одну ночь. И это было первое необратимое повреждение человека из-за Роркха.

– Синергия, – понял я.

– Да. Для нас это тогда было дико. Даже в моем мире не было известно про такую вещь. А эти сразу все поняли. И честно объяснили, зачем это сделали. Только вот им все равно больше ничего опасного в руки не давали.

В зале наконец заняли все свободные места. Какой-то седой мужчина со стальным взглядом начал вещать с трибуны, но я быстро потерял к нему интерес. Сухой доклад о событиях последних суток, но это все я уже узнал от Мечника. А тот стоял и улыбался, пялясь прямо на меня.

– Что? – смутился я.

– Не узнаешь?

– А должен? – напряг я память, вглядываясь в лицо говорящего.

– Ну представь, что у него есть усы, – усмехнулся Мечник.

– Имповы кишки, – открыл я рот. – Да это же Усатый.

– Ага.

И вправду. Здесь он выглядел моложе. Хотя, конечно, моложе, этой записи сколько? Лет семь, наверное. Сильно же его жизнь потрепала за эти годы, потому что наш Усатый был худым, осунувшимся стариком. А вот взгляд все такой же. Теперь понятно, почему от его доклада меня в сон клонит.

– Если коротко, – заговорил Хауст, а речь Усатого стала приглушенной, – то Парагоны договорились между собой сами. Вывезти в одиночку все варианты будущего невозможно. Ну или близко к невозможному. Поэтому каждый из них взял на себя по одному сценарию, в котором имелись шансы на успех. Эти сценарии стали называть парадигмами. Их воплощали в жизнь параллельно. Некоторые парадигмы сдвинулись, когда стало ясно, что шансов на успех не осталось. Остальные еще действуют, но какая в итоге случится в будущем и станет абсолютной – неясно.

– А при чем тут Ключник? Он тоже часть парадигмы?

– Часть восьмой Парадигмы Врат. Ее вел старший брат Гаро и Веги.

Мечник кивнул в сторону крайнего парня в повязке. Худой, выбритый наголо, ничем особо не отличающийся от других. Но рядом с ним сидел еще более щуплый паренек с короткими волосами. И его лицо выражало всю возможную гамму эмоций от волнения вплоть до страдания.

– Это Вега?

– Вы не знакомы? – удивился Хауст.

– Только в Роркхе. Лично не довелось.

– Да, это он. Вот сейчас важно.

– Как мы знаем, – голос Усатого стал громче, – по имеющимся данным наши шансы на победу составляют тридцать девять процентов. Думаю, никто больше не сомневается в достоверности этих сведений.

– Почему столько? – удивился я.

Хауст ткнул что-то в экране, и вся проекция замерла, погрузившись в тишину. Затем Мечник обернулся ко мне и заговорил:

– Изначально шансы были равные, пятьдесят на пятьдесят. По крайней мере мы так предполагаем. Но согласись, сложно играть честно, когда одна сторона даже правил не знает. В этом и хитрость Роркха. К моменту, когда Парагоны увидели все вероятности исходов, а аналитики все подсчитали, оказалось, что уже тридцать девять.

– Понятно. А про какие сомнения он говорил?

– Вот этот, – ткнул Хауст пальцем прямо сквозь нос какого-то мрачного типа за столом, – развонялся, что все это бред, посмешище и бла-бла-бла. И вообще надо подготовить спецвойска, чтобы они делали мужскую работу. Он, конечно, мудак тот еще, да и армейский до костного мозга, но многие сомневались в нашем с Юмидаем проекте. Тогда Парагоны предсказали исход следующей партии. Причем разобрали все по крупинкам. Кто, в какую минуту и как умрет в Роркхе. Но сказали исход только Усатому. Все сбылось. И вот в этот момент на Парагонов посмотрели как на надежду.

Он снова щелкнул что-то на панели, а Усатый продолжил свою речь.

– Тридцать девять процентов, – повторил он. – Но это было вчера. Сегодня часть вариантов исчезла, причем не в нашу пользу. Мы потеряли четыре процента за одну ночь, господа.

В зале поднялся шум, люди начали перешептываться. Все, кроме восьмерки в повязках и тех, кто был рядом с ними. Усатому пришлось стучать по трибуне, призывая к порядку и тишине.

– Все это из-за того, что кто-то из присутствующих в том числе не умеет держать язык за зубами. С кем вы успели поделиться своими переживаниями? С супругами? Любовницами? Детьми? С соседями? Каждый человек, который знает о грядущих событиях, невольно начинает на них влиять, искажая картину будущего. И далеко не в нашу пользу. Отсюда проект «Парагон» получает статус государственной тайны. Ни одна живая душа не должна узнать об этом, если только того не требует какая-либо из парадигм. Это указ, подписанный на высшем уровне сегодня утром.

– И кто будет решать, кому что надо знать? – раздался голос из зала. – Эти котята?

– Котята, – хмыкнул один из Парагонов. – Хорошее слово.

– Да, они. Или у вас есть предложения получше?

В зале снова воцарился хаос. Люди орали, перебивая друг друга, трясли кулаками, плевались и пытались достучаться до трибуны. Только молодые сидели молча. Я слышал выкрики один безумнее другого. Уничтожить кристалл. Экранировать электромагнитными полями. Запустить каменюкой в Солнце.

Да, теперь я понимал. Для них Роркх – это не Роркх. Для них воплощение Роркха – это камень в соседней комнате. Но Усатый на каждую реплику произносил одну и ту же фразу. Нарушение Договора. Постепенно гвалт улегся сам собой. К чести паникующих стариков, они успокоились довольно быстро.

– Вы все смотрели внутрь кристалла, – произнес Усатый уставшим голосом. – И видели одно и то же. И я это видел. Мы знаем, что играть придется по правилам. А «запустить каменюку в космос», уважаемый, мы всегда успеем. Итак. Высшим указом правительства, отныне Парагоны ни с кем не общаются, даже со мной. И не надо больше ломиться к ним со своими расспросами, – тон Усатого на мгновение стал угрожающим. – Каждый из Парагонов выберет себе Проводника. И общаться будет только с ним. А те будут действовать исходя из ситуации. Сегодня последний раз, когда Парагоны открыто скажут что-то всем присутствующим. Если захотят.

Эти взгляды, прикованные к сидящим слепым парням. Эти странные взгляды. На них смотрели, как на что-то мистическое, неземное. Как на богов, ведающих истины, о которых человек может лишь догадываться.

– Отныне, – продолжил Усатый, – слово Парагона – это закон.

– Вранье, – прокашлялся Хауст, стоя за пультом.

– Проводники говорят с людьми словами Парагона. Они не обязаны объяснять свои требования и поступки. Они ни перед кем не отчитываются и никому не подчиняются. Правительство обязалось предоставить все необходимые ресурсы по первому требованию.

– Ага, как же, – усмехнулся Хауст. – С их-то бюрократией.

– В том числе, – продолжал Усатый, – и капсулы без возможности отслеживания местоположения. Ни в реальности, ни в Роркхе. Карту Юмидая они смогут использовать по очереди. Очередность устанавливают сами Парагоны. Правительство обеспечит самый надежный способ передачи карты Юмидая между капсулами Парагонов. Хоть мы настоятельно рекомендуем не покидать базу.

– А потом их самый надежный способ даст сбой, – пояснил Мечник. – И Шот пристрелит шестерых Парагонов по очереди. Из-за сраного крота, который возжелал бессмертия. Кстати, он недавно пропал, как оказалось. Но о том, что он сливал инфу Первому, вояки узнали уже потом.

– Чем меньше мы знаем, – произнес Усатый, – тем больше у нас шансов на выживание. Нам остается только верить в их коллективный ум и провидение. А сейчас кто-то из Парагонов хочет что-то сказать напоследок? Или предоставить нам своих Проводников?

Крайний слева парень в повязке встал и молча направился в сторону выхода. Он на удивление ровно двигался и даже почти сразу нашел дверную ручку. Лишь у самой двери он остановился и произнес:

– Мне нужны только деньги. Много денег. Остальное я сделаю сам. Проводника не будет. По крайней мере, вы о нем не узнаете.

– Это Первый Парагон, – произнес Хауст. – Которого теперь мы знаем как просто Первого. Это последний раз, когда его кто-то видел вживую.

Я с удивлением посмотрел на парня, жадно вглядываясь в черты лица. Но никаких ассоциаций в голове не возникало. Обычная внешность и комплекция. Вряд ли я видел его раньше. А если и встречал, то такого очень тяжело запомнить.

– Забрал свою капсулу, – продолжал Хауст, – потом ему прислали карту с безлимитом. Он снял сколько-то денег и пропал. Поначалу за ним следили, как и за всеми Парагонами. Но этого так и не смогли найти в реальном мире. И он даже Юмидаем ни разу больше не воспользовался.

– И вы что, так его отпустите? – спросил тот самый мрачный тип, в которого Мечник тыкал пальцем.